В ожидании весны, В ожидании весны без тебя. В ожидании любви, в ожидании яркого сна. В ожидании чудес... Тихо падает снег на глаза. С побледневших небес Надвигается серая мгла.*
Из-за ветра не сразу удалось прикурить. Но он не изменил своей старой доброй привычке всегда закуривать, выходя на улицу. От никотинового дыма, ворвавшегося в лёгкие пополам с морозным воздухом, сознание немного прояснилось после бессонной ночи. Это ненадолго. Но торопиться пока некуда. Обидно только, что заслуженный отпуск проходит так бездарно — за сном, ноутбуком и книгами. И всё бы ничего, если бы книги не были те, что давно прочитаны, сон не длился чуть меньше суток, а в Интернете... ну, да ладно, неважно. Депрессия? Нет, только начало. Которое ещё незнамо во что выльется. Хорошо только то, что никто не пишет и не названивает. Не потому что забыли, а потому что знают, что сейчас бессмысленно. Когда захочет — сам выйдет на контакт. Друзья, которые тебя понимают — это прекрасно. Отчасти поэтому всё не так хреново, как могло было быть. Но этого мало. Нет, у Гокудеры часто бывали моменты, когда он уставал от людей и хотел уединиться, но это было совершенно другое. Просто он не мог даже написать ей смску. Пробовал для проверки, пробовал ещё раз — обе остались без ответа. В такие моменты он ненавидел себя за то, что позволил кому-то влезть в свою душу так глубоко, чтоб ранить такой мелочью. Но это неизбежно, это происходит всегда и со всеми. Ничего, кроме того, что Цуна уехала куда-то на две недели и сменила номер телефона, у Реборна выпытать не удалось. Нана вообще была не в курсе, впрочем, как и всегда. Ребята тоже. Или же это был всеобщий заговор. Его паранойя давно не проявляла такой активности. В любом случае, после того, когда стало хоть что-то известно об её таинственном исчезновении, стало легче. Ненамного, но всё же. И только то, до чего они оба могут прийти в своих размышлениях, получив, наконец, временную свободу друг от друга, — напрягало. Кто знает, о чём она сейчас думает. В последнее время, вымотанная работой, Цуна только и делала, что огрызалась на него без видимой причины. И непонятно, то ли она так срывала напряжение, то ли он, с его странностями, достал её до невозможности. Гокудера вообще никогда не умел понимать людей от слова совсем. И до сих пор мало чему научился в этом плане. Иногда ему казалось, что такому, как он, легче быть одному, чем пытаться понять партнёра. Но он не хотел её терять. Это было бы сродни катастрофе. Он словно играл в игру в своей голове, на каждом новом уровне разгадывая всё более сложные головоломки — чтоб понять, что она чувствует. А она не хотела или не могла понять, насколько для него это сложно и противоестественно. После последнего разговора на повышенных тонах Хаято не выдержал и сказал ей что-то грубое, резкое. Впервые в жизни. Извиниться не успел — она обиделась, ушла, и больше он её не видел. Возможно, он сделал что-то более ужасное, чем просто нагрубил. Просто сам не заметил. В последнее время он вообще перестал её понимать. Время меняет людей. Как ни тяжело это признавать.Дует ветер в лицо, Я иду сквозь безмолвную даль. Забывая тепло, разрываю я снега вуаль. Умирают мечты, Надо мною смеётся февраль. Эти мрачные дни... В них меня поскорей разгадай.
Идя по заснеженным улицам, почти ничего не видя из-за поднявшейся метели и не слыша из-за громко играющей в наушниках музыки, он словно остался наедине с собой, со своей стихией. Успокоился. Самоубеждение? Ну и пусть. В своей съёмной квартире он никогда не чувствовал себя достаточно уютно. Словно атмосфера в ней пропиталась чем-то чужим, враждебным. И хозяйка её была на редкость неприятной женщиной. Хотя жила на другой квартире и заходила к нему редко. За стеной снегопада показались очертания заброшенного здания, к которому он любил прийти просто так и поразмышлять о жизни. Оно находилось на возвышенности, и отсюда почти весь город было видно как на ладони. Намимори красив зимой. Кажется, он уже давно стал для него более родным, чем тот город, в котором он родился. Примостившись на обломок стены и удачно укрывшись от ветра, Гокудера достал из кармана пачку и выдернул из неё очередную сигарету. Закурил. Дни становились похожими один на другой. Прошло всего чуть больше недели, а казалось, что минимум месяц. Сначала это казалось забавным, но теперь становилось невыносимым. Он хотел, наконец, увидеть её и всё ей объяснить.Я в ожидании весны, без тебя, В ожидании любви, но ты В этом облаке птичьих стай Уносила мои мечты, Забирая мой тихий рай, О котором мне не забыть. Но засыпает меня февраль Снегом и пеплом.
От передоза никотина на голодный желудок уже ощутимо дурно. Хаято с досадой швырнул пустую пачку в снег. На эту дрянь в последнее время уходило чертовски много денег. Прозрачно-серое небо над головой. Никакое. Как и он сам. Как символично. Казалось, что весна никогда не наступит. Оставалось совсем немного, но чем ближе было назначенное возвращение Цуны, тем дольше тянулось время. Словно вот-вот остановится. Вкрадчивый шёпот паранойи стал постоянно намекать, что всё это начинает терять смысл. А он не верил.В ожидании весны Я умру, не дождавшись тебя. И холодные льды, обжигая, укроют меня. Снова станет тепло, Снова птицы вернутся сюда. Вместо крови вино Вновь ускорит таянье льда.
Ключ в замочной скважине наткнулся на какое-то препятствие. Гокудера поводил им ещё — нет, не влезает. Значит, Миямото-сан дома. Странно, она ведь недавно заходила. Он нехотя потянулся к кнопке и позвонил. Резкий, надтреснутый звук. Он бы сменил звонок, но жалко денег на такую ерунду. Вскоре послышались лёгкие шуршащие шаги, лязг защёлок и скрип открываемой двери. — Джу... Джудайме? Что ты здесь делаешь? — Я устала с дороги и решила зайти к тебе... Ты же знаешь, что творится у нас дома, — Цуна как-то застенчиво куталась в цветастый халат, сонно глядя на него. Очевидно, она только что дремала. — Ты же не против? Гокудера знал, что у неё есть ключ от квартиры, они с Миямото-сан в хороших отношениях, и она разрешает ей иногда заходить. Но всё это было так внезапно, что он даже не знал, какие эмоции испытывать по поводу — радость от того, что она вернулась, или удивление от того, что вернулась раньше назначенного срока и доброжелательно настроена к нему. Да ещё и делает вид, будто ничего не произошло. Впрочем, было бы странно, если бы она продолжала злиться непонятно на что. — Нет. Не против. Он хотел добавить что-то ещё, но не знал, с чего начать — с расспросов, что случилось, или с того, как он зверски соскучился. Но все заранее сформулированные слова вышибло из головы, и всё, что ему оставалось — это улыбаться. Кажется, получилось слишком натянуто. — Эээ... Хаято? Что с тобой? На тебе лица нет. Может, зайдёшь хотя бы? — А, ну да. Цуна ушла на кухню и вернулась с чашкой чая, молча наблюдая за тем, как её благоверный неторопливо, словно в замедленной съёмке, переобувается. Напряжённое молчание повисло в воздухе, и она решила взять инициативу в свои руки. — Знаешь, Хаято... Мне, наверное, надо извиниться. Отвела взгляд в сторону, нервно пожёвывая губу. То ли ей было неловко, то ли не хотелось признавать свою ошибку. Как обычно. — Не надо, всё в порядке, — он посмотрел на неё, снова улыбаясь. Уже искренне. Казалось, с плеч упала если не гора, то огромный её обломок. — Ведь это я виноват. Ты больше не злишься? — Нет, конечно. — Она тоже улыбнулась, но её большие глаза цвета гречишного мёда оставались серьёзными и непроницаемыми. Они продолжали выискивать что-то на полу. — Я бы позвонила тебе, если б не сломала старую симку и не записала нигде твоего номера. — Ничего страшного. «Он так легко прощает мне все мои глупости, что чертовски сложно не поступать с ним жестоко. И, кажется, он действительно так ничего и не понял. Ну, что ж с него взять.» Цуна горестно вздохнула и отпила из чашки. Гокудера не мог спокойно на это смотреть. — А ты точно не злишься? — он подошёл к ней, заискивающе глядя, как кот, который хочет, чтоб его покормили. В такие моменты ей порой хотелось взять и уебать его чем-нибудь тяжёлым. Но сегодня она была в слишком хорошем расположении духа, да и чувство вины угнетало. Ну и, что греха таить — она тоже соскучилась. — Нет, — на выдохе сказала Савада, поставив чашку на комод, и обняла Гокудеру за талию, привлекая к себе. Осторожно потрогала, прощупывая рёбра. — Ты чего такой худой стал? — Нервы. — Из-за меня, что ли? — Ну... Можно и так сказать. — Ты идиот. — Просто я боюсь потерять тебя. Хаято уткнулся лбом ей в плечо, крепко обнимая. Он уже давно успел соскучиться по теплу её тела и по чувству того, что между ними всё хорошо и спокойно. Цуна в ответ снисходительно улыбнулась, зарываясь пальцами в серебристые волосы и ласково их перебирая. — Если я захочу уйти, ты первым об этом узнаешь. — М-да, утешила. — Помолчи лучше. Почувствовав прикосновение губ к своей шее, она взяла его за подбородок и чуть приподняла к себе, впиваясь в губы долгим, жадным поцелуем. За окном снова густыми хлопьями падал снег, и на настенном календаре всё ещё был февраль. Но, казалось, что весна уже наступила. Пусть даже она будет недолгой.