Это только видимость, будто я живу и дышу. На самом деле это уже гниющий и зловонный труп.
Все было хорошо, и наша жизнь практически вернулась в привычное русло, не считая того, что я передала руководство своей компании Густусу, а жена все больше отдыхала. Это все не важно, главное – чтобы ей было комфортно и безболезненно. Но иногда, правда, я замечала, что моя жена все же принимает снотворные и обезболивающие... Как только мы вернулись домой, я ни разу не ночевала с ней на одной кровати: то у Мэди в спальне, то в гостиной. Я почему-то боялась причинить ей боль, а может быть, боялась своих кошмаров, смешанных с реальностью... По сути, меня не устраивали оба эти мира, ибо в конечном итоге я остаюсь без Кларк, без своей души... Не сказать, что я совсем уж сдалась... Однажды я пригласила монахов из Индии, они пропитали весь наш дом и Кларк дымом от какой-то дымовухи, тлеющей сухой травы. Жена даже психанула и молча поднялась в спальню. Я опять чувствовала безысходность, а теперь еще и вину. Почему она упрямится и не понимает, что она – мой воздух, что без нее не будет и меня? Я поднялась в спальню после того, как проветрила весь первый этаж. Хорошо, что дети были в школе. Кларк вышла после душа, похоже, смывая с себя угарный запах. — Прости, — подхожу я к супруге и утыкаюсь носом в ее влажные волосы. Она вздыхает, покручивая своей шеей, я замечаю, что она у нее затекла, и произносит: — Все хорошо, Лекс... — Кларк... — кладу руки на область ее шеи со спины и мягко нажимаю на нее. — У тебя весь позвоночник затек. Давай, я сделаю тебе массаж? — Да. Больничные койки не такие удобные, как наша кровать, — соглашается жена, забираясь на постель и стягивая с себя полотенце до поясницы. Спина ее оголена. Сажусь на ее попку сверху, прикрывая глаза. Господи... Я так давно не видела ее такой... Мои руки плавно спускаются с шеи на плечи, производя легкие нажимы с захватом ее нежной кожи. Я подмечаю, как она похудела, и прохожу быстро пальцем по позвоночнику, а затем назад возвращаюсь на шею. Кларк стонет от удовольствия... В моей промежности просыпается зудящее ощущение, которое мне напоминает о том, что я соскучилась по близости с женой... Не соображаю ничего... Особенно, когда мои руки проскальзывают под супругу, и я захватываю ее грудь в свои ладони... Это невероятное, безумное, бешеное ощущение накрывает меня с головой, и я скулю от наслаждения внутри себя... — Лекс, Лекс! Остановись! — просит жена, и я не пойму ничего. Спускаюсь с нее, а она запахивает передо мной полотенце. — Извини, солнышко... Я так не могу... — произносит она тихим, но спокойным голосом. — Я практически инвалид... Не хочу, чтобы ко мне испытывали жалость... Она проводит рукой по моей щеке и испаряется в ванной комнате, закрывая за собой дверь. — Нет, Кларк, ты не инвалид! Я не жалею тебя... — скулю я под дверью и слышу, как уже шумит вода. С того момента я еще больше стала избегать нашу спальню, практически переехав в гостевую комнату со своей одеждой. Но состояние жены ухудшается спустя неделю... И меня это не особо тревожило, когда она срывалась на меня, а вот когда в это вовлекались дети... И, точнее, не срывалась, а отключалась даже. Не знаю, как объяснить... Просто однажды днем Кларк и я сидели на кухне, обедали, и жена внезапно посмотрела на меня чужими глазами... — Ты выглядишь так же, как твой отец, когда он плачет! И чего ты хочешь добиться таким образом?! Я ничего не понимала, но Кларк никогда не была так агрессивно настроена ни на меня, ни на кого-то еще. Затем в ее взгляде я увидела посветлевшие небесные глаза, хоть и слегка испуганные. — Лекса... я... не знаю... — Все в порядке, дорогая, — постаралась я успокоить ее. — Мне нужно прилечь... — проговорила она, нервничая, и покинула меня, исчезая где-то на втором этаже. Я так и не поняла, что случилось в тот день... Но потом такие приступы стали повторяться чаще. Кларк просто не понимала, что делает, что говорит... Я звонила доктору, и он сказал, что это все из-за опухоли в ее голове, что, возможно, она что-то сдавливает и возникают такие неосознанные вспышки. Однажды это случилось при детях, а точнее, опять при нашей малышке. Вечером, когда стемнело, мы с Мэди смотрели телевизор в гостиной на первом этаже, Эйден был в своей комнате. На всем этаже было темно, лишь свет от экрана слегка освещал помещение, поэтому дочка практически засыпала у меня на плече. Я планировала, что как только она совсем заснет, я отнесу ее в спальню, но внезапно мы услышали шум от бьющейся посуды на кухне. — Мам? — малышка подняла голову с моего плеча и спросила. — Эйден? — повторила я за дочкой, хотя я знаю сына, он не будет копошиться там в темноте. Ответа, конечно, не поступило, и мы поспешили на кухню. Заходя, я унюхала газ, исходивший от плиты. Все комфорки были открыты, а жена стояла перед открытым холодильником. Я быстро перекрываю поток газа и открываю все форточки. — Мама?! — Мэди подлетает к Кларк, заставляя обратить на нее внимание, но моя супруга не реагирует. — Кларк? — пробую я. — Что ты делаешь? Опять я замечаю этого ненавистный взгляд... Мне страшно... — Завтрак готовлю! — грубо отвечает она. Эта опухоль причиняет вред моему сокровищу... нам всем... Кларк, вернись ко мне... Прошу мысленно я, умоляю. — Тебе не следует больше есть. Ты отвратительно толстая! К слову, я всегда была кожа да кости, а последний месяц вообще плохо питалась, есть совершенно не хотелось от переживаний. Теряюсь, не знаю, что и сказать. Мэди так же, как и я пребывает в шоке, ничего не понимая. Но спустя мгновение я вижу и растерянное лицо моего любимого лучика, моего света в конце тоннеля, а затем и слышу ее испуганный голос: — Лекса... я не знаю, что делаю... Нежно беру ее за руку. — Пойдем спать, любимая. — Мы проводим тебя, — помогает мне дочка. Мэди у меня умная, сильная и храбрая, как Кларк. Мы ведем жену наверх. Я даю ей выпить снотворного, укрываю ее и отхожу, складывая покрывало, которое только что сняла с кровати, переношу его в кресло. Когда я отворачивалась, наша дочка гладила Кларк по волосами, нависая над ней, всматриваясь в глаза, бледное лицо. Она хотела успокоить маму и чуточку побыть с ней. Ведь, как я могу понять, Кларк и их отдалила от себя. Неожиданно я слышу испуганный возглас жены. Не думала, что приступ так быстро повторится. — Не прикасайся ко мне! Ты вообще кто?! У Мэди паника... — Мама, пожалуйста... — Ты не моя дочь, у меня нет детей! Отойди от меня! — в ошеломленном состоянии кричит моя жена... — Любимая, это Мэди... — теперь я пытаюсь ее успокоить, но она продолжает гневно смотреть на нашу дочурку... Мэди выбегает из комнаты, громко хлопая дверью в свою спальню. — Мэди, дорогая, что случилось? — приходит в себя сразу Кларк, а я все равно чувствую, что остаюсь уже одна... Сейчас на руках у меня уже три МОИХ ребенка... Я все еще пытаюсь не сойти с ума... В этот раз моя старшая девочка даже не помнит, что наговорила... Бесшумно вздыхаю и подхожу к Кларк. — Она просто устала... Мы все устали... Спи. Я зайду к тебе позже. Не беспокойся. Целую жену в лоб, поправляя одеяло, и выхожу из спальни, прикрывая за собой дверь... Направляюсь к дочери. Мэди сидит на кровати с ногами в позе лотоса и тихо плачет. Замечая меня, она произносит фразу обиженным и испуганным голоском: — Она меня ненавидит. — Нет, — я подхожу ближе и присаживаюсь перед ней на корточки. — Она тебя любит. А это все болезнь... — Она сказала, что я не ее дочь! Я укладываю руку на ладонь моей младшей девочки. — Ты же слышала, что сказал доктор, когда мы уходили? Насчет опухоли. Она медленно кивает. — Тогда почему она так говорит? Вздыхаю, пытаясь подобрать правильно слова. Я и сама ничего не знаю... — Просто в головах людей что-то происходит, как короткое замыкание, и им начинает казаться, что все не реально... кроме них самих. Только и всего, — в моем голосе спокойствие. Даже не понимаю, откуда беру силы на него, но мне нужно сейчас успокоить Мэди, чтобы она не злилась на маму Кларк: — И если мама начнет опять такое говорить, не слушай. — Я не хочу, чтобы она так болела... — Понимаю. Я тоже этого не хочу... Просто не слушай. Я укладываю Мэди, жду, когда она уснет и ухожу. Проверяю спящего Эйдена, умоляю всех богов, чтобы наш мальчик не вовлекся во все это. Спускаюсь на кухню и звоню доктору. Он разрешил тревожить его в любое время суток, а сейчас не так поздно еще. Он говорит об амнезии, что скорее всего Кларк не помнит, что родила, а находится во времена учебы в университете. Почему? Меня-то она помнит, а тогда мы были уже знакомы. Затем включаю погромче музыку на телефоне, а также фонарик. Мне не нужен свет от лампочек... Мой свет сейчас засыпает в нашей спальне. Начинаю убирать осколки, затем мыть посуду в раковине, и тут меня прошибает... Я начинаю рыдать, громко и безостановочно. Я слаба, бессильна, когда в моей семье происходит ужас, а еще называла себя «главой семьи»... Какой из меня глава? Я никто без моей Кларк, и звать меня никак.... Плач переходит в истерику. Вой из моих уст, извергаемый душой, я пытаюсь перекрыть рукой...Конец POV Лекса.
POV Мэди.
Я только уснула, как просыпаюсь от маминого голоса. Моя спальня находится недалеко от родительской, так как когда я была маленькой, часто просыпалась среди ночи от кошмаров или грозы, молний и шла к ним. С мамами всегда было уютно и спокойно. — Было бы неплохо, если бы кто-то потрудился мне сказать о теннисе, но я же не знала... Сначала мне показалось, что она говорит с кем-то по телефону, а потому поняла, что в теннис не играют ночью. И остальные ее слова меня начали пугать... Я даже пыталась закрыть уши подушкой. — Эти глаза... они похожи на бензиновые лужи... Скажи мне?! Я должна знать, почему ты так смотришь на меня??? Ты же хочешь о чем-то спросить. ЭТО ТЕСТ! И если это достаточно для того, чтобы его закончить, я должна знать. Хорошо?! Как только мама Кларк начала выкрикивать непонятные слова, меня накрыл ужас, я быстро поднялась и выбежала из спальни, направляясь к лестнице, при этом я громко звала маму Лексу. — Ма-ам! Ма-ма! МА–А–А–МА! — я даже заплакала... Мне очень было страшно...Конец POV Мэди.
POV Лекса.
Домываю посуду, вытираю руки, лицо от слез и выключаю телефон. Сразу же с лестницы до меня доносятся пронзительные, душераздирающие крики моей дочери. Устремляюсь к ней, встречая ее на лестнице. Ее трясет, она заливается слезами. — Ш-ш-ш... Что случилось, Мэди? — беспокойство за нее, за жену выливается в дрожание моих внутренностей. — Мама Кларк... мне страшно... Поднимаю дочку на руки и несу ее назад. Чем ближе я подхожу к спальням, тем отчетливее слышу голос жены, ее уста извергают бред... — Учителя так не смотрят на учеников, они не лязгают зубами. Они не смотрят на тебя сверху вниз... Понимаю, что, похоже, двери обеих комнат были открыты, поэтому дочка проснулась и перепугалась. А так у нас звукоизоляция. Опускаю дочку на пол, вытираю ее слезы и шепчу: — Иди в кровать, я сейчас приду. Она слушается и исчезает. Я захожу в нашу спальню с Кларк и замечаю, что жена сидит на кровати, разговаривая с кем-то в темноте. Но там никого нет... — Любимая... — беру ее за руку, присаживаясь рядом, — давай поспим. Она обращает на меня свое внимание, но я не знаю, понимает ли она меня или нет... В темноте трудно прочитать что-то по ее лицу. Укладываю ее себе на грудь, когда мы ложимся, и поглаживаю ее по всей длине руки. — Все будет хорошо... — шепчу я. — Спокойной ночи, любовь моя... — Спокойной ночи, — добавляет Кларк. И не проходит и пяти минут, как я слышу ее ровное и тихое дыхание. Перекладываю ее на подушки и возвращаюсь к Мэди. Обещаю, что все будет хорошо, что мама больше себя так вести сегодняшней ночью не будет. И, дождавшись, пока дочь уснет, иду назад. Я понимаю, что не могу оставить жену одну, ложусь рядом, а она как будто это чувствует и обвивает меня руками и ногами как коала эвкалиптовое дерево. Я не сплю, просто не могу уснуть... Мои мысли не дают покоя ни днем, ни ночью...