Десять солнц

      Вэй Ин улыбается. Не потому, что так храбр, что встречает смерть с улыбкой — хотя он из тех, кто мог бы, — а потому, что снадобья из Облачных Глубин избавили его от невыносимой боли. Они слегка помутили его сознание, но это малая плата за избавление от мук.       Иногда Вэй Ин так спокоен, что Лань Ванцзи кажется, он и вовсе не осознаёт того, что умирает. И это хорошо.       Он осознаёт всё за них двоих и предчувствует боль такую тяжёлую, неодолимую, какой не испытывал никогда в жизни.       Он делает всё, что нужно: даёт и прикладывает снадобья, ухаживает за раной, кормит и поит Вэй Ина, жжёт благовония, чтобы заглушить сладко-гнилостный запах разлагающейся плоти, играет мелодии исцеления, сколько может, передаёт свои силы, — но на самом деле находится в холодном отчаянном оцепенении. Он не знает, тому виной их вынужденная почти интимная близость или же надвигающийся конец, но они часто проводят целые часы просто держась за руки. Они не разговаривают и даже не смотрят друг на друга, прикосновения достаточно.       Лишь когда Вэй Ин засыпает или проваливается в лихорадочное болезненное беспамятство, Лань Ванцзи разрешает себе полный горечи взгляд, жадный — желающий запомнить всё до мелочей. Он знал, что так будет, но он не готов расстаться с Вэй Ином. Он касается его волос и щёк, иногда даже шепчет что-то утешающее. Не признание — другое. Он не сумел сделать этого за десять лет, зачем делать сейчас, в последние дни? Пусть всё останется как есть, он никогда не хотел большего.       Потом Вэй Ину становится хуже. Он горит, у него бешеное сердцебиение, и простыни под ним насквозь мокрые от пота. Лань Ванцзи думает, что может быть вот это — агония, но Вэй Ин неожиданно улыбается ему.       — А я ведь думал об этом, Лань Чжань, — влажный кашель прерывает его слова, и по подбородку стекает тёмная, бурая кровь. — Что умру у тебя на руках. Когда мы плыли, и я не знал, вернусь ли домой...       — Послать весть в Пристань Лотоса? — спрашивает Лань Ванцзи. Только сейчас это пришло ему в голову.       Он стирает кровь с лица Вэй Ина.       — Нет, — хрипит тот. — Просто скажи им, что я... погиб где-то там, в Удун. И не так жалко, как здесь. Придумай мне красивую, славную смерть. Хотя глупо просить о таком тебя, — Вэй Ин тяжко, невесело смеётся. — Может, мне придумать самому, а? Скажи, что я... — он медлит. — Скажи, что я умер таким же сильным и юным, каким был в Облачных Глубинах. Это главное.       Лань Ванцзи кивает. Он ненавидит лгать и не умеет, но ради Вэй Ина он это сделает.       Вэй Ин опять смеётся:       — Но я ведь и не стариком умер, да? Тебе надо будет соврать совсем чуть-чуть, Лань Чжань, — его дыхание сбивается, в груди что-то клокочет. — А это даже хорошо... что я умру не дряхлой развалиной. Ты не увидишь меня морщинистым, как сушёная смоква. Ты увидишь меня... — он замолкает и пристально смотрит Лань Ванцзи в глаза, словно надеется разглядеть своё отражение в его неподвижных зрачках. — Это даже хорошо, Лань Чжань, что я освобождаю тебя...       — Я не хочу! — вырывается вдруг у Лань Ванцзи. Он не хочет этой свободы. Он хочет вечно принадлежать Вэй Ину.       — Ты хороший друг, и ты так бы и... Хотя всё равно недолго. Ты проживешь сотни лет, и если кто и... — Вэй Ин теряется. Лихорадка и снадобья путают и замедляют его мысли. — Теперь тебя ничто не держит…       Лань Ванцзи приподнимает его, чтобы Вэй Ин мог откашляться.       — Не говори, не трать силы.       — Хотя бы сейчас будь со мной помягче, Лань Чжань! — Вэй Ин тяжело дышит после приступа кашля. Он хватается за запястье Лань Ванцзи и неожиданно сильно сжимает. Его горячие пальцы обжигают, как раскалённый металл. — Неужели не можешь улыбнуться? Конечно, нет... — шепчет он. — Твою улыбку надо заслужить. Но разве я не заслужил?       Лань Ванцзи хочет уложить его обратно на подушки, но Вэй Ин сопротивляется, хватается за него и пытается привстать.       — Не надо, — уговаривает его Лань Ванцзи. — Ложись.       — И что, тогда я проживу на кэ* дольше? А ты останешься... Я не хотел быть тебе обузой. Ни тебе, ни Цзян Чэну, никому... Но так вышло. И найди этого мерзавца, хорошо? Печать ему не по зубам, он её не восстановит никогда... Но он знает ритуалы.       — Обещаю, — говорит Лань Ванцзи. — Я найду его. Пожалуйста, ложись.       Вэй Ин такой горячий, что жар от его тела чувствуется даже на расстоянии. Он наконец ложится и смотрит на Лань Ванцзи затуманенным слепым взглядом.       — Я так хочу... хотел увидеть Пристань Лотоса ещё раз. Но этот Сюэ Ян... Я боялся, что ты не придёшь, что я так и умру здесь один…       Лань Ванцзи кажется, что кто-то с силой, до боли давит ему на глаза, а потом их словно колет. Он с трудом вспоминает это ощущение, потому что не испытывал его с детства. Подступающие слёзы... Вэй Ин не видит, как они стекают из глаз, потому что погружается в забытьё. Оно длится недолго: снадобья, которые дал ему Лань Ванцзи, перестали действовать, и его мучает боль, уже не в ране даже, а во всём теле.       Лань Ванцзи готовит новую порцию. Он знает, что снадобье нельзя давать часто и много, но Вэй Ин сейчас в таком состоянии, что это не имеет значения. Лучше пусть его сердце остановится от лекарств, чем от невыносимой боли. Оно всё равно остановится, и скоро, Лань Ванцзи это каким-то холодным, ужасным образом понимает. Это знание не похоже на разверзшуюся под ногами пропасть — как должно было бы быть, — оно словно написано в книге, и стало такой же равнодушной и однозначной истиной, как то, что звёзды-привратники указывают путь на север.       Тело Вэй Ина сжигает само себя.       Он спорит с людьми, которых тут нет, зовёт тех, кто давно умер, и рассказывает странные, бессвязные вещи. Иногда его сознание проясняется, и он понимает, что рядом Лань Ванцзи.       Он по десятому разу просит рассказать новости о Цзян Чэне, шицзе и А-Лине, которые Лань Ванцзи узнал от брата, и каждый раз радостно и удивлённо улыбается, словно слышит впервые.       — Навести их, Лань Чжань, — просит он искусанными губами. — Вместо меня. Ты вернёшься в Облачные Глубины, да? Это хорошо... Твой спутник на пути совершенствования, тебе нужно его найти — а не болтаться со мной по морям.       — Я нашёл, — Лань Ванцзи влажной тканью обтирает пылающее лицо Вэй Ина.       Тот наклоняет голову и непонимающе улыбается:       — Но почему ты... ты со мной. Так долго. Почему ты не занимаешься совершенствованием с ним?       — Это невозможно.       — Почему? — спрашивает Вэй Ин, а когда Лань Ванцзи не отвечает, настойчиво повторяет: — Почему, Лань Чжань?       Лань Ванцзи чуть отодвигается от него и опускает глаза:       — Он отдал своё золотое ядро.       Улыбка Вэй Ина похожа на стон.       Лань Ванцзи отходит к окну и прижимается лбом к холодному ставню, за которым низко гудит ветер.       Вэй Ин мучается в лихорадке несколько часов, а потом затихает, когда она спадает. Он умирает безболезненно и спокойно, на руках у Лань Ванцзи, как и хотел.       Лань Ванцзи плачет и прижимает к губам его худые кисти и до сих пор мокрые от пота пряди волос.       Он не может разжать рук, и ему кажется, что он останется здесь навсегда, в поместье, полном мёртвых тел.       Потом Лань Ванцзи достаёт гуцинь и играет «Призыв».       Зыбкое, как отражение звезды в воде, мерцание опускается к струнам. Лань Ванцзи может сейчас спросить Вэй Ина о чём угодно, и тот не сможет солгать. Он может спросить: «Кем я был для тебя все эти годы?», или «Любил ли ты меня хотя бы в десятую долю того, как я любил тебя?», или «Знал ли ты о моей любви?» Сыграть это на гуцине гораздо легче, чем произнести…       Но он не хочет знать ответ.       В рукаве ханьфу у него мешочек, расшитый мелкими стеклянными бусами, он может раскрыть его и поместить туда душу Вэй Ина, и тогда Вэй Ин останется с ним навсегда. Он может говорить с ним, когда захочет, ощущать его присутствие... Но это тюрьма. И это прошлое.       Лань Ванцзи верит, что у них может быть ещё и будущее.       — Найди меня, когда возродишься, — просит он.       Утром он покидает поместье, чтобы найти людей, которые унесут трупы и приготовят всё для проведения обрядов. Помощников не приходится долго искать: напуганные странными событиями в поместье, жители города уже отправили письмо в ближайший орден. Его адепты как раз прибывают.       До тела Вэй Ина он их не допускает, всё делает сам.       Боль внутри тяжёлая, как камень. Она утягивает все мысли вниз, в темноту, в чёрный омут. Он почти бессмысленно повторяет про себя: «Почему? Почему? Почему?!!»       Он знает, что ответа нет, что жизнь просто несправедлива, как и смерть.       В конце концов он оставляет поместье, приземистый каменный дом, который лучше снести до основания. Смерти, пытки, ненависть, тёмная энергия, отравленная кровь пропитали эти стены насквозь. Дом безнадёжно болен.       Лань Ванцзи идёт прочь из Илина, не в силах подумать даже о том куда. Над головой бессмысленно белое и пустое небо. Дома попадаются всё реже, и Лань Ванцзи думает, что никогда раньше он не испытывал такого страшного, безжизненного одиночества.       Внезапно он вздрагивает — вместе с ветром, разметавшим его волосы, доносится еле уловимый дымный запах.       Лань Ванцзи замирает и оглядывается по сторонам. Вдалеке виднеется поместье, и меж деревьев, окружающих его, стелется синеватый дым: сжигают опавшую листву. Это всё, что осталось Лань Ванцзи, — горький запах осенних костров.

***

      Он возвращается в Гусу, но опять ненадолго. По пути туда он кое-что разузнал о заклинателе по имени Сюэ Ян. За ним волочился след из грязных дел, хотя ничего сравнимого с убийством нескольких десятков невинных людей там не было. Он был приглашённым заклинателем ордена Ланьлин Цзинь, и орден по какой-то причине покрывал его проступки и старался выгородить.       Возможно, чувство безнаказанности окончательно опьянило Сюэ Яна, и он решил, что может так же просто, как побить торговца на рынке, вырезать целое поместье. А возможно, просто ставки в тот раз были очень высоки. Он не мог допустить, чтобы хоть одна живая душа помешала им с Вэй Ином или же позвала на помощь.       Лань Ванцзи уже почти нагнал Сюэ Яна, когда узнал, что ещё одно поместье было опустошено точно так же, но на этот раз погибли не обычные люди, а заклинатели, целый клан Чан. Хотя обычных людей: слуг, поваров, прачек — тоже не пощадили.       Когда Лань Ванцзи наконец настиг убийцу, тот посреди городской площади сражался с юным заклинателем в белых одеждах. Юный заклинатель явно превосходил Сюэ Яна умениями и силами, но не хитростью. Сюэ Ян не смог бы победить в честном поединке, но запросто мог ускользнуть. Однако против них двоих он был бессилен.       Заклинатель в белых монашеских одеждах достал верёвку божественного плетения, чтобы связать Сюэ Яна, когда тот был обезоружен.       — Даочжан, прошу не делать этого, — произнёс Лань Ванцзи.       Меч он держал точно у горла Сюэ Яна. Тот улыбался так, словно будущее его не страшило.       — Но господин... — на лице заклинателя отразилось искреннее изумление.       — Лань Ванцзи из клана Лань, что в Гусу, — Лань Ванцзи, сколько мог, изобразил поклон.       — Большая честь встретиться с вами, Ханьгуан-цзюнь, — поклонился заклинатель в ответ. — Меня зовут Сяо Синчэнь. Я поклялся изловить Сюэ Яна и доставить на совет кланов, где он будет предан суду. Поэтому мне нужно его связать.       Сюэ Ян в это время переводил насмешливый взгляд с одного своего врага на другого, и с его губ не сходила паучья усмешка.       — Прошу простить, Сяо Синчэнь, если я помешаю исполнению вашей клятвы, — сказал Лань Ванцзи. — Я поклялся убить этого человека, но не хочу убивать связанного.       Сяо Синчэнь молниеносно поднял свой меч и поставил так, чтобы остановить Лань Ванцзи, если тот попытается убить Сюэ Яна. Тот без капли страха смотрел на два похожих серебристых меча, скрестившихся у его шеи.       — Разве вы имеете право казнить его? — возразил Сяо Синчэнь. — Сначала его должны судить по справедливости.       — Орден Ланьлин Цзинь дорожит им.       — Не после того, что Сюэ Ян сотворил с кланом Чан!       Лань Ванцзи хотелось бы так же верить в справедливость, как верит в неё Сяо Синчэнь, но жизнь несправедлива, он это знает. И рядом стоит человек, который несправедливо отнял у него Вэй Ина. Отнял у него всё.       — Прошу меня простить, — произносит Лань Ванцзи.       Он обманным движением отводит Бичэнь, словно собирается проткнуть Сюэ Яну живот, и в ту секунду, когда Сяо Синчэнь пытается отбить этот удар, сносит Сюэ Яну голову.       Он даже успевает отступить назад, чтобы на одежду не попали брызги крови.       Сяо Синчэнь переводит меч на него.       Лань Ванцзи проводит рукой вдоль лезвия Бичэня, чтобы потоком духовной силы стереть кровь. Он смотрит на тело Сюэ Яна, лежащее у его ног, и говорит:       — Всё ещё можно доставить на совет кланов.       Его не трогает ни праведное негодование Сяо Синчэня, ни то, что он нарушил сразу множество правил своего ордена. Холодное ожесточение, охватившее его после смерти Вэй Ина, как прочнейший доспех, защищает от всего. И смерть Сюэ Яна не приносит ни облегчения, ни мстительной радости, ни ощущения свершившейся справедливости — ничего, только ещё большее ожесточение.       Ему кажется, что сейчас в Бичэне больше человеческого, чем в нём. Те день и две ночи в поместье были и его агонией тоже, и он умер там вместе с Вэй Ином. Не осталось ничего, только боль и жестокая, нерассуждающая сила, её ослепительный ледяной свет.       В Лань Ванцзи всё же осталось достаточно здравого смысла, чтобы понять, что равновесие внутри него нарушено и в таком состоянии он опасен. Он сам не помнит, как возвращается в Облачные Глубины, словно шёл во сне, в бесконечно растянувшемся ночном кошмаре. В нём не было чудовищ, смертей и падений в пропасть, только тусклый, вязкий туман, из которого не было выхода.       Эту тоскливую мглу рассеивает только появление Лань Сичэня. Лань Ванцзи чувствует, что он рядом — и одновременно далеко, по ту сторону серой пелены. Потом пропадает и он, когда Лань Ванцзи уходит в затвор для глубокой медитации; он не знает другого способа помочь себе и стянуть края той огромной раны, что открылась у него внутри.       В последний вечер он снова играет «Призыв». Лань Ванцзи проводит за гуцинем около двух часов, но душа Вэй Ина так и не откликается. Даже если бы она по какой-то причине оказалась привязана к месту смерти — чего не должно было произойти, так как все ритуалы были исполнены, — она бы и тогда отозвалась.       Лань Ванцзи может перечислить с десяток причин, почему такое могло произойти: никто больше него не знает о «Призыве» и ответах душ, — но он хочет верить в одну-единственную, в свершившееся перерождение.       _________________       *Кэ — мера времени, равная примерно 15 минутам.