Жестокий мир?

Людвиг сидел в кресле за небольшим столом и осматривал кабинет. Конечно, часто он здесь не будет появляться, но смена интерьера не помешала бы на что-то более выдержанное и неброское. Стук в дверь прервал размышления немца. — Заходи. Бальшмидт с удивлением почувствовал легкий трепет в теле при мысли, что снова увидит русского. Давно он уже ничего подобного не чувствовал, подходя к сексу и отношениям с точки зрения расчётливости и получаемой выгоды. Это объясняло то, что в нормальных отношениях он никогда не состоял, пользуясь услугами дешевых и дорогих шлюх, покупая любого, кто ему понравится. Но Ваня не просто понравился ему, немец понял, что Брагинский — его идеал, в плане внешности, в первую очередь, разумеется. Такой чистый, светлый, непорочный, постоянно с грустными глазами, даже несмотря на улыбку. Да и сама улыбка была вымученной, надрывной, болезненной. А это было именно то, что Людвиг искал. Он несколько месяцев не подозревал, какой жизнью живет объект его вожделения. Он просто приходил каждый день в эту кофейню и наблюдал за Иваном, подмечая его усталость, отразившуюся на лице темными кругами под глазами на бледной коже, видел вихрь его тяжелых мыслей, проносящийся в тусклых, но таких чертовски привлекательных сиреневых глазах. Глаза. Глаза ангела, не человека. Это то, на что Бальшмидт буквально запал. Ни у кого такого цвета глаз он еще не видел, ну, разве что у брата — красные, но там все объяснялось банальным заболеванием, а что скрывал этот падший ангел немец не знал, но очень хотел узнать. И узнал. Найти информацию на Ваню, на его семью, было проще простого. Пара звонков нужным людям и полный отчет был у Людвига на столе. Если говорить честно, стойкость и воля этого парня поразили Бальшмидта. Тянуть на себе брата-наркомана и малолетку… Теперь было ясно, почему Ваня так замучен. Поначалу немец хотел даже оставить парня в покое, но то, насколько сильно Иван был пропитан болью и страданиями вызывало восторг и трепет у Людвига, вызывало желание сделать еще больнее, посмотреть, насколько его хватит, открывая в его душе все новые и новые грани отчаяния. Немец не сомневался в том, что сломать этого юного парнишку он сможет очень быстро, но его приятно удивила та злость, с которой Иван сопротивлялся. Удивила и распалила. Теперь, купив то место, что было Ване дорого, Людвиг понимал, что не отступится, пока не вырвет из этого парня все то светлое и чистое, что в нем есть, пока не сделает его таким же грязным, как и весь этот поганый мир. Дверь медленно открылась и в кабинет зашел бледный Брагинский. — Проходи, садись. — Немец указал на кресло напротив него. Ваня закрыл дверь и не спеша подошел к креслу, мешком падая в него. — Я посмотрел все ведомости по зарплатам, и знаешь, — Бальшмидт выждал паузу, видя, что Ваня нахмурился, — ты получаешь гораздо больше, нежели остальные официанты. — Но я и работаю больше. — Едва слышно произнес русский. Ему было страшно находиться с этим властным человеком в одной комнате. — Да, а это, между прочим, нарушение трудового законодательства. Понимаешь, Ваня, — Людвиг поднялся со своего места и с улыбкой заглянул в его глаза, — Ты должен отработать определенное количество часов, а определенное количество часов ты должен отдыхать. У тебя практически нет выходных, так что теперь ты возвращаешься к обычному графику, щадящему, учитывая сколько ты уже переработал. — Но мне нужны деньги. Вы же все понимаете…понимаете мою ситуацию. — Русский опустил глаза и сцепил руки в замок, пытаясь унять нервную дрожь. — Конечно, понимаю, я ведь не зверь, — Мягко произнес Людвиг, благо, что Ваня на него не смотрел и не мог заметить хищной улыбки, — я все понимаю. Он извлек из внутреннего кармана пиджака пачку денег и положил перед русским. — Здесь десять тысяч евро, можешь потратить их на что угодно. Это, скажем так, небольшой подарок, чтобы подтолкнуть тебя к правильному решению. — Бальшмидт подошел ближе к растерянному парню, — Я хочу, чтобы ты принял верное решение, выгодное нам обоим. Я ведь могу насиловать тебя, бесплатно, еще и уволю, вообще без ничего останешься. Брагинский затрясся от неконтролируемого ужаса, не смея даже глаза поднять. Людвиг внушал ему такой страх своей властностью, своей самоуверенностью и наглостью, что хотелось просто разрыдаться. От волнения у него резко заболела голова - сказывалась серьёзная травма. Людвиг с интересом наблюдал, как Ваня сильнее обычного побледнел и схватился за голову. — Видимо, болит жутко? Это нужно лечить.— Как бы между делом поинтересовался Бальшмидт. — Ты и про это знаешь? — Слабо прошептал Иван, пытаясь оставаться в сознании. — Конечно. — Кивнул Людвиг, — Мой брат первоклассный специалист по неврологии, и кое-что он тебе выписал. Ваня словно в тумане наблюдал, как немец достал из кармана небольшую коробочку с таблетками. Эти таблетки Ивану были знакомы, он очень редко их покупал, слишком дорого стоили, но эти таблетки единственное, что могло бы избавить его от боли. Тем не менее, брать что-то от него Ваня не собирался, и Бальшмидт это знал. Людвиг медленно вытащил одну таблетку из пачки и закинул себе в рот. Брагинский даже не успел ничего понять, как их губы жестко соприкоснулись. Бальшмидт надавил ему на скулы, заставив открыть рот, и протолкнул внутрь языком небольшую таблетку, затем резко отстранился и зажал рот и нос рукой, чтобы русский не смог её выплюнуть. — Глотай. — Шепнул ему на ушко Бальшмидт, — Давай, иначе задохнешься. Из глаз Ивана брызнули слезы, но ему ничего другого не оставалось. Проглотив таблетку он начал вырываться и Бальшмидт его отпустил. — Ну, так что насчет остального? — Немец улыбнулся и стёр мелкие слезинки, — Соглашайся, не нужно сопротивляться. Ты же не хочешь, чтобы я взял тебя силой? У Ивана словно что-то оборвалось внутри в этот момент, а мир вокруг окончательно посерел. — Я согласен. — Тихо, но уверенно произнес Иван, - Только... Брагинский замолчал, не зная, стоит ли продолжать. — Я тебя слушаю. — Немец с интересом уставился на него. — Зачем ты купил эту кофейню? — Варгас отдавал ее очень дешево, торопился с продажей, место достаточно популярное и прибыльное, а я такие предложения не упускаю. Ну и, плюс ко всему, я мог бы здесь тебя контролировать в случае, если ты решил бы поиграть в недотрогу. — Я так и подумал. — Кивнул Ваня, — Почему ты так жесток? Почему ты так жесток со мной? — Я получаю удовольствие от причинения боли. Но раньше я делал это с теми, кому это тоже нравится, однако...Ты гораздо красивее любого из них, ты особенный, я знаю это.— Бальшмидт пожал плечами, — Большего тебе знать не нужно. Ответ напугал Ивана, но он уже дал согласие, понимал, что нет иного выбора. А на эти деньги можно отправить Колю учиться, он мечтает стать адвокатом, но учеба дорогая, в кофейне столько не заработаешь. Да и Олега можно было бы вылечить, поместить в хорошую дорогую клинику, где ему действительно помогут, а не просто будут давать сомнительные препараты, которые делают человека овощем. О себе Иван, как обычно, подумать забыл, поглощенный лишь заботой о семье. Он наивно предположил, что это действительно не так страшно, что он сможет все вытерпеть. — Начнём прямо сейчас? — Бальшмидт оперся на стол. — Сейчас? — Иван вскинул на него пристыженный взгляд и мгновенно покраснел. — Кое-что я хочу получить прямо здесь, — Немец не стесняясь расстегнул ремень на штанах, — а потом ты сможешь пойти и отдохнуть. Хотя нет, я неправильно выразился. Потом ты пойдешь домой и хорошо отоспишься, я хочу, чтобы при мне ты выглядел отдохнувшим, а не так, как сейчас. Работать тебе больше не нужно, я буду тебя обеспечивать, ты все понял? — Д-да. — Заикаясь произнес Ваня. — Господин. — Что? — Называй меня так, когда мы одни. — Людвиг улыбнулся, — Ты теперь моя собственность. И будешь делать и говорить то, что я пожелаю. — Да, господин. — Всхлипывая произнес Брагинский. — И еще, — Людвиг к пачке денег накинул купюр, — После отдыха пройдешься по магазинам, купишь себе хорошей одежды, понял? — Да, господин. — Иван опустил голову. — Умница. — Людвиг улыбнулся, — А теперь встань на колени. Брагинский удивленно на него посмотрел и замер. — Я не повторяю дважды. — Прошипел Бальшмидт. — Просто я не… Людвиг резко ударил его по одной щеке, затем по другой. — Я не разрешал тебе говорить! — Перешел на крик немец и снова его ударил, — Когда я что-то тебе приказываю, ты это делаешь! Без вопросов и без промедлений! Кивни, если понял. Иван едва заметно кивнул, пытаясь унять поток слез. Кожа на щеках горела огнем, отчего слезы чувствовались ещё острее. — Что я говорил тебе сделать? Брагинский молча опустился на колени перед Людвигом. — Хорошо. — Кивнул немец, — Расстегни ширинку и раздень меня. Дрожащими руками Иван не сразу смог справиться с задачей, но, когда брюки и белье упали к ногам немца, в лицо ему уперся внушительных размеров член. — Ты определенно девственник. — Засмеялся Людвиг, — Погладь его и не отводи глаза, рассмотри. Тяжело выдохнув, Иван мысленно попытался отключиться. Одной рукой он осторожно провел от основания до головки и обратно. Проделал эту манипуляцию несколько раз, затем Бальшмидт его остановил. — Подними глаза на меня. Иван физически не мог заставить себя это сделать, за что снова получил удар, не такой болезненный, как первые, но все же чувствительный. Пытаясь успокоить срывающееся дыхание, Брагинский несмело поднял глаза и встретился взглядом с потемневшими от похоти глазами Людвига. — Черт… — Выдохнул он, — Ты и вправду ангел, эти глаза… Боже. Бальшмидт медленно провел головкой члена по потрескавшимся пухлым губам, едва не кончая в тот момент, когда из таких прекрасных глаз покатились слезы, такие прозрачные, словно кристальные, они будто бы отчаянно пытались очистить Ивана от того, что с ним делал немец. Ваня пытался думать о чем угодно, но едва слышные вдохи Людвига возвращали его в эту комнату, где каждый предмет интерьера стал свидетелем его падения, его позора. В груди все до боли сжалось, хотелось кричать, но русский терпел, мечтая лишь скорее все закончить. — Открой рот и не смей закрывать глаза. Брагинский слабо выдохнул и приоткрыл рот. Бальшмидт чуть толкнулся внутрь и головки члена робко коснулся горячий и влажный язык, сразу же испуганно дергаясь. — Давай, Ваня, не бойся, это словно леденец. Плотнее обхвати губами и работай языком. Едва слышно всхлипнув, Брагинский подчинился и принялся аккуратно обводить головку языком, вырисовывая на ней горячие узоры. Бальшмидт закусил губу, чтобы не стонать и удивился сам себе. Минет для него уже давно стал обыденностью, он и не думал, что еще когда-нибудь сможет испытать столь яркие эмоции, да еще и от столь неумелого парня. Но именно это его так и завело, чистота русского для него была словно красная тряпка для быка. Это был сигнал к действию и Людвиг начал действовать. Он сжал волосы Ивана, заставляя его остановиться. — Открой рот шире и прикрой зубы губами. Бальшмидт начал медленно погружаться глубже, пока не почувствовал, что у русского появился рвотный рефлекс, тогда он остановился. — Тебе нужно научиться расслаблять горло, — Людвиг говорил тихо, смотря прямо в глаза, не переставая при этом медленно двигаться на позволяемую глубину, — когда член входит глубже, не зажимайся и глубоко дыши, иначе ты можешь захлебнуться собственной рвотой. Замолчав, он резко засадил член до самого основания, так же резко отстраняясь, понимая, что русского сейчас стошнит. Так и произошло. Пока Иван сплевывал остатки желчи со своего рта, немец откровенно наслаждался ситуацией. Теперь Ваня больше подходил под этот мир, теперь он тоже был запачкан, как и все вокруг. Откашлявшись, Ваня несмело поднял на него глаза, заставляя немца нахмуриться и одновременно испытать дикий восторг. Может во рту Брагинского и побывал член, может он сейчас только что и проблевался от глубокого минета, но его глаза были чище глаз самой Девы Марии, такие невинные, такие светлые, они взбудоражили все темное, что было в душе немца. — Все еще лучше, чем я думал. — С диким огнем в глазах прошептал немец и вновь схватил Брагинского за волосы. Ваня едва смог удержать себя от того, чтобы начать вырываться. Но Людвиг не стал снова насиловать его, он просто подставил его голову к своему члену и за пару движений кончил на лицо. — Посмотри на меня. — Властно прохрипел Людвиг. Брагинский приоткрыл глаза, ресницы его трепетали, Иван едва мог удерживать взгляд на Бальшмидте. Это было дикое сочетание — ангельское непорочное лицо, залитое спермой. И слезы. Слезы, словно маленькие кристаллы украшали это лицо, довершали картину. — Знаешь, я думал, что опустив тебя на самое дно — заставив проблеваться от члена в глотке, кончив на лицо — я лишу тебя света в глазах, я не раз наблюдал за таким, но ты словно стал еще чище. Ты как мученик, — Немец засмеялся, — святой. Иван ничего не ответил. Ему вообще говорить не хотелось. Людвиг достал салфетки и кинул пачку Ивану. Пока тот приводил себя в порядок, Бальшмидт вызвал машину. — Я вызвал тебе такси, поедешь домой отдыхать. Иван слабо кивнул, так и не встав с пола. Людвиг ухмыльнулся и помог ему подняться, удерживая за плечи. Выдохнув от накатившего, словно волна, возбуждения, он неожиданно припал губами к шее русского. Иван невольно ахнул и вцепился в черный пиджак немца, отмечая, что по его телу прошла горячая волна, которая, впрочем, быстро утонула в клубке тошноты из-за ненависти и презрения к себе. — В следующий раз ты будешь кричать подо мной и умолять, чтобы я не останавливался. — Зашептал Людвиг ему на ушко и до синяков сжал руки, — Я же обещал, что буду нежен в твой первый раз и тебе лучше запомнить то наслаждение, что ты получишь, потому что потом ты будешь привыкать к боли, и из нее извлекать удовольствие. Ты это понимаешь? — Да, господин. — Вяло ответил Иван, которого повело в сон. Немец удовлетворенно ухмыльнулся и подал русскому его рюкзак, куда уже закинул деньги и таблетки от головной боли. Сообщение на телефоне известило о том, что прибыло такси. — Все, Иван, отправляйся домой. — Людвиг почти заботливо поцеловал его в лоб, — Мой водитель приедет за тобой в субботу, в семь вечера, будь готов. Иван кивнул и в полубредовом состоянии вышел из кабинета.