На чердаке

— Ничего ему не говори, — в сотый раз повторил Серафим, остановившись у самой лестницы. — Вообще с ним ни о чем не разговаривай. — Он же будет скучать, — возразил Костик. — И так всю ночь в шкафу просидел, а тут еще и бойкот. — Он будет радоваться, как любой другой человек, которого внезапно помиловали и перестали терзать бесконечной болтовней, — заверил его Серафим. Костик фыркнул: — Не старайтесь, я знаю, что вы в восторге от наших содержательных бесед. — Надо было оставить тебя во времянке, — проворчал Серафим, открывая люк. — С Колумбарием, — подхватил Костик и вслед за Серафимом поднялся на чердак. — Вы теперь как тот дядька из задачи про волка, козу и капусту… — Осторожно! Серафим пихнул Костика на перину. Тот запротестовал было, но умолк, внимательно разглядывая косу, вонзившуюся в столб, возле которого он только что стоял. Феогност сочувственно скосил глаз и криво ухмыльнулся. Из его плеча тоже торчало что-то острое. — Во времянку? — спросил Костик. — Во времянку, — кивнул Серафим. Костик подхватил Феогноста и направился к люку. — А его-то куда? — возмутился Серафим. — Вы ведь не думаете, что я его брошу? — не менее возмущенно ответил Костик. — Бедный Феогност, он же даже убежать не может… — Только тогу не потеряй, — попросил Серафим, сдаваясь. — И с Колумбарием не ссорься. И… — Понял, понял, — отмахнулся Костик, осторожно спуская Феогноста по лестнице. — Зелье для рогов не трогать, в порталы не лезть, повидло на солидол не менять, да? — Именно. Я скоро приду. Серафим пригнулся, позволяя топору просвистеть мимо и воткнуться рядом с косой, прокрался к комоду, увернувшись от копья, схватил усмиряющее зелье, облил им ящик с ножами и топорами, потом направился к шкафу. Симеон Андреевич зло ухмыльнулся. Выбивалки его, похоже, совершенно не беспокоили, хотя они и трудились изо всех сил. — Обезболивающее заклятие разучили? — спросил Серафим. Симеон Андреевич радостно кивнул. — Каким образом? На это Симеон Андреевич скрутил ему фигу. Серафим снова порылся в комоде, вынул сразу несколько пузырьков и сообщил: — Сейчас вернем вам чувствительность и временно обездвижим. Симеон Андреевич недоверчиво расширил глаза, замотал головой и замахал руками, но Серафим и не думал останавливаться. Он смешал нужное зелье, заклинанием переместил его в шар и облил Симеона Андреевича. — Кстати, это тоже вам, — спохватился Серафим. Он обсыпал искрящимся порошком капкан, уменьшил его и тоже перенес в шар. — Пока что это просто капкан, — сказал Серафим. — Но сейчас я его усовершенствую… Он достал из сундука карандаш и блокнот, что-то старательно написал, потом снова повернулся к шару: — Вот, теперь это антиколдовской капкан. Любая попытка произнести заклинание или еще как-то употребить магию с вашей стороны — и он вас покусает. Вы у нас теперь бессмертный, так что будет просто очень больно. Возможно, он вам даже начисто откусит какой-нибудь ненужный орган, например, голову. Симеон Андреевич, всё это время охаживаемый выбивалками, бешено вращал глазами. Больше он ничего сделать не мог, зелья не давали. — Счастливо оставаться, — сказал Серафим и запер шкаф. По пути к времянке он проклинал себя за мягкосердечие. Надо было при первой же возможности обратить Симеона Андреевича в камень, а Костику просто ничего не говорить. Соврать, что шар потерялся. Или вообще не заключать злодея в шар, а банально кокнуть. Одни проблемы от него… А вдруг он и от капкана как-нибудь избавится? Стоило открыть дверь, как из времянки вылетел Дормидонт. Серафим проводил его удивленным взглядом, но дракон, описав круг над крышей, вернулся, сел ему на плечо и цапнул за волосы. — Перестань! — запротестовал Серафим. — Эй, чудище, забери своего дракона, он мне совсем на голову сел… — Рад бы, да не могу, — ответил Костик. Серафим шагнул во времянку, запнулся за какую-то тряпку, огляделся: — Ты где? — Помните жизнь Кощея? Ну, которая на конце иглы, которая в яйце, которое в утке, которая в зайце? — Голос Костика был приглушенным, как будто доносился из-под слоя ваты. — Ну? — Ну, вот и я так же… Я в Феогносте, который в одеяле, которое под кроватью, которая во времянке. Стало понятно, почему Костика так плохо слышно, а также — что это за тряпка на полу. Тога Феогноста, разумеется. — А зачем он в одеяле-то? — оторопел Серафим. — Чтобы я не вылез, — пояснил Костик. — Это я придумал, — гордо сказал Колумбарий.