***
Юнги казалось, что парень выглядит больным. Его руки пробирала дрожь, вокруг глаз быстро темнели круги. Он двигался медленнее, чем Юнги помнил, и говорил тоже медленнее, слова смазывались временами, будто он был истощён. Юнги гадал, было ли это побочкой от прорыва через охватывание Намджуном его разума или, возможно, ответным ударом на то, что он использовал эту же способность на Юнги. Он так не думал. За этим стояло что-то большее. — С тобой что-то не так, — сказал Юнги, останавливаясь, чтобы запихнуть все эти странные научные принадлежности обратно в сейф. Он с ними и позже разобраться сможет. Тэхён потёр рукой над бровью. Когда Юнги потянулся, чтобы дотронуться до него, проверить лоб. Его кожа была холодной и липкой от пота. — Ты болеешь. — Не болею, — пробормотал Тэхён. — Просто не в том месте. — Не в том месте, — вторил Юнги. — Типа в этом отеле? — Не том… пространстве, — помотал головой Тэхён. Юнги ничего не понимал. Он злился из-за всех этих говно-шифров, злился на контроль разума, злился на Тэхёна за то, что тот солгал, умер и ожил вновь. Злился, что не знал, был ли этот парень убийцей, он ли так ужасно и жестоко убил всех этих людей. Злился, что вот он был здесь — с ним, и не получил ответы там — в убежище. Злился, что до сих пор не знал, в порядке ли Чимин. Он был в ярости. — А здесь нам нужны меры предосторожности? — Нет. Только если мы сюда не приведём кого-то третьего. — Тогда помоги мне вспомнить. Сломай файрвол. Я знаю, что ты можешь это сделать. Тэхён вздрогнул. — Хён, я не думаю, что нам… — Уже ясно, что ты принял за меня достаточно решений. Тэхён терзал свою нижнюю губу. Он подпёр рукой подбородок, его лицо искажалось эмоциями, и Юнги уже подумал, что он и правда мог взять и поступить так: оставить всё при себе, не сказать больше Юнги ни слова. Заставить его с помощью контроля разума согласиться с любым его новым планом. Но тогда что ему останется? Что будет с ними? — Прошу, — сказал он. — Хватит делать это, Тэ. Хватит держать меня в неведении. Это ведь и так тебе на руку уже не легло, правда? Тэхён снова вздрогнул. — Ты говоришь так, будто я хотел скрывать от тебя что-то. Будто я хотел быть незнакомцем, смотреть на тебя, чтобы ты смотрел на меня в ответ и не узнавал. — И всё же тебе пришлось контролировать мой разум, чтобы получить желаемое. — Я не хотел… — А ты спросил? — сказал Юнги. — Ты пробовал спросить, прежде чем захватывать мои сраные мысли? Тэхён поморщился, сжал кулаки с таким выражением лица, будто его только что кипятком обдали. Это было не по-доброму. Юнги было плевать на доброту. Он не хотел верить, что Тэхён по природе своей являлся плохим человеком. Не хотел верить, что он сделал те вещи, о которых говорил, думая только о собственной выгоде. Он не хотел думать, что всё в Тэхёне было ложью. Но если он будет судить по всему, что Тэхён натворил — дезинформация, игры с личностью, убийства, — то выбор у него невелик. Плечи Тэхёна обрушились в мягком поражении. Он, пошатываясь, поднялся со стула и, спотыкаясь, пошёл к кровати. — Если я сделаю это, — пробормотал Тэхён, упав на подушки. — Если я это сделаю, ты мне поможешь? — Помогу? — сказал Юнги. — Помогу с чем? — Ты поймёшь, — прошептал Тэхён тонким и мягким голосом, будто призрак привычного себя. — Подойди. Юнги помедлил. Было больно осознавать, что первая его мысль была о том, не обманывают ли его, не окажется ли это каким-то новым способом Тэхёна наложить на него силу, которую он не хотел. Было больно, потому что части его казалось, что он столько отдал ради этого парня. Работа, которая у него была, пошла пылью по ветру. Его друзья. Шансы на нормальные отношения. Он прошёлся по всему, отмёл всё лишнее в сторону, веря в правду, которую видел своими собственными глазами: Тэхён, умирающий в Тузе. Тэхён, его информатор. Не Тэхён, его парень, которого он не помнил. Не Тэхён, убийца. Тэхён, яркий и проницательный, скрытный и сильный, с пронзённым ножом сердцем. Сейчас он даже не был уверен, что это была правда. — Хён, — сказал Тэхён, поникая лицом. — Пожалуйста. Так смешно, что Юнги всё ещё любил его. Любил до мозга костей, до его самых мягких, самых нежных глубин. Он любил Тэхёна. Это было единственным, что заставило его вернуться на кровать. Лечь совсем рядом с ним, всего в паре сантиметров. Его тепло было осязаемым, реальным, а не просто приснившимся в лихорадке. — Моя программа тревоги тоже сон? — спросил Юнги. — Как и у Чимина? Тэхён помотал головой. — Нет. Твоя — набор контрольных вопросов. Если отвечаешь на них верно, открываешь потайной уровень. Та-дам. — Он мягко зарылся лицом в подушки и пробормотал: — Всё так хуёво. Как мы вообще здесь оказались? — Ты мне скажи. Тэхён прижал два пальца к виску Юнги. Юнги убрал волосы с глаз Тэхёна, хотя пальцы его двигались нерешительно. Он говорил себе, что видеть его, пока он это делает, имеет смысл, — по-настоящему видеть его. Тэхён нахмурился, облизал губы, колеблясь придвинулся ближе. — Сейчас, — сказал ему Юнги. — Уверен? Программа также является защитой. Убрав её, ты станешь… уязвимым. — Уязвимым к чему? — Ты слышал, что сказал Намджун. За нами охотится кое-кто очень сильный. Его оружие — наши мозги. — Я терпеть не могу, когда меня подводят мои же воспоминания, — сказал Юнги. — Я уже ни единому твоему слову без них доверять не могу, Тэ. Казалось, что говорить такое было некрасиво и ужасно. Стало лишь хуже, когда Тэхён просто вздохнул смиренно. От него пахло дождём, цитрусовым гелем для душа из отеля и ещё чем-то тёмным — чем-то, что напоминало Юнги потрескивающее электричество, какое он видел ранее. Находясь так близко, он был тем старым, по-хрупкому мягким мальчиком, которого Юнги знал со Стыка. Достаточно острым, чтобы отрубить тебе руки, достаточно тёплым, чтобы продержаться ночь. (Однако он должен был помнить. Помнить убийства. Помнить секреты. Он не мог доверять.) — Прошу, Тэхён-а. Я в жизни ни в чём более уверен не был. Тэхён положил руку на запястье Юнги. Юнги ему это позволил, погладил пальцем по его ладони, как-то призрачно притворяясь, что пытается успокоить. Он наблюдал за тем, как чёлка Тэхёна отбрасывала длинные тени на щёки, слегка пугался того, что парень мог сделать. Отвёл взгляд. — Хорошо, — отстранённо сказал Тэхён. — Ладно. Давай сделаем это. Готов? Сомнение грызло сердце Юнги. Что, если его воспоминания вернутся и всё до ужаса поменяется? Что, если он проснётся, а Тэхён снова исчезнет, рассеется как дым? Но он должен был это сделать. Он не мог позволить своим эмоциям перетечь в сомнения, не мог отступить, зайдя так далеко. — Готов. Рот Тэхёна исказился. Он выглядел грустным, подумалось Юнги, искажённо, сломано, будто держал все свои кусочки в дрожащих руках. — Кто, — прошептал он тёплым голосом, что-то кружащее начало обвиваться вокруг мыслей Юнги, — король птиц, хён?***
2013
Они с самого начала создали себе три правила: 1) Никому не говорить об эксперименте; 2) Всё записывать; 3) Никому о себе не рассказывать. В теории правил придерживаться было не так уж сложно. Тэхён всегда старался записать физические доказательства всему, что они делали, будь то видео, аудио или всё вместе, а Юнги хотел держать и эксперимент, и тайну их отношений при себе. В конце концов, такое нелегко объяснить. «Я пытался утопить своего парня в воде при помощи другого моего парня, чтобы первый получил сверхъестественные силы», — он не считал таким уж хорошим началом разговора. Правила были не совсем сложными, но придерживаться их оказалось совсем не так просто, как того ожидал Юнги. Во-первых, у них был Институт и не особо выдающееся умение Тэхёна обходить стороной случайные способности. Часто на их сессиях случалось такое, что Тэхён показывал что-то новенькое. («Взгляните, ребят», — говорил он, и его рука становилась невидимой или его ноги воспаряли в метре над землёй.) Юнги попытался не чувствовать беспокойство из-за таких проявлений, но не мог. Ему казалось, что Тэхён знал это, знал, что Юнги считал, что он шальная пуля, выпущенная на свободу в бесконтрольную систему огневой мощи. Он об этом, однако, не говорил в привычном стиле Тэхёна. Он никогда бы об этом не заговорил, а Юнги был слишком труслив, чтобы сказать самому, так что вот они и ходили вокруг да около. Во-вторых, все те вещи, что они хранили в тайне от Чимина. — Мы должны рассказать ему, — сказал Юнги в один из дней, когда они были наедине. Прошла всего неделя с неудавшегося эксперимента, но казалось, что прошло куда больше — вечность, и Чимин, казалось, был здесь дольше — достаточно для того, чтобы Юнги с Тэхёном начали активно уменьшать то время, которое они проводили только вдвоём. Но у Чимина сейчас были занятия, а у Юнги не было, и у Тэхёна выпало редкое окно, в которое он и сбежал из Института. — Я чувствую себя как-то неправильно, когда мы скрываем всё это от него. — Мы расскажем ему, — пробормотал Тэхён. — Не сейчас. — Ему будет плевать. — Ты этого не знаешь. — Брови Тэхёна собрались в кучку. И он был прав, Юнги правда этого не знал. Он знал о причине такого драйва Чимина: о потере друга детства, неожиданном расколе невинности в таком нежном возрасте, исследованиях, которые его к этому привели, но он не знал, было ли за этим что-то большее. Для самого Юнги в этом было кое-что большее, чем он обычно говорил. Для Тэхёна было куда больше, чем он рассказывал вообще кому-либо, включая Юнги. — Ты любишь его, — вместо этого сказал Юнги. — Мы не храним секреты от людей, которых любим. Тэхён улыбнулся. — Напротив, — сказал он. — Я считаю, что от тех, кого мы любим, мы и храним в тайне больше всего секретов. Третьего препятствия в исполнении правил Юнги совсем не ожидал. Когда это случилось в первый раз, они втроём были в переоборудованной лаборатории. Тэхён натянул на себя шапочку с электродами, а Чимин считывал мозговые волны. Чимин стал хорош в том, что они называли «Наукой грани». Он уже мог отличать неустойчивые волны того, как глубоко в Недро погружался Тэхён. Юнги наблюдал за линиями, разливающимися по экрану, восходящими и падающими. Наблюдал за тем, как Чимин изолировал те, что были больше на переднем плане, пока не попадал на ту, которую хотел. — Как это ощущается? — спросил он и сморщил брови, глядя на странные, шипастые формы волн. Это напоминало Юнги о катастрофах, бедствиях: землетрясениях, всплесках радиации, тепловых волнах. — Недро. Какое оно? — Как губка, — пробормотал Тэхён. У него были закрыты глаза, он крепко сжимал руками стул, будто боялся накрениться и провалиться в какое-то другое место через червоточину или ещё что; куда-то, откуда он не знал бы, как вернуться. — Я… Я не знаю. Оно неосязаемое. Это просто кучка вещей. Связей. Воспоминаний. — Можешь залезть ко мне в голову? — Может быть. — Тэхён заёрзал. — Скажи мне что-то, чего я тебе никогда о себе не рассказывал. Тэхён прочистил горло. — Это не… Я не могу видеть всякое. Я просто знаю… Ты сейчас напуган, но также возбуждён. Ты боишься за меня. Чимин прошипел, выдыхая. — Лады, — сказал он и записал что-то, глядя на линии, расписывающие экран. — Хорошо. Как ты находишь других Экстраординарных? — Течение происходящих событий, — пробормотал Тэхён. — Фиолетовый. Как линия сетки, я могу проследить их по ним. Большинство скопилось здесь, в Институте. — Хорошо. Ты можешь имитировать их способности, мы это уже знаем. Сколько ты можешь сделать? Ты можешь… выключать их, как тогда подумал? Тэхён помедлил. Юнги было интересно, что тот видел. Было ли это как в матрице компьютера: всё в сетках и волновых рисунках, собранные в кучку пиксели и мелькающие спектральные электрические коды? Или это было абстрактнее, вне его понимания взгляда, звука и осязаемости? — Тэ? — тихо позвал Чимин. — …Да. Да, я могу их выключать. — Как… далеко ты можешь дотянуться? Я о диапазоне. Юнги кинул взгляд Чимину, предупреждая. Лицо Тэхёна сморщилось, глаза бегали яростно под закрытыми веками, уголки губ опущены вниз в хмурости. — До… До Стыка, — сказал он. — Я могу достать до Стыка. Может, и дальше. Я не знаю. Это удивляло. Чимин вскинул брови, записал это, и они оба сгорбились над ноутбуком Юнги, пытаясь высчитать радиус. Он был большим. Это был широкий круг, охватывающий кто знает как много Экстраординарных, и Юнги ощутил медленный холодок, ползущий по спине. Эта сила. Эта странная, дикая вещь, которую они не хотели создавать, но создали; эта аномалия, на которую они не рассчитывали, теперь жила внутри Тэхёна. Внутри Тэхёна, наверное, первого человека, которому Юнги поверил, когда тот сказал, что хочет прекратить всё это, излечить, убедиться, что система и неравенство в силе больше никогда не разрушат ещё одну семью. Идеалистичный Тэхён… Который теперь обладал, видимо, способностью вне сравнений, который теперь ходил по трансцендентным, неизведанным пространствам на грани с такой же лёгкостью, словно гулял по газону университета. Юнги был необъяснимо рад тому, что не в его голове Тэхён рылся. Он уже не знал, боялся ли он за него или его самого. — Это большая область, — сказал Чимин. — Но нам надо это протестировать. Посмотреть, сможешь ли ты пробиться и забрать чью-то способность за пределами расстояния. Тэхён медленно приоткрыл один глаз. — Как проверять будем? Юнги прочистил горло. — Андерграундное радио, — сказал он. — У них есть андерграундное радио. Ведущий — Экстраординарный. Они не используют станции для вещания, он взламывает частоты силой мысли. Я сделал кое-что в прошлом году, что может автоматически настраиваться и находить их. Тэхён кивнул. Юнги пробормотал, что сходит за модифицированным радио, а затем попытался притвориться, что не ощутил огромное облегчение, когда выходил из лаборатории. Он хотел их. Он любил их. У него просто зарождалось раздражающее мрачное чувство, что с таким они не смогут справиться. Когда он вернулся, Чимин и Тэхён проходились по записям, говоря вполголоса, приблизившись головами и дотрагиваясь друг до друга руками. Разум Юнги воспротивился тому, какими молодыми они выглядели — почти дети, правда, — но взгляните, куда их забросил мир. Он вошёл и поставил радио на стол. — То, что мы сейчас сделаем, — сказал он, и оба парня взглянули на него пристально. — Это… Это точка невозврата. Если мы остановимся сейчас и не будем копать глубже в Недро или способность Тэхёна, это закончится на нас. Среди нас. Если мы сделаем это, если протестируем это, то затронем и других людей. Мы меняем мир. — Разве не этого мы хотели, хён? — тихо спросил Тэхён. — Изменить мир? Сделать всё лучше? Юнги сглотнул. — Если это сработает, Тэхён-а, ты возьмёшь его способность и отдашь. Мы не хотим… Мы просто не можем воротить такое дерьмо с чужими жизнями. Это мы прояснили? — Брать и возвращать — это всё ещё на грани, — сказал Чимин с капелькой дрожи в голосе. — Это не… Это неправильно, но это же ради общего блага, правда? Если мы знаем, что мы правы, если мы знаем, что оно работает, тогда мы сможем сделать лучше. Сделать всё куда лучше. Они переглянулись. Юнги был не уверен, кто кого здесь заверял, просто так неожиданно мораль размылась, грани того, что позволено во имя науки, а что нет, стали слишком расплывчатыми. Он повозился с радио. В трескающейся, колкой тишине его собственная голова казалась слишком тяжёлой. Станция включилась. Голос ведущего потрескивал, он говорил о каких-то новых политических законодательствах, которые повлияют на Экстраординарных. Юнги знал этого ведущего и эту передвигающуюся станцию; он шёл в ногу с Экстраординарным настроем города. Он знал, что это один из единственных каналов, проводящих вещание из Стыка. Они никогда не прерывались, их трансляции никогда не обрезались. Они взламывали радиоволны, делали это с чётким намерением продолжать программу до логического конца. Перебой в таком случае будет достаточным доказательством того, что им нужно. — Готов? — спросил Чимин, и Тэхён кивнул. Он сделал глубокий вдох, и Юнги обнаружил, что копировал его, наблюдая со слабым дыханием за снова ставшими шипастыми линиями на экране. Они взбирались, раскачивались кучкой, ряды острых зубов всё налегали друг на друга в дурманящей тесноте. Чимин положил руку на плечо Тэхёна. — Вижу новые верхушки, — сказал он. — Ты в порядке? — Я в порядке. — Тэхён сжал зубы. Юнги нахмурился. Радио продолжило пиликать. Лоб Тэхёна сморщился то ли от сосредоточения, то ли от боли — отличить было трудно. — Не перенапрягайся, — прошептал Юнги. — Всё хорошо, если надо — не спеши. Ты не обязан этого делать. По радио раздался скрежещущий звук. Голова Юнги тут же метнулась к нему. Он углублялся, пока они слушали, и ведущий перестал говорить. Радио затихло. — Тэ… — шумно выдохнул Чимин. Юнги показал ему ждать. Волны на машинке уже выходили за границы. Чимин беспокойно взглянул на них, затем на Тэхёна; его кадык конвульсивно дёргался. Радио снова закричало странным высоким писком. Тэхён издал горлом тихий встревоженный звук, и хватка Чимина на его плече усилилась. — Что происходит? Юнги не сводил глаз с радио. Скрежет медленно исчез, подавился снова заговорившим ведущим, но говорил он испуганно. «Ох, блять, — говорил он. — Пиздец, что это было?» Раздалось ещё потрескивание. Затем ведущий извинился, сказав, что им придётся прервать программу; сказав, что ему нехорошо. А затем тишина. Чимин посмотрел на радио так, будто оно могло на них напасть — широкими глазами, с трудом сглатывая. — Сработало, — сказал тихо Юнги. Они типа сделали это, подумалось ему. То, что они хотели, они вроде как сделали, только вот какой ценой? Тэхён моргнул и открыл глаза. — Проверка… Проверка сработала? — Ага, — сказал Чимин дрожаще. — Сработала. Как ты… Как это ощущалось? Тэхён нахмурился. — Вообще никак, — сказал он. — Я просто нашёл его, взял и отдал обратно. Это кажется таким простым в Недре. После этого повисла тишина. Юнги запоздало осознал, что выглядел он не очень хорошо. — Это… Это плохо? — Руки Тэхёна сжались в слабые кулачки. Он спрашивал Юнги. Юнги помотал головой, провёл ладонью по макушке Тэхёна. — Нет. Не плохо. — Ты не… Я чувствую тебя, хён. Мне кажется, ты не в порядке. Юнги вздохнул глубоко. Мысль о том, что Тэхён мог улавливать его эмоции, заставляла нервничать. Будто это была граница между ними, которую он не хотел нарушать. А затем он подумал, что не хотел, чтобы Тэхён уловил его нервозность, не хотел, чтобы тот знал, и от этого он ещё больше тревожился. — Просто… это странно, Тэхёни, — сказал он, пытаясь звучать тихо и резонно. — Я не знаю, что об этом думать. — Но ты напуган, — нахмурился Тэхён. — Я не напуган, — оскалился Юнги, ложь сорвалась с губ легко. — Немного потрясён, да, из-за того, насколько это странно. Насколько стрёмно. — Но я не стрёмный, — пробормотал Тэхён, глядя прямо на него. Его голос всё ещё был ровным, слегка хриплым, но под ним было что-то взбушевавшееся, что-то, отдававшее болью. У Юнги сердце рухнуло. — Конечно же, ты не стрёмный, Тэ. — Ты лжёшь мне. Ты напуган, хён. Ты боишься меня. Я не… Что я сделал? — Не в тебе дело. Не в тебе. Просто… Но Тэхён уже вставал со стула со страдальческим выражением лица. Юнги поднял одну руку, подзывая его, готовый ударить его в грудь и сидеть с ним всю ночь, если придётся, чтобы объяснить ему, что ничего из этого не из-за него. Не его вина. Они все просто наткнулись на странную новую реальность, с которой не знали, что и делать. Они могут быть благоразумными, все трое. Они учёные, логики, рационалисты. Они смогут пройти через это и не оставить между собой трещин. А затем всё пошло по пизде. — Тэ… — сказал Чимин и подался вперёд, и только тогда Юнги заметил, как Тэхён побледнел. Тэхён качнулся, попялился недолго, схватился за подлокотник кресла. А в следующую секунду он рухнул, Чимин едва успел не дать его голове стукнуться о пол. Юнги поспешил к ним, комната крутилась под его ногами, он упал на колени рядом с ними. — Что… Что не так? Руки Чимина порхали над Тэхёном в панике, глаза его были широко раскрыты. — Не знаю, дышит ли он. Юнги поискал пульс, голова оказалась в вакууме ясных мыслей, а затем он осознал, что ничего не чувствует. Он прижал руку к груди Тэхёна, такого спокойного между ними, и услышал скулёж Чимина. — Проснись, — сказал он Тэхёну, а затем незамедлительно повернулся к Юнги. — Хён, сделай что-то. Что сделать? Юнги прижал пальцы к горлу Тэхёна. Знал, что сердце не бьётся. Переключатели, которые сделал Юнги, были не заряжены, подушек дефибриллятора здесь не было. Они могли сделать немного. Юнги тщетно потряс Тэхёна за плечи. Подумал: «Проснись». «Я не смогу сделать это без тебя, прошу, проснись». — Вызывай скорую, — Чимин вздохнул и потянулся за телефоном. Юнги схватил его первым, держа его на расстоянии, второй рукой всё ещё крепко сжимая плечо Тэхёна. На лице Чимина мелькнуло секундное удивление, прежде чем он резко повернулся, завалившись на Юнги за телефоном. — Хён, что ты творишь? Отдай! — Лицо Чимина исказилось от ярости. — Нет, какого хера? Мы не можем просто сдаться, мы не можем просто… — Чимини. Мы не можем вызвать скорую. Что-то в его голосе должно было отпечататься, потому что Чимин отстранился, проморгался сквозь панику, спросил тонким голосом: — О чём ты? — Институт не должен существовать. Тэхён не должен существовать. Мы не можем вызвать скорую: у него будут проблемы. — Проблемы похуже смерти? — Ты не понимаешь, — прошипел Юнги. — Гнездо, его программа, служба по сдерживанию Экстраординарных… Это не то, что ты думаешь. Лицо Чимина обрушилось в смятении. Он сжал Тэхёна крепче, так крепко вжимаясь пальцами в его бок, что точно синяки останутся. — Это не агенты государства, изучающие Экстраординарных. — Тогда что это? Юнги встал. — Я пойду… Я схожу за ним. Твоим другом. Некромантом. Он едва вышел из комнаты, когда Тэхён закашлялся, вдыхая воздух, корчась в объятиях Чимина с глазами навыкат. Чимин просто обнимал его, широко раскрыв глаза, блестящие от слёз, смотрел вниз на него, будто не знал, что и сказать. — Ч-что, — прошипел Тэхён, садясь прямо, кулачками вцепившись в толстовку Чимина с дикими глазами. — Что только что… Что случилось? Чимин отстранённо взглянул на него. — Ты умер, — сказал он, и слова холодно повисли в сухом воздухе лаборатории, оставаясь льдом в сердце Юнги. — Ты, сука, умер, Тэ. Снова.***
«Побочный эффект, — позже записал Тэхён в своём блокноте. — Побочный эффект доступа в Недро. Это не смерть, не совсем. Неспособность оставаться в этом измерении, оставаться в этом теле. Я видел и чувствовал Недро, потерялся в нём на минуту, не смог найти дорогу назад». А затем под этим более личное: «Побочный эффект, кажется, похож на впечатление вне-своего-тела пациентов в коме или на астральные проекции, о которых говорят шаманы. Эффекты могут контролироваться предписанными чёткими границами того, как далеко в Недро ты себя впускаешь». Когда он так писал, получалось сухо. Как в больнице. Они после этого на время остановили эксперименты по настоянию Юнги. Тэхён дулся, сказал, что в порядке; сказал, что может вернуть себя, если снова там потеряется. Он остановился, когда Чимин поддержал Юнги, выключил ЭЭГ и пригрозил спрятать шапочку с электродами. Юнги был благодарен ему за такое; Тэхён порой был довольно упрям, а Чимин, похоже, по природе своей знал, как с ним управиться, как оставаться непреклонным в ситуациях, где Юнги мог бы сдаться. Но Чимин молчал о том, что сболтнул Юнги. Он не говорил об этом, хотя Юнги от него это ожидал. Юнги знал Чимина, знал его любопытство, знал его азарт. Он не мог молчать, потому что просто отпустил это. Были другие причины, по которым он не давил, чтобы получить информацию. А затем Юнги пришлось поехать домой. «Всего на неделю, — сказал он им. — Просто потому что это важно». Тэхён странно на него взглянул, когда он это сказал, — конечно, странно, — но они уже зашли в какой-то непонятный тупик, где они ссорились, они трахались, они находились друг с другом всё время, но по-настоящему не говорили. Говорить по-настоящему друг с другом — значит обсуждать эксперимент, и побочные эффекты, и то, что Тэхён буквально умер и воскресил себя в их присутствии дважды. Так что Юнги уехал. Дома, конечно, было, как всегда, дерьмово. Его позвали, чтобы обсудить раздел имущества, а он при всех усилиях не мог найти в себе даже каплю интереса к такому. Все эти земли и строения так или иначе были куплены на грязные деньги. Сила трещала в длинных коридорах холодного, обезличенного здания, словно оголённый провод под напряжением. Юнги задыхался, как всегда. Задыхался под неодобрительным взглядом отца, играющего с огнём, как со старым другом. Задыхался под равнодушием матери, причиняющей боль одним прикосновением. Они были отточены, уравновешены и идеальны друг для друга, как и их братья и сёстры. Он один отличался. Единственный, родившийся без сил, слабый, неспособный вихрить штормы, или читать мысли, или продирать кулак через металл, как сквозь масло. — Как университет? — спросила его мать за ужином, и её тон был любопытствующим, покровительственным, будто он был показной маленькой зверушкой, пытающейся доказать собственную значимость в мире титанов. — Они там учат тебя всяким пушкам, лукам и стрелам? Она посмеётся, если он ответит согласием. Скажет что-то вроде «как интересно», как люди из высшего общества говорят о стаях разноцветных рыбок кои в аквариумах. Будто он — диковинка, реликвия из альтернативного мира. Обычно он из-за такого заводился. Она знала, как вывести его из себя, была на таком уровне нарциссизма, который позволял ей ставить на карту чувство собственного превосходства. Для него дом всегда был как металлический сад: прекрасный, но с острыми, сверкающими краями, режущими и раздирающими плоть на каждом повороте. От такого невозможно было защититься, к такому невозможно было выработать иммунитет. Однако же не в этот раз. Не в этот раз, не со знанием об эксперименте, бренчащем под кожей Юнги; не со знанием того, что если бы он правда захотел, если бы попросил, то он и парни, которых он любил, обрушили бы весь дом, словно домино. Это приносило удовлетворение. Никогда раньше еда в этом доме не была такой вкусной, а разговор — таким безболезненным. — Правительство уже нашло способ обуздать нас? — спросил отец сквозь смех в одну из их бессмысленных встреч. — Правительство — нет, — сказал Юнги. — Но есть слухи. О новой науке грани. Пограничная биохимия. Знаешь, устранение Экстраординарности, модифицирование способностей… что-то типа того. — С этим они ничего не добьются, — звенящий смех. — Они пытались годами. Не говоря уже о том, что Экстраординарные банды подкидывают им деньжат. Они даже не хотят правда пытаться. — Ну не знаю. Может, попытаются. Они прямо решительно настроены. — А ты вообще нашёл хоть что-то, о чём я просил тебя разузнать? — фыркнул его отец. — Гнездо, — сказал Юнги. — Конечно. Это программа государства. Подбирает нежеланных сбежавших Экстраординарных-детишек, которые бы не выжили сами по себе на улице. Кормят, ютят и обучают их в обмен на… Ну. Сотрудничество. — Сотрудничество в чём? — Я не знаю, — пожал плечами Юнги. — Превращают их в оружие. Экспериментируют. Закулисная разведка и грязные делишки. — Они делают оружие из Экстраординарных-детей? Оружие для правительства? — Они пытаются, — сказал Юнги. — Экстраординарные соглашаются на это, потому что они чаще всего в плохом состоянии, когда их подбирают на улице. Они развивают что-то вроде верности, понимаешь? Делают так, чтобы им можно было промыть мозги. — Доказательства есть? — промычал его отец. — Я студент в этом университете, а не твой шпион. — А я всё ещё плачу за твоё обучение. — Если ты хочешь узнать о Гнезде, может, стоило бы послать туда одного из твоих Экстраординарных-малявок под прикрытием, — сказал Юнги. — Но у меня есть список с именами двух группировок. Полный список, а не то дерьмо, которое вы вытягиваете с затхлых сайтов. Делай с этим что хочешь. При нём была флешка. Флешка, содержащая имена всех «агентов» Гнезда. Вот только они таковыми не были, и то, что происходило под прикрытием тренировок молодых солдат для корыстных целей — сплошь ложь. Все дети в списке — Экстраординарные. Все они работают, учатся и становятся объектами для изучения в Институте. Вот, что они таили от Чимина. Что Гнездо это не коллектив заумных молодых офицеров разведки. Это коллектив заумных Экстраординарных молодых офицеров разведки. Юнги впервые узнал это от Намджуна, конфиденциально записавшегося преподавателем для детишек из Гнезда. Намджун правда понял программу по объяснению Тэхёна, одного из его подопечных из последнего набора Гнезда; он говорил, что Тэ задавал столько же настойчивых вопросов, на сколько и отвечал сам. «Положения о неразглашении для него — пустой звук, — однажды сказал Намджун Юнги. — Он невероятен. Просто хочет знать всякое». Тэхён также был лучшей ставкой Юнги в добыче любой информации. Намджун сказал, что Тэхён обладал большей автономией, чем все в Гнезде, из-за чего казалось, будто он приходит и уходит по своему желанию, будто, возможно, он заключил какие-то сделки с главными в Институте, чтобы ему ослабляли поводок. Какая у него способность? Юнги помнил, как спрашивал почти что нервно. Он не хотел в это вникать, не хотел знать о секретных агентствах и тайных экспериментах, но угроза его отца забрать его из школы давила на него. У Намджуна на такое ответов не было. Внешне Тэхён ничего не показывал. Юнги следил за знаками в первый раз, когда встретил Тэхёна — сразу после того, как уговорил Намджуна устроить им встречу. Если ты рос в окружении Экстраординарных, то можешь отличать, какая у кого сила. Это во взглядах, жестах, в языке тела. У Тэхёна не было ни одного из таких знаков. Он вёл себя как Ординарный, говорил и действовал так, будто в нём не было силы помимо той, что выдавало его вытянутое, худощавое тело. В самую первую их встречу на заднем дворе Института Тэхён сказал, что знает, из какой семьи Юнги. — Я часто бывал в Стыке последние пару лет, — сказал он. — Я знаю тебя. — Что ты делал в Стыке? — Предлагал… услуги. В обмен на информацию, — улыбнулся Тэхён, стоя напротив него во дворе в чём-то по типу медицинского халата, из-за чего выглядел слишком молодо для предложения услуг. Только, конечно же, в Стыке находилось применение всем людям. И всё же Юнги посмотрел на его сладенькое личико и широкую лыбу и немного возмутился. — О, нет, — рассмеялся Тэхён. — Не такого вида услуги. — Тогда какие? — Твоя мама же работает с болью, не так ли? — спросил Тэхён. — Ну так, если я окажусь с ней в одной комнате, иногда я… буду увеличивать её способность. Усиливать её. — Делаешь ещё хуже, — нахмурился Юнги. — Или лучше, — пожал плечами Тэхён. — Если ты, к примеру, целитель. Это кое-что объясняло. Конечно, он бы вёл себя как Ординарный, потому что у него не было способности, работавшей сама по себе. Это было что-то вроде вспомогательной способности, для включения которой требовался другой Экстраординарной. Это была странная разновидность способности, Юнги о таком раньше никогда не слышал: один из тех редких случаев, возникающих раз в где-то 20 лет, как искривление пространства или смертельное прикосновение. — Я сам предложил Институту свою работу, — рассказал ему Тэхён. — На договорных условиях. Я хочу узнать об Экстраординарности. Я хочу их книги и записи. Они дают мне преподавателей в обмен на образцы крови и высиживание тестов. Это работает. Спустя неделю после той встречи Юнги поймал Намджуна на том, как тот вытаскивал книги по биологии из их общежития. — Для Тэхёна? — протянул он, и Намджун замер, встал вполоборота и немного улыбнулся. — Д-да, — пробормотал он. — А такие книжки не слишком уж продвинутые для ребёнка из Гнезда? Тебе на такое вообще разрешение давали, Намджун-а? И тогда Намджун рассказал ему, что же планировал изучать Тэхён. «Он хотел вылечить Экстраординарность», — сказал Намджун с таким любопытством в глазах, по которому Юнги понял, что в итоге Намджун может пострадать из-за него. Звучало глупо, когда Намджун сказал это. Звучало неосуществимо. Но было что-то в Тэхёне — отважная убеждённость в том, как он говорил. Юнги был уверен, что и Намджун это видел. Он был уверен, что это было причиной, по которой Намджун рисковал всем, передавая тяжёлую литературу в руки ребёнка из Гнезда. — Могу я пойти с тобой? — спросил Юнги. И вот, где они оказались. С почти что лекарством. По окончании трёх безумно долгих дней Юнги сказал, что не хочет никакой собственности, и вернулся в университет. «Просто оставьте меня», — сказал он, и его мама усмехнулась, уже привыкнув к его вспышкам гнева, ожидая, когда тот приползёт обратно, как всегда. Но это было раньше. Это было, когда он всё ещё как-то ценил семью, когда он был привязан к ним бесполезной, сыновней любовью. Теперь его семья была где-то далеко. Теперь он нашёл их в лаборатории, поздно ночью, в близких объятиях под одеялами. Теперь он зарывался пальцами в костлявые ключицы, шептал «проснитесь» и получал вознаграждение в виде двух пар глаз, наполненных любовью и озорством, двух пар рук, уткнувших его между парнями. — Мы скучали по тебе, — сказал Чимин, наклоняясь за поцелуем. — Как дела дома? Юнги бросил взгляд на Тэхёна. Тот пожал плечами, глядя лениво, нежно почёсывая пальцами линию волос Юнги. Он перевернулся, чтобы тяжело закинуть конечности на Юнги, тёплый и живой, и каким благодарным Юнги себя чувствовал, какое облегчение было после того, как последние пару дней он ждал, когда телефон озарится сообщением от Чимина, в припадке пишущем, что Тэхён не просыпается, не дышит. Он потянулся и убрал чёлку с лица Тэхёна, двигаясь озадаченно. — Я кое-что рассказал Чимину, — скуксился Тэхён. — Сколько ты рассказал? Тэхён ничего не сказал, просто уткнулся Юнги в шею. — Немного. — Столько, сколько я из него смог выудить, — сказал Чимин, и было в этом что-то, по чему Юнги скучал, какое-то условие, о котором он не знал. Ему было интересно, угрожал ли Тэхёну чем-то Чимин, чем-то достаточно мелким, чтобы Тэхён выдал информацию, не разозлившись и не сбежав. Чимин был очень хорош в нажимании нужных рычагов. Это довольно опасный навык. — Я знаю о твоей семье. — Мудаки они, — заворчал Юнги. — Это всё, что тебе правда нужно знать. — Ещё, к примеру, я знаю, что Тэхён — лабораторная крыса и агент, — зевнул Чимин. — Вот это было немного шокирующе. — И ты… не против всего этого. Чимин пожал плечами, моргнул заспанными глазами. — Нам всё равно придётся что-то сделать, чтобы вытащить его из Института. Он долго на таких должностях не протянет. Тэхён пожал плечами, проскулил что-то вроде: «Может, поговорим об этом утром», — и прижал холодные пальчики ног к бедру Юнги. — Нет, — сказал Юнги. — О чём ты? Чимин встретился с ним взглядами в полутьме. — Просто… Побочки немного выходят из-под контроля, хён. — Что? Тэхён вздохнул, прижался мягким поцелуем к щеке Юнги. — Ничего такого. — Ещё как такого, — сказал Чимин мрачно, сильно пихая локтём Тэхёна. — Скажи ему, идиот. Тэхён вздохнул, сдаваясь. — Похоже, я не могу… оставаться здесь, хён. — Что это значит? Чимин зевнул, прижимаясь ближе. — Это значит именно то, о чём ты подумал, хён, — сказал он, и Юнги услышал браваду в его голосе, ощутил тремор. — Он продолжает умирать.***
Триггера не было. Не было предупреждения, контрольного механизма. Тэхён рассказал Юнги, что это просто случалось. Недро пробиралось в его голову и крало его на какое-то время, пока он не осознавал, что происходит, и не возвращал себя. — Что если это случится в Институте? — спросил Чимин, а у Тэхёна не нашлось ответа. — Нам надо… Я не знаю, может, нам нужна помощь. — И у кого её просить? — Может, нам просто надо сбежать, — сказал Юнги. — Оставить это место позади, отправиться куда-нибудь и разобраться во всём. — Нет, — сказал Тэхён. — Мне нужен Чонгук, чтобы возвращать себя. — Тогда возьмём его с собой. Вызволим его, заберём с нами. — И что потом? — спросил Чимин, помотав головой. — Они пойдут искать его. И Чонгука, и Тэхёна — обоих. И нам придётся продолжать бежать. — Тогда что нам делать? — У меня есть идея, — сказал Чимин. Тэхён уже мотал головой. — Нет, — сказал он. — Только не это. Ты обещал. — Я пообещал не пытаться, если ты скажешь мне, что я хочу услышать, — сказал Чимин. — Я не обещал, что не буду обсуждать это с Юнги-хёном. Тэхён быстро закрыл рот и раздражённо отвёл взгляд. Чимин повернулся к Юнги. — Я лучше всех шарю в грани. Может, если бы мы провели эксперимент на мне, я бы смог забраться к нему в голову и отрубить Недро. — Это глупо, — тут же огрызнулся Тэхён. — Не так ли, хён? Как ты можешь быть уверен в том, что это сработает? Как ты можешь быть уверен, что с тобой не случится такого же? — С нами такого не случалось, пока ты не забрался слишком далеко. Я такого делать не буду. — Чимини, — сказал Тэхён. — Что, если ты умрёшь? Взаправду? Чимин вскинул бровь. — А с тобой у нас такой проблемы не было, Тэ? — Со мной это бы ничего не значило, — сказал Тэхён остро и как отрезал. — Это бы ничего не значило. — О чём ты? — Юнги почувствовал, как дискомфорт застрял в желудке. Тэхён взглянул на него большими тёмными глазами, смягчаясь из-за, наверняка, очевидного страха на лице Юнги. — Я просто хотел… Хён, я просто хотел убрать свою способность, хорошо? Я не хотел усиления, я не хотел… Это бы ничего не значило, потому что я просто хотел попытаться в первую очередь избавиться от способности. — Почему? — Потому что это из-за меня, — пробормотал Тэхён. — Это из-за меня мои родители умерли. Мы пережили несчастный случай вместе, мой брат и я. Все думали, что он… Он был единственным, кто стал Экстраординарным. Моя способность не очевидна, видишь ли. Она сама по себе не работает. Хён хорошо справлялся, пока я всё не ухудшил. Он развешивал Талон по дому, даже при том, что ему от этого было больно. Он даже достал наручники, потому что боялся, что не сможет подавлять способность во сне. А затем её стало… слишком много. Из-за меня, из-за того, что мы не понимали. Стало слишком много, и он не мог её контролировать, вот почему я виноват. Он сбежал, как какой-то преступник, а я должен был… Я хотел исправить это, окей? Я хотел исправить его, сделать так, чтобы больше не было больно, забрать свою способность, чтобы она никому не навредила. Поэтому со мной это бы ничего не значило, потому что я бы сделал что угодно ради этого. Ради лекарства. Но ты не можешь умереть, Чимин. Не ради меня. После того, как он закончил говорить, повисла пауза. Тэхён дрожа отвёл взгляд. — Так что ты не можешь этого сделать, — сказал он, сглатывая. — Ты не можешь так рисковать. — К счастью, это не только твой выбор, Тэ. — Чимин напряг челюсти. И затем они оба выжидающе взглянули на Юнги. Будто бы он был решающим фактором. Голосом за победителя. — Не надо, — пробормотал он в ужасе. — Прошу, не надо. Не заставляйте меня выбирать. — Дай мне любой другой осуществимый план, — тихо сказал Чимин. — Дай мне любую другую рабочую альтернативу. У Юнги на такое не было ответа.***
— Я знаю, что ты сделал, — сказал Намджун Юнги парой дней спустя. — Тэхён мне рассказал. — Правда? — вздрогнул он. — Он боялся, что это случится в Институте. Это был умный ход. Ты знаешь, что мне можно доверять. Дело было не в доверии. Юнги взглянул на свой учебник по уголовному праву, слова плавали перед его глазами. Дело было в безопасности. Он всегда держал карты близко к груди — побочка от мафиозной семейки, — так же поступал и Тэхён. Их отношения начались неожиданно и интенсивно, столкновение странных умов во внешне ошеломляюще странных личностях. Затем этот маленький крепкий круг из них двоих естественным образом расширился, предоставив место Чимину — стабилизатору, срединной точке между ними, — и Юнги нравилось так. Ему нравилось, что их секрет принадлежал только им. Но Тэхён, конечно, был прав. Прав в том, что доверял Намджуну. Он нарушил все правила, что у них были, но он был прав. — Сколько он рассказал? — Без деталей, — сказал Намджун. — Просто если что-то с ним случится — что-то плохое, — доставить к нему поближе парнишку-некроманта. Он и с Чонгуком поговорил, но в деталях не говорил ни о чём. Просто, что тот ему нужен. Намджун остановился на минутку, притворился, что заглянул в свои записи, но Юнги видел, как дёргалась его бровь. — Хён, — сказал он после минуты тишины, — в какое дерьмо вы двое вляпались? «Вы двое». Значит, Намджун не знает о Чимине. — Всё сложно. — Пиздец ещё какой, хён, — сказал Намджун. — Я понимаю, почему он захотел это сделать. Программа Гнезда — безумие. У них есть парень, ведущий её, оказавшийся Экстраординарным. Слышал о хуете с MKUltra? — Инцидент с ЦРУ в штатах. Да. — Контроль разума и эксперименты над людьми. Этот парень — тот, кто проходит её сейчас, — он это и делает. Контролирует разум. Внушение и манипулирование мыслями. Тэхён оказался достаточно умным, чтобы рассказать мне, по крайней мере я смогу приглядывать за ним. Ты не хочешь, чтобы Институт сидел у вас на хвосте, хён. Там всё куда хуже, чем ты можешь себе представить. Тэхён был тих, когда они встретились вновь, — украдкой посматривал на Юнги, пытаясь понять по его поведению, рассказал ему Намджун или нет. Сегодня они не делали с гранью ничего, просто тихо сидели в лаборатории, играя в карточную игру, которую принёс Чимин. Юнги молчал, играл в свои игры, заводил разговоры ни о чём. Он достаточно хорошо знал Тэхёна, знал, что тот не может хранить от них секреты, знал, что всё в конечном итоге… — Намджун тебе рассказал? — сболтнул Тэхён, весь нахмурившись. — Хён?.. — Да, — сказал Юнги. — Я сначала разозлился, но сейчас думаю, что мысль хорошая. Мы не всегда можем быть рядом с тобой, а Джуну ты очень нравишься. — Это была идея Чимина. — Мне просто не нравится, что ты там совсем один, — вздохнул Чимин, укладывая ладошку на щёку Тэхёна. — А ты всё время говорил о Намджун-хёне. На словах он показался хорошим человеком. — Лучшим, — пробормотал Тэхён. — Правда, хён? Юнги кивнул. Он всё ещё не был уверен, что думал о том, что их секрет вышел за пределы непосредственного, личного круга, но лучше уж Намджун, чем кто-то другой. — Этот новый человек, руководящий Гнездом, — начал он. — Тот, что со способностью контроля разума. Это тот же, о ком ты говорил ранее, Тэ? Скарабей? — Да, — поморщился Тэхён. — Не позволяй этому ублюдку видеть твою смерть, — мрачно сказал Чимин. Тэхён тяжело кивал минуту. Затем его лицо расплылось в привычной ему усмешке, и он подтолкнул Чимина локтём. — Смотри, как ты сказал это, Чимин-а. «Не позволяй ему видеть твою смерть». Это не смерть, говноед ты эдакий. Хватит это так называть. — Просто очень неожиданная кома, — сказал Чимин, пихая его локтём в ответ. — В которой и дыхания нет, и сердце твоё не бьётся. Как в «Ромео и Джульетте». Тэхён закинул руку на плечи Чимина, притянул его ближе, прижался поцелуем к уголку его глаза. Тэхён притворялся, что сам не понимал, как всё это влияло на них. Притворялся, что шагать вперёд, будучи полным научного азарта — нормально. А затем иногда он смягчался, как сейчас, говорил: «Знаю, знаю», чуть двигая руками, и Юнги помнил. Помнил, как спросил однажды: «Какая, по твоему мнению, лучшая способность?», а Тэхён ответил: «Делать людей счастливыми. Всегда. Чтобы все просто были счастливы». Помнил, что тот не хотел быть таким, не хотел тьмы, смерти и неопределённости — всего этого, приходящего от игр с огнём. — Тогда кто из вас Ромео? — спросил он теперь. — Если я глупая, отравленная Джульетта. — Никто из нас не Ромео, — сказал Юнги. — Мы не настолько тупые. — Но ты говори, если у тебя будут проблемы, — сказал Чимин, переплетая пальцы с рукой Тэхёна на плече. — Если в Институте что-то пойдёт не по плану. Тэхён кивнул. — Фолд, — сказал он, отпихивая карты. — Покажи, что там у тебя, Чимин-ши. Чимин улыбнулся и показал свои карты. Одни тузы.***
НАШИ ДНИ
Тэхён позволил себе ненадолго отойти. Воспоминания длиной в год трудно осмыслить, и он считал, что Юнги проспит ещё долго, что даст ему время окунуться в Недро. Он пытался объяснить это в течение многих лет — Чимину, Юнги и Намджуну. Однажды — уверенно и с минимумом деталей — Хосоку. Он не думал, что когда-либо правда преуспел в этом, зная на все сто, что Юнги всё ещё думал, будто это как решётка из фильмов про Матрицу; что Чимин всё так же считал, будто это огромный пустой вакуум с пушистыми огоньками, олицетворяющими людей и их способности. Это было ни то, ни другое. Это был этот мир, но податливый. Пол деформировался под его ногами, словно губка. Расстояние можно было растягивать и сдавливать, как сахарные ириски. Если бы он захотел добраться из этой комнаты отеля в ту, что была напротив, он просто должен был бы сжать это расстояние до нуля. Это не измерение. Оно не существует как другой плоскостной мир со своими законами, правилами и физикой. Оно вообще не физическое. Это просто расширение его разума, возможно, седьмое чувство, и растягивается оно далеко и широко — большая сеть улиц без машин и толп для его исследований. Он думал, что у всех версия такого мира различна. Может, то, что он видел мягким и пластичным, для кого-то другого было как стекло. Может, Чимин видел бы Недро травянистым, с прожилками зелени повсюду. Поэтому было невозможно найти кого-то в Недре. Но это становится хорошим укрытием, если, скажем, кто-то пытается влезть тебе в голову. Он даже научился хорошо ориентироваться в нём. Очень хорошо ориентироваться. У него же, в конце концов, был двухлетний опыт такого. Мир не сильно изменился. Стык, как он понял ранее, остался более-менее таким же. Юнги, конечно, выглядел острее, суровее. У него всегда была привычка позволять миру вставлять ему палки в колёса, а исчезновение Тэхёна на целых два года, похоже, это только ухудшило. Было больно видеть это; знать, что он был причиной, но, может, он бы понял, когда узнал. Может, они бы оба поняли, когда узнали. Тэхён знал наверняка, когда всё потекло не в то русло. Это не случилось сразу после эксперимента, даже не когда они узнали про побочку, идущую в комплекте с его способностью. Он всегда знал, что за ним наблюдали, заботился о том, чтобы его не увидели с Юнги или Чимином, всегда сбегал из Института только в заранее обговорённые часы. Он всегда осторожно обходил стороной проблему в виде Скарабея, даже когда Намджун начал громко озвучивать своё беспокойство и другие агенты из Гнезда, которых он знал, начали странно себя вести. А когда он понял, что у него есть секреты, которые стоит защищать, он начал использовать способность мужчины, чтобы выстроить преграды в своей голове. Тогда, наверное, он и допустил первый промах. Время в Недре не существовало. Путешествовать внутри его разума было легко, особенно после того, как он делал это так долго, искал корень проблемы, точку, где он понял, что больше не может фокусироваться на чём-то одном. В этот первый промах он сидел напротив мужчины, в белой комнате, пялясь на несколько чернильных клякс на невинно-белых листках. — И почему я это делаю? — спросил он тогда. — Просто небольшой тест, — сказал профессор, улыбаясь. Его взгляд ощущался так, будто по голой коже проводили потными ладошками. — Как там твои независимые исследования? Тэхён пожал плечами. Укрепил стену в голове. — С ними всё хорошо. Теперь я изучаю биохимию. — Намджун рассказал мне. Тэхён сглотнул. Намджун… Ему нужно было придумать способ защитить ещё и Намджуна. Он достаточно хорошо изучил способность Скарабея и узнал, что мужчина навряд ли сможет заглянуть в голову к Намджуну. Он не телепат, так что ему нужно было точно знать, что внушить Намджуну, чтобы суметь заставить его выдать информацию. Но от этого не становилось легче. — Ты крал крыс из лаборатории. — Просто экспериментирую. — Они в лаборатории университета полиции? — Да. Я могу их вернуть, если хотите. — В этом нет нужды. Намджун говорит, что ты умный, так что просто можешь показать мне, чего добился. Ты знаешь, что наш договор заключается в том, что мы по минимуму вмешиваемся в твои делишки, пока ты держишь наши секреты в тайне и помогаешь нам исследовать твою… способность. На этом они и закончили развивать эту тему. Но Тэхён что-то заподозрил. Он смотрел на чернильные кляксы и выдумывал бред — «Эта выглядит как пчела, сидящая на грузовике», — размышляя, было ли это ловушкой. А затем он ощутил это: покалывающее ощущение в голове, холодная морось ледяной воды. Он дёрнулся, голова тут же повернулась к профессору. — Что случилось? — лицо профессора оставалось безэмоциональным. — Н-ничего. Позже он подумал, лёжа на кровати, что немного облажался там. Ему не стоило реагировать. Не стоило как-либо показывать, что он знал, что Скарабей пытался влезть к нему в голову, оглядеться там и внушить Тэхёну рассказать ему именно то, что он хотел знать. Не стоило выдавать, что он знал, что защищал себя. Крепости обычно очевиднее армии. Он был наивен. Он был глуп. Стресс из-за этого возлёг на него, холодный и тяжёлый, стал физической болью. Он изгибался и вертелся, пытаясь заснуть, игнорировать мерцающий зов того другого места, где время, он и люди не существовали. Только бассейн мыслей, мир абстракции. Он вздохнул глубоко, подумал о Юнги и Чимине, подумал о брате, который каждый день жил со страхом того, что его обнаружат. Когда они оба чуть не утонули, Тэхён в одну секунду точно подумал: «Мы умрём». Когда он очнулся многими часами после, Джин и другие лица окружали его. Он был уверен, что спит, застрял в какой-то другой плоскости, в лимбе между Адом и Раем. Всё было туманным, будто он был ни там, ни там. Голос его матери раздавался очень, очень далеко над водой. Он подумал, что, возможно, это был какой-то сон, видение, воспоминание, переработанное в агонии состояния анабиоза. А затем туман медленно очистился, и он осознал, что находится в больнице. Суть была в том, что осознание было в оба раза. Прямо когда вода забрала его и когда он очнулся. Непрерывность его мыслей, никакой потери памяти. Он помнил, как тонул; помнил, каково это было; помнил, как проснулся. Было не так же, как с Недром. Он не знал, когда он попал в него в ванной в тот первый раз и затем неоднократно в последние пару дней. Знал только, что упал и понятия не имел, что происходило за несколько минут до его пробуждения. Он просто… прекращал своё существование на какое-то время. Той ночью Тэхён заснул на своей кровати, а проснулся на холодном столе. Он внезапно сел, ощутил, как мир закрутился, закашлялся и задохнулся, когда воздух вновь наполнил его лёгкие. — Пиздец! — тявкнул Намджун, отползая подальше. — Господи ты блять Боже, Тэ, ты меня до усрачки напугал. Он был с кем-то, по виду — студентом с медицинского, молодым парнем с тонкими губами и испуганным выражением лица. Он подошёл ближе, пока Тэхён сгибался, задыхаясь. Длинные пальцы трясущихся рук быстро порхали по горлу младшего, пока тот давал Тэхёну инструкции, как дышать. — Ты в порядке, — успокоил он. — Ты хорошо справляешься, Тэхён-ши. Просто продолжай… Продолжай дышать. Намджун-а, какого хуя? Намджун взглянул на медика, как олень под светом фар. — Я же сказал тебе не задавать слишком много вопросов. Рот медика изогнулся дугой вниз в хмуром выражении лица. — И как я должен не задавать вопросов? Он был мёртв. А теперь нет. — Тэхён снова закашлялся, и мужчина перестал смотреть на Намджуна, чтобы нежно похлопать Тэ по плечу. — Думаешь, сможешь выпить немного воды? Когда он отпил немного из бутылочки-непроливайки, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце, он услышал их перешёптывание. — Я привёл тебя только потому, что доверяю тебе, Хосок-а. Ты единственный, кому я могу доверять. Хорошо? — Но что… Как вообще… — Никто не должен узнать. Ты понимаешь это, да? Ты не можешь рассказать никому. — Конечно, я никому не расскажу. Я не знаю, что рассказывать. — Хосок-ши, — прохрипел Тэхён. — Если я расскажу тебе то, что ты хочешь знать, ты поможешь мне это контролировать? — Контролировать? — спросил Намджун. — Как контролировать? Лекарства. Успокоительные, бета-блокаторы. Может, стресс был триггером. Может, если бы он остался, наглотавшись таблеток, по крайней мере в Институте… Но они должны были бы не оставлять следов в крови. Им пришлось бы обходить выявление на общих тестирующих устройствах Института. — Я знаю, что ты сможешь их достать, — сказал Тэхён, и Хосок зло взглянул на него. — Я знаю, что они есть у тебя в Экстраординарной секции обучающей больницы. Ты просто должен достать их для меня. — Зачем… Зачем мне делать это? — Однажды ты мне сказал, что не чувствуешь себя в безопасности рядом с Экстраординарными. — Намджун взглянул прямо ему в глаза. — Что ты бы хотел, чтобы тебе было легко проводить время в больнице Стыка, не опасаясь за свою жизнь. Тэхён пытается осуществить это. Лицо Хосока расцвело надеждой. — Вылечить… Экстраординарность? — Да. Тэхён рассказал ему немного: о своей способности, о Недре — поверхностные детали, ничего достаточно глубокого, что кто-либо, залезший к Хосоку в разум, нашёл бы подозрительным. Он заставил Хосока поклясться хранить тайну и был не уверен, сохранит тот или нет, но Намджун, похоже, доверял ему, а Тэхён доверял Намджуну. Пару недель это работало. Таблетки, ежедневное чтение мозговых волн, которые они проводили с Чимином, держались тише воды, ниже травы. А затем Тэхён совершил вторую ошибку. — Ты как-то приуныл, — отметил Скарабей на одной из их встреч, где Тэхён вновь пялился на чернильные кляксы. — О чём размышляешь? У Тэхёна разум был как губка. Он моргнул, зевнул в руку, пытаясь не казаться слишком вялым. — Просто сонный. Много читал. Что-то постучалось в его голову. Тэхён снова укрепил стену. Вёл себя в этот раз совершенно невинно, наклоняясь, чтобы уставиться на что-то, похожее на бабочку, повисшую на мясном крюке. — Старлинг, — сказал профессор. — Похоже, я не могу получить доступ к твоему разуму. Тэхён слегка дёрнулся. — Вы… Что? — Не надо в игры играть. Я знаю, что ты чувствуешь, когда я пытаюсь забраться к тебе в голову, и я знаю, что ты активно ограждаешь себя. С чего бы? — Не понимаю, о чём вы говорите, — напрягся Тэхён. — Нет? Может, ты бы разобрался получше, если бы я спросил тебя о том старом неиспользующемся строении, в котором ты, похоже, сейчас часто зависаешь? — Договор был таков, что в моё свободное время то, что я делаю, уже не касается Института. — Тэхён сжал зубы. — Если ты правда поверил в это, то не делает ли это тебя по-настоящему наивным? И вновь долбёжка в его разум. Тэхён сглотнул, сифонировал способность профессора, чтобы использовать её против него же, держал эту стену против него крепко. Всё казалось странным и туманным от таблеток. Он уже не мог держать стену с такой же силой, как прежде, и не знал, что случится, если он возьмёт больше от мужчины перед собой. Забрало бы это его способность насовсем? Перешла бы она к Тэхёну? Это бы принесло побочки, о которых он не знал, последствия без гипотез. Так что он сделал что-то, имевшее для него странный, накачанный таблетками смысл. Он умер. Недро развернулось вокруг него, тенистое и странное, ставшее более медленным от эффекта таблеток. Он видел Скарабея перед собой сверкающим гранёным жучком, а всех других Экстраординарных в Институте — сияющими маячками света, рассыпанными по мерцающей географии пространства. Он нашёл их в том числе, Юнги и Чимина в своих классах, сгорбившихся над книгами и думающих о нём. Беспокоящихся. Раздумывающих. «Помогите», — прошептал он им. Затем он закричал. Он орал, и вопил, и пытался заставить их физически заметить его, но почему-то они не могли. Они не могли. Это измерение этого не позволяло. Оно не работало, как это было у призраков: он не мог скинуть какую-нибудь херню или двигать дощечки по доске Уиджи. Это даже не было реальным местом. И он был прямо там: Скарабей, думающий мрачные мысли и вырабатывающий возможности, уложил руки на тело Тэхёна, головой всё ещё пытаясь прогрызться к нему. Ощущалось как изнасилование. Как принудительное вхождение в его мысли, его разум, его личное пространство без согласия. Он, конечно, был разъярён, но что ему было делать? Или, может, ему не нужно было ничего делать. Может, ему нужно было просто оставаться там достаточно долго, чтобы профессор убедился, что он на самом деле мёртв. Ему бы пришлось покинуть Институт, а это означало бы отказаться от таблеток, Чонгука и лабораторных приспособлений, которые достать он мог только тут. И всё же. Какие у него были альтернативы? Ему пришлось бы надеяться, что Намджун найдёт его. Или Хосок. Или кто-то ещё. Конечно, сейчас бы профессору он ничем не сгодился. Но тут он невероятно, ужасно ошибался. Было трудно возвращаться к этому. Трудно возвращаться в принципе. Он сделал глубокий вдох и вернул себя к настоящему, к отелю «Либерти». Теперь ему для такого не нужен был Чонгук — он этот этап уже успешно прошёл, — но замешательство и дезориентация этого момента всегда тяжело на него наваливались. Он сел прямо, закашливаясь, лёгкие расширились, кулаки сжали глупые бордовые покрывала. На это ушло время, но в конце концов он начал медленно дышать. Спокойно. Упал обратно на подушки и всё смотрел на потолок, подсчитывая трещины на нём и свои вздохи. Всё до сих пор болело, но зуд стал полегче. Притяжение к падению в Недро было не таким сильным. Он снова мог дышать, не окатываясь потом, но не знал, сколько это продлится. Он повернулся к Юнги, свернулся клубочком рядом с ним, спящим. Он едва ли сдвинулся от кашля Тэхёна и его вздохов, и теперь Тэхёну было интересно. Сколько было во сне возрождающихся воспоминаний, а сколько их же, но полных истощения? Юнги всегда как-то не подходил полиции. Слишком сердечный, слишком много стойкого равнодушия было наложено на эту сердечность. Тэхён помнил, как наблюдал за ним в качестве информатора со Стыка, раздумывал, что если воспоминания создавали человека, то Юнги это не касалось. Юнги казался тем же, что и тогда. Единственной сияющей константой. Та же грубая нежность, которую он показывал Тэхёну, когда они были вместе, была как протянутая тёплая рука, даже когда он больше не знал Тэ. Это приземляло. Тэхён знал, что снова проёбывался, позволяя Юнги во второй раз подобраться к нему близко. Он знал, что это бумерангом больно ударит по нему, потому что всегда так было. Но альтернативой было оттолкнуть его, превратить его в незнакомца, а Тэхён не мог этого сделать. У него не хватило бы на это мужества, нужного стимула сделать абсолютно всё, что от него требовалось. Может, Намджун знал это. Может, поэтому он тогда и не вмешивался; не выругал Тэхёна за то, что тот почти что проёбывал план. — Только если он не будет помнить, — единственное, что когда-либо сказал ему Намджун. Он тогда выглядел грустно, а его рука на плече Тэхёна была тяжёлой. — Я знаю, что больно, но и ты знаешь, что не можешь ему позволить вспомнить. Теперь ему было жаль. Жаль, что он позволил Юнги вспомнить; жаль, что вспомнит и Чимин. Память делала их уязвимыми. Делала их восприимчивыми. Открывала врата и проверяла, расставят ли они всё по местам так осторожно, чтобы защитить их самих и других. Он прошёлся подушечкой большого пальца по скуле Юнги, желая, чтобы он мог разбудить его и объяснять всё, пока не охрипнет. Желая, чтобы смог пересечь город к Чимину, где бы тот ни был, и сказать «прости». Это всё началось с него и закончиться должно было на нём, а не на том, чтобы люди, которых он любил, оказались потрёпанными пешками на запутанной шахматной доске. Если Юнги сказал правду, что Чимин собирался вспомнить его, тогда он проснётся с воспоминаниями о Тузе. «Ты должен уйти. — Тэхён помнил, как сказал это ему тогда. — Ты должен бежать. Иди». И Чимин, по-настоящему очнувшись впервые за более чем год, всё ещё смотрел на него непонимающе. («Кто ты», — в его взгляде. Ужас и извинения в его трепещущих, объятых паникой руках. Он сказал тогда что-то в ответ? Тэхён не помнил. Из-за ножа было трудно думать, кровь бежала в ушах, а у него было совсем небольшое оконце времени, чтобы стереть и это воспоминание, чтобы убедиться, что Чимину не придётся жить с этим, потому что он этого не заслуживал. Он ничего из этого не заслуживал.) Тэхён желал иметь возможность найти его сейчас. Дотронуться до него, сказать ему, что всё хорошо. Тэхён теперь здесь, постаревший и поврёжденный, но живой. Что есть нож в сердце по сравнению со всем, что они наделали, со всеми границами, что они нарушили вместе? Но было ещё кое-что, что ему нужно было сделать. Он выполз из кровати, посидел секунду на краю, пытаясь справиться с головокружением. За дверью раздались шаги — один человек, может, два; их способности ощущались смутно, но Тэхён думал, что они элементальные: огонь и лёд, что-то вроде того. Он знал их. Знал их имена, знал номера, под которыми они числились в списке. Он ждал с минуту, сидел, смотрел на Юнги. В его рту был этот плохой вкус, приходящий от мысли об убийстве, а у него даже Джина поблизости не было, чтобы сделать это, не притрагиваясь к этим людям. Ему придётся использовать кого-то другого. Раздался стук в дверь. Он прошёл к людям, запустил сеть в Недро и ощутил их способности. Первый, как он и подозревал, огонь. Но второй был заклинателем крови. Интересно. Стук настойчиво раздался вновь. Тэхён открыл дверь, прижимая палец к губам и шикая на них. — Грубо стучаться так громко, — сказал он. Они же пялились на него с идентичными придурковатыми выражениями на лицах, с пустотой в глазах. Пальцы поджигателя начали дымиться. Связыватель крови подался вперёд, и Тэхён ощутил давление в голове, струйка крови из носа смочила губу. Он посмотрел вправо-влево в коридор — пустой, не считая горничной, подметающей пол. Она косо посматривала на них — на него в дверях и громадных мрачных мужчинах перед ним — с тихим ужасом, искажающим лицо. — Заходите, мальчики, — вздохнул Тэхён и широко раскрыл дверь. — Давайте не приносить неудобства милой леди.***
«Отель "Либерти"», — подумал Чимин, когда проснулся. Там их место встречи. Если он ещё помнил, если блокировка воспоминаний была снята, то там они оставили номер для вызова, адрес и способ найти друг друга. — Я в порядке, — пробормотал он хакерам, беспокойно глядящим на него с раскрытыми ртами. «Я в порядке», — Чонгуку, который, похоже, примчался сюда тридцать минут назад. — Мне просто надо… надо съездить кое-куда. — Я должен отвезти тебя в убежище, — сказал Чонгук. — Это важно. Убежище. Чимин помнил, как Намджун говорил ему это прямо до того, как он с Тэхёном заблокировали его воспоминания. «Мы обустроим убежище. Обезопасим его от способностей, особенно от контроля разума». — Сначала нам надо кое-куда заехать. — Куда? Не доверять никому. — Скажу в машине. Где Юнги-хён? — В убежище, — сказал Чонгук. — Он с… с Тэхёном. «Что?» Чимин сжал губы, пытаясь всё осознать. Тэхён был жив — это уже не так шокировало. Его воспоминания восполнили достаточно, чтобы он знал, что это возможно, знал, что смерть уже ничего и не значила для кого-то, настолько отдалённого от рамок смертного тела. Но его воспоминания также заполняли и другие пробелы. Люди, способные выглядеть одним образом и иметь что-то совершенно другое, обитающее в их головах. Люди, которых можно запрограммировать так, чтобы они вели себя согласно причудам кого-то другого. Люди, являющиеся всего лишь марионетками. Тэхён, который, как заявил Чонгук, сейчас с Юнги, мог быть вообще кем угодно. — Не пугайся так, хён, — тихо сказал Чонгук. — Намджун-хён держит его под контролем. — Под контролем? Чонгук помедлил. — Он… был Призраком. Ну конечно, это тоже имеет смысл. — Тогда он в здравом уме, — сказал с облегчением Чимин и наспех повернулся, чтобы поблагодарить хакеров. — Пойдём. Чонгук дождался момента, когда они выйдут из клуба, чтобы спросить приглушённым голосом: — Что ты имел в виду, когда сказал «в здравом уме»? — Насколько ты со всем этим связан? — спросил Чимин в ответ. — Я знаю, что Тэхён приходил ночевать к тебе. Я знаю, что ты пытался его воскресить и это сработало. Ты виделся с ним после? — Не до сегодняшнего дня, — ответил Чонгук, указывая на машину. — Не до того, как мне позвонил Намджун-хён, сказав прийти к складам. Я знаком с ним с Гнезда, знаешь же? Он всегда подозревал, что Тэхёни-хён жив. Мы из-за этого были на связи. Потому что мы оба думали, что он мог… прятаться. — И за всё это время вы его не нашли, — сказал Чимин. — Даже его следа. А как обнаружили сейчас? — Мы и не находили. Джин-хён нашёл. Но Намджун-хён какое-то время подозревал, что Джин-хён что-то прячет. Ты знаешь, что они братья? Он брат Тэхёна. Чимин сел в машину. Теперь многие вещи, которые говорил Джин, обрели смысл — месть, к примеру, — а также некоторые его действия, как то, что он никак не отпускал дело Тэхёна. Он — брат, чью способность Тэхён неосознанно усиливал. Он — тот, ради кого Тэхён хотел исправиться. Машина завелась. Чимин отстранённо посмотрел на свои руки, закрыл глаза от шквала воспоминаний. Он чувствовал себя странно. Не совсем в этом мире. Будто он может накрениться и провалиться в какое-то другое место, если слишком долго будет держать глаза закрытыми. — Что ты имел в виду, когда сказал, что Тэхён в здравом уме? — спросил Чонгук, перекрывая голосом звуки дождя. Это было трудно объяснить. Чимин даже не был уверен в том, стоило ли ему это объяснять. — Намджун-хён ставил тебе программу тревоги? Чонгук кивнул. — Он не говорил почему. — Это из-за того, что некоторые… некоторые люди могут залезть к тебе в голову, — сказал Чимин. — Они могут забрать твою способность и уйти с ней, и всё было бы хорошо, если бы всё заканчивалось на этом. Но они могут больше. Они могут завладеть тобой, заставить тебя что-то делать. — Как то, что случилось со мной. Ночью после Туза. — Это ещё не всё, — мрачно сказал Чимин. — Они также могут полностью стереть тебя. Взять над тобой контроль навсегда. Твоё тело будет жить без сознания. Как марионетка. Ты станешь частью общего сознания, просто одной конечности среди сотен других. Как колдун вуду контролирует живых, дышащих куколок-зомби. У Чонгука сбилось дыхание: — Как контроль разума. — Нет, — сказал Чимин. — Не как контроль разума. У тебя больше не будет разума, чтобы его кто-то мог контролировать. Ты становишься ничем. Просто скорлупой. Но твоя способность, твои физические качества, твои руки, твои ноги, твои пальцы — они будут доступны для использования кому-то другому. — Как робот. — Возможно. — И это от него мы таим столько секретов? Как… Как кто-то способен вытворять подобное? — Не отсюда. Не из этого мира, управляемого пятью чувствами. Из другого пространства. Более глубокого Недра. Чонгук глубоко вздохнул. — Хорошо, — сказал он. — Хорошо, так ты говоришь, что врагом может быть кто угодно. Он может скрываться под чьим угодно лицом. Как… Как, может, под лицом Намджун-хёна. Или, или моим лицом. — Именно, — вздрогнул Чимин. — Кто это, блять, вообще? — Кто-то очень умный, — сказал Чимин. — Ты знал его с Гнезда. Один из старших Экстраординарных, находившихся там. Чонгук взглянул на него искоса. — Некоторые люди, — сказал он. — Ты до этого сказал «некоторые люди», не кто-то один. Теперь они ехали. Стык был мокрым и блестящим сквозь плёнку дождя, лучи света мелькали по стёклам, как яркие рыбки кои. Чимин пробежался пятернёй по волосам, приглаживая их, медля, чтобы обдумать свой ответ. — Если быть точным, трое. — Человек из Гнезда, — сказал Чонгук. — Тэхён. Кто ещё? — Может, этому стоит подождать до того, как мы доберёмся до убежища. — Хорошо, — сказал Чонгук. — Но прошло много времени, большинство агентов из Гнезда мертвы. Это те Экстраординарные, которых убивал Призрак? Это агенты Гнезда. Ты же это уже знаешь, не так ли? — Их имён не было в списке, — резко взглянул на него Чимин. — В списке указаны только Экстраординарные с низкой степенью риска. Ты же знаешь сейчас, что Гнездо было полно Экстраординарных детишек, которым промыли мозги до верных сотрудников разведки. Ты видел моё имя в официальном списке? — Чонгук помотал головой. — В более длинном списке и заключается вся игра. Стыку известен другой список. Он был случайно передан через Юнги-хёна. Он отдал его своему отцу. Чимин сел прямо. Более длинный список. Больше агентов. Некоторых из них Призрак — Тэхён — убил, потому что они были лишь марионетками, полыми телами, следовавшими инструкциям сумасшедшего. Всё начинало складываться воедино. Конечно, верхушки попытались бы похоронить инцидент в Тузе, потому что слишком долгое разбирание его подвергло бы риску Гнездо. Конечно, они оказались бы вовлечены в это, вскрыли бы все карты, чтобы не дать Призраку вытянуть их прежде, чем медиа копнули бы достаточно глубоко и раскрылись все секреты. Конечно, Юнги бы загородили все пути в расследовании, потому что кто-то, кто-то из верхушек, стыдящийся того, что произошло в Институте, попытался не дать ему вынюхать о существовании Гнезда. Этот выгоревший эксперимент. Все потерянные агенты. Вот, к чему всё это привело. — Я просто говорю, — добавил Чонгук. — Если учесть, что большинство из тех агентов мертвы, и судить по процессу уничтожения, ну… Я могу выдвинуть догадки о третьем человеке. Чимин всё ещё не знал, что он делал в те годы, что провёл под контролем разума. Ему было интересно, были ли те, кто вышел из Стыка с ним, такими же агентами Гнезда. Были ли они все пустыми, притворявшимися реальными, но на деле — просто ветвлением одного разума? В суде все они были тихими, бормотали «не помню» на каждый вопрос. Не злыми, не любопытными, не раненными, каким был Чимин. Почему он этого не замечал? Чимин был спасён только из-за программы тревоги. — Почему ты не рассказал мне это, когда я виделся с тобой ранее? — спросил Чимин. — Что жертвы Призрака также связаны с Гнездом? Почему ты не рассказал, если знал? Небольшая улыбочка. Чимин ощутил, как его сердце перестало биться на секунду. — Оу. Потому что Чонгуки не знал. «Враг, — подумал Чимин, — может быть кем угодно». Может скрываться под любым лицом. Он медленно повернулся на своём сиденье, пока только Стык не замелькал перед его глазами, а не парнишка на водительском сиденье. Его кожа охладела, а пелена ужаса затуманивала взгляд. — Ты не он, — сказал он, дрожа. — Ты не Чонгук. — Нет. Машина замедлилась. Чимин слегка заёрзал на сиденье, всё также смотрел в окно, не смотрел на Чонгука. — Как долго ты… Он… Он всё ещё там? — Ох, да, — сказал притворщик. — От него автономного мне пользы больше. И не так уж долго, правда. Я подобрал его с… ну, небольшого расстояния от убежища. — Но программа тревоги… — Я уже однажды смог подобраться к нему. Теперь я знаю, как это сделать, не встревожив программу. Это как идти по знакомому пути. Ты не отдаешь мне должного, Чимин-ши, — пробормотал притворщик. — Не думал же ты, что опытный агент с годами научных исследований не придумал бы чего получше, чем использовать случайного телепата и полного идиота, Тэхёна. — Полный идиот, который убрал половину твоих марионеток. — Я могу просто создать больше. Чимин повозился с замком на двери машины. — И чего ты тогда от меня хочешь? — спросил он. — Я был у тебя годами, ты пытался просочиться в мою голову день за днём… Чего хочешь сейчас? — Остаток твоих воспоминаний, очевидно же, — сказал Скарабей. Он звучал вовсе не угрожающе, его голос был знакомым, голосом Чонгука, с его спокойным тоном. — Теперь, когда программы нет. Чимин знал, что он искал. Знал, какую именно информацию хотел получить. Поэтому он сделал то, что сделал. Он вслепую ударил локтём назад, врезался им в лицо Чонгука. Поморщился из-за раздавшегося хруста и не остался, чтобы дослушать оставшуюся половину ругани, слетавшую с губ Скарабея. Он раскрыл дверцу машины, даже не подготовившись, выпрыгнул в холодную, влажную ночь и вскинул руку над головой в секунду, когда его тело ударилось об асфальт. Машину бесконтрольно дико занесло. Скорость и жар дороги прожигали кожу Чимина, до мяса стирали его бок. Кости дрожали, ребро хрустнуло, шар крови бросился к губам. Он остановился, задыхаясь и запыхавшись, боль оголённым проводом проходилась под кожей, а голова кружилась. «Беги, — подумал он. — Сраный же ты идиот, вставай и беги». Машина завертелась. Чимин вонзился ногтями в пол, чтобы встать на колени, и шатко выпрямился. Всё продолжало кружиться, глухая тьма охватывала его со всех сторон, но он сделал шаг вперёд. Затем ещё один. Затем он побежал, без дыхания в груди, задыхаясь и втягивая воздух сквозь рот. Боль штопором вонзилась в рёбра. Было мокро и холодно, дождь всё только усложнял. Рассвет тоже только начинался: шафрановый свет на горизонте и лучи обезумели перед его глазами, когда Чимин остановился, чтобы прислониться к стене, тяжело дыша. Каждый миллиметр его тела протестовал, а во рту был вкус ржавчины. Никто не останавливался. Никто не пялился. Это был Стык, где смерть и жестокость — дело обычное, где жизнь не идёт по тем путям, по которым следует остальная часть города. Чимин был рад этому. Его лёгкие молили о кислороде. Он огляделся в поисках Скарабея и не нашёл никого — ни единой машины на горизонте, никаких шатающихся зомби-марионеток, нетвёрдо идущих по направлению к нему, Чонгука не было. Чонгук. Чимин сжал зубы. Он доберётся до Чонгука, он пообещал себе это — он вернётся и спасёт, каким бы то ни было способом. Прямо сейчас, однако, ему нужно было в «Либерти». Подождать там, пока он не сможет связаться с Юнги, или Намджуном, или — безумная ебанутая мысль, но, конечно, — с Тэхёном. Думать о Тэхёне без контекста воспоминаний было больно. Воспоминание Туза перекрывало всё остальное, и пальцы Чимина дрожали от воспоминания о ноже. Это был не совсем он. Это был не Чимин, как и говорил Юнги, прямо как сейчас это не был Чонгук. Это был не он, но как это помогало, когда он помнил ощущение от ножа? Когда он мог помнить тепло крови и вес тела Тэхёна, упавшего в его руки? («Всё хорошо. Беги. Иди. Я найду тебя вновь».) Не было смысла думать об этом. Не было времени, чтобы так его тратить, жалеть себя, разгуливать по Стыку в синяках и с хвостом. Чимин попытался сориентироваться. Где он, блять, вообще находился? Он мог отсюда видеть пропускной пункт, так что, видимо, недалеко от въезда в Стык. «Либерти» был в квартале, максимум в двух от въезда. Значит, недалеко. Чимин с таким справится. Что тревожно, Стык оказался куда более знакомым, чем он думал. Он никогда не ходил по нему — не после лет, проведённых в качестве марионетки, когда он ходил туда, куда его хотел послать Скарабей. Он всегда брал полицейскую машину, был с полицейским или командой. Когда он один шёл по улицам на рассвете под дождем, возникала какая-то мышечная память. Он шёл по переулкам, по которым и не думал, что мог бы пойти, держался близ скользких, склизких стен, пошатываясь. В его груди был хрип, для которого нужен доктор. Он шипел каждый раз, когда капли дождя бились о его разодранные ладони, о его запястья. Но эта боль была пустым местом по сравнению с мыслью о порабощении, о потере — вновь — того его владения, которое он должен защищать от любых повреждений и царапин, — его разума. Телефон Чимина был сломан. При нём были кошелек и пара жалких купюр. Больше у него ничего не было. Но эти проблемы показались ему совершенно незначительными, когда он, кровоточа и спотыкаясь, наконец добрался до «Либерти». Он мог попробовать использовать полицейское удостоверение. Это сработало бы либо ему на пользу, либо против него. Он мог попробовать… Что-то врезалось в него. Чимин использовал все свои умственные способности, что остались у него, чтобы спасти себя, выставив ладони вперёд, чтобы совсем грязь ртом не выжрать. Он поморщился из-за того, как асфальт поцарапал разорванную кожу, а затем закричал из-за ботинка, врезавшегося в бок. Определённо, где-то было сломано ребро. Боль разрывала его, пробираясь под кожу. Он подготовился к ещё одной её волне, к тому, как атакующий снова пнёт его, как бесстыжую дворняжку. Он посмотрел наверх и увидел, как мрачный громадный мужчина, которого он не знал, смотрел на него сверху вниз пустыми глазами. Чимин прошёлся языком по губам, чувствуя кровь. Улыбнулся напряжённо и злобно. — Ну и чего ты, сука, ждёшь, Т-1000? Но мужчина смотрел не на него. Он смотрел на другую сторону улицы, на кого-то или что-то, рука дёрнулась к Чимину, но голову захлестнуло в противоположном направлении. Чимин встал на ослабевшие колени. Покачнулся на дорожке. Посмотрел мутным взглядом на то, как атакующий рухнул, как кровь свободно лилась через его рот и уши, фонтаном из носа, каплями собираясь под кончиками пальцев. Заклинатель крови. Это было ужасающе. Дорожка пропитывалась кровью, ботинки Чимина тонули в ней. Он спешно отошёл, запнулся в дурмане, чуть не упал вновь. Чимин сделал вдох — и дрожь прошла по позвоночнику. Его грудь зажглась болью. Он перешагнул через кровь и тело, прикусив губы и сжав кулаки. Пульс стучал в висках. Горло перехватило. В нём было несколько воспоминаний, запутанный клубок, и после того, как их так долго не было, их возвращение было не таким уж гладким. Чимин пытался управиться с обрывками, беспорядочными огрызками и больше всего думал о ноже. Ноже и крови на руках. О теле в его руках, знакомом и тяжёлом, прижатом к груди и от любви, и от убийства. Чимин помнил руки Тэхёна на своих запястьях больше всего. Беспомощные, сжатые от боли, голову на плече и дрожь, когда он провернул нож вверх, жестоко и глубже вонзаясь в парня. («Проснись, — сказал Тэхён сразу после этого. — Проснись». И Чимин проснулся. Он проснулся с кровью на руках, не зная, кто такой Тэхён, но способный сам думать впервые за годы. И Тэхён… Тэхён улыбнулся облегчённо, с кровью во рту. «Привет, привет, привет, Чимини. Я нашёл тебя».) Прошли годы. Прошли годы с Туза. Но со свежим потрясением от возвращения воспоминаний и запаха крови на улице казалось, будто всё происходило сейчас, в эту же секунду, заново. («Чимин-а, беги. Иди. Иди, пока он не нашёл тебя вновь… Иди».) Ему казалось, будто в сердце врезалась шрапнель, разрезая его с каждым вдохом. Всё, казалось, проходило снимками. Чимин начал на одной стороне улицы, и неожиданно пелена мглистого рассвета поднялась, разливая по ту сторону улицы ошеломляющую утреннюю зарю, как прожектора у актёра. Его разум растворился в воспоминаниях: в заброшенной лаборатории, экспериментах, руках на коже, смертях. Ночи, проведённые в объятиях за обсуждением науки, и звёзды, и мир, который создали их усилия. Потери, ошибки, жертвы. («Ты должен забыть, Чимини. Прости, ты должен забыть».) Чимин переходил дорогу. Его голова кружилась. Тэхён встретил его на полпути. Он был в грязи, синяках и крови, лицо его было болезненно-жёлтым, а одежда вымокла от крови. Прямо как когда Чимин видел его в последний раз. — Чимини, — сказал он ломаным голосом. В ярком свете его глаза были широкими, сверкающими, струйки крови засыхали на щеках, подбородке. Он выглядел безумно, устрашающе, как что-то из ужастиков, с такой вымоченной одеждой, синяками и дикими, непослушными волосами. — Ты ранен. Чимин покачнулся. «Тэхён, Тэхён, Тэхён», — повторял он про себя, поток эмоций оказался таким сильным в груди, что ему показалось, что он сломает и оставшиеся рёбра. Тэхён поймал его за запястье, оставляя красные отпечатки, прямо как той ночью. Но в этот раз Чимин рухнул на него, и Тэхён обнимал его, обернув руки вокруг талии и бормоча банальные успокаивающие слова. Ему было интересно, не сошёл ли он с ума. Но нет — это было реально. Тепло солнечного света на его затылке было реальным; и давление ладоней Тэхёна, поднявшихся, чтобы обхватить его лицо, было реальным; и всхлип, застрявший в горле, был реальным. Он накренился, произнося имя Тэхёна, крепко сжал перед его футболки. Выдал беспомощное, придушенное: «Ты жив». Слишком мало, но это всё, что было у Чимина тогда. Тэхён сделал долгий, протяжный вдох, немного шаткий. — Жив, — сказал Тэхён. — Мы живы. Он звучал почти удивлённо, смех застрял где-то в горле, слёзы струились по его лицу. Минуту они просто стояли близко друг к другу, трясущимися, солёными поцелуями прижимаясь к изголодавшимся губам. Затем хватка Тэхёна на его запястьях стала крепче, его глаза — ярче, огонёк былого озорства вспыхнул в его взгляде. В уголках его рта задрожала улыбка, и Чимин теперь подумал: «Как?» Как он мог такое забыть? Как всё это не перевернулось в нём в тот первый раз, когда он открыл папку дела и нашёл там фотографию лица этого парня? Тэхён прокрутился на пятках, оставив одну руку на талии Чимина. Окровавленный, потрёпанный — и даже так он был ярче солнца. — Давай поднимем тебя наверх, — сказал он. — Нам ещё пучину ада развергать.