Вазелин

      Под кожей яркими полосами лиловые синяки. Влад — Мастер именно с большой буквы, если смог на ревущем и дергающемся мне оставить такую красоту. Словно акварелью нарисовал причудливый узор на заднице и бедрах, а теперь мне особое извращенное удовольствие разглядывать это перед зеркалом и водить по вспухшим полосками пальцами. Когда лежал под ударами, вопил, как резаный, и еще долго потом со слезами целовал Владу руки, осипшим голосом обещая исправиться и больше никогда его не злить. Раньше думал, что стек — это страшно, но после ротанговой трости мир боли открылся мне новыми красками и неизведанными просторами. Не смотря на мой мазохизм, Влад найдет, чем напугать и заставить слушаться.       — Ну и что это такое? — спрашивает неожиданно подкравшийся Влад. Вроде с претензией, а вроде и с улыбкой. И что мне на это отвечать? С одной стороны, я нарушил правило не заниматься самоистязаниями, а с другой искренне восхищаюсь работой своего Доминанта. И все равно пугаюсь и отнимаю пальцы от свежих следов. Не хватало еще получить сверху за это.       — Я смотрел… как заживает, — пытаюсь оправдаться, и без всякого взгляда в зеркало чувствую, как кровь отливает от лица. После такой экзекуции мне еще надолго хватит впечатлений, чтобы быть послушным и не провоцировать. — Чем лучше обработать? — малодушно пытаюсь увести с темы, надеясь, что Влад все понимает и закроет глаза на это.       — Ничем, мучайся, в следующий раз будешь усерднее готовиться к контрольной, — говорит со злорадной ухмылкой, но подходит ближе и обнимает, целуя в висок. Я же расслабляюсь и даже позволяю себе клюнуть его в щеку в ответ. Все-таки он у меня не цербер, да и это его «мучайся» скорее всего продлится не дольше пары дней, а как только я отработаю неуд по физике, сам же будет причитать, что перестарался.       — Я ненавижу физику. Зачем вообще биологу физика? Я же не на мехмат пришел и не в колледж на электрика! — позволяю себе поныть, пока Влад подает мне с полки в шкафу пижамные штаны, красноречиво намекая, чтобы я уже оделся и перестал соблазнять его голой задницей. Я же наказан, да, и отсутствие близости, пока не исправлю оценки, относится сюда же.       — Ты зря. Между прочим, моя кандидатская как раз про электричество в растениях, — так снисходительно делает мне замечание и без труда отбивается от моих аргументов, что не могу не съязвить:       — Это когда лимон с яблоком проводами соединяешь, и лампочка загорается? — ворчу, закатывая глаза, и ожидаемо получаю за это шлепок по заднице. Тонкие хлопковые шорты совсем не смягчают удар, и я охаю, зарекаясь больше никогда и ни за что не пререкаться с Владом. По крайней мере пока не сойдут лиловые полосы.       — Про регуляцию разницей потенциалов, своего рода зачатки нервной системы, — включает менторский тон, чтобы поставить меня на место. Блин, кажется, я его немного обидел своими смешками, это ведь его работа, сфера научных интересов, а я так по-хамски отнесся, когда мне хотели объяснить. — Нейрофизиологам тоже полезно понимать физику процессов, гидробиологам нужно разбираться в акустике, чтобы изучать эхолокацию, еще есть биомеханика — вот тебе уже три примера, а я даже не старался, — все еще раздражен моей выходкой, и в голосе ни следа от прежнего Влада в приподнятом настроении. Надо это срочно исправлять.       — А можно мне почитать твою работу? — откровенно подлизываюсь и лезу в объятия, и Влад чуть расслабляется, принимая мои немые извинения. Опускаю глаза в пол и беру двумя руками его ладонь, чтобы поднести к губам и показать, как сильно сожалею. — Не знал, что там не только фитогормоны, — это добавляю, уже глядя в глаза, и Влад наконец снова улыбается. Рукой, которую я поцеловал, гладит мою щеку. Фух, кажется, инцидент исчерпан.       — Не думаю, что первокурсник с двойкой по физике что-то поймет, — опять смеется надо мной, но, стоит признать, по делу смеется. Зря я так, как бы ни была мне ненавистна физика, но чтобы читать серьезную литературу, надо разбираться в базе. Так что придется учить. Да кого я обманываю, в любом случае придется учить, но теперь мотивацией будет не наказание от Влада, а возможность больше узнать о нем и получить еще одну точку соприкосновения.       — Я обещал тебе исправиться и уже над этим работаю. Завтра договорился с парнем с мехмата, чтобы он со мной позанимался, — добавляю легкую обиду в тон, чтобы показать, что меня задели такие его слова. Я не маленький, с одного раза понимаю, что нужно исправить. И ту двойку по физике схватил не специально, просто как-то забыл о контрольной и за оставшиеся пару дней не успел подготовиться, теперь надо быстро наверстать.       — И что это за парень с мехмата, о котором я не знаю? Можно уже начать ревновать? — ворчит шутливо, но тем не менее притягивает к себе, чтобы подарить легкий поцелуй в губы. Как метка, мол, «даже не думай, ты мой». А я слегка краснею от смущения, потому что, получается, правда не рассказал о своем новом друге. Ну или пока не друге, а так, парне, с которым познакомились на гитарном вечере в одну из суббот и как-то сразу разговорились и обменялись соцсетями. Теперь он — моя экстренная помощь по математике и физике, а я консультирую его по химии, но в основном мы вместе ходим на те же гитарные вечера — ничего больше.       — Играем вместе по субботам, ничего криминального, — спешу заверить Влада, чтобы он не надумал себе лишнего. Уже был у меня «друг», которого я прятал, и ничем хорошим это не кончилось. Не хочу больше давать поводов сомневаться во мне, теперь мы вместе и никто не сможет встать между нами. Он же удовлетворенно кивает и снова целует в губы, пальцами выводя причудливые узоры на животе поверх футболки. Дергаюсь от щекотки, но не сопротивляюсь — пытаюсь насладиться и этими крохами близости, ведь большего мне все равно не обломится, пока не исправлю оценки.       — Я в который раз жалею, что не студент и не могу незаметно влиться в вашу тусовку. Хочу послушать, как ты играешь, — теперь почти просит и целует мою руку, наверное, чтобы показать, что любит мои пальцы, которые за последний месяц слегка огрубели от струн. А мне немного страшно, потому что за полгода без игры совсем потерял навык и теперь почти заново учусь, и Владу ни к чему слушать мое бренчание блатными аккордами. — И я не хочу ничего слышать о том, что ты стесняешься. По субботам у тебя гораздо больше слушателей, — упрекает, но сам не знает, о чем говорит. На гитарном вечере в общаге все не блещут навыком, немного пьяны и подхватывают друг друга то аккордами, а то просто голосом, так что сбиться и забыть слова совсем нестрашно. Да и что мне сыграть Владу? Уж точно не дурацкий кавер на Сплин. Влад вообще любит всякие нечленораздельные оры, а я это ему при всем желании не исполню. И опять я пытаюсь быть лучше, чем есть, вместо того чтобы заткнуться и исполнить приказ.       — Я попробую, — обещаю, хотя пока сам не знаю, что буду играть. Надо бы что-то романтичное, наверное, раз у нас сегодня тихий вечер наедине, но в голову не приходит ничего путного. Может, он вообще не хочет унылых завываний и лучше на скорую руку наиграть что-то веселое? Пока могу отойти за гитарой в коридор — как мне ее подарили, так я и определил ее место в том шкафу, где нашёл впервые, уже привык.       Я идиот. Я приревновал к своему же подарку, даже не подумав, что это может быть мне и Влад просто ждал подходящего момента, чтобы сделать сюрприз. Последнего экзамена как раз, а я все ему испортил, завалившись под ночь с синяком во все лицо. Зато потом едва не визжал и вис у него на шее не только от радости за подарок, но еще и оттого, что у Влада ничего не было с тем парнем и я могу спать спокойно, зная, что мне не нужно ни с кем соревноваться. А теперь опять зачем-то пытаюсь выделываться и угадывать его желания, когда мне ясно сказали, что можно сыграть что угодно и стесняться некого. И все-таки хочется что-то особенное, но при этом несложное. В раздумьях возвращаюсь в гостиную, где меня уже ждет Влад, расплываясь в подбадривающей улыбке. Ну правда, чего я испугался? Даже если собьюсь и сто раз сфальшивлю, то это же не конец света. В крайнем случае Влад больше не попросит играть ему.       Я откашливаюсь и дрожащими руками извлекаю пару аккордов. Влад почти сразу обрывает меня просьбой не волноваться. Я вдыхаю глубоко и стараюсь выдохнуть как можно медленнее, чтобы прийти в себя, и да, я почти уверен в том, что буду играть, но мне нужно настроиться. Не инструмент, гитара у меня отличная и не расстраивается даже после интенсивного вечера с непрерывным боем по струнам, за это я спокоен. Самому бы войти в «нужную тональность». Очень давно учил эту песню, еще в девятом классе, а может и раньше. Боря ржал, думая, что я собираюсь этим кадрить девчонок, но я еще тогда знал, что девчонки мне не светят, а эстетика слов и звуков, слившихся воедино, уже меня привлекала. Никому это раньше не играл, все как-то для себя, и аккорды почти забыл, так что приходится попросить минуту на то, чтобы найти разложение в интернете и попробовать коротко наиграть, чтобы руки вспомнили.       «Жаль, сегодня не мой день… — начинаю с первым аккордом медленнее, чем надо бы, и голос меня подводит. Но не слушаю свою панику, которая велит мне замолчать и забиться в дальний угол, никогда больше не доставая гитару при Владе. Пусть слушает, раз уж сам попросил. И чем больше я играю, тем больше крепнет уверенность, тем меньше сосредоточенности на том, что обо мне подумают, и больше на самой песне, на музыке, которая из-под моих пальцев звучит слегка неуверенно и коряво, но голосом я стараюсь это компенсировать. Если вложить душу, то из любой ерунды можно сделать конфетку — вот такая это универсальная приправа. — И я держу тебя за руку… — наконец энергичный припев, на котором можно бить в полную силу и голосить, не особо заботясь о том, чтобы попадать в ноты — оно само, по механической памяти как-то происходит. Можно чуть расслабиться и даже поднять глаза на Влада, поймать его такую широкую удовлетворенную улыбку, в которой гордость и нежность одновременно. — Ведь все, что мне нужно, просто лишь держать тебя за руку», — краснею от смущения, когда пропеваю это.       Опять глаза на мокром месте. С Владом что ни вечер, то крышесносные эмоции. Он говорит, что это нормально, а я не могу не верить. Выворачивать перед ним душу наизнанку каждый раз как в первый. Затягиваю с проигрышем, дважды повторяя одно и то же, просто чтобы собраться и все-таки доиграть второй куплет. Стыдно, в конце концов, для парня быть таким эмоциональным. Но сам факт того, что именно ему я играю эту песню в первый раз и сразу столько новых смыслов открываю, неумолимо толкает в слезы чистого счастья. Не знаю, как у Влада получается сдерживаться каждый раз, почему так сильно, как меня, его не пробивает. Он вообще у меня более толстокожий, более сильный, не то что я.       «Держи меня, держи меня, держи», — конец у меня получается каким-то скомканным, потому что я совсем не справляюсь с тем, чтобы взять себя в руки. Тяну последнее не так воинственно, что ли, как в оригинале, более жалобно и беззащитно. В оригинале обоим героям плохо и они как бы идут рядом, поддерживая друг друга, но в моей интерпретации получается, что я прошу о помощи. Что вечно «не мой день», и Влад «держит за руку» меня, ну и пусть. Последний аккорд раскладываю по отдельным нотам, и последняя звенит в полной тишине тоже беззащитно и едва различимо, но мне достаточно, чтобы задохнуться от подкатывающих слез и опустить глаза в пол, лишь бы не смотреть на реакцию Влада.       — Солнышко мое… — начинает тоже с придыханием, пока берет мое лицо обеими руками, чтобы посмотреть в глаза. То ли растерян, то ли потрясен, — даже не знаю, что сказать, — признается, устраивая мой лоб себе на плечо. Объятия получаются неловкими, так как между нами все еще гитара, а пальцы моей левой руки зажимают в судороге последний аккорд. — Ты бесподобен. Голос, музыка, слова… — перечисляет сумбурно, но так искренне, что я не удивлюсь, если начнет признаваться в любви каждой моей части тела. Поцелуи приходятся куда попало: висок, волосы и даже ухо, и с каждым меня слегка отпускает. Выдох ему в шею получается неуместно горячим, так что приходится компенсировать это целомудренным поцелуем в колючую к вечеру щеку.       — Я первый раз играю эту песню кому-то, — признаюсь зачем-то шепотом на ухо, словно кто-то посторонний может услышать и разрушить всю магию. — На гитарных вечерах обычно дурацкие каверы на Сплин или Гражданскую оборону, так что ты ничего не теряешь, — усмехаюсь, разряжая искрящуюся атмосферу между нами. Заранее предугадал вопрос, какого черта я такую красоту пою каким-нибудь поддатым девчонкам, того гляди еще и запретит мне туда ходить. А это чуть ли не единственный вариант социализации для меня, вечного затворника. — Сегодня уникальный концерт по заявкам, — совсем смелею и почти предлагаю себя в рабство. Да, я наказан и никаких экшенов мне не светит, пока не исправлю оценки, но ведь сегодня не в счет?       — Я с удовольствием послушаю то, что тебе самому нравится. Даже дурацкий кавер на Сплин, — отвечает мне так же шепотом, но почти сразу отстраняется, и теперь его улыбка скорее хитрая, мол, «понял я твои намеки, но сделаю вид, что не заметил». Но я настолько за последние месяцы пропитался сущностью саба, что даже такую его волю — отказ командовать — исполняю с радостью.       Решаю, что хватит на сегодня с нас потрясений и лучше наиграть что-то нейтральное. Пресловутые «Дороги» Мельницы, с которых начинается едва не каждый гитарный вечер, но Влад вряд ли слышал эту песню, все-таки у него совсем другой вкус к музыке. А я зато идеально знаю аккорды и могу даже местами изобразить переборы. Порисоваться решил, что уж тут скрывать, и это желание выходит мне боком, когда я, увлекшись разглядыванием по-доброму прищуренных изумрудных глаз Влада, путаю слова в куплете. Смущаюсь мгновенно, можно сказать, даже вспыхиваю краской, и Влад конечно же это замечает. Усмехается понимающе и кивком говорит мне продолжить заикнувшуюся мелодию, а я еще больше смущаюсь. Уши горят от прилившей крови, пока доигрываю песню.       В душе разливается что-то приторно-сладкое, и если раньше я ненавидел это чувство из-за своей неуместности, то теперь наслаждаюсь. Вчера орал под его ударами и рыдал от боли после в его объятиях, а сегодня у нас маленькое тихое счастье на двоих, и я опять летаю в облаках, еще пару раз перепутав слова в песне, которую я наизусть знаю и на гитарном вечере играю почти с закрытыми глазами. С Владом вообще все по-другому, и близко не как с остальными. А когда он, усвоив повторяющиеся слова в припеве, немного подпевает мне в конце, мне хочется бросить гитару и немного попрыгать, чтобы меня не разорвало от переполняющего счастья.       На гитарном вечере меня бесит, когда кто-то начинает с дикой фальшью и не попадая в ритм пытаться тянуть припевы. Но, во-первых, Влад особенный и ему можно, а во-вторых, не так уж фальшиво получается, а для песни, которую слышишь первый раз в жизни, так вообще нормально. Голос у него немного другой: тембр гораздо богаче, чем тот, которым он разговаривает, и мне очень не хочется заканчивать. Последний припев играется дважды, но и этого мне мало. Хочется после сыграть что-нибудь знакомое и Владу, чтобы опять петь дуэтом — уж очень хорошо получается. Кажется, что наши голоса созданы для идеального консонанса и по-другому и быть не может, но скорее всего это я умело подстраиваюсь. Но, как по заказу, с последним аккордом тишину в доме разрезает оглушительный стук в дверь. Как-будто прямо ногами по металлической входной, и я вздрагиваю, накрывая струны ладонью, не давая им звенеть ни секунды после.       Мне тревожно. Я не знаю, чего именно и почему стоит бояться, но сам факт того, что кому-то взбрело в голову ломиться к нам домой под ночь, очень и очень пугающий. Влад скашивает глаза на настенные часы и, хмыкнув, ворчит себе под нос: «Ну и кого принесло в такой час?» Его не пугает внезапное вторжение, скорее жутко раздражает, потому что приходится оторваться от меня и пойти открывать. Время и правда к девяти, но не то чтобы позднее: мы с Владом даже в будние дни начинаем готовиться ко сну не раньше одиннадцати, а вместе со всеми водными процедурами и обнимашками на ночь заснуть получается как раз к полуночи. Наш маленький мир, в котором Влад устанавливает свои порядки, а я с радостью им подчиняюсь, а тут кто-то рушит нашу идиллию.       — Яр, да ну какого черта?! — возмущается Влад вместо приветствия. Хорошо, что это его друг или по крайней мере кто-то из знакомых, но плохо, что без предупреждения и ему Влад совсем не рад.       У Влада часто кто-то бывает из тех, кто в Теме, но обычно он заранее знает о гостях и предупреждает меня, а так как прямого приказа прийти домой и познакомиться никогда не было, я всегда малодушно ныкался в общаге или просто гулял. Не покидало чувство, что, стоит только показаться на пороге, как меня сразу начнут оценивать, словно вещь или породистого домашнего любимца, и это мерзко. Одно дело ползать на коленях в спальне, когда наедине и из препятствий только мои личные установки, и совсем другое — показывать, какой я послушный при посторонних. Не хочу. И судя по тому, что Влад никогда не настаивал на моем присутствии, он сам не горит желанием меня показывать. Уж не знаю, это из-за моей пока что неопытности и местами наивности или же ему неловко из-за разницы в возрасте. А теперь необходимость вливаться в это чуждое мне сообщество в самом прямом смысле ломится в дверь.       — Это ты какого черта! — начинает гость сразу истерично, и так я понимаю, что Яр — это парень. Даже можно сказать, мужчина, судя по хрипотце в голосе, и это парадоксально заставляет меня еще сильнее напрячься, и не зря. — Взять трубку, проверить почту — не, не слышали? Почему мне приходится вылавливать тебя лично? — тон злой, и я заранее решаю недолюбливать этого мужика. Мало того, что он заваливается к нам без предупреждения, так еще и смеет с порога предъявлять Владу какие-то претензии!       Тихо убираю гитару в футляр, понимая, что на этом наш тихий семейный вечер закончен и в прежнюю мирную атмосферу уже не вернуться, по крайней мере Влад будет не в духе. Честно не хочу подслушивать, но стены в доме тонкие и, как бы я ни старался не прислушиваться, все равно улавливаю каждое слово. И лучше бы не слышал их разговор, потому что дальнейшее развитие событий меня еще больше нервирует и ломает между выбором молчать и не высовываться, чтобы Влад сам все решил, или все-таки вмешаться и поставить этого выскочку на место.       — Я не хочу больше. Иди отсюда, Яр, тебя не приглашали, — отшивает Влад так резко и непреклонно, что я бы, даже не задумавшись, свалил. Но, видимо, это только я, потому что привык слушаться его, а этому Яру хоть бы хны.       — Ну, а написать, что сейчас не хочешь — трудно, что ли? — опять бросает какие-то претензии, и даже меня уже бесит. Влад тем более уже, наверное, закипает, но почему-то молчит и не повторяет приказ убраться из квартиры, чем этот наглец и пользуется: — И вообще, что значит «не хочу»? У нас с тобой последний раз что-то было на твой День рождения — это нормально, по-твоему?! Мне нужно, — шипит, как гадкая змея, и я уже его ненавижу. Отлично, это один из любовников Влада. Даже не знаю, как мне к этому относиться, поэтому просто жду его реакции. В конце концов, пока винить его не в чем, судя по тону Яра, это было давно и скорее всего еще до того, как мы стали полноценной парой.       — А мне нет, и ты мне никто, чтобы что-то требовать. До свидания, — Влад тоже понижает голос, но сохраняет тот же требовательный тон. Правильно, так его! Хотя я бы предпочел, чтобы это было не «до свидания», а «прощай и забудь дорогу к моему дому». Все-таки не выдерживаю и решаю, что надо бы показаться, хотя бы невзначай, пока отношу гитару на место в шкаф.       — Да в чем дело-то? Опять твои тараканы про «безопасность»? Все зажило — ни царапинки не осталось. Я, между прочим, врач и знаю, что делаю. Твоя ДСММ-тусовка — сборище паникеров и кайфоломщиков, — издевается так откровенно, что, если у меня и были хоть какие-то сомнения, идти или дать Владу разобраться самому, то теперь их нет. Не знаю, почему Влад его до сих пор не послал пожестче и вообще встречался и даже вроде как темачил с парнем, который так наплевательски относится к мнению своего Доминанта.       — Я — то самое дело, — говорю, быстрым шагом оказываясь в коридоре. Да, получилось слишком пафосно, и Влад смотрит с таким потрясением, словно я исполнил двойное сальто назад. Ярослав, который оказывается взрослым мужчиной, ровесником Влада, поднимает густые темные брови, которые почему-то не совпадают по оттенку с коротко стриженными волосами, а после усмехается уж очень не добро. — Вали. Тебе уже два раза сказали по-хорошему, надо по-плохому? — смелости хватает, чтобы напасть первым. Без скандала тут явно не обойдется, а если надо будет, то и в драку полезу. Уж очень меня бесит его высокомерный вид.       — Я с тобой на «ты» не переходил, сопля. Деточка, тут взрослые дяди разговаривают, не лезь, — осаживает меня мгновенно, и я даже сразу не нахожусь с ответом от шока. — Медовый месяц с очередным мальчиком? Мог бы сразу так сказать, я подожду, когда ты нагуляешься. Только на этот раз уж совсем перебор. Дальше что будет, школьник, детсадовец? — это уже Владу, но черта с два я дам ему ответить. Лезу вперед, намереваясь схватить мразоту за плечо и «ласково» вывести из квартиры, но Влад перехватывает меня за руку и смотрит так уничтожающе, что сердце мгновенно уходит в пятки.       — Давай потом, пожалуйста, — в противовес истерике Яра Влад понижает голос, чем немного гасит накал страстей. — Я позвоню тебе потом, а сейчас… — продолжение меня так бесит, что я вырываю руку из его хватки и набираю побольше воздуха в грудь, чтобы орать. Истерить, как муж, который застукал любимую женушку в постели с любовником, но это уже просто ни в какие ворота.       — Ты не будешь ему звонить! — получается с визгом, но мне наплевать. — Что это значит вообще? Пусть валит на все четыре, я не намерен… — хочу сказать, что не намерен терпеть такое отношение к себе и уж тем более тот факт, что Влад будет еще хоть раз с ним разговаривать, но он не дает мне договорить. Перебивает довольно бестактно, как еще ни разу не обращался ко мне:       — Рот свой закрой! — каждое слово как пощечина, и я вздрагиваю, мгновенно приходя в себя. Я все еще зол на обещание перезвонить бывшему любовнику, но теперь к этому чувству примешивается еще и страх из-за реакции Влада. Отшатываюсь, на полном серьезе думая, что мне прилетит пощечина, но он только дергает меня за руку, отворачивая от двери. — Уйди в комнату сейчас же, это тебя не касается, — продолжает, и я слушаюсь быстрее, чем успеваю подумать, как это выглядит со стороны. Словно я кот, которого пнули, чтобы не путался под ногами; словно пес, которого придушили поводком, чтобы не кидался на чужого. Меня словно под дых ударили — болит практически так же.       Влад еще около пяти минут болтает с тем парнем — это я слышу даже через закрытую дверь и тяжелое одеяло, которым накрылся с головой, чтобы не слышать. Не разбираю слов, но слышу голоса и различаю интонации, и меня тошнит. Мне мерзко от обиды и потряхивает от гнева. Опять обманулся, поверил в то, что у нас с ним все наладилось и ревновать не к кому, а оно вот так. Легче выкинуть меня, а не этого хмыря. «Новый мальчик», «медовый месяц», «рот свой закрой» — все это звенит в голове, и когда слышу наконец хлопок двери, то не шевелюсь. Жду, когда Влад сам ко мне подойдет и для начала хотя бы извинится, но минуты идут, а прогресса не намечается. Более того — я даже шагов его не слышу, дома пусто и тихо.       Спустя какое-то время все-таки выползаю из-под одеяла и обхожу всю квартиру — Влада нет. В душе опять словно ножом все покромсали, и я обещаю себе даже не пытаться выяснять, куда он ушел среди ночи, а вместо этого сварить себе кофе. У Влада есть прекрасная турка с толстым дном, а я за новогоднюю надбавку к стипендии приобрел себе электрическую кофемолку, потому что если Владу абсолютно не важно, свежий помол или уже готовая пыль из пакета, то последнее я никак не воспринимаю. Если уж варить, а не разводить растворимый, как любит делать Влад, когда ему лень, то лучше то, у чего есть хоть какой-то вкус и запах. Вообще Влад мне запрещает пить кофе на ночь, но сегодня пофиг. Он уже на меня наорал ни за что, так что хуже точно не будет. Ну порка опять, ну и переживу это. А пока мне надо постараться хоть как-то поднять себе настроение.       И как только ставлю турку на индукционную плиту и выбираю на сенсорной панели нужную температуру, дверь хлопает второй раз. На тумбочку под зеркалом со звоном падают ключи, и в другое время я бы, как верный песик, бежал к двери, чтобы обнять и спросить, как он доехал. Ну, обычно так происходит, но сегодня все необычно. Я варю кофе, когда уже за десять и уже по-хорошему пора спать, а Влад гуляет ночами с каким-то парнем. Судя по звукам, он, как обычно небрежно наступая на задники, сбрасывает ботинки, а я не хочу вспоминать, как однажды мы начали играть прямо с порога, и я стоял на коленях, нарочно не торопясь, развязывая ему шнурки. В носу свербит от слез, но плакать я сегодня больше не буду. Выпью кофе, просто потому что хочу этого, и можно будет читать полночи какую-нибудь фигню. Или вообще пойти гулять. Почему Владу можно, а мне нет?       — Валюш? — окликает, как ни в чем ни бывало, а я только киваю, но не оборачиваюсь. — Поздно, какой кофе? Пойдем в постель, — подбирается осторожно и по крайней мере не орет, но мне не хочется слушаться. Был послушным — и меня за это по самые уши окунули в дерьмо. Унизили перед парнем, который так нагло ведет себя и смеет перечить Владу, но тот на него не злится и даже где-то ходит с ним ночью еще около часа. Где-то я ошибся.       — Не хочу, — отвечаю нейтрально, потому что не могу себя заставить даже в такой ситуации ругаться. Зачем он так себя ведет? Почему нельзя просто любить меня, даже не думая о другом? Зачем нужно было меня воспитывать, до рефлексов доводя подчинение, а потом так нагло этим пользоваться? Помешиваю кофе в нагревающейся турке и даже не оглядываюсь на Влада. Еще чуть-чуть, и меня прорвет, чего я очень не хочу. Надеюсь, он поймет тонкий намек и отстанет.       — Я отвозил Ярослава домой. Объяснил ему, в чем он не прав. Он такой человек… специфический. Глупо обижаться на него, — объясняет, и я нервно усмехаюсь. Классно, я теперь еще и глупый. Он с этим Ярославом носится, как с великой драгоценностью, а я еще и не должен обижаться на это. Не жирно — бесплатное такси среди ночи? Пошел бы этот его Ярослав. Но да, виноват опять я.       — Уйди, пожалуйста. Еще слово, и я буду орать, но не хочу слышать приказ «заткнуть свой рот», — нахожу в себе силы, чтобы сказать это почти спокойно, но руки трясутся, как у алкоголика, когда передвигаю турку на холодную конфорку. Сжимаю губы, чтобы не кривиться от боли и не дать себе повод сорваться. Я — кремень. И если бы Влад меня послушал, то все могло бы закончиться относительно мирно. Если бы.       — Прости, но так было нужно. Я не могу вот так с ним поругаться, — продолжает, пытаясь обнять за плечи, и я все. Я честно старался не скандалить, но это уже ни в какие ворота. С ним он не может поругаться, видите ли, а меня послать — за милую душу. Слезы появляются быстрее, чем я понимаю, что сорвался. Вдохнуть достаточно глубоко, чтобы орать, как обещал, получается только рывками.       — А со мной можно? Какой-то мужик важнее меня, да? Почему он тебе хамит, а я «закрой рот»?! Если бы я так себя вел, ты бы меня выгнал давно, но ему можно, ведь он просто «такой человек»! — выговариваю все, что думаю по этому поводу. Меня трясет от злости, и Влад тоже напряжен, но пытается меня успокоить: перехватывает за руки и мягко сжимает, пытается даже обнять, но я не даюсь. — Знаешь что? Теперь ты — «иди в комнату» и не трогай меня, — огрызаюсь. Очень хочется сказать матом, но мне стыдно. Даже когда Влад меня обижает, отвечать ему тем же я не хочу. То ли люблю, то ли уважаю его слишком сильно и хочу, чтобы он пока просто ушел, а потом я более адекватно сформулирую свои претензии и мы поговорим. Не сейчас.       — Мой хороший, он — не просто «какой-то мужик», а мой друг почти с пеленок, и именно поэтому он важнее. Ты влез не к месту, и я виноват только в том, что слишком резко тебя осадил, прости, — продолжает и делает все только хуже. «Прости», но не за то, что свалил среди ночи с мужиком, который, оказывается, важнее меня, а только за резкость. Надо было помягче, да. Как будто если бы меня послали чуть вежливее, то было бы легче. — Не надо истерик, — продолжает, наклоняясь ко мне видимо для поцелуя, но я уворачиваюсь. Лицо мокрое от слез, и мне бы подошла любая причина, чтобы успокоиться, но уж точно не новые обвинения.       — А не будет никаких истерик, — плююсь ядом, все-таки вывернувшись, чтобы перелить кофе в кружку. Мне стыдно и неприятно продолжать ругаться, но опять промолчать и быть послушным песиком по поводу и без я более не намерен. Экшену — время, но какие-то осколки самоуважения у меня ведь должны быть? — Я, если еще раз увижу эту мразь на пороге, поприветствую его кулаком в ебало. Без истерик. Можешь прям так ему и передать, — ругаюсь, и челюсти сводит от мата, от которого я, после нескольких месяцев жизни с Владом, почти отучился. Набираюсь смелости, чтобы поднять глаза и увидеть, как Влад обескураженно моргает, не находясь с ответом.       — Он обычно не приходит ко мне домой, — все, что может выдать в ответ, и я едва не спотыкаюсь на ровном месте, пока несу кружку до барного стола. О как, «обычно». Обычно они ебутся где-то в другом месте, видимо, вполне возможно даже дома у этого Ярослава. Пытаюсь не представлять себе Влада с ним, но мои усилия идут прахом. Нет, так больше не может продолжаться. — И сколько раз я тебе говорил не лезть в драки? Хочешь, чтобы тебя в «сообществе» заочно знали как истеричного ребенка, который ни во что не ставит своего Доминанта? — вот это уже похоже на угрозу, и меня опять передергивает от отвращения. От одной мысли, что какие-то мужики будут заочно оценивать меня по слухам, мерзко. Кофе чуть горчит от того, что я проворонил и, видимо, с самого начала поставил на большой нагрев, но делаю глоток, чтобы убрать фантомный привкус желчи на языке. Не стал садиться на стул, чтобы не терпеть боль от выпоротой задницы, расположившись просто стоя, и Влад подходит сзади, снова пытаясь обнять меня за плечи.       — Мне плевать на мнение рандомных мужиков. Мне важно только то, что думаешь ты, а если Ярославу можно вести себя с тобой как мразь, то почему мне нельзя? — замечаю резонно и удивляюсь, как спокойно получилось. Только что орал, и вот теперь мы даже почти нормально разговариваем. Кофе однозначно производит на меня целебный эффект: одновременно злиться и чувствовать приятное тепло от горячего напитка я не могу. Одно другое уравновешивает, и вот я уже почти нормальный. По крайней мере, пытаюсь искать логику в словах Влада, а не просто бросаться на каждую не понравившуюся фразу.       — Потому что ты мой любимый мальчик, которого я не просто так выбрал себе в пару. «Мразей», как ты выразился, полно, а ты бесподобен, вот только сейчас почему-то щетинишься, как ежик, и плюешься ядом. Ты ёже-змей, — ставит мне неутешительный диагноз, а я прыскаю со смеху. Смех сквозь слезы практически, потому что на душе до сих пор неспокойно и неприятно тянет тревогой.       — Я ревную, очень сильно, — признаюсь, прикрывая глаза от стыда. Влад в ответ только сильнее прижимает меня к себе и позволяет ткнуться лбом в его плечо. Сейчас бы замолчать и перестать ставить свои условия. Я же его идеальный мальчик и надо бы соответствовать, потому что я же читал, в том числе с санкции Влада, о БДСМ-этике, и там было что-то о том, что саб не должен ревновать и вообще у одного Дома может быть несколько нижних. Но как же я устал сходить с ума от подозрений и бессильного гнева. — Не встречайся больше с ним, пожалуйста. Я хочу быть единственным и самым важным для тебя, — продолжаю, чувствуя пальцы в своих волосах. За день пряди спутались, поэтому разбирать их немного больно, но эта боль приводит в чувство.       — Мы не встречались уже пару месяцев, ты мой единственный и других мне не нужно, но сказать, что ты важнее Ярослава… Он мой давний друг, а тебя я знаю только полгода, но это не значит, что я предпочту его тебе. Давай не будем торопиться, не нужно рубить с плеча. Как у тебя остался пропуск в общагу, хоть ты и не думаешь оставаться там на ночь, так и у меня есть Ярослав, и это лечится только временем, доверием и любовью — сильной и светлой, которая зарождается не один год, но потом она всю жизнь с нами. Все еще будет, хороший мой, не переживай, — обещает, тихо укачивая меня заманчивыми обещаниями, но, по сути, отмазывается. Приравнивает то, что я не отказался от койки в общежитии, и свои измены. Вот это ничего себе «запасной вариант».       — Ты можешь пообещать мне, что не будешь встречаться с ним, пока у нас с тобой все хорошо? — уговариваю хотя бы на такой компромисс, потому что умом понимаю, что большего мне не светит. Понимаю, но принять не могу, что Влад, после стольких лет попыток построить нормальные отношения, закостенел и боится рисковать, кладя все на алтарь великой любви, которая, может быть, вовсе не великая и вообще не любовь. Понимаю, потому что я уже не тот наивный ребенок, что был в сентябре. Отношения с мужчиной на десять лет старше накладывают свой отпечаток, заставляют быть более приземленным и серьезным.       — Да, — отвечает так легко, что я сначала не верю и поднимаю глаза, чтобы поймать его абсолютно спокойное выражение лица. Ему все равно, и это меня трогает за самое тонкое в душе, и вот я уже не замечаю, как начинаю улыбаться. Не играя счастье и не отдавая себе отчета в том, что радуюсь такой малости. — Я не буду ругаться с ним, как бы тебе этого ни хотелось, но хорошо понимаю, что такое ревность. Она разрушает отношения, особенно такие, как у нас, поэтому давай доверять друг другу. Если ты задерживаешься с универа, я в последнюю очередь подумаю, что ты встречаешься с кем-то за моей спиной, и прошу отвечать мне тем же. И если я говорю, что отвозил Ярослава домой, то это именно то и значит. Никаких тайных свиданий и перепихона на заднем сидении, верь мне, — это звучит немного обиженно, но я все равно продолжаю лыбиться, как дебил, потому что теперь стало легче. Пусть встречается, даже общается, если ему так приятно слушать бред этого выскочки, главное — что близости у них не будет. В конце концов, у меня тоже есть друзья, иногда очень уж специфические люди, на которых Влад наверняка тоже смотрел бы волком, но это не повод ставить идиотские запреты. Доминирование не равно самодурству.       Закрепляем наш договор поцелуем, нежным, глубоким и долгим. Влад не любит с языком, особенно если я заблаговременно не почистил зубы — брезгливый до чертиков, но в этот раз уступает моему рвению и разрешает мельком лизнуть его кончик, проникнуть на миллиметр вглубь, после чего он полностью перехватывает инициативу и задает свой темп. Тянет за волосы больно, почти до искр из глаз, чем разрушает любые мечты о короткой стрижке. Да, с длинными волосами неудобно, нужно гораздо больше времени уделять своей внешности, но ради таких моментов я готов хоть косу до пояса отпустить. Ради таких моментов я готов идти на компромиссы и даже откровенно прогибаться под его мнение, чтобы заслужить поощрение. Я люблю его в такие моменты так сильно, горячо и сладко, что почти до слез. Мне больно от того, что с ним нельзя слиться с концами и принадлежать без остатка.       После ругает меня за кофе и заставляет вылить остатки в раковину, и я даже его слушаюсь. Побунтовали, добились своего, и хватит. Это как с митингом: вышли на демонстрацию в честь особо вопиющего случая, добились социальной справедливости, и снова мир, иначе далее это уже гражданская война и анархия. Жизнь потихоньку возвращается в правильное русло, а закрепляется все совместным походом в душ, где мы сначала отмываемся, а затем я по щелчку пальцев опускаюсь на колени и делаю потрясающий минет в качестве извинений за свой срыв. За последний месяц Влад подтянул мои навыки оральных ласк как на «натуре», так и на силиконовых макетах, так что я научился не кусаться, подавлять рвотный рефлекс, не паниковать, когда воздуха не хватает, а самое главное — делать так, чтобы Владу нравилось. В первый раз очевидно мои навыки были где-то на уровне дна морского, и мои действия являлись скорее актом преклонения, эротикой там даже не пахло.       Сейчас я беру под корень, подчиняясь мягкому надавливанию на затылок, сам постанывая от кайфа и слушая прерывистые вздохи Влада. Делать минет мне нравится гораздо больше, чем заниматься анальным сексом, как это ни парадоксально. Сначала я сильно переживал по этому поводу, почти паниковал, ведь это неправильно, противоестественно, если мне нравится боль в горле и нехватка воздуха, а нежный секс с ритмичными толчками, каждый из которых попадает прямиком по чувствительной простате — нет. Если первое мне самому в кайф и я могу кончить, только прикоснувшись к себе, то второе без контекста сессии — пытка, которая заканчивается противным, часто сухим, оргазмом или вовсе без него, а симулировать с Владом я не хочу.       Приполз Владу в ноги, ткнулся носом в колено и рассказал, что фобия на проникновения и близко не побеждена, что мне неприятен нормальный секс, если он не сопряжен с доминированием. Если Влад не действует грубо, имея меня в самом прямом смысле этого слова, если нежничает и, не дай бог, пытается ласкать в процессе, то это фиаско, я просто терплю, пока он не закончит, внушая себе, что если сегодня ему хочется так, то нечего бухтеть, надо принимать любые желания своего Доминанта. И что удивительно, со взаимной дрочкой и тем более минетом все и близко не так, такие «ванильные» разы мне очень даже нравятся, и грубости совсем не хочется, когда мой член в его ладони или я отсасываю ему, боясь ненароком царапнуть зубами. Неприятно, когда он таскает меня за волосы во время минета, но при поцелуях и тем более анальном сексе — пожалуйста, я только за. Вот этот весь бред ему выложил и, на удивление, не встретил осуждения, только понимающую улыбку и обещание впредь иметь в виду.       Вот такая у нас с ним любовь — специфическая, только для нас двоих. Другой бы сказал, что я болен и недостаточно гей, если не люблю анальный секс, но Влад просто принял меня таким, какой уж я есть, и теперь каждый раз у нас с ним волшебный. Вот и теперь я, прикрыв глаза, посасываю, беря только до середины, чтобы дать себе передышку, и поскуливаю от удовольствия. От удовольствия делать ему приятно и чувствовать его нежные прикосновения к мокрым волосам и щеке. Большим пальцем ноги дразнит меня по каменному стволу. Издевательски медленно водит по моему члену и осторожно давит. Мы оба знаем, что мне ничего не обломится, потому что не заслужил: сначала был наказан за двойку по физике, а сегодня еще устроил показательный бунт. Но мне все равно приятно от такого внимания, мне сладко от одних образов, как это может выглядеть со стороны. Какие мы извращенцы, черт возьми.       Кончает сам, но так и не разрешает мне. Глотаю сперму, сильно втягивая щеки, продолжая ласки, но уже сильно сбавляя темп и последний раз беря действительно глубоко. Я люблю смотреть на такого Влада: как он после оргазма расслабленно падает на кафельную стену за спиной и прикрывает глаза, отдаваясь одним ощущениям. Как стонет сквозь стиснутые зубы, словно в муке, но я-то знаю, что ему просто слишком хорошо. Дергается, безотчетно толкаясь навстречу, и мне приходится осторожно придержать его за бедро, чтобы не подавиться в этом беспорядочном ритме. Выпустить член изо рта получается с пошлым чпоком, и вид его блестящего от слюны, еще не до конца обмякшего ствола заставляет меня хотеть до судорог в пальцах взять в руку и продолжить, но не делаю этого, так как знаю, что дрожь удовольствия уже почти отпустила его и в таком состоянии это будет крайне неприятно, даже болезненно.       Помогая встать, награждает меня смазанным поцелуем в щеку, напрочь игнорируя мое возбуждение, и только спрашивает, как мои колени. Кожа над чашечками покраснела и болит, так что завтра наверняка будут мелкие точки синяков. Еще и разогнуться до конца не могу — ноги затекли, но это мелочи, даже приятные иногда, когда удалось получить свой кусок удовольствия и не приходится до сих пор терпеть болезненное возбуждение. Влад заворачивает меня в большое махровое полотенце и обрабатывает колени какой-то мазью. И все идеально, если бы не напряжение, которое не отпускает меня, даже когда мы возвращаемся в спальню, где Влад ругает меня за не застеленное покрывало и сбитую простынь.       — Солнышко мое, принеси-ка мне паддл, — просит буднично, словно передать солонку за обедом, а не девайс для порки, а я как стоял, закутанный во влажное полотенце, так и замер. Зажимаюсь от страха и возвращаюсь мыслями к своей больной после трости заднице, которая, вообще-то, никуда не делась. Боль притупилась, отошла на второй план, пока я отсасывал ему в душе, потому что тогда я был сосредоточен на другом и ноющие колени скрашивали палитру ощущений, а теперь он предлагает отлупить меня по свежим синякам. Даже думать не хочу, каково это.       — Не надо… — пытаюсь возразить, особо ни на что не надеясь. Знаю, что все будет, как захочет он, но поныть, выпрашивая снисхождения — это святое.       — Ты сегодня перечил и повышал на меня голос, ругался матом при мне, пил кофе вечером и оставил после себя бардак, — терпеливо объясняет, в чем мои ошибки, и я понимаю, что заслужил наказание, упираться бесполезно. — Давай не будем капризничать. Деревянный, который без дырочек, — подгоняет шутливо, при этом бросая тяжелый взгляд на шкаф с девайсами, чтобы показать серьезность намерений. Отмазаться не получится, но мне уже и не хочется — я мягко прогнулся и поспешил принести нужное. Я правда вел себя ужасно и заслужил наказание. Оно сделает меня лучше, предостережет от повторения ошибок и правильно завершит этот неоднозначный вечер. ***       Глаза слипаются, хоть пальцами держи. Буквы плывут перед глазами, и смысл ускользает, как вода сквозь пальцы… Сколько же воды в этом учебнике, мама дорогая… Сначала пытался конспектировать, но быстро бросил, нацарапав пару строчек. Эксперименты, вроде даже наглядные и должны быть интересны, но читать о том, на сколько градусов повернулась металлическая рамочка относительно электрического контура — можно не надо? Уже несколько раз написал Лехе с мехмата, что его книга — сказка на ночь в самом плохом смысле: как репка, где долго «тянут-потянут», но зато укачивает замечательно. Он посмеялся, но все равно сказал почитать хотя бы по диагонали, чтобы потом понимать, о чем идет речь в формулах.       Проблема только в том, что мне нельзя ничего читать по диагонали. Во все предметы обязан вкладываться как в профильные — пока первый курс, Влад будет полностью контролировать мою учебу, а потом обещал осторожно отпускать, позволяя самостоятельно выбирать интересующее направление и перераспределять время. Поэтому и продолжаю учить физику, даже не пытаясь придумать, как списать на следующей контрольной. Пока все спят на лабораторной, я вникаю и терпеливо раз за разом переделываю неполучившийся опыт, записываю показатели приборов и пытаюсь дома сам посчитать, не пользуясь записями старосты. Идеальный ученик, только усилия пока никак не возвращаются положительным результатом. Как три года назад перестал понимать, что происходит на уроках физики, так до сегодняшнего дня пронес с собой эти пробелы, и за пару дней их никак не восполнить.       И не сказать, что мне совсем не дается, просто очень скучно, до зубовного скрежета неприятно разбираться в этих формулах. Мне бы картиночки с подписями или подробнейшее описание жизненного цикла печеночного сосальщика — даже это будет в разы интереснее. Могу только удивляться, как в здравом уме можно выбрать физ-мат, и посочувствовать Лехе. Хотя мне ли говорить, я свою специальность вообще не выбирал, а пошел туда, куда указал брат. В семье все медики: брат учится на хирурга, мама медсестра, отец Бори вроде тоже был врачом — протоптанная дорожка. Эх, поступил бы в мед — не мучился бы не то что с физикой, даже математики, думаю, было бы по-минимуму… Но тогда я бы даже не познакомился с Владом, и из этих двух зол конечно же лучше выбрать физику. Перетерплю один семестр головной боли, зато с Владом у нас впереди еще целая жизнь. Ну, я надеюсь на это.       Сохранять концентрацию все сложнее, любая самая незначительная мысль отвлекает меня, и вот я уже не помню, что прочитал только что, а общий смысл и вовсе безнадежно теряется. Клонит в сон, и я понимаю, что зря расположился с книгой на кровати, теперь приходится едва не бить себя по щекам, чтобы проснуться. Останавливает меня конечно же только предупреждение Влада не заниматься самоистязаниями. Ревнует меня к боли нещадно, даже случайной: помню, как ругался на меня за протертую подкладку в зимних ботинках, которые из-за этого стали довольно сильно натирать пятку до мозолей. Раздражается на каждую мою царапинку и, кажется, желает невозможного — единолично контролировать все мои повреждения и боль. Даже думать не хочу, что он со мной сделает, если мне вдруг придет в голову спутаться с другим Домом. Он слишком собственник, чтобы стерпеть такое.       Хлопок входной двери заставляет меня подскочить и против воли изображать бурную деятельность. Потом мне за самого себя становится стыдно, и снова падаю на подушки, расписавшись в бессилии. Синяки на заднице из лиловых стали зеленовато-серыми, местами даже ушли в желтизну, а я так и не приблизился к исправлению неуда. Новых не нахватал благодаря своей незаметности, но на этом, пожалуй, все. Даже выйти встретить Влада по-человечески стыдно, поэтому вместо этого снова утыкаюсь в книгу. Вообще-то он не устанавливал правила встречать его у двери, как верный песик, это исключительно мои привычки еще с детства встречать маму с работы, чтобы помочь с пакетами из магазина или просто показать, что я дома и нигде не загулялся. Пора бы уже вырасти из этого.       Около получаса слушаю, как Влад тихо ходит по квартире, хлопая дверью ванной, шум воды, а затем и жужжание микроволновки. Думаю, нашел ли Влад гречку с грибами в сковороде под крышкой или довольствуется остатками вчерашнего супа. Собственно, оба варианта ничего, в любом случае я молодец и выполнил свои домашние обязанности, поэтому даже не дергаюсь, чтобы накрыть на стол. Большой мальчик уже, сам справится, а у меня учеба и третий параграф в учебнике Лехи, который кровь из носу нужно добить сегодня. Если каждый день читать по три, то есть надежда, что к концу месяца разберусь с основами и смогу взяться за университетскую программу, выйдя на зачет не совсем нулем. Хорошо, что это зачет — достаточно тройки, чтобы закрыть и забыть, при этом не разочаровав Влада. Экзамен на четверку я бы не вытащил при всем желании, даже если бы полгода занимался только физикой.       Потом дверь с тихим щелчком открывается уже в комнату, и я дергаюсь от страха, чем выдаю себя с головой. Втягиваю голову в плечи, до побеления пальцев стиснув обложку книги. Думаю, как буду объяснять свое поведение, хотя ничего предосудительного не сделал. Не двигаюсь, лишь послушно поворачиваю голову, подставляя губы поцелую. Дежурному, но нежному — именно такому, какой я должен был получить у двери, но заупрямился на пустом месте. Расслабляюсь тут же и ругаю себя за лишнюю панику — Влад совсем не сердится на мою отстраненность и даже наоборот хвалит меня:       — Я уж думал, придется ругаться за ночные прогулки без спроса, а мой мальчик просто с головой в учебе, — воркует так сладко, что у меня скулы сводит от приторности, но тем не менее сам тянусь к Владу, чтобы ответить на поцелуй. Вот такое у него переменчивое настроение: то строгий и жестокий Дом, а то ласковый романтик — мне остается только принимать его полностью. — Что читаешь? — спрашивает, уже отстранившись, чтобы переодеться из костюма в домашнее.       Видимо, голодный как волк с работы, если, даже не переодевшись, сразу залетел на кухню. Чувствую себя женушкой, которая встречает мужа с работы с хлебом-солью, но это даже приятно. У нас с ним грамотное разделение обязанностей: на мне посуда и готовка, потому что я чаще всего дома после универа и мне не составит труда последить за кастрюлей, пока делаю домашку; на Владе же стирка и глажка, потому что мне вечно не хватает терпения утюжить мелкие складочки. А по выходным на пару часов приходит уборщица, потому что никому из нас решительно не нравится ползать по полу с тряпкой и прыгать на шкафы, чтобы вытереть пыль, тем более что так тщательно вытащить грязищу из всех щелей может только профессионал.       — Физика… — выдыхаю с самым траурным видом, вызывая смешок у Влада. Он уже понял, что я не ленюсь и действительно имею большие проблемы с этим предметом, но отступить, позволив мне кое-как, нечестными путями, закрыть зачет, никак не может — без давления я непременно излишне расслаблюсь и упущу остальные предметы. Со мной пока никак не получается быть наполовину строгим, я паникую без жесткой руки и решительно не понимаю, что мне делать. — Страничка осталась, — предупреждаю, чтобы он меня не отвлекал, потому что с жизнью вместе стало сложнее уделять время учебе. Да, Влад больше меня контролирует, но одновременно лезет с поцелуями и отвлекает на всякие непотребства, не давая до ночи сидеть за уроками. По сути, я могу нормально учиться только до того, как он приходит с работы, потому что потом не могу сосредоточиться и трачу время впустую.       Влад понимающе кивает, но, переодевшись в домашнее, устраивается со мной рядом, притягивая за талию, и книга, которую и без того читать было невыносимо скучно, теперь меня просто бесит. Сегодня я в кои-то веки молодец, и Влад в хорошем настроении, а мне приходится тратить вечер на физику, которую я терпеть не могу. Стараюсь закончить как можно быстрее, но если я пробегу страницу по диагонали, то Влад заметит и я буду чуть менее молодец. Поэтому остервенело вгрызаюсь в ненавистный текст и заставляю себя проглотить смысл, как горькое лекарство. Понимаю, что завтра лучше бы перечитать все сначала и сделать хотя бы краткий конспект о сути наблюдаемых в экспериментах явлений, но это завтра, сегодня же у меня под боком сгорающий от желания мужчина, которого грех игнорировать.       — Ты молодец и со всем справишься. Зато физика логичная: там куча формул и алгоритмов, по которым можно искать нужные значения. Не то что биология, где все только в справочниках и универсальный ответ на все «почему» — так пошла эволюция, — усмехается, увлекая меня в долгий поцелуй сразу после того, как я резко захлопываю книгу. Сам отнимает ее у меня и наверняка откладывает на тумбочку, но я даже не провожаю ее взглядом — пофиг. Выгибаюсь, как уж, пока Влад покусывает мою шею, спускаясь к ключицам.       — Я думал, что зоология беспозвоночных — это ад, но теперь готов хоть десять червяков нарисовать, лишь бы не физика. Биомеханика и неврология — это не мое, — ною чисто из вежливости, хотя говорить об учебе в такой момент совсем не хочется. Вообще болтать не хочется, только прерывисто дышать и поскуливать от желания. Да, мне ничего не обломится, потому что я до сих пор не исправил неуд, а значит, все еще наказан, но даже просто отдаться Владу, без надежды на собственное удовольствие, приятно.       — Зато ты потрясающе готовишь, особенно для того, кто еще недавно паниковал при виде сырой курицы, — посмеивается, припоминая самое начало наших отношений, а я краснею от стыда. Да уж, вспоминать времена, когда я питался одними полуфабрикатами, даже страшно. Как хорошо, что Влад не побоялся взять шефство надо мной, и вот во что большое и светлое это выросло — жизнь дала головокружительный поворот к лучшему. — Правда, ужин очень вкусный, а еще я приятно удивлен твоим рвением к учебе, так что ты заслужил поощрение, — обещает заговорщическим шепотом, словно не сам установил мне меру пресечения и теперь хочет ее отменить. Как знал, что долго он сам не продержится.       — Свяжешь меня? — спрашиваю с осторожностью. Очень хочу полноценную сессию и оргазм не украдкой в душе наедине с рукой — этого всего мне не хватает уже очень давно, да и Владу наверняка тоже. — Я запаниковал в прошлый раз, но сегодня чувствую себя лучше и… больше тебе верю, — уговариваю, видя его сомнения. Помню, чем обернулся бондаж в прошлый раз: моим стоп-словом, попыткой признаться в любви, обидой… Наверное, Владу тоже стыдно за это, поэтому опыт с веревкой мы так и не решились повторить. Пора бы исправлять это упущение.       — Тогда у меня тоже просьба к тебе. Руки, — замечает спокойно, но я все равно дергаюсь от страха. Да, за последнее время мы стали гораздо ближе, но я до сих пор не уверен, что готов вверить ему самое чувствительное. — Не надо бояться, я просто потрогаю. Никакой боли, — обещает, уже стягивая с меня футболку, и у меня остается все меньше внятных аргументов для сопротивления. Все правильно, я ничего не получу просто так: он согласится повторить бондаж, хотя не уверен, что я справлюсь и вечер не превратится в ад, а взамен я разрешу трогать предплечья. Ну правда, ничего страшного не должно произойти, но я все равно боюсь и отвечаю только спустя минуту:       — Хорошо, только осторожно. Я и так буду нервничать из-за веревок, а тут еще и… Ставки повышаются, — пытаюсь объяснить, почему все еще боюсь отдаться ему полностью. Хочу доверять, но заранее знаю, что будет непросто, и не хочу разочаровать. Влад улыбается победно, словно только что завоевал олимпийское золото, и поглаживает меня по щеке совсем как кота. Ему бы такое сравнение очень не понравилось, поэтому держу язык за зубами, тем не менее подставляя еще и шею под нежные прикосновения.       — Слишком много паники на пустом месте. Иди-ка в душ, подготовь себя и расслабься. Мы с тобой не бомбу собираемся обезвреживать, а всего лишь поиграем. Сам себя пугаешь, а я всего лишь хочу сделать тебе приятно так же, как мне было приятно вернуться сегодня домой, — ругает за панику, но осторожно, чтобы меня окончательно не прибило негативом.       Я молодец и Влад обещал сегодня без боли — на этом сосредотачиваюсь, отмываясь в душе до скрипа. Ну с чего я вообще переживаю? За все время я лишь пару раз сказал стоп-слово и оно всегда действовало — Влад уважает мои границы и не причинит вреда. Специально не причинит, но если случайно… Нет, уже прошли те времена, когда Влад не знал моих реакций и действовал на ощупь, случайности исключены — узор из узких полос синяков на моей заднице тому подтверждение. Надо расслабиться и отдаться, а я опять на пустом месте все усложняю, как дурак. Влад заслуживает доверия после всего, преступление — не верить человеку, который столько всего для меня сделал и не раз доказал свой профессионализм. Пора отдать самое дорогое и не оскорблять Влада недоверием. Чтобы меньше трясло, умываюсь холодной водой напоследок.       Иду из ванной голым, завернувшись только в полотенце, потому что Влад все равно потом меня разденет. Очень редко он просит начать именно в одежде, чтобы самостоятельно «распаковать» меня, словно дорогой подарок, но часто это лишнее. Вот и на этот раз Влад только хмыкает, видя, как я, немного рисуясь, скидываю полотенце в кресло в углу. Он же опять приглашает меня начать на мате на полу, а меня против воли накрывает дежавю. Мне необходим уверенный взгляд и мягкое сжатие руки, чтобы успокоиться и вернуться в сегодняшний день, где мы уже гораздо лучше понимаем друг друга, да и я опытнее, поэтому не запаникую от связывания. В сотый раз просить Влада быть осторожнее глупо и некрасиво с моей стороны, поэтому проглатываю все слова и предпочитаю молчать пока Влад объясняет мне, как будет делать обвязку.       Не часто посвящает меня в свои планы настолько детально, но сегодня, наверное, мне нужно, чтобы хотя бы неизвестность не давила. Стоя, смотря мне прямо в глаза, запрещая отводить взгляд, начинает с груди, мягко инструктируя, где поднять или опустить руки. На этот раз связывает неплотно, по крайней мере дышать получается без проблем, но когда одно плечо оказывается крепко примотано к торсу, паника заиграла новыми красками. Но Влад ловит мой полный ужаса взгляд и, не прекращая плести узелки, убаюкивает меня: «Ну-ну, тише, хороший мой. Ничего ужасного, даже не больно, не дергайся», — уговаривает, крепко приматывая к торсу и второе плечо. Сглатываю липкий страх и опускаюсь на колени, подчиняясь приказу. «Да, сэр», — шепчу севшим голосом, смотря на него снизу вверх. Больше всего боюсь сейчас поддаться страху и сбить дыхание — это сразу конец и стоп-слово, чего я очень не хочу.       Влад чувствует, как мне нелегко, и дает короткую передышку: опускается на мат вместе со мной и дарит несколько легких поцелуев в губы, щеки, шею. Осторожно укладывает на спину и нависает сверху, даря чувство подавленности, но одновременно защищенности. Отвлекает меня от паники долгим, глубоким поцелуем и поглаживаниями бедер. Уже чувствую возбуждение, и обездвиживание наконец пьянит, а не пугает. Влад медленно покачивается, лаская нас обоих. Сжав оба члена в кулаке, делает несколько фрикций, пока я борюсь с собой, чтобы не скулить от яркого удовольствия — Влад любит тишину и пока не разрешал мне лишних звуков. И как же это хорошо, так близко, что я уже и думать забыл, что наполовину связан. В целом, если не сопротивляться, то и правда не больно, даже спокойно — словно сам Влад крепко обнимает меня.       Когда я наконец успокаиваюсь, он берется за ноги: сгибает обе и привязывает голень к бедру. Крепкая обвязка еще и на таз, но это меня уже не так пугает, привык. Плыву, совсем расслабившись и разрешая Владу сковывать меня в плотный кокон веревок. Единожды дергаюсь, когда берется за руку и, вложив ладонь в петлю, приматывает к ноге крепко, с гарантией. Теперь внутренняя сторона предплечья на виду, и мне никак не закрыться — специально, чтобы можно было трогать, не боясь, что я буду сопротивляться. Опять слушаю успокаивающий шепот Влада о том, что ничего плохого не происходит, и в горле стискивает от слез. Отдаю вторую руку почти добровольно, только мышцы немного напряглись, и то это скорее нервное. Обратной дороги нет, только стоп-слово, которое у меня нет никакого желания говорить: не настолько патовая ситуация, да и второй раз срывать сессию с бандажом чревато тем, что Влад больше не согласится пробовать.       Когда оказываюсь полностью обездвижен, мне опять дают пару минут отдыха, чтобы привыкнуть к своему положению. Слезы уже льются неконтролируемым потоком, но это точно не истерика, просто… это слишком. Быть настолько в зависимости и знать, что прямо сейчас со мной могут сделать все, что угодно. Я весь принадлежу ему, а он обращается со мной крайне нежно: стирает пальцем дорожки слез, гладит пока только щеки и шею, забирается в волосы. Каждым прикосновением говорит, что рядом и не причинит вреда, и я верю, даже когда, начиная с плеч, самыми кончиками пальцев он пробегается к предплечьям. К самым чувствительным и впервые так призывно открытым участкам, и я задыхаюсь, просто подумав о том, что наконец кто-то дотронется и будет беспрепятственно гладить. Сначала медленно только одним мизинцем проводит линию от сгиба локтя к запястью, проверяя мою реакцию. Не могу удержаться на этот раз и отвечаю невнятным сдавленным стоном, за который сразу же извиняюсь.       «Ничего страшного, родной, я понимаю. Кричи, если тебе так будет легче», — воркует, поглаживая предплечья. Так и продолжается: мои стоны и порою даже крики, его нежные прикосновения и малосвязное бормотание о том, какой я молодец и как сильно он меня хочет. Все лицо мокрое от слез, но мне очень-очень хорошо, даже слишком, и конечно же я хочу, чтобы Владу было так же приятно. Когда он смелеет достаточно, чтобы касаться уже не самыми кончиками пальцев, а активно массировать и порою касаться губами, я лишь подвываю сквозь зубы. Первый оргазм подкрадывается закономерно, мощный настолько, что меня непременно выгнуло бы дугой, если бы не веревки. Энергии нет выхода, поэтому мне приходится прочувствовать каждую судорогу, каждый электрический разряд, которыми меня бьет несколько минут точно.       На этом конечно же все не заканчивается, я уже привык, что так быстро меня не отпускают и только один оргазм за сессию — большая редкость. Владу нужно долго и сильно, выжать меня до капли и толкнуть к самому краю. Показывает мне ранее неизведанные грани: что могу наконец не прятать руки и отдаваться мужчине, который понимает мои страхи и обещает осторожно обойти все острые углы. Я готов доверить ему все: свою жизнь в первую очередь, а запястья — это уже так, мелочи. И он это понимает, поэтому строго дозирует воздействие, а попробовав сжать зубами нежную кожу и услышав мой панический визг в ответ, отступает и заглаживает свою вину невесомым поцелуем. Не может удержаться от того, чтобы поцеловать прижатую веревкой ладонь, провести языком между пальцами и взять мизинец в рот. Я раньше думал, что у меня нечувствительные ладони? Три раза ха, и я едва не кончаю только от этого жеста. Ну или не только от этого, но еще и потому, что дальше его язык перемещается на внутреннюю сторону бедра. Тут уже не стесняется кусать и оставить засос между рядами веревок, и я забываю, как дышать, когда понимаю его намерения.       Начинает с поцелуев на лобке, и я уже тогда завожу паническое «не надо». Шепотом, потому что мне жутко стыдно, а он не собирается меня слушать. Хочет взять сразу глубоко, но закашливается и возвращается к головке, чтобы восстановить дыхание. Стоны удовольствия смешиваются с писками стыда, и звуки с моей стороны окончательно перестают походить на что-то связное. Не матерюсь только потому, что все еще помню запрет и боюсь провоцировать, когда мой член у него во рту — чревато покусываниями в качестве наказания. Еще никогда никто не делал мне минет, по крайней мере в относительно взрослом сознательном возрасте, и я теряюсь от того, что это делает для меня мой Доминант. Это как-то неправильно, противоестественно получать такие ласки, но то, как уверенно он владеет ситуацией, даже будучи в, казалось бы, нижней позиции, дарит спокойствие.       Игра не перевернулась от того, что он решил приласкать меня не рукой, а ртом. Сказать, что я имею Влада в этот момент — несусветная глупость. Полностью обездвиженный, принимаю слишком интенсивные, новые для меня ласки, стараясь мгновенно не кончить без разрешения — вот это больше похоже на правду. Дыхание прерывистое в попытках успокоиться, а уйти от прикосновений нет никакой возможности. Безотказно возбуждаюсь даже от мимолетного дыхания и также «остываю», когда Влад решает, что мне рано подходить к концу, и отстраняется. Мне дурно от этого, жарко, как в бане, и я не замечаю, как мое «не надо» трансформируется в «пожалуйста». «Рано, мой хороший», — объясняет, когда в очередной раз поднимает голову. Его горячее дыхание на мокром от слюны члене, кажется, еще хуже прямых прикосновений, и я очень боюсь не сдержаться.       Это его «рано» длится до тех пор, пока я окончательно не потеряю связь с реальностью. Превращаюсь в жалобно скулящее на все лады существо: перебираю и просьбы, и просто нечленораздельные звуки, но действует только обращение по имени. «Влад, я не могу, пожалуйста, я не могу», — пищу, то и дело срываясь на плач, после чего слышу долгожданное «можно», и все, мне ничего больше не надо. Меня опять рвет на части и только веревки помогают не рассыпаться на тысячи осколков. Все тело горит от попыток вырваться, и я опять не могу дышать. Вспоминаю, что мне нужен воздух, только спустя пару минут, и то вдохнуть получается только рывками, ноющие легкие отказываются брать на себя столь важную функцию. Хорошо, что Влад быстро освобождает меня от веревок и осторожно растирает покалывающие конечности, а вместе с этим приходит облегчение. Чуть не отрубаюсь прямо на полу, но меня приводят в чувство похлопываниями по щекам и тащат на кровать, где наконец только обтирают влажными салфетками (поход в душ я бы просто не пережил) и позволяют заснуть в объятиях теперь не веревок, а живого и теплого Влада.       Чернота берет меня в плен только на пару часов, и по пробуждении я действительно пугаюсь оказаться в одиночестве. Хорошо, что Влад рядом и быстро подхватывает меня в объятия. Закутывает в одеяло и мягко укачивает, и теперь все, что меня беспокоит — это жуткая головная боль. Жалуюсь, и Влад обещает полечить меня, если соглашусь отпустить его на пару минут. Носом в его плечо, чтобы вдохнуть сладковатый одеколон, который не успел выветриться за день, и только после этого кивнуть, получив поцелуй в щеку в ответ и обещание управиться за пять минут. Они ему нужны, чтобы приготовить мне сладкий чай и притащить с кухни шоколадку. В меня не лезет, но я верю, что это поможет, потому потихоньку тяну сквозь зубы приторную водичку, в которой лишь едва угадывается вкус черного чая, и грызу холодную и твердую, прямо из холодильника, горькую плитку, удобно устроившись снова на плече Влада.       — Это было… я не знаю, меня до сих пор трясет, — признаюсь, решив, что сегодняшний раз уж никак нельзя поставить в ряд с остальными, которые не требовали обсуждения. Под него явно нужен какой-нибудь праздник, чтобы вспоминать каждый год, как мне было хорошо. Скажем, первый минет от Влада. Самый потрясный долгий минет в бондаже с поглаживанием предплечий до кучи.       — Меня тоже, — усмехается в ответ, а я ему верю. Если я получил впечатлений на всю оставшуюся жизнь, то нет причин не брать во внимание чувства Влада. Иногда забываю, что он садист с особыми потребностями, и начинаю мерить по себе. Мне в кайф получать жгучую боль или острое удовольствие, а ему — отдавать и наблюдать за реакцией. Не удивлюсь, если он, пока меня било судорогой оргазма, успел подрочить на открывшийся вид. Смущаюсь от этих мыслей и нервно кашляю, вызывая новый приступ заботливости у Влада: трогает лоб и подтягивает одеяло едва не до самого носа.       — Было неожиданно, когда ты… ну… — мне почему-то стыдно произнести слово «минет», хотя ранее с этим проблем не было. Теперь при этом думаю не о себе — умелом любовнике, на коленях ублажающего своего Доминанта, а о Владе, который мучает меня оттягиванием оргазма. Не знаю, за что мне стыдно и неловко, но факт остается фактом — мой мир больше не станет прежним после сегодняшнего. Стереотипы сломались окончательно, и теперь мне необходимо время, чтобы привыкнуть к новой реальности, где, оказывается, можно и так.       — Ну тебе же понравилось, — улыбается в ответ, что еще больше вгоняет меня в краску. Отбирает у меня шоколадку и откусывает с краю, прежде чем продолжить говорить: — Редко с кем получается выйти на такой уровень… понимания? Внешняя обертка не так важна, правильно? Главное чувство, кто на самом деле руководит процессом, а уж поза — дело десятое, — хмыкает, ненадолго отбирая у меня и кружку, чтобы запить горечь. — Когда-нибудь разрешу тебе побыть в «активной» позиции, так, ради разнообразия, но сначала надо почистить твою голову от предрассудков, иначе растеряешься и не поймаешь мой настрой, — обещает, а у меня в горле сохнет от его слов — даже чай не помогает перебить шок.       Он предлагает мне…? Нет, поверить невозможно, но не воспринимать слова своего Дома всерьез — тоже преступление. Да, Влад прав, у меня в голове куча предрассудков, вот даже минета от него испугался, на самом деле растерялся и не понял, как себя вести — а нужно было всего лишь отдаться и ни о чем не думать. Порно-сайты где-то в другой вселенной от нашего уютного БДСМ-гнездышка, за последние полгода я открыл для себя не только «бархатные» практики, но еще и тяжелые воздействия, к которым необходимо подходить с умом, чтобы получить удовольствие. Почему бы теперь не открыть и такую сторону своего мужчины — которая хочет не только брать, но и отдавать, конечно, не теряя контроля надо мной.       Минет в его исполнении мне понравился настолько, что я готов обвести этот день в календаре и быть шелковым, чтобы повторять это хотя бы раз в год. Думаю, и из «активной позиции», как он выразился, выйдет что-то путное, если я правильно настроюсь. Вряд ли он позволит это делать слишком часто, но ради разнообразия почему бы и нет. Если он хочет, то у меня тем более нет никаких возражений, я должен больше доверять его мнению и меньше думать, тогда гораздо быстрее продвинусь во всем и смогу быть для него идеальной парой. Не дело столько недель прятать руки, заведомо зная, что ничего ужасного не случится. Все глупые принципы, еще и предрассудки конечно же, и Владу со мной еще возиться и возиться. Но если бы не хотел столько мороки, не начинал бы отношения с неопытным мальчишкой?       От сладкого чая и шоколада головная боль прошла, но сон отступил, из-за чего после мы просто лежим в обнимку, болтая о всякой ерунде. О моей учебе и его работе — у одного длинный монолог, у второго роль слушателя и осторожного советчика, затем наоборот. Влад рассказывает, что его давно переманивают в конкурирующий ВУЗ, поэтому, возможно, получится уйти даже на лучшие условия, чем раньше, конечно, пожертвовав некоторыми связями для карьерного роста. Заново устраиваться и зарабатывать уважение среди коллег, но Влад говорит, что оно того стоит. Я того стою, наше спокойствие в частности. Даже за последний месяц меня уже заколебало шифроваться и избегать друг друга в универе, где пересекаться приходится неизбежно, и теперь я лишь отчасти начинаю понимать Влада, который рискует гораздо большим и удивительно как еще не поседел от этих нервов.       Мое дело — из вежливости предложить самому искать перевод в другой ВУЗ, зная, что это почти невозможно сделать на первом курсе, да и Влад конечно же хочет разбираться во всем сам. Ушел на жалкие крохи часов у магистратов и вечерников, из-за чего я чувствую вину, но не могу лезть — другого выхода нет. Посреди года его никто не отпустит, а на новом месте не примут, вот и приходится перебиваться еще и половиной ставки в лаборатории, хотя Влад прямым текстом говорит, что перебирать пробирки — мягко говоря, не то, чего бы он хотел. Чувствую, что вишу у него на шее, но брать подработки он мне запрещает как минимум первые два курса, пока нагрузка по учебе большая и на кону поступление на кафедру, а демонстративно варить себе овсянку на воде и не принимать в подарок зимние ботинки взамен порвавшихся старых чревато походом к психиатру. Пусть пока так, полгода потерплю неуместное чувство вины, а может, и привыкну, потому что мне еще лет пять минимум до сколько-нибудь приличного заработка не на флаерах.       — Мой хороший друг хочет с тобой познакомиться, — вырывает меня из тяжелых мыслей. Неумело переводит тему, и я понимаю, что он давно хотел поговорить со мной об этом, но не находил подходящего момента. Неудивительно, что он знает, не может не замечать, как я намеренно избегаю общения с «обществом». Вот и сейчас меня передергивает, хоть я пытаюсь сгладить свою реакцию.       — А это обязательно? — замечаю осторожно, надеясь, что намек будет понят и разговор сам собой сойдет на нет. Да, поступаю некрасиво, отказываясь вливаться в тусовку Влада, но пусть эти извращенцы как-нибудь сами, без меня. Мне и одного хватает, я не хочу знать, что обо мне думают его «хорошие друзья». В том, что меня заочно знает каждая собака, почему-то не сомневаюсь. После Ярослава, который окрестил меня «очередным мальчиком», и вовсе надежды на приятное знакомство не осталось. Не дай бог они все там такие долбанутые бывшие любовники по пятому кругу.       — Вообще-то нет, но он обидится, если ты откажешь, — вздыхает устало, и мне смешно от того, как хорошо знаем друг друга. Он предполагал, что я восприму идею в штыки и придется долго уговаривать, а я — что время для этого разговора рано или поздно настанет. Удивительное взаимопонимание. — Не переживай, это не экзамен, а всего лишь попытка подружиться. Между прочим, он помогал выбирать тебе гитару в подарок, думаю, у вас будет много общих тем для разговора, — не сдается и пробует подкупить меня правильно, но я заранее все воспринимаю в штыки, а потому не поддаюсь.       — Ты с ним спал? — очень резкий выпад, который чреват для меня поркой за неуважение, но пусть. Для меня это стратегически важный вопрос, который лучше задать прямо, чтобы не осталось недопониманий       — Недолго, в самом начале моих попыток в БДСМ. Он был моим… как бы сказать?.. тренировочным сабом? — давится собственной фразой от шока за мою наглость. Но тем не менее отвечает, и услышанное меня ничуть не радует. Фыркаю, выкручиваясь из его объятий, и зеленею от злобы. — Никаких чувств ни с одной из сторон. У него была специфическая внешность на тот момент — совсем не мой типаж, а еще у него есть хозяин, который бы открутил голову и ему, и мне за что-то такое, — оправдывается, а я слушать не хочу про их веселые хероугольники. Откидываю его руку, которой он пытается пригладить мне волосы. — Мне бы и в голову не пришло знакомить тебя с бывшим, тем более что ни с одним из них я не поддерживаю отношения, — добавляет почти умоляюще, предпринимая последнюю попытку снова обнять меня за плечи.       — Кроме Ярослава, да? — снова начинаю плеваться ядом вместо того, чтобы послушать. Меня трясет от ненависти ко всей его компании. Ревность убивает отношения, как говорит Влад, но избавиться от нее у меня не получается, особенно когда я слышу такие новости. Про клуб извращенцев догадка прям в точку, только я даже не подозревал, что среди них затесались еще и свингеры. И как мне пришло в голову винить себя за первую ночь не с Владом?! Теперь понимаю, что это детские шалости по сравнению с тем, что творил он.       — Ой, да ну при чем тут он вообще? — начинает злиться, и я понимаю, что этот выпад мне уже с рук не сойдет. — Хорошо, достаточно, я скажу, что ты не хочешь, — отрубает с плеча, и я понимаю, что заигрался. Показал характер, и это опять вышло мне боком. — Еще не хватало мне оправдываться за твои сцены ревности, — ругается уже себе под нос, поднимаясь и выходя из комнаты с телефоном. Я дергаюсь, как от удара, и после не могу шевельнуться еще где-то полсекунды. Долго до меня не доходило, насколько обидными могут быть все мои слова и жесты, а теперь вдруг дошло — когда уже поздно, наверное, уже даже для извинений.       Влад вообще ненавидит мое пустое «прости» не на коленях, желательно еще и после наказания. Долго не могу решиться на какие-либо действия, потому что не могу понять, как будет лучше: не трогать и дать остыть или бежать все исправлять, пока не поздно. И все-таки решаю, что лучше сделать и пожалеть, нежели упустить момент и затем строить заново все, что разрушил одним неосторожным словом. Заворачиваюсь в одеяло и выхожу в гостиную, где нахожу Влада у окна: что-то печатает в телефоне, затем откладывает его на подоконник экраном вниз и смотрит не столько перед собой, сколько в себя. Стоит сделать шаг, как он оборачивается и устало просит меня идти спать, но кто я такой, чтобы его слушаться? Уж точно не саб после того, как обидел его так сильно. Подхожу и обнимаю со спины, пока он все еще играет неприступную скалу, кутаю в одеяло вместе с собой и пытаюсь растопить лед осторожным поцелуем в плечо.       — Я тебя обидел, — признаю вину, но на Влада это не действует от слова «совсем», он только повторяет, что не хочет говорить и чтобы я шел спать. — Ну хочешь, я встречусь с твоим другом? — получается некрасивым одолжением, но по-другому было бы неискренне, и я даже не знаю, что хуже. Все еще не хочу связываться с его компанией, но придется, если хочу сохранить хорошие отношения. Не думал, что для него это так много значит.       — Нет, — в очередной раз слышу это, но и не думаю двинуться с места. Жду. — Не надо делать мне одолжений, особенно таких. Чтобы мне пришлось краснеть за истерики мальчишки, которого я не смог нормально воспитать? — рычит, и мне становится совсем не по себе. Не думал, что все может вот так обернуться, но и чувствовать себя породистым кобелем на выставке тоже не хочу. Видите ли, ему придется краснеть за мое поведение, а то, что мне придется сближаться с заранее неприятными мне людьми, его ни капли не волнует. — Тебе хочется воспринимать любого парня рядом со мной как угрозу — на здоровье, но не надо это вешать на меня и уж тем более высказывать кому-либо, — добавляет это с большим нажимом, и мне страшно за то, что последует дальше, но отступать не намерен — пусть закончит, и так я хотя бы буду знать масштаб катастрофы.       — Я виноват в том, что ты спишь со всеми парнями в своем окружении? — рискую возразить спустя долгую паузу, и Влад резко дергает плечом, стараясь оттолкнуть меня. — Как я должен на это реагировать? Закрыть глаза и сделать вид, что так должно быть? У тебя вообще есть нормальные друзья, не извращенцы? — зеркалю его злобу и добиваюсь только того, что меня уже целенаправленно, а не лениво и будто нехотя, как до этого, отталкивают. Отступаю на шаг от неожиданности и заворачиваюсь поплотнее в одеяло, чтобы почувствовать себя увереннее, не таким жалким рядом с ним. Луна за окном слепит глаза, и я почти не различаю выражение лица Влада, но догадываюсь, что ничего хорошего мне не светит.       — Уж какие есть, прости, — усмехается зло спустя пару минут раздумий. — Ярослав, как бы ты его ни ненавидел, мой друг детства и помогает мне выпустить пар, когда мне это нужно. И парень, с которым я хотел тебя познакомить, пережил столько, что тебе и не снилась такая сила воли и мудрость. Он сыграл не последнюю роль в моем решении быть с тобой и теперь хочет посмотреть на парня, из-за которого я места себе не находил. Теперь думаю, разочаруется, но какое нам дело до мнения каких-то извращенцев, верно? — заводится, но не кричит, наоборот говорит шепотом, от которого у меня мурашки по спине. Мне по-настоящему страшно его слушать, потому что чувствую всю его боль, которую он и не думает распылять в истерике, а отдает мне всю до капли. Подавись, дорогой. — А еще есть Александр, которому показывать тебя просто стыдно, который научил меня всему, из-за чего ты рад сессии со мной, а не бьешься в истерике, угрожая вызвать полицию — да, родной, со мной бывало и такое. Твое счастье, что ты знаешь меня сейчас, а не пять лет назад, тогда я бы тебя просто сломал.       — Я не хотел… — отступаю на пару шагов, не справляясь с таким напором. Желудок болезненно скручивает от страха и душевных спазмов, которыми Влад делится со мной сполна. Меня сбивает с ног и силы воли не хватает, чтобы противостоять такому и сказать поперек хоть слово. Это торнадо, против которого у меня лишь одноразовый дождевик, и тот уже трещит по швам. — Я понял, хватит, пожалуйста, я… — договорить не могу, грудь стискивает от слез. Не знаю, что произошло, возможно, виноваты расшатанные еще из-за сессии нервы, но перетряхивает знатно. Он меня задавил своей ненавистью. Конечно же не лично ко мне, все в ответ на мои слова о его близких, но как же пронимает в самое сердце — его словно вырвали и наотмашь швырнули в стену.       Влад тихо матерится и отходит, чтобы принести мне стакан воды с аптечным привкусом — накапал успокоительного. Уговаривает выпить и идти спать, извиняется за то, что перегнул палку, но и я тоже хорош, не оставил ему выбора. Надо было послушаться и не трогать его, дать остыть нам обоим и только потом выяснять отношения. Полез на рожон и получил вот такого Влада, который реально может убить словами, одними интонациями довести до истерики. Когда мне удается немного взять себя в руки, обнимает, целует в щеку и говорит, что любит меня несмотря ни на что. Даже такого истеричного ребенка, ревнивого и с напрочь отсутствующим чувством такта. Я тоже извиняюсь за свои слова, обещаю подумать над своим поведением и исправиться. Знаю, что Влад мне не верит — я уже показал, какой язвой могу быть, и теперь ему стыдно за меня не только из-за большой разницы в возрасте. Стыдно за то, что это мои первые отношения, и я не умею идти на компромиссы, как взрослый человек.       Декларирую, что буду послушным и понимающим, а затем устраиваю такие сцены — это просто ужасно. Одно меня радует в этой ситуации: если б для Влада я был просто развлечением, то со мной бы так не возились. Меня бы не укачивали после сцены совершенно необоснованной ревности и ненависти, за что я и получил свое. Наказание — по-другому и не назвать реакцию Влада. Порка словами, и теперь я понимаю, что любое физическое воздействие лучше морального давления от него. Боюсь потерять его и разойтись по разным берегам после очередной моей истерики, которую он не захочет терпеть, поэтому хочешь-не хочешь, а познакомиться с его друзьями придется и по возможности не взбрыкивать в ответ на все, что мне не нравится. Только долгие и непременно тихие разговоры о моих чувствах, просьбы и готовность принимать любое его решение.       — Мне еще столькому учиться, — признаюсь, сжимая его руку так крепко, что наверняка оторву, если захочет освободиться. Все еще мелко потряхивает от страха потерять все и сразу, потому что не стал слушать его. На уровне подсознания и вовсе жду приказа собирать вещи и валить на все четыре после сегодняшнего.       — Ничего страшного, мой хороший, прорвемся. Я помогу тебе, ты только слушай меня, пожалуйста, хоть иногда, — усмехается горько, но продолжает обнимать меня. Не знаю даже, что сказать в ответ. Только сейчас понимаю, как много во мне эгоизма, необоснованных попыток присвоить Влада себе. С чего бы? Почему я до сих пор так сильно боюсь остаться один? Наверное, потому что люблю слишком сильно, вообще не представляю себя без него. — Нет, дорогой, это пока что не любовь. Ты влюблен, как и я, сильно, эгоистично, с замашками собственника и играющими в крови гормонами. Это пройдет и либо вырастет во что-то большее, либо сойдет на нет — тогда и будем думать, как нам быть, — терпеливо объясняет, а я не хочу верить, что столь сильное чувство может быть фикцией, не по-настоящему, всего лишь увлечением, которое пройдет в ближайшие месяцы.       Молчу, чтобы опять не спорить, хоть соглашаться с Владом страшно. Но он сказал слушать его, и я пытаюсь услышать и принять новую информацию. В конце концов, у него больше опыта, у него не в первый раз «мальчик», а я далеко не особенный и не единственный, а всего лишь «очередной», как выразился Ярослав. Больно, и я стискиваю зубы до онемения скул, чтобы Влад не заметил, что я снова плачу. Как он там… бывший, который управляющий ресторана… тоже ведь его любил, а потом все сошло на нет и теперь они даже не общаются, если верить Владу. И причин не верить нет, и от этого горько, тошно. Сегодня он успокаивает меня словами о том, что все будет хорошо, а завтра… Не хочу думать о том, что будет потом, потому что пока все такое зыбкое, эфемерное, что надеяться на «долго и счастливо» можно только на свой страх и риск. 50/50 — вот такая жестокая статистика.