На чердаке

— Как пишется «гнуснейший»? — спросил из-под кровати Колумбарий. — Через дефис, — невозмутимо ответил Серафим. — Вот вы жестокий, — сказал с кровати Костик. — Человек пытается писать грамотно, а вы… — Человек? — вскинулся Колумбарий. — Ай! — Костик поспешно спрятал под одеяло укушенную ногу и сказал: — Через два дефиса. — То-то, — удовлетворенно хмыкнул Колумбарий, яростно шкрябая ручкой по бумаге. — Ты точно будешь там спать? — спросил Серафим. — Закусает же… — Я его где угодно закусаю, — важно сказал Колумбарий. — Я теперь птица вольная. — А сидишь всё равно под кроватью, — возразил Серафим. — Это чтоб вы не подглядывали, — пояснил Колумбарий. — Мемуары требуют уединения. Как пишется «душераздирающий»? — Через диагональное двоеточие с шашечкой после каждой гласной, — ответил Серафим. — Через горизонтальное, — не согласился с ним Костик. — Через диагональное только в женском роде. Колумбарий зарычал и тряхнул кроватную сетку, провоцируя нечто вроде землетрясения на кровати. Костик ойкнул и скатился на пол, где был немедленно покусан. — Лжецы! Обманщики! Пустословы! — завопил Колумбарий. — Спокойной ночи, — сказал Серафим, наугад поливая его зельем. — Промазал, — с мрачным удовлетворением сказал Колумбарий. Серафим плеснул снова и на этот раз попал. Затолкал храпящее чудовище под кровать и тяжело вздохнул. — Зря мы так, — расстроенно сказал Костик, разглядывая свои укусы. — Может, подарить ему словарь? — И намордник, — мрачно добавил Серафим. — Вы злой из-за того, что голодный, — предположил Костик. — Хотите, сбегаю к хозяйке и выклянчу у нее чего-нибудь? Серафим собирался уже раздраженно отмахнуться, но Костик продолжал: — Заметьте, я очень рискую. Она наверняка довязала уже свой гнуснейший душераздирающий свитер… Но я готов пожертвовать своим чувством прекрасного, чтобы хоть как-то вас порадовать. — Валяй, — нехотя согласился Серафим, потому что спорить не хотелось. Костик убежал, а Серафим с тоской оглядел времянку. Под кроватью храпело чудовище, на кровати пялился в потолок пересмешник, в кресле-качалке свернулся клубком дракон, Феогност благожелательно улыбался из угла за буфетом (Серафим представил, как столкнется с ним взглядом, проснувшись среди ночи, и вздрогнул), мыши возились за печкой. Плюс еще уж и жабы под лавкой… И минус шар с Симеоном Андреевичем. Хоть какой-то плюс. Серафим тряхнул головой, запутавшись в этой арифметике. Дверь снова распахнулась, впуская Костика. — Ух, еле ноги унес! — выдохнул он, торжественно вручая Серафиму увесистый сверток. — Аграфена Филипповна говорит, специально напекла. Как чувствовала, что вы проголодаетесь ближе к ночи. — Во-первых, сейчас восемь часов вечера, — мрачно сказал Серафим. — А во-вторых, твой протеже оставил нас без обеда и без ужина. — Не прибедняйтесь, одну из этих жутких картофельных хреновин вы всё же успели съесть, — поправил его Костик. — А от остальных Колумбарий нас любезно спас, за что ему большое спасибо. — Это были зразы с грибами, — горько вздохнул Серафим. — А ты, если так и будешь питаться одними булками, слипнешься. — А? — переспросил Костик, на секунду оторвавшись от рогалика с повидлом. — Нет, ничего. Серафим тоже взял рогалик, потом поставил на печь чайник и вздохнул: — Хоть немного покоя… — И не говорите, — согласился Костик. — А давайте опять леденцов наварим? — У тебя очень странное представление о покое, — проворчал Серафим. — Или поиграем в «Угадай зелье», — не сдавался Костик. — Это как? — Берем наугад зелья из вашего бюро, смешиваем, пьем и смотрим, какой будет эффект. Иногда так смешно получается… — Ты что, так делал? — спросил Серафим, чувствуя, как седина ползет от корней к самым кончикам волос. — Всего пару раз, — успокоил его Костик. — И ни разу не наколдовал ничего такого, что нельзя было бы исправить… Ну, кроме вот этого. — Он оттянул воротник свитера, расстегнул рубашку и показал несколько рядов симметричных шрамов над ключицами. — Плавники сами бесследно отвалились, а жабры вот что-то… Почему они вообще тут, а не на шее? — Видимо, чтобы прятать было легче, — проворчал Серафим. — Ты меня в гроб вгонишь. — Не надо так говорить, — испугался Костик. — Еще накаркаете. — Не с нашим счастьем, — привычно откликнулся Серафим, роясь в ящиках бюро. — Вот этим пробовал? Костик покосился на баночку, скривился: — Оно вонючее. — Зато помогает. Давай сюда свои жабры. Костик тяжело вздохнул, набрал полную грудь воздуха и зажал нос двумя пальцами. Серафим решительно зачерпнул вязкую субстанцию и густо намазал ею жабры. — Свитер заляпаете, — несколько гнусаво запротестовал Костик. — Ничего, скоро у тебя новый будет. С коршунами, — мстительно сказал Серафим. — Там всего один коршун, — пожаловался Костик. — И еще очень косоглазый князь Гвидон, который целится в него из кривого лука. — А царевна? — Царевны нет. — Жаль… — Не переживайте, царевна будет на вашем. Я попросил хозяйку связать нам парные свитера, — гордо сообщил Костик, на секунду разжав нос и тут же скривившись. — Ох, ну и вонища! — Зато жабры рассосались, — сказал Серафим. — Всё равно они какие-то бесполезные были, я пробовал дышать ими в ведро, не получилось, — с некоторой досадой сказал Костик. — Это потому, что ты утопиться забыл, — пояснил Серафим. — Зелье рассчитано на спасение в случае утопления. Жабры начинают действовать после смерти в воде. — И вы их убрали? — возмутился Костик. — А вдруг я в колодец упаду? — А ты не падай, — назидательно сказал Серафим, вытирая остатки мази полотенцем. — Всё равно с жабрами как-то спокойнее, — пробормотал Костик, задумчиво разглядывая зелья. — С жабрами есть риск внезапно превратиться в карася и засохнуть, — отрезал Серафим. — Ай, да ну вас, вечно у вас все зелья с какими-то мерзкими побочными эффектами, — обиделся Костик, хватая еще один рогалик. — Давайте уже чай. Серафим вздохнул, запер бюро, на всякий случай наложил на него запечатывающее заклятие и стал заваривать чай. — Ой, у меня же кукурузное зернышко, — спохватился Костик, шаря по карманам. — Попробуем сунуть его в печь? Серафим скептически осмотрел круглое коричнево-бордовое зернышко, лежавшее на Костиковой ладони, потом покачал головой: — В печь не надо. Это не совсем зернышко. — А что? — нахмурился Костик, катая зерно по ладони. — Яйцо. То есть икринка. Сушеная икринка проводника. — Чего? — Проводника. — Как на поезде? — удивился Костик. — Как в… — Серафим резко умолк, снова покачал головой: — Нет, ничего. Положи ее в воду. Может, вылупится. — Что вылупится? Проводница с бельем и подстаканниками? — Костик с сомнением посмотрел на икринку, потом на Серафима. — Нет. Что-нибудь вроде лягушки или рыбы, наверное. Зависит от икринки. — Или акула, — мечтательно сказал Костик. — Или они живородящие? — Не акула, — уверенно ответил Серафим, с некоторым злорадством наблюдая, как разочарованно вытянулось лицо Костика. — Еще акул нам не хватало. — Ну, на золотую рыбку я тоже согласен, — сказал Костик, бережно опустив икринку в ведро с водой. — Слушайте, а что икринка проводницы забыла на шкафу? — Полагаю, ее доставила мышь, — ответил Серафим. — Мышь? — переспросил Костик. — Мышь. Они постоянно бегают туда-сюда, — туманно объяснил Серафим и вгрызся в рогалик, чтобы Костик не приставал с расспросами. — А долго ждать? — спросил Костик, опустившись на колени возле ведра и нетерпеливо глядя на икринку. — Долго, — ответил Серафим, нехотя отрываясь от рогалика. — Она же сушеная, должна разбухнуть как следует. — Может, ничего и не вылупится, — разочарованно протянул Костик. — Посмотрим. Давай сюда свою чашку. Они сидели за столом, наслаждаясь относительной тишиной (и старательно игнорируя храп Колумбария), и пили чай с рогаликами. Костик изредка подбегал к ведру, но икринка так и лежала на дне, не подавая признаков жизни. — Может, завтра, — сказал Серафим, убирая со стола. — Может, — вздохнул Костик. Он уложил в кровать Феогноста, заботливо укрыл его одеялом. — Нет, — твердо сказал Серафим. — Почему это? — обиделся Костик. — Феогност, может, ни разу в жизни в кровати не спал. И вообще, на нем тога, он смирный. — Феогност не умеет спать, — настаивал Серафим. — С козырей пошли? — фыркнул Костик. — Облейте его сонным зельем. — Зачем? — с ноткой отчаянья вопросил Серафим. — Ну, а что, он будет в углу стоять, пока мы спим? Это жестоко. — Пусть тогда посреди времянки встанет, — ответил Серафим. — Или вернется на чердак. Феогност медленно, но решительно мотнул подбородком. — Чего вы вообще возмущаетесь? — спросил Костик. — Вы на раскладушке спите, Колумбарий ведь обезврежен… Серафим сердито вцепился в свои волосы, потом сказал: — Я за водой, раз уж ты занял ведро своей икрой. Когда вернусь, чтобы никаких Феогностов в кровати не было. Он подхватил одно из пустых ведер и отправился к колодцу, почти ожидая по возвращении найти Феогноста у себя на раскладушке. Но Феогност так и лежал в кровати. Как, впрочем, и Костик. И Пафнутий. И Дормидонт с мышиным семейством, оккупировавшим шапку. И Колумбарий, судя по храпу, тоже. Серафим страдальчески закатил глаза и спросил: — Издеваешься? Костик лениво приоткрыл один глаз: — А что? Места всем хватит… Ну, вам не хватит, наверное, но у вас есть раскладушка, вас не жалко. — Из всего этого зоопарка можешь оставить Пафнутия: он единственный не кусается, — объявил Серафим. — А остальных куда? — испугался Костик. — Верни туда, откуда взял. Хотя Феогносту можешь постелить на лавке, — смягчился Серафим. — Сердца у вас нет, — сказал Костик. — Если бы было, давно бы уж не выдержало, — проворчал Серафим. — Ладно, дракона тоже оставь. — И Феогноста. — Нет. Костик надулся, потом сгреб с раскладушки плед и принялся устраивать постель на лавке. — Вечно ты добрый за мой счет, — вздохнул Серафим. — Ну, хотите, я на раскладушке спать буду? — предложил Костик. — Не хочу. Хочу тишины и покоя, — с тоской ответил Серафим. Тут же спохватился, прикусил язык. Еще поймают на слове... Костик вернул плед на раскладушку, уложил Феогноста на голую лавку, потом перетащил Колумбария под кровать, а мышей прямо в шапке отнес за печку, где потеплее. — Так лучше, господин учитель? — спросил он. — Намного лучше, благодарю вас, господин ученик, — ответил Серафим. — Еще и обидеться нормально не даете, — фыркнул Костик. — Невыносимый вы… — Спи уже, — отмахнулся Серафим, старательно игнорируя тревожные мысли. Костик послушно забрался под одеяло и затих. Серафим присел было в кресло-качалку с книгой, но Феогност не сводил с него глаз. Пришлось встать и отвернуть торс лицом к стенке. Едва Серафим раскрыл книгу, Феогност медленно, со скрипом повернулся и снова вперил в него свой взгляд. — Ладно, черт с тобой! — не выдержал Серафим. Он подхватил Феогноста, уложил его в кровать как можно дальше от Костика и пригрозил: — Только попробуй его сожрать. Костик хихикнул в подушку и тут же покрепче зажмурился, притворяясь спящим. — Все нервы мне вымотали, — проворчал Серафим. Посидев еще какое-то время в тишине и еще сильнее растревожившись, Серафим тоже лег, не особо рассчитывая уснуть. Разве уснешь, когда в ведре вот-вот вылупится проводник? Хоть бы икра бракованная оказалась, всё спокойнее. Разбудил его плеск воды в ведре. В тусклом оранжевом свете ночника Серафим не сразу понял, что именно вылупилось из икринки. Потом разглядел, охнул. Позвал: — Костик, вставай. — Что? — сонно спросил Костик. Серафим ковшиком выловил из ведра новорожденную, подошел поближе к ночнику. Костик выпутался из одеяла, снял с груди дракона, кое-как слез с кровати и тоже подошел. — Что там? Серафим молча пододвинул к нему ковшик, в котором плавала крошечная русалка. — Ничего себе! — Весь сон с Костика слетел, и он затараторил: — Нам нужен аквариум. Вы умеете делать аквариумы? И что она будет есть? Как мы ее назовем? — Она не останется, — покачал головой Серафим. — Как это — не останется? — возмутился Костик. — Вы ее не выгоните, я не позволю! — Она же проводник, — вздохнул Серафим. — Проводники не остаются. Выполнит свое задание — и всё. — Умрет? — испугался Костик. — Нет. Уплывет. — А какое у нее задание? — Откуда я знаю? Икринку нашел ты, так что она будет говорить с тобой. Если будет, — неуверенно добавил Серафим. — Никогда не видел проводников-русалок. — А каких видели? — Рыбок. Обычно они золотые. — Врете вы всё, — нахмурился Костик. — Это из сказки. — Все сказки основаны на жизни, — поучительно сказал Серафим. Русалка тем временем протянула бледные руки к краю ковшика, подтянулась, заглянула Костику в глаза и спросила: — Как тебе живется? — Хорошо мне живется, — озадаченно ответил Костик. — А тебе? Русалка долго-долго смотрела на Костика, и Серафим перестал дышать, ожидая, что сейчас она позовет его с собой. — Отнеси меня к колодцу, — велела наконец русалка. Костик послушно встал, взял ковшик и вышел во двор. Серафим поспешил следом. «Не ходи за ней, даже если позовет!» — едва не крикнул он, но сдержался, промолчал. С проводником может уйти только тот, кто сам этого захочет. Остается надеяться, что Костик предпочтет остаться. Вот и колодец. Костик остановился, вопросительно посмотрел на русалку. Та улыбнулась ему, выпрыгнула из ковшика и исчезла в бездонной темной глубине. Всплеска так и не последовало, будто она и не упала в воду, а растворилась в полете. Костик растерянно посмотрел на Серафима, потом заглянул в колодец, но увидел там только собственное темное отражение на фоне звездного неба. — Что, и всё? — недоверчиво спросил он. — Выходит, что так, — пробормотал Серафим. — А как же ее задание? Почему она никуда нас не отвела? — Проводники не всегда водят, они так называются из-за того, что им открыты проходы между тем светом и этим, — ответил Серафим. — Иногда они указывают на клады, предупреждают об опасностях, рассказывают тайны. В общем, передают информацию. — И что она мне передала-то? — спросил Костик. — Выходит, что не тебе, а от тебя. Обратно шли молча.