На чердаке

— Итак, коллега, что вы можете сказать по этому поводу? — осведомился Серафим. Костик восторженно фыркнул, потом сдернул с шеи Феогноста красный платок, повязал его себе на манер галстука, принял наиболее надутый и самодовольный вид и в тон Серафиму ответил: — Несомненно, бронзово-золотистый ореол, оставленный зельем истины, говорит о том, что наперстки должны быть как-то связаны с… — Костик замялся, быстро подглядел в шпаргалку и уверенно закончил: — …с дятлами. — Не с дятлами, а с исцелением, дубина, — поправил его Серафим, на минуту отклонившись от роли. — Как известно, коллега, дятлы — это санитары леса, а потому наперстки могут быть связаны и с ними, — не растерялся Костик. Симеон Андреевич, наблюдавший за происходящим с комода, беззвучно прыснул в пухлый кулачок. — Гусь ты лапчатый, — вздохнул Серафим. — Какой же я гусь? — возразил Костик. — Гусь — во, а я — так, гусенок… — Давай уже продолжать, гусенок, — нетерпеливо сказал Серафим. — Зелье мгновенно испарилось — о чем это говорит? — О том, что вы нагрели наперстки, пока я не смотрел? — предположил Костик. Серафим разочарованно скривился. Костик поспешно заглянул в шпаргалку, сообщил: — Малая сила, долгое восстановление. — Правильно. А розовые проблески на пудре вдохновения? — Не знаю, — беспечно признался Костик. — Это мы не проходили. — Тоже правильно, — кивнул Серафим. — Принеси энциклопедию, сейчас будешь искать ответ. — А вы не знаете? — прищурился Костик. — Знаю. — Тогда скажите. — Нет уж, самостоятельно добытые знания дольше удерживаются в голове. — Даже в такой дырявой? — Не прибедняйся. — Где она хоть? — спросил Костик, с тяжелым вздохом поднимаясь. — Голова? — Энциклопедия. — На тумбочке. Кажется, верхняя в стопке. Та, которая с красной потрепанной закладкой. Костик умчался в дальний конец чердака и громко сообщил: — Не верхняя, а нижняя… Что-то шмякнулось на пол, и Костик тут же прокомментировал: — Уронил. Сейчас подниму. Серафим закатил глаза. Что-то противно лязгнуло, хрустнуло, а потом раздался вой. Серафим сорвался с сундука и кинулся на помощь. Конечно, он ожидал увидеть какую-нибудь гадость, но не настолько же… За долгие секунды, потребовавшиеся, чтобы пересечь чердак, он успел представить себе, например, обрушившиеся на Костика шкафы, сбежавшие из шкатулки ножницы, перевернувшийся ящик с ножами и топорами. Но это было уж слишком. Костик сидел на полу, прислонившись спиной к тумбочке и тщетно пытаясь отодрать от колена омерзительный в своей ржавой кровожадности капкан. Штанина стремительно пропитывалась кровью, набухшая бурая ткань грозила вот-вот пролить на пол первые тяжелые капли, но они медлили, будто сомневаясь. — Не трогай, — быстро сказал Серафим. Он опустился на пол, осторожно отвел руки Костика от капкана, осмотрел колено, стараясь не замечать изломанной неправильности линий. Сорвал с Костиковой шеи красный платок, туго перетянул им ногу чуть выше колена. Костик с трудом расцепил зубы и сказал: — Я сейчас умру. — Не умрешь, — разозлился Серафим. — Как тебя угораздило? Костик ничего не ответил, рассеянно шаря взглядом по сводчатому потолку. Серафим потянулся было к капкану, засомневался. Что теперь делать? Даже если Костик мгновенно не истечет кровью, рана серьезная. Исцеляющий жилет сейчас восстанавливает свои силы, от него толку не будет. Мощи наперстков хватит разве что на порезанный палец. Если бежать за помощью, то Костика придется оставить одного. А вдруг он действительно возьмет и умрет? Еще и эти кости изломанные… Серафим лихорадочно перебирал в голове всевозможные зелья, но ни одно из них не подходило. Может, сочинить артефакт при помощи карандашей? Серафим огляделся, пытаясь найти лишенный магии хлам. И тут он вспомнил о юле. Ее силы должно хватить, ведь правда? На артефакты она не влияет. А капкан — артефакт? Впрочем, это не имеет значения. Капкан можно снять самостоятельно. — Подожди здесь, — велел Серафим и тут же осознал, насколько нелепо это прозвучало. Будто Костик может куда-то уйти. Бегом к шкафу — черт бы побрал эти множественные заклятия — и вынуть юлу, потом — назад, тоже бегом. Невероятным усилием разжать капкан, снять его, стараясь не зацепить острыми зубами израненную плоть, не причинить еще большей боли, зашвырнуть в дальний угол — надо не забыть потом подобрать его, спрятать, выбросить — и запустить юлу. Только бы получилось. Когда юла закрутилась по полу, Серафим сказал: — Пусть рана полностью залечится. Юла закрутилась быстрее, зазвенела, задымилась. Серафим не сводил глаз с израненного колена. Что-то с ним происходило, это точно. Под искромсанной тканью что-то шевелилось, очертания менялись, становились привычными. Сам Костик так и смотрел в потолок несколько остекленевшим взглядом, сосредоточенно стиснув зубы. Юла остановилась. Серафим нетерпеливо похлопал Костика по щекам: — Ты живой там? Костик встрепенулся, ощупал свое колено и спросил: — Как это? — Магия, — проворчал Серафим, пытаясь развязать платок. — А нет магии, которая бы починила брюки? Мои любимые, — вздохнул Костик, разглядывая изжеванную капканом и залитую кровью штанину. Серафим с чувством выругался. — Что это вы? От радости? — спросил Костик. — Видимо. Серафим поднял с пола обугленную юлу, бросил ее в ящик с останками других артефактов. — Может, похороним ее с почестями? — предложил Костик. — Если хоронить все потраченные на тебя артефакты, придется открыть целое кладбище, — сердито ответил Серафим, с облегчением отметив про себя, что лицо Костика уже не мертвенно-бледное, а почти нормального, человеческого цвета. — Какого лешего ты влез в капкан? — Я не влезал, — возмутился Костик. — Он на меня сам прыгнул. Серафим смерил его долгим взглядом, промаршировал к трюмо, схватил бутылочку зелья истины, осторожно поддел шваброй капкан, вытащил его и окропил. Ничего. — Хлам, — на всякий случай пояснил Серафим. — Хлам сам по себе не прыгает. Костик обиженно пожал плечами. Симеон Андреевич ухмыльнулся в своем шаре, не обращая ни малейшего внимания на выбивалки.