Десять солнц

      Лань Сичэнь знает его как никто другой и как никто умеет угадывать по лицу, но даже он не знает, почему его брат так мало времени проводит в Облачных Глубинах и так много странствует.       Странствия Лань Ванцзи во многом бесцельны — он не знает, куда могло забросить душу Вэй Ина, — но верит, что судьба их сведёт. Не может быть, чтобы им дали встретиться только раз. Но если так оно и было, то он, Лань Ванцзи, упустил единственную возможность. Он слишком боялся потерять то малое, что у него было, если бы Вэй Ин, узнав, оттолкнул его с отвращением...       Вэй Ин перед смертью так ничего и не ответил, только улыбнулся.       С годами боль в сердце начинает сменяться безысходной осенней печалью, которая грозит завладеть им окончательно, заполнить до краёв отчаянием и уничтожить всякую надежду, — Лань Ванцзи идёт из города в город, из деревни в деревню, и нигде, нигде ему не встречается тот, кого он ищет.       На двадцатом году после выхода из заточения он оказывается в далёкой южной провинции, в тех землях, где они когда-то бывали с Вэй Ином. В этих краях и раньше ордена были слабы, а теперь, через почти тридцать лет, заклинательство пришло в такой упадок, что последние оставшиеся адепты при дворах знатных людей развлекали своих покровителей бумажной магией и фейерверками. Белые одежды, по которым раньше всегда угадывали принадлежность к Гусу Лань, здесь принимают за монашеские.       До Лань Ванцзи дошли слухи о топком болоте, которое вдруг стало стремительно разрастаться, захватывая не только леса и посевы, но и целые деревни. По рассказам было понятно, что это не то болото, которое можно остановить насыпями и канавами, — в происходящем явно была повинна нечисть или сильное проклятие.       На то, чтобы сладить с хищной топью, у него уходит два дня — будь с ним ещё заклинатели, они расправились бы за пару часов, но Лань Ванцзи приходится облететь всё болото кругом и поставить талисманы, из которых потом выстроится сеть для запечатывания нечисти. Обратно он идёт вместе с большим обозом, там и торговцы пряностями, и купцы, скупающие рис, и бродячие ремесленники, и управляющие поместий, едущие с докладами к своим господам. Люди, как обычно, его сторонятся: он, в белых одеждах и с богато украшенным мечом, выглядит слишком непривычно и не от мира сего; но взгляды на себе он постоянно ловит. Красота — отрада для глаз, а Лань Ванцзи равнодушно знает, что красив даже по меркам заклинателей.       В сумерках на них нападают. Лань Ванцзи слышит звук, который не спутаешь ни с чем: низкий звон тетивы и шипение стрел, взмывающих в воздух. Ему достаточно взмаха рукой, чтобы закрыть всех людей барьером, — это обыкновенные стрелы, выпущенные обыкновенными людьми без использования духовной силы, и они сыплются на землю, как сухие ветки во время бури. Никто не успевает понять, что произошло, но охрана всё же выхватывает мечи.       Из зарослей на путников выбегает толпа каких-то оборванцев. Оборванцы, впрочем, хорошо вооружены.       Лань Ванцзи отшвыривает сразу пятерых, кто нападает с его стороны, и бросается к человеку в чёрной одежде, который не только сражается, но и отдаёт приказы. Он одним ударом выбивает меч из его рук и лишь в последнюю секунду успевает остановить Бичэнь…       Он видит лицо этого чёрного человека, злость и ярость, кривую усмешку и бесстрашный, тёмный огонь в глазах — и его пронзает узнаванием, как стрелой.       Мужчина же в эту секунду отпрыгивает, разворачивается и хватает упавший меч. Он заносит меч для удара, ему на помощь бросаются ещё люди, и тогда Лань Ванцзи разжимает пальцы и отпускает Бичэнь.       Человек в чёрном понимает, что имеет дело не просто с искусным воином… В его тёмных глазах вспыхивает жгучая ненависть, но он всё же отступает и командует остальным уходить.       Лань Ванцзи бросается за ним и, стоит ему нагнать главаря, ставит барьер.       Человек в чёрном — Вэй Ин — пробегает ещё немного и упирается в невидимую стену. Он пробует пробиться сквозь неё в другом месте, в третьем, в четвёртом и, поняв наконец, что попал в ловушку, останавливается и оборачивается. Лань Ванцзи стоит шагах в двадцати от него в центре заколдованного круга. Он знает, что в сумраке его белые одежды хорошо видны, к тому же обнажённый и разгневанный схваткой Бичэнь сияет.       Чёрная фигура приближается.       — Что ты такое? — выкрикивает главарь. — Ты демон? Что тебе нужно?!       Его голос не похож на голос Вэй Ина, он более резкий и раскатистый, но в нём всё равно слышится что-то знакомое, задиристая смелость, неуступчивость, бесстрашие. Лань Ванцзи понимает, что не ошибся.       — Я Лань Ванцзи. Скажи, кто ты.       — Фан И. Меня ещё называют Старая Рыба.       — Ты молод, — говорит Лань Ванцзи, который слышал о разбойнике с таким прозвищем.       — Но меня ещё никому не удавалось поймать.       Лань Ванцзи с сомнением наклоняет голову.       — Это какое-то колдовство! Ни одному человеку, ни даже сотне человек меня не изловить. Ты так и не сказал, ты — демон?       — Я заклинатель, — Лань Ванцзи подходит к нему чуть ближе. Он видит, что Фан И хочется отступить назад, но тот заставляет себя остаться на месте.       — Я слышал, что когда-то заклинатели… — начинает он и выставляет перед собой меч, когда Лань Ванцзи приближается ещё на пару шагов. — Не подходи!       Лань Ванцзи останавливается — он не хочет напугать Фан И.       — Сколько тебе лет?       Вместо ответа Фан И пытается проткнуть его мечом.       Лань Ванцзи решает, что продолжать расспрос таким образом будет тратой времени, поэтому он щёлкает пальцами, и Фан И без сознания падает на землю.       Лань Ванцзи кладёт руку на его лоб, потом проводит ладонями вдоль линий меридианов, останавливаясь над даньтянем. Он чувствует отклик на воздействие, но тот безнадёжно слаб.       Фан И мог бы развить золотое ядро, если бы начал обучение ребёнком или хотя бы подростком, но сейчас слишком поздно. Даже совместное совершенствование с сильным заклинателем мало что даст. Но Лань Ванцзи решает не загадывать заранее. Он должен попытаться.       Теперь, когда он видит Фан И так близко и может коснуться его, он понимает, что не ошибся. За этим незнакомым лицом, широкими смуглыми скулами, чужим ртом — его Вэй Ин. Половина души, без которой Лань Ванцзи никогда не стать цельным.       Он проводит с Фан И почти год. Звериная настороженность Фан И так и не проходит — он до самого последнего дня ведёт себя так, будто ожидает от Лань Ванцзи удара в спину.       Лань Ванцзи пытается развить его духовные способности и даже немного преуспевает. Фан И осваивает несколько простых приёмов, вроде создания барьера, но барьер получается настолько слабым, что даже обычный человек, если приложит побольше усилий, сможет сквозь него прорваться.       — Для того, чтобы сбежать, хватит! — довольно заявляет Фан И.       Он для каждого приёма, которому учит его Лань Ванцзи, находит какое-то незаконное, коварное применение. Медитация ему даётся плохо, и он не желает постигать природу пути. Для него это не путь самосовершенствования, а набор отмычек, с которым он может проникнуть в кошелёк и дом любого богатея. Лань Ванцзи перестаёт учить его, когда понимает, как Фан И собирается использовать узнанное.       Потом Фан И сбегает. Лань Ванцзи следует за ним, но тот намеренно путает следы, прибегает к помощи старых друзей, которые называются его именем то в том, то в другом городе, а сам по-прежнему промышляет грабежами, правда теперь замахивается на людей побогаче. Лань Ванцзи не успевает его спасти. Когда он нагоняет Фан И в большом и богатом городе, тот уже мёртв: забит палками по велению богатого господина, в дом которого прокрался. Он заплутал в переходах и коридорах и не сумел выбраться за стену.       Несмотря на тайную, словно текущую где-то под кожей похожесть на Вэй Ина, несмотря на то, что любил его даже таким, у Лань Ванцзи не было ощущения, что он нашёл его. Словно Вэй Ин не смог перешагнуть какой-то черты, которая окончательно вырвала бы его из небытия. Поэтому и потеря не раздавила Лань Ванцзи так, как раздавила смерть Вэй Ина настоящего.       Он чувствовал тоску и безысходность, он винил себя, за то, что опять опоздал, и ещё больше — за то, что научил Фан И тому, что в итоге привело его к гибели. Фан И возгордился и почувствовал себя неуязвимым. Его смерть стала наказанием. Фан И был наказан за свои злодеяния, а Лань Ванцзи за то, что попытался изменить ход вещей.       Лань Ванцзи понял урок.       Но он не останавливается: даже если он потерпел поражение, он всё равно не сойдёт с этого пути. Он месяцами и годами ищет Вэй Ина, и находит.       Он находит отпрыска богатого рода, запутавшегося в интригах, находит дровосека, живущего с семьёй в уединённой хижине в Юньмэне, находит музыканта, развлекающего богачей игрой на флейте, и ещё других. Лишь у двоих есть духовные способности, но когда Лань Ванцзи их встречает, они уже вышли из возраста, когда можно было развить золотое ядро. Но хуже другое: Лань Ванцзи понимает, что точно так же, как это было с Фан И, ни с кем из них ему нет места рядом.       Каждый раз он остаётся в стороне и лишь издали наблюдает, как проживает очередную свою жизнь Вэй Ин. Ему больно видеть его несчастным — или же счастливым, потому что он делит своё счастье не с ним, а с другими.       Только раз ему удаётся отыскать Вэй Ина-ребёнка. Его семья бедна, отец переписывает свитки, а детей то ли шестеро, то ли семеро, Лань Ванцзи в первый день никак не может их пересчитать. Вэй Ин третий по старшинству, но самый смышлёный. Лань Ванцзи знает, что тому не стать заклинателем — в нём нет ни капли духовных сил, — но он думает, что может сделать эту жизнь Вэй Ина лучше, пусть она и конечна. Он нанимает отца мальчика переписать заковыристое сочинение одного из старейшин ордена Гусу Лань за очень щедрую плату и заказывает сразу тридцать копий. Лань Ванцзи с удовольствием наблюдает, как дела семьи поправляются, как они переезжают в большой дом, а у детей появляется новая добротная одежда. Почти три года он живёт рядом с ними, незаметный, как призрак, но потом в город приходит болезнь. Болеют чаще дети, они покрываются красными пятнами, а горло распухает настолько, что многие задыхаются. Из семерых детей переписчика — Лань Ванцзи теперь знает всех по именам — умирают четверо, среди них Вэй Ин.       После этого Лань Ванцзи надолго возвращается в Облачные Глубины. У него нет больше сил это видеть. Он не может больше терять Вэй Ина и ждать того, что никогда не происходит. Он находит его, но лишь затем, чтобы понять, что они опять разминулись, и может быть, их судьба — не быть вместе, а вечно расставаться и упускать. С того дня, как погиб Фан И, Лань Ванцзи мучает саднящее чувство, и даже если оно не так остро, как боль от потери Вэй Ина, за годы оно превратило его сердце в сплошную кровоточащую рану.       У него нет больше сил жить среди людей. Они сменяются быстро, как листья. Только распустились и уже желтеют, и опадают, и гниют на земле под осенним дождём.

***

      В Облачных Глубинах течение времени не так заметно. Лань Ванцзи занимается делами ордена, обучает юных адептов, ходит на ночные охоты, если нечисть оказывается особенно хитрой или сильной. И именно в погоне за злыми, ловкими тварями он оказывается на границе с Юньмэном.       Твари, — по рассказам одних, огромные змеи, по словам других, покрытые чешуёй псы — словно смекнули, что стоит перебраться через реку, как погоня останавливается. За рекой — Юньмэн, и заклинатели из Гусу Лань не решаются охотиться там. Глава ордена известен вспыльчивым нравом и скор на расправу.       Цзян Ваньиню отправили письмо с предложением совместной охоты, и тот ответил, что орден Юньмэн Цзян с нечистью на своих землях разберётся самостоятельно. Однако прошло уже больше недели, а неуловимые существа, которых никто даже и рассмотреть не успевает, продолжают убивать.       Лань Ванцзи отправляется на охоту сам и решает, что даже если змеи или не-змеи переползут на другой берег, он продолжит их преследовать.       Они на самом деле движутся быстро, и их невозможно разглядеть — кажется, что они сделаны из воды и наполовину прозрачны. Только когда он убивает их и странная, словно стеклянная чешуя меркнет, становится понятно, что это действительно змеи, но у каждой есть ещё и по паре переливчатых крыльев, которые ненадолго поднимают их от земли. Лань Ванцзи никогда раньше не видел подобных существ.       Он оставляет учеников обыскивать лес — у змей должно быть гнездо и, возможно, уже детёныши, а сам пересекает границу с Юньмэном и идёт в сторону Пристани Лотоса. Он проходил этим путем множество раз, надеясь встретить или хотя бы издали увидеть Вэй Ина, поймать секунду из его яркой, сияющей жизни. И если постараться, то он на доли мгновения может вернуть то болезненно-прекрасное, щемящее чувство, что Вэй Ин есть там впереди. Лань Ванцзи отдал бы всё, чтобы вернуться в то прошлое.       Он идёт весь остаток ночи и утро, пока не решает остановиться и отдохнуть в гостинице в большом городе. Он не утомлён, ему просто нужно остановиться и понять, куда же идти дальше: в Пристань Лотоса, чтобы увидеть, что Вэй Ина там больше нет и уже мало кто помнит о том, что он был когда-то, или же обратно в Облачные Глубины, к привычным занятиям, медитации и ожиданию.       К столу, который он занял, наконец подходит прислужник. Не подходит, а подлетает, и его голос звенит у Лань Ванцзи над головой:       — Что бы вы хотели отведать на обед, молодой господин? Есть замечательная рыба, выловили только сегодня, еще плавает в садке, и жареная лапша…       Прислужник замолкает, когда Лань Ванцзи поворачивается и поднимает на него глаза, но, опомнившись, начинает говорить ещё быстрее:       — Лапша с овощами, пряная и острая! Господа заклинатели из Пристани Лотоса всегда её требуют, когда здесь оказываются. Один раз попробуешь, не забудешь! Ещё есть и с мясом, и с…       Лань Ванцзи обволакивает этот голос, звонкий и одновременно тягучий. Он не похож на тот голос, но есть в нём какой-то ускользающий призвук, от которого сердце сжимается от счастья и тоски. И в этом голосе вибрирует лёгкая, смелая, неомрачённая ничем радость — как у Вэй Ина, когда он появился в Облачных Глубинах.       Лань Ванцзи пытается утихомирить бешено бьющееся сердце: он чувствует, как ускорился поток энергий в его теле, и как гудит, реагируя на это, Бичэнь. Но он может ошибаться.       — Чай, — говорит Лань Ванцзи.       — Чай у нас на любой вкус, — тут же подхватывает прислужник. — Не желаете ли белого?       Лань Ванцзи, вопреки тому, что делал всегда, пытается не прекратить разговор, а продолжить:       — Какой ещё?       Прислужник рассказывает, а Лань Ванцзи, ни слова не понимая о чае, вслушивается в мягкие переливы этого голоса.       Потом слуга уходит, а Лань Ванцзи наблюдает за ним, каждый раз успевая отвести взгляд раньше, чем «Вэй Ин» бросит на него свой. Он часто это делает.       Принеся чай и расставив всё на столе, юноша неожиданно спрашивает:       — Направляетесь на ночную охоту, молодой господин?       Лань Ванцзи кажется забавным это обращение. Прислужнику чуть больше двадцати — за эти годы Лань Ванцзи научился определять возраст, — а ему самому уже несколько сотен лет.       Вместо ответа Лань Ванцзи чуть наклоняет голову.       — Утром здесь были заклинатели из Пристани Лотоса, — поясняет юноша. — Они говорили, что будет облава на каких-то змеев. Вы с ними? Заклинателей из Гусу Лань здесь не часто увидишь.       — Я не с ними, — говорит Лань Ванцзи. — Не происходило ли ещё странного в этих местах?       — В лесах нечисть никогда не переводится, но она не очень опасная, а вот поместье Жун опять осталось без хозяина. Говорят, что последние двадцать лет… — прислужник украдкой глядит на хозяина гостиницы, который гневно взирает на него от дверей кухни: нечего распинаться перед посетителем, который кроме чая ничего не заказал. — Что последние двадцать лет каждый, кто приезжал туда…       Лань Ванцзи выкладывает на стол серебряный слиток — его веса достаточно, чтобы жить в гостинице неделю, питаясь только самыми дорогими кушаньями.       — Благодарю вас, господин, — прислужник кланяется.       Лань Ванцзи указывает на стул рядом с собой. Сидеть за столом с гостем не принято, но кто же откажет столь щедрому господину? Прислужник садится.       На этот раз узнавание накатывает как волна, хотя обычно достаточно бывало лишь взгляда, чтобы понять… Сначала Лань Ванцзи сомневается — слишком далёкий отзвук, — но с каждым новым словом, новым взглядом, новым жестом он уверяется всё сильнее, и в конце, к тому времени, как допит чай, Лань Ванцзи думает, что ни в одном другом перерождении эта душа не была так похожа на того Вэй Ина, которого он знал когда-то.       Когда прислужник смотрит в другую сторону, то за миг до того, как он разворачивается, Лань Ванцзи кажется, что сейчас, когда это быстрое движение завершится и взметнувшиеся волосы упадут на плечи, он увидит то самое лицо, тот самый колкий блеск глаз и ту самую улыбку.       Иллюзия длится лишь мгновение.       Су Луань не похож на Вэй Ина: его узкое лицо лишено остроты линий, а глаза такой черноты, что зрачок едва различим. Чужие, не узнающие его глаза. Но в них плещется та же неуёмная радость жизни, такая сильная, подвижная, что её невозможно сдержать внутри — Су Луань и не пытается. Он разговаривает с Лань Ванцзи так, как с ним давно никто не разговаривал, не робея, не смущаясь. Его не останавливает то, что собеседник почти всё время молчит, наоборот, это его раззадоривает — он как будто решил непременно добиться смеха, или ответа, или хотя бы улыбки.       Он рассказывает истории из своего прошлого, печальные, если подумать, но преподносит свои злоключения как нечто забавное, вроде хорошей шутки.       Су Луань — сын резчика по дереву. Резчик был стар, а его жена юна; когда их сыну исполнилось четыре года, она сбежала с каким-то красивым молодым господином. Отец умер через пять лет после этого, и Су Луань жил с дядей. Дядя и трое его сыновей тоже занимались резьбой, но Су Луань испытывал к ней отвращение.       — Чем старше я становился, тем чаще думал — а не стоит ли и мне убежать с красивым молодым господином?       Лань Ванцзи не понимает, шутка это или нет, хотя это неудивительно — с шутками у него всегда было плохо.       Он просит принести суп, только для того, чтобы был предлог сидеть здесь дальше. Он хочет дослушать, что ещё расскажет Су Луань: между рассказами о городских новостях и странных происшествиях, он иногда вставляет истории о приключившемся с ним самим. Лань Ванцзи боится, что с ним всё так же, как с остальными: он прочно и крепко увязан с родными, детьми, домом, делом, и в его жизни уже нет места для Лань Ванцзи, а нарушение хода вещей не приводит ни к чему хорошему. Он не может вмешиваться, он может только смотреть. Может быть, это часть его наказания; наказания при жизни, раз он не может переродиться в положенный людям срок.       Ему кажется, что он не нарушит ничего в жизни Су Луаня, если… Если что? Что он скажет ему? Как объяснит? И как он может знать наверняка, что не нарушит?       Он намеренно касается руки Су Луаня, когда тот убирает со стола миску из-под супа. Су Луань пуст так же, как эта миска, в нём нет духовной силы.       Лань Ванцзи провёл в гостинице уже много времени. Он должен что-то сделать, потому что не может вечно сидеть тут и заказывать то чай, то суп. Он поднимается из-за стола и берёт меч, чтобы прикрепить на пояс. Су Луань внимательно следит за каждым его движением, как следил бы за чем-то опасным. В его взгляде растерянность и сожаление, которые кажутся искренними.       — Вы уходите, молодой господин? — он цепляется за Лань Ванцзи взглядом и, кажется, цеплялся бы пальцами, если бы мог.       Лань Ванцзи кивает, и тут же делает то, о чём не думал вовсе. Слова вылетают сами, словно вырвавшись наконец из клетки, где он держал их взаперти долгие годы:       — Ты пойдёшь со мной?       В тёмных глазах Су Луаня — Вэй Ина — радостное и обречённое понимание:       — Куда угодно.