Приговор

Прикосновение — одно из мощнейших проявлений Любви. Оно может вылечить тело и согреть Душу…

Кларк проводит целую неделю в реанимации, нас в любом случае туда не пускают. А я занимаюсь все семь дней домашними делами, детьми. Делаю все: от покупки продуктов, уборки/готовки до уроков с Мэди и Эйденом. Все то, чем занималась жена, когда я пропадала целыми днями на работе. Это очень тяжело, но я начала справляться. Это такая же работа, вот только по мне – намного труднее, чем моя офисная. И как Кларк все успевала? Не понимаю. Я заканчиваю работу по дому в районе двенадцати часов и валюсь с ног. Супруга же еще успевала и мне уделить внимание. Я бы не сказала, что видела ее сверхуставший вид, как у меня сейчас: обычный вид, как и у меня после работы, слегка утомленный. Так я не чувствую сейчас ни рук, ни ног, периодически чертыхаясь: на кой нам вообще такой огромный дом нужен? Это просто с непривычки, я готова вообще не спать, каждый день вылизывать свой дом, только бы жена быстрее поправилась, и меня к ней пустили. Я соскучилась сильно, вот и скулю: иногда на дом, на наших детенышей, что они проглоты и приходится чуть ли не каждый день ездить за продуктами; на несносную подругу, которая все равно хочет меня завалить работой, несмотря на то, что я в отпуске. Все пройдет, как только я обниму Кларк. Как я и говорила, все прошло, когда я увидела жену, смогла прикоснуться к ней в объятиях и поцеловать. Боже, я так соскучилась! Больше никогда ее так надолго оставлять нигде не буду, даже после работы буду сразу мчаться домой. А если Анье захочется выпить, то заберу ее к себе домой. — Не знаю, Лекс... — супруга смотрит на себя в маленькое зеркало, которое я привезла из дома. — Мне не нравится, что полголовы выстрижено и кровавая повязка на на ней. Может, мне начать носить платок? Хмурюсь: еще рано для платков! Моя девочка в самом расцвете сил. Хотя, главное — чтобы она была здорова, а любить я ее могу хоть в подряснике для монахинь. — Перестань, Кларк, — я улыбаюсь. Я вообще заметно чаще стала улыбаться. Кларк быстро поправляется, и это как лечебный бальзам на мое изношенное сердце. — Я принесла тебе несколько париков. Показываю ей один из них: короткие, волнистые, белокурые волосы, чуть ниже плеч с редкими розовым прядями. — Парик – это здорово! Их можно менять, принимать разные образы: Кларк в стиле шестидесятых, Кларк во французском стиле, активная Кларк. — Похоже, я выбираюсь, раз жена начала подшучивать надо мной, — моя малышка улыбается, а я пожимаю плечами. Так это происходит неосознанно, я возвращаюсь к нашему привычному образу жизни. Иногда шучу над Кларк, другими и тараторю без умолку как Мэди. Может быть, она и не наша дочь, но она очень похожа на нас с женой. Мэди как две капли я: у нее мои черты характера, которые она неосознанно впитывает в себя в процессе взросления, а еще она так же сильно любит маму Кларк, как и я. Доброе сердце у нее от Кларк. Я могу часами перечислять все качества нашей дочери, которые схожи с нашими. Еще поэтому она просто не может быть нам не родной, она наша. Иногда даже кажется, что мы уделяем ей больше внимания, проявляем больше любви, чем к Эйдену. Так что навряд ли может быть заметно, что мы относимся к ней как-то хуже. А сын у нас просто самостоятельный и мальчик, который чем старше становится, тем больше вредничает, когда его целуешь или чуть больше обнимаешь. — У меня будет масса времени для занятия этим, — объясняю я Кларк, подразумевая, что пока на работу не собираюсь. Присаживаюсь на кровать напротив жены и кручу перед ее носиком белокурый парик. — У тебя есть более важные вещи, Лекс, например, работа. Ты давно туда не ходишь. Мэди рассказала по телефону. — Я взяла отпуск на неопределенное время, — признаюсь во всем супруге. Больше между нами не должно быть секретов даже маленьких, не таких важных, как нам кажется. — Любимая, я хочу, чтобы ты вернулась к обычной жизни, а иногда вы с Аньей любили ходить куда-то, — намекает Кларк, что я должна вновь общаться с друзьями, коллегами по работе. Но они все подождут, они не главное в моей жизни. — Ты – моя обычная жизнь, Кларк, — мои слова искренние, потому что я хочу проводить время с женой. Да, почему-то мы задумываемся об этом в переломные моменты нашей жизни... — И сейчас я хочу заняться твоими новыми пластиковыми волосами. Пытаюсь вновь шутить, хочу видеть улыбку Кларк, а не беспокоящееся обо мне лицо. Хватит с нас переживаний, пора продолжать жить. — Я понимаю, но ты не должна сидеть со мной весь день. Пойди погуляй, повеселись, сходи с детьми в кино после школы, — нет, жена меня не гонит от себя, она лишь понимает, что мне нужно расслабиться, я тоже перенесла немало. Но расслабить меня может только Кларк и ее нормализующееся состояние, а лучше, когда нас совсем отпустят домой. — Я хочу быть сегодня, завтра и все время только с тобой, Кларк, — я наклоняюсь и целую ее в губы. Надо бы оторваться, все же мы в больнице, но не могу, да и супруга притягивает меня ближе к себе за шею, отвечая на мой поцелуй. Но мы не рвемся внутрь друг к другу, прекрасно все понимая. Просто мы обе настолько соскучились по таким прикосновениям, поэтому и дарим нежность через этот долгий поцелуй. Чуть позже это все же перерастает для меня в сладкую пытку, когда я ощущаю аромат ее тела, поэтому разрываю контакт. Слышу ее недовольный вздох, пытаясь подшутить, хотя в этот раз я согласна с выражением «в каждой шутке есть только доля шутки»: — Жаль, что мы не можем «заняться изучением Библии». Да, это наш шифр, когда мы говорим о сексе в чужом присутствии. И это пока в палате никого нет. Всегда кто-то может неожиданно появиться. Кларк соглашается со мной. — Угу, мы давно уже не посвящали время... Господу, — ох, сейчас это кажется немного смешным, но не менее возбуждаюшим. — Когда мы вернемся домой... Я перебиваю жену: — Нет! Не раньше, чем мы пересдадим твои анализы, точнее, когда доктор скажет, что все в порядке и тебе не противопоказаны физические нагрузки, — не хочу причинить ей боль, все же операция была на голове, а не по удалению аппендикса. Я где-то слышала, может, от дочери, что операция на аппендицит считается одной из самых простых и делается за полчаса. — Лекс, я могу вообще ничего не делать, — смеется Кларк, слегка издеваясь надо мной, она знает, что я сержусь, когда со мной спорят насчет такого. — Нет! — Хорошо-хорошо, только не кипятись, любимая. — Кларк, ты же знаешь, что я люблю тебя? Больше, чем кого-либо. — Знаю. Я всегда это знала и чувствовала. И я тебя также люблю, люблю, люблю, Лекс! — Прости, что иногда я – черствый камень. — Неправда. — Но детям так кажется... — Они еще немного подрастут и поймут, что это совсем не так. Я растворяюсь в наших признаниях, мы уже давно не общались так по душам, ощущаю опять сближение с женой и смягчаюсь в своем отказе. — По возвращению мы можем сходить на свидание, если, конечно, тебе не будут противопоказаны прогулки. — Ну, думаю, на это я смогу уговорить доктора Джека. — На очень короткие прогулки, а то, боюсь, ты своими шуточками меня в могилу сведешь, — откладываю парик и обнимаю Кларк. — А вот и неправда, — жена прижимает меня к себе крепче. — Я люблю тебя. — И я. — А меня кто-нибудь тут любит? — в палату входит Мэди и встает в деловую позу: сгибая руки в локтях и обхватывая пальцами бока. Анья входит следом, показывая, что все указания выполнила, а затем оставляет нас. Я и забыла, что время уже обеденное и что дочка должна вернуться уже из школы. Ладно, я с утра подругу попросила забрать ее. Отрываюсь от Кларк и протягиваю свои руки дочке. — Иди сюда, — она льнет ко мне, прижимаясь головой к моей груди. — Я тебя люблю, Мэди, ты же знаешь это? — Да, я тоже люблю тебя, мама. — Я ОЧЕНЬ тебя люблю! — А это уже странно, — Мэди отрывается от меня и смотрит в мои глаза, не понимая, что происходит. Как будто теперь я прощаюсь, но это совсем не так. Просто сегодня меня прорвало на чувства. — Извини, но для меня важно сказать тебе это. Странная любовь лучше никакой. — Ма-ам! — вопит Мэди и перемещается в объятия жены. — Что с мамой Лексой? Она тоже заболела? Кларк посмеивается, прижимая к себе ребенка. — Нет, просто наша мама сегодня немного расчувствовалась. — Она слабая? — Опять нет, солнышко. Любовь – не слабость, любовь – самая сильная и великая сила! Любовь – это маяк, свет в жизненной темноте. Без любви – темнота. Человек, лишенный любви, не сможет заниматься ничем: ни творчеством, ни окружающим миром, ни собой. Как нетренированное тело может прожить без дыхания и без кислорода всего минут пять (да и тренированное всего полчаса), так и человеку без любви невозможно заниматься чем-то сверх необходимого. Нет сил. Кларк прекрасно объясняет мое состояние, но, скорее всего, свое. Мы друг для друга – маяки света. — Значит, наоборот? — Да, Мэди, именно так, — Кларк заботливо целует дочку в щечку. — А Анья сказала, что слабость. Нет, подруга не могла точно сказать такое. Думаю, как позвоню ей и отругаю, а потом вспоминаю недавний наш разговор. — Мэди, ты подслушивала нас? — Нет, вы громко разговаривали. Я закатываю глаза. — О чем вы говорили, Лекс? И разве ты тоже так думаешь? — Кларк в недоумении приподнимает свою бровь. — Нет, Кларк, нет. Никогда не думала. Просто Анья влюбилась, а сейчас страдает немного... Вот и называется это слабостью. — Тогда почему страдает? Она не взаимная? — эх, вот откуда в Мэди любопытство, — от Кларк. — Вроде как взаимная, но та девушка все время занята по работе и не может уделять много времени Анье. — Пускай съедутся! Все же им не по двадцать лет, чтобы долго обдумывать эти решения. Тем более хорошо, когда все происходит спонтанно! — Кларк вспомнила наше знакомство, это я точно знаю. — Я посоветую ей. — Мам, а расскажи, как тебе делали операцию? — Мэди нас перебивает. Похоже, ей пока еще скучны эти разговоры на любовные темы. — Я же была под наркозом и ничего не видела. — Да, точно. Тогда расскажи, какая тут операционная. Там есть большой экран, где видно, как проходит операция над внутренностями? А там прям все-все стерильно? Пахнет жутко? — дочка заваливает жену вопросами, я улыбаюсь и даже наслаждаюсь этой семейной атмосферой. Хоть этот разговор и приводит меня в шок, но ребенок любит это. — Хорошо...