На чердаке

— Можно вопрос? Серафим с подозрением посмотрел на Костика, потом кивнул: — Допустим. — Как вас по отчеству? Серафим посмотрел еще подозрительнее. Весь Костик вел себя как-то не так: не жаловался на холод, ничего не трогал, не болтал с Феогностом, даже не шкаф не лез, только сидел на стуле, сложив руки на коленях, будто нормальный человек. Заболел, что ли? — Тебе зачем? — хмуро спросил Серафим. — Надо. Серафим мысленно перебрал в голове всевозможные заклятия, но ни для одного отчество не требовалось. Или мыслить надо шире? Может, Костик пытается выпытать именно насчет отца? Зачем? Так и не найдя достойного объяснения, Серафим отмахнулся: — Не лезь. Костик, явно собиравшийся спросить еще что-то, послушно захлопнул рот и принялся было расковыривать дырку на штанине, но под пристальным взглядом Серафима тут же перестал. Серафим продолжил работать, время от времени бросая быстрые взгляды на Костика, будто надеясь застать его врасплох, но Костик ничего запретного не делал. Он вообще ничего не делал, только ерзал на стуле, будто собираясь встать, но каждый раз вспоминая, что нельзя. — Ты что, приклеился? — не выдержал наконец Серафим. — Нет. — Тогда встань. Костик послушно поднялся, и Серафим в сотый раз пристально осмотрел его, пытаясь выяснить, в чем дело. Ничего не заметил, пожал плечами, углубился в работу. Костик остался стоять, нервно пощипывая края обтрепанного свитера. — Да сядь уже, не маячь, — велел Серафим несколько минут спустя. Костик тут же опустился на стул. Серафим попытался сосредоточиться на золотистых наперстках, природу которых как раз определял, но поймал краем глаза мелкие, беспокойные движения, возмутился: — Тебе обязательно барабанить пальцами? Костик поспешно скрестил руки на груди, спрятав ладони в длинных рукавах. — Серафим Иванович, можно я пойду? — наконец спросил он. — Почему Иванович? — оторопел Серафим. — Никакой я не Иванович. — А как тогда? — Не твое дело. Серафиму вдруг сделалось очень гадко на душе. Почему-то хотелось сказать Костику какую-нибудь колкость, обидеть, чтобы не напоминал всем своим поведением о том, что Серафим что-то нечаянно сломал. Всё же хотелось верить, что это он специально издевается, мстит за события прошедшего утра, но — вдруг нет? Вдруг теперь всегда так будет? Как ни ужасен был старый Костик, выпускающий из бутылок каракатиц и изводящий на ерунду зелье от рогов, он же намного лучше этого нового, покорного, тихого, с потухшим взглядом… — Сходи во времянку, — велел наконец Серафим. — Проверь, как там дракон. — Хорошо, — только и сказал Костик. Серафим проследил за ним взглядом. Ну, вот что это такое? Спокойно прошел мимо валявшегося на полу мячика, не пнул деревянную катушку, не скатился по лестнице, а чинно спустился, даже дверью не хлопнул. Рассердился? Обиделся? Разочаровался? Или, что самое вероятное, осторожничает? Нет, не осторожничает. Боится. Серафим сердито встряхнулся. Может, вырос наконец. Такое ведь возможно, правда? Лишенный внимания Феогност развернулся к Серафиму и теперь сверлил его синим осуждающим глазом. — Ты-то чего уставился? — огрызнулся Серафим. Промаявшись где-то с час, он спустился и пошел во времянку. Костик валялся на кровати, поглаживая дракона и глядя в потолок. — Где ты застрял? — недовольно спросил Серафим. Костик вскочил, разгладил смятое одеяло, посмотрел было на Серафима, тут же опустил глаза и ответил: — Вы не просили меня возвращаться. Серафим сердито помассировал виски, собрался с мыслями и спросил: — Долго ты еще будешь надо мной измываться? Костик взметнул на него изумленный взгляд, потом пробормотал: — Я, наверное, пойду. — Стоять! Костик, повернувшийся было к двери, замер и поник, как марионетка, ожидающая команды кукловода. — Что происходит? — спросил Серафим. — Серафим Петрович… — начал Костик. — Да что за цирк? — возмутился Серафим. — Почему я теперь Петрович? — Потому что не Иванович. Значит, и не Петрович? Тогда пусть будет Васильевич, — решил Костик. — Пусть не будет! — запротестовал Серафим, всё же с радостью отмечая про себя, что старый Костик, похоже, не исчез бесследно. — Опять мимо? — Что ты пристал к моему отчеству? Костик пожал плечами, потом спросил: — Александрович? — Еще и с экзотики начал… Такими темпами никогда не угадаешь. — Угадаю, если оно в справочнике имен есть. Вениаминович? — Никанорович, — сердито ответил Серафим. — И не смей никому рассказывать. Так зачем тебе? Порчу насылать или духов вызывать? Костик округлил глаза от таких предположений. — Вообще-то, Серафим Никанорович, я просто пытаюсь соблюдать вежливость, — с упреком сказал он. — С какой радости? — Чтобы не обижать вас. Серафим фыркнул: — И поэтому обзывался всякими Ивановичами и Петровичами? — Это бабушка придумала, — ответил Костик, старательно разглядывая свои ногти. — Она переписывалась со знаменитостями через журналы и всегда всех называла Ивановичами, если не знала настоящее отчество. В основном люди сами отвечают, как их на самом деле зовут, а вы вот заартачились. Костик умолк. Серафим тоже не торопился отвечать, размышляя над этой информацией. — Ценю твои старания, — наконец сказал он. Костик широко улыбнулся: — Оттаяли наконец, Серафим Никанорович? — …но не надо меня так называть, — поспешно закончил Серафим. — Лет через пятьдесят я, может, и дорасту до такого обращения, а пока это лишнее. — Так вы на меня не сердитесь? — уточнил Костик. — Не больше обычного, — проворчал Серафим и невольно улыбнулся, глядя, как Костик на радостях подбрасывает в воздух подушку. — И теперь? — спросил Костик, когда подушка угодила прямо в новую лампочку. Серафим только махнул рукой. — Интересно, — задумчиво сказал Костик, осторожно переступив через осколки лампочки и заглядывая под кровать, — оно когда-нибудь отдаст мой хвост? Как думаете, Серафим Никанорович? — Я думаю, Константин Иванович, что вы играете с огнем, — прошипел Серафим. — Так нечестно! — воскликнул Костик. — Откуда вы узнали, что я Иванович?