Жестокий мир?

Иван дрожащей рукой сжимал телефон, не отрывая взгляда от окна, в котором догорал закат. Его жутко трясло от понимания того, что он не смог отказать Людвигу, согласился на встречу, но хуже всего было от простого осознания — он сделает все, что прикажет ему немец, иначе это плохо кончится для его близких. — Ваня? Младший Брагинский вздрогнул и повернулся к проснувшемуся брату. — Что такое? — Прохрипел Олег, — Тебе нужен отдых. — Я… — Иван запнулся, — я не могу спать, когда мы все в большой опасности. — Не думай об этом. — Строго произнес старший, но потом его голос потеплел, — Мы что-нибудь придумаем. — Не уверен. — Прошептал Ваня, — Может, вы с Колей уедете? Альфред вам поможет. — Без тебя я никуда не поеду. Иван тяжко вздохнул и лег на мягкие подушки. Олег накинул на него одеяло и лег рядом. — Поспи, Ваня. — Как давно ты в завязке? — Внезапно спросил младший и горящими глазами уставился на него. — Н-не долго. — Заикаясь, ответил старший Брагинский, — Но клянусь, больше я не оступлюсь. — Надеюсь. — Коротко ответил Ваня и улыбнулся, — Я скучал по тебе, брат. — Знаю. — Кивнул Олег и стёр непрошенные слезы, — Прости меня? — И ты прости. — Младший Брагинский болезненно нахмурил светлые брови, — За то, что наговорил тебе. — Тебе извиняться не за что. — Старший помолчал, — Ты пойдешь в полицию? — Нет. — Прошептал Иван, — Ведь нет никаких доказательств, что это было насилие, а вот Людвиг сможет доказать, что я просто повёлся на его деньги. — Я бы убил его, будь возможность. — С ненавистью пробормотал Олег. — Перестань. — Иван нахмурился, — Я не хочу тебя потерять. Раздался стук в дверь, и в комнату заглянул Альфред. — Как ты, Ваня? — Встревоженно спросил американец. — Лучше. — Коротко ответил Иван с едва заметной улыбкой. — Хорошо. — С облегчением сказал Джонс, — Олег, ты не мог бы нас оставить?.. Старший Брагинский глянул на Ваню, тот кивнул. Олег вздохнул и вышел из комнаты, хоть и не хотел оставлять брата ни на секунду. Альфред подошёл к кровати и сел рядом с Ваней, нежно сжав его руку. Брагинский улыбнулся в ответ. — Ложись. Джонс удивлённо посмотрел на него, но без промедления залез на кровать и устроился рядом. Секунду подумав он нежно обнял русского. Ваня судорожно вздохнул и крепко прижался к нему, не сдержав слез. — Теперь все хорошо. — Прошептал Джонс и поцеловал его в висок, — Тебя больше никто не тронет. — Я так боюсь, Альфред, я боюсь за нас всех. — Давай пока что оставим эти мысли? — Американец улыбнулся и прижал его ближе к себе, — Сегодня ты должен просто позволить себе отдохнуть. Теперь это не только твоя проблема. Иван чуть закусил губу, но ничего не сказал, хоть и был не согласен с этими словами. Это только его проблема. Даже Гилберт ему говорил, что Людвиг относится к нему иначе, нежели к остальным несчастным, значит, дело только в нем. Ваня пытался понять, с чем связано такое поведение немца и чем он смог зацепить его, но ответа не было. Брагинский надеялся, что сможет завтра получить все ответы, хотя, в глубине души, понимал, что сильно рискует, и понимал, что просто очень запуган, поэтому не посмел отказать. — О чем ты думаешь? — Мягко поинтересовался Альфред. Ваня вынырнул из собственных мыслей и приподнялся, покидая тёплые объятия. Он посмотрел на американца грустным, но открытым и доверчивым взглядом, пытаясь понять, что он сам сейчас чувствует. Залюбовавшись прекрасными глазами цвета майской сирени Джонс улыбнулся. Иван опустил взгляд, впрочем, сразу посмотрев на Альфреда из-под полуопущенных пушистых ресниц. Брагинский не мог сейчас с уверенностью сказать, что влюбился. После того, что с ними случилось, сложно было отделить чувство благодарности от всех остальных. — Ты красивый. — Джонс провёл кончиками пальцев по его щеке, — Мне жаль, что этим воспользовались так ужасно. — Думаешь, дело во внешности? — С сомнением спросил Брагинский. — Для таких ублюдков, как Людвиг, избалованных деньгами и властью, думаю, да. Его ничего больше не интересует в тебе. Брагинский пожал плечами. Смысл в этих словах был, но почему-то он в это не верил. Не в случае с Бальшмидтом. Он сам не знал, в чем здесь дело, но не верил что все так просто. — А где Коля? — Резко спросил Иван. — Он у друга ночует. — Поспешил успокоить его Джонс, — Мы пока ему ничего не сказали, пусть спокойно отдыхает. — Хорошо. — Кивнул Ваня, — Я хочу его отгородить от всего этого, он еще маленький ребенок. — Ты прав. — С улыбкой ответил Альфред, — Но ты и сам ребёнок. — Уже нет. — Грустно ответил русский, — Еще до Людвига перестал им быть. — Теперь можешь расслабиться. — Джонс придвинулся ближе, — Я о тебе позабочусь. Брагинский собрался было ответить, но Альфред неожиданно поцеловал его. Ваня упёрся руками в его грудь и болезненно зажмурился. Это было неприятно, но просто оттолкнуть его Брагинский не мог, не хотел поступать грубо, однако Джонс почувствовал, что ему это не нравится и отстранился. — Что такое? — Американец нахмурился. — Я не знаю. — С болью в голосе ответил Иван, опустив голову, — Не делай так пока что, пожалуйста. — Хорошо, прости, я поспешил. — Альфред, я… — Все в порядке, я пойду. — Натянуто улыбнулся Джонс и вышел из комнаты. Ваня совсем поник, не понимая, что происходит. Альфред ему нравился, было приятно с ним находиться рядом, но что-то большее…пока он был не готов, слишком давили воспоминания о Людвиге. В комнату зашел Олег. — Вань, все хорошо? — А? — Младший Брагинский резко вскинул голову. — Альфред выскочил на улицу с таким лицом, словно… — Не надо об этом. — Он что-то сделал? — Олег напрягся. — Я хочу прогуляться. — Вяло пробормотал Иван, игнорируя вопрос, и с трудом поднялся с кровати, — Один. — Но… Ваня со злостью глянул на него, и Олег замолчал, просто кивнув. Он понимал, что брату очень нелегко, просто боялся оставлять его без присмотра, тем более сейчас, когда в его душе происходит такой ужас от пережитого. Мэтт просил их быть внимательнее, потому что Иван сейчас мог сотворить все, что угодно, вплоть до попытки самоубийства. Младший Брагинский взял телефон и молча вышел из комнаты. Хотелось побыть одному, чтобы никто не давил на него своим вниманием. Иван видел в глазах Олега и Альфреда жалость к нему и от этого становилось только хуже. Это только лишний раз напоминало Ване как он слаб и что позволил с собой сделать. На улице уже был вечер. Солнце почти село, оставляя за собой багровое небо. Ветер приятно шелестел листвой на деревьях, и вся природа казалась такой умиротворенной и спокойной, что Иван невольно улыбнулся. Выйдя за двор, он побрел по дороге в направлении небольшой аллеи.

***

— Ох, Гилберт… Коля чуть выгнулся от ласковых прикосновений и мягко застонал. Бальшмидт оторвался от его шеи и заглянул в глаза. — Ты такой красивый, — Гилберт с нежностью улыбнулся, — я так люблю тебя, малыш… — Романтик. — Неловко хихикнул Николай, обняв его за шею. — Мне этого всего так не хватало. — Немец стянул с него футболку, — Я никому тебя не отдам, что бы не произошло. — Хватит болтать. — Брагинский резко толкнул его в бок и оказался сверху, ухмыляясь, — Я сейчас хочу другого. Коля провёл руками по груди Гилберта и наклонился, чтобы поцеловать его. Поцелуй из нежного быстро перешёл в страстный и горячий. Николай оторвался от его губ и принялся ласкать шею. Бальшмидт застонал и сжал руками его талию. Коля ухмыльнулся и в следующую секунду укусил белоснежную кожу, оставляя засос. — Черт!.. — Гилберт шлёпнул его по заднице, — Не играй со мной, иначе я не смогу себя контролировать. — Может, мне это и нужно, — Николай с пошлой улыбкой заглянул ему в глаза, рукой касаясь его возбуждённого члена, — папочка. Бальшмидт дернулся от резко накатившего возбуждения. Приподнявшись, он потянул Николая на себя и жадно поцеловал. — Ты плохой мальчик. — Шепнул немец ему в губы, — Я накажу тебя. Гилберт провёл руками по его спине и чуть надавил на поясницу, заставляя прогнуться. А затем пару раз шлёпнул по упругим ягодицам, не сильно, но этого хватило, чтобы Коля сладко простонал. — Ещё. — Возбужденно прошептал парень и поцеловал Бальшмидта. Гилберт снова ударил его. Он старался контролировать силу, шлепал, просто, чтобы сделать приятно, а не причинить боль. — Думаю, достаточно. — Произнёс Бальшмидт и перевернулся, укладывая Николая на постель, — Ты как? — У меня все тело горит. — Прохрипел Брагинский, мутными глазами глядя на немца, — Но я хочу продолжить. — Как скажешь, малыш. — Улыбнулся Гилберт и погладил его по мокрым от пота волосам, — Я сделаю тебе очень хорошо. Бальшмидт осторожно раздел парня и принялся ласкать его тело. Он зацеловал чувствительную шею, оставив несколько засосов, спустился к груди и обвел языком соски, от чего Коля выгнулся и застонал, прося не останавливаться. Живот оказался его самым чувствительным местом. Бальшмидт с улыбкой водил языком по гладкой коже, чувствуя, как парень дрожит под ним от возбуждения. Сдерживать себя становилось все труднее. Оторвавшись от тела Брагинского Гилберт разделся и достал смазку из тумбочки. — Ты не передумал? — Мягко поинтересовался он у парня. — Нет. — Коля улыбнулся, — Продолжай. Бальшмидт выдавил на пальцы побольше геля и размазал, согревая его. Коля перевернулся на живот и обнял подушку, стараясь совладать с дыханием. Все происходящее было чем-то нереальным, но не было чувства неправильности происходящего, наоборот, Брагинский был счастлив, а его сердце трепетало от переизбытка приятных ощущений и таких легких эмоций. Сейчас он видел огромную разницу между тем, чем он занимался раньше и тем, что сейчас с ним творил немец. Он ощущал любовь и нежность в каждом прикосновении. К тому же, Коля чувствовал, как умело все делал Гилберт и от этого ему было еще спокойнее. Первый палец в нем вызвал лёгкую волну дрожи, прошедшую до затылка. Николай охнул и прикрыл глаза. — Расслабься, малыш, — Ласково шепнул ему на ушко Бальшмидт, обдав горячим дыханием, — тогда не будет так больно. — Мне не больно, — Ухмыльнулся парень и сильнее прогнулся, — я в предвкушении чего-то большего. — Знал бы ты, как заводишь меня сейчас такими разговорами, — Гилберт добавил еще один палец, — Маленький развратник. — А тебе больше нравится, когда я веду себя так, как сейчас или когда я смущаюсь от одного твоего взгляда? Едва Коля закончил фразу, как Гилберт нашел правильный угол, заставляя захлебнуться парня собственным стоном. По уголку его рта стекала слюна, которую Бальшмидт слизал, увлекая Николая в поцелуй, прежде чем ответить. — Здесь, за закрытыми дверями, наедине со мной, я хочу, чтобы ты вёл себя как шлюха, — Произнес Бальшмидт голосом с завораживающей хрипотцой, не переставая двигать уже тремя пальцами, — естественно, если ты сам этого хочешь. Но ты мне нравишься и таким, какой ты есть… Я люблю тебя, малыш. Эмоции и чувства переполнили Николая, он застонал, теснее прижавшись к горячему телу Бальшмидта и кончил, едва не потеряв сознание от того, насколько ему стало хорошо. Каждая мышца в его теле напряглась и затем резко расслабилась, подарив ни с чем несравнимые ощущения. Гилберт крепко держал его, чувствуя дрожь Брагинского и ощущал себя самым счастливым человеком на свете. Он был готов отказаться от всего, только бы продлить этот момент навсегда. Чувствовать дрожь и тяжёлое дыхание парня, вдыхать запах его волос, ощущать своим телом его нежную кожу. — Гилберт? — Слабо прошептал Коля. — Да, малыш? — Думаю, я готов продолжать. Бальшмидт отстранился от него и перевернул на спину. Он хотел видеть лицо Николая в тот момент, когда войдёт в него, уловить каждую эмоцию. Коля расслабленно лежал, рассматривая Гилберта, который чуть наклонился к нему и одной рукой сжал бедро, а второй направил в него член и осторожно толкнулся так, чтобы вошла только головка. — О-ох!.. — Удивленно простонал Николай. Было совсем не больно, немного некомфортно, только и всего. Бальшмидт прикусил губу, чтобы хоть немного привести себя в чувство. Он был готов сорваться и просто грубо трахнуть такого желанного парня, но он сдерживал себя, осторожно двигаясь, с каждым новым толчком погружаясь немного глубже. Через пару минут он полностью вошёл в Николая и замер. — Ты как? — Прошептал Бальшмидт. — Это...Это… — Коля вцепился ему в спину и облизнулся, — Ох, я думал будет больнее. — Я старался. — Улыбнулся немец. — Так не сдерживай себя. — Томно прошептал парень и сжал его плечи, — Покажи мне, кто здесь главный. Гилберт не хотел быть грубым, но не мог устоять перед тем, как развратно вел себя Николай. Он прижал его руки к подушке и сделал первый грубый толчок, заставив Колю вскрикнуть. — Гилберт!.. — Брагинский выгнулся, — Еще! Бальшмидт нежно поцеловал его, но движения были грубые, несдержанные. От этого контраста Коля снова возбудился, теряя связь с реальностью. Он чувствовал только обжигающие прикосновения, поцелуи и толчки, которые словно заставляли что-то в нем раз за разом взрываться и разноситься по всему телу вспышками наслаждения. Гилберт почувствовал, что Брагинский снова возбудился и, сильнее сжав его бедра, ускорил темп. Оргазм накрыл их обоих практически одновременно. Бальшмидт не выдержал первым и, даже не успев выйти из тела Николая, кончил в него, крепко обняв. Коля, почувствовав это, ощутил странное, извращенное чувство удовольствия и тоже кончил, громко вскрикнув. Еще несколько минут они лежали без движения, крепко прижавшись друг к другу и стараясь привести дыхание в норму. — Я же говорил. — Прошептал Коля. — Что? — Со счастливой улыбкой спросил немец. — Секс с человеком, который тебе нравится — это здорово. Гилберт засмеялся. — Ты был прав, малыш. А теперь поспи немного, нужно отдохнуть. — А ты? — Обеспокоенно спросил Николай. — Я буду здесь, не переживай. — Бальшмидт нежно улыбнулся, — Выспись. Завтра тебе нужно показаться дома. — Не хочу. — Дрожащим голосом прошептал парень, — Хочу быть с тобой. — И я этого хочу, — Гилберт снова его обнял, — я бы тебя увёз от всего этого, от целого мира, но… — Я понимаю. — Коля грустно вздохнул, — Но последнее время на меня особо не обращают внимания дома, так что вечером мы снова можем встретиться. — Хорошо, малыш, завтра с утра отвезу тебя в школу, а вечером подъедешь к моей больнице, придумаем, чем заняться, хочу отвлечься от всех проблем и порадовать тебя. — Договорились. Коля поцеловал его в щеку и лег на мягкие подушки, накрываясь одеялом. Сил на душ у него совершенно не было. Гилберт улыбнулся и обнял его, оставаясь рядом, пока парень не уснул. Затем он отправился в душ, после чего пошел навестить Людвига, хотя был уверен, что тот крепко спит. Приоткрыв дверь его комнаты, Гилберт удивленно замер. — Людвиг! Младший Бальшмидт сидел на полу, глотая слезы. У него не было ни физических, ни моральных сил даже для того, чтобы подняться с пола и лечь на кровать. — Что такое, брат? — Гилберт зашел в комнату и сел рядом, сжав его плечо, — Ты мне можешь объяснить, что происходит? С каких пор ты плачешь? — Я… — Людвиг едва мог сделать вдох, — я должен тебе кое-что рассказать.