4.
10 ноября 2019 г. в 02:15
— Ты прошел испытание. Теперь ты — новый ведун леса.
Марек попытался что-то сказать, но голос изменил ему.
— Не надо. Ничего сейчас не говори. Все хорошо, маленький мой. — Мужчина осторожно прикоснулся губами к его лбу. — Поспи еще. Сейчас совсем рано.
Мареку казалось, он больше совсем не хочет спать, но внезапно веки отяжелели, а глаза сами сомкнулись, покорные велению Хозяина.
На этот раз он спал вовсе не так спокойно и безмятежно. Ему снился сон. Он шел к своей цели. Шел уверенно, с полным осознанием своего права, мерно шагал по единственной широкой улице родной деревни. Не глядя по сторонам, но чувствуя каждой клеточкой горячей, словно жаром дышащей кожи, как на него смотрят, но не смеют подойти. За ним собиралась толпа — зеваки и любопытные, отчаявшиеся и надеющиеся, недоверчивые и напуганные. Где-то там были и мама Мирча с Анежкой, но он не мог сейчас отвлекаться на них. Как и на отца Якуба, невесту Мила, несчастную мать Патека. С ними он решит все потом. Сейчас же — о, сейчас перед ним стояла совсем другая задача!
Он неотвратимо приближался к дому бывшего ведуна, лже-кузельника. Врага. И яростная сила в нем сжималась стальной пружиной, свивалась змеей, готовой к броску. Точила когти рысью, примеряющейся кинуться на добычу. Злыдень, судя по всему, заранее почуял опасность. Выбежал из лачуги, что-то закричал, замахал амулетами. Марек едко усмехнулся, наотмашь ударил открытой ладонью по воздуху перед собой — и лишившийся сил кузельник покатился по земле, сраженный его ударом. Завыл отчаянно, словно понимая, что спасения нет, отползая от надвигающегося Марека. Вскочил, путаясь в балахоне, побежал, мерзотно вереща и позорно рыдая.
Марек не спешил догонять — просто шел. Напирал, как сама судьба, медленно, неуклонно. Но, как бывший кузельник ни бежал, сипя и задыхаясь, Марек настигал. Непостижимо и жутко, молодой ведун словно сворачивал, поглощал пространство между собой и своей жертвой, и чем быстрее мчался прочь его теряющий силы недруг, пытаясь избежать заслуженной участи, тем ближе оказывался к смертельной ловушке. Мареку нравилось это жестокое преследование, эта травля гнусного стервятника, гадины, лишившейся ядовитых клыков, и он не торопился, наслаждаясь животным ужасом того, кто столько лет мучил и убивал детей леса ради своих отвратительных целей. Он наступал, догонял, играл, как кот с поганой крысой, пока не заставил лиходея упасть ниц, униженно моля о пощаде. После криков его невезучих земляков, погибших в лесу, истошные вопли виновника их смерти звучали для него подобно музыке. Одной лишь волей, своей едва обретенной властью над сущим, он ломал проклятую нежить, комкал, как воск, слушая жалобный скулеж, и не испытывая уже ничего, кроме гадливости. Поверженный колдун распростерся на земле, жалкий, похожий на старую грязную тряпку. Марек поставил босую ногу ему на шею, надавил. Взмахнул рукой. Отвратительный хруст заглушил нечеловеческий вой.
— Сожгите эту падаль, — холодно, жестко приказал Марек, не оборачиваясь. Знал, что сородичи не посмеют ослушаться. Передернул плечами, и… проснулся.
Вокруг разливался золотистый солнечный свет, в зеленеющих над ним кронах шумел ветер и оглушающе пели птицы.
— Ты действительно силен, — улыбнулся ему Хозяин Леса. — Давно на моей памяти никто не творил подобного, лишь только обретя силы.
— Что… что? — Марек оторопело потряс головой, прогоняя сонный морок. — Я, кажется… Мне снился странный сон.
— Это тоже вовсе не сон, — покачал головой мужчина, вставая и помогая Мареку подняться. — Все так и произошло.
— Но… Я же здесь. Я не думал… Я просто спал!
— Марек, ты — ведун. Ты не ограничен рамками бренного тела, особенно — когда витаешь в мире снов. Пока ты не понял, не осознал всю полноту своих возможностей, да и учить тебя было некому, так что просто поверь. Для твоих родичей и упыря, которого ты убил — ты был вполне реальным.
— Я… я убил? Я правда убил его?
Хозяин Леса спокойно кивнул.
— Он этого заслуживал. Да и не жизнь то была. Так, погань. Ты уничтожил паразита, отвратительного и опасного. Это был верный поступок.
Марек задрожал, невольно заломил привычным жестом руки. Он не был готов к тому, что с ним происходило. И тем более не был готов убивать. Даже таких, как паскудный колдун.
— Смирись, малыш. Придется принять свою истинную сущность и предназначение. Ты — защитник этой земли. Жертвовать собой ты готов — так будь готов и применить силу, если тем, за кого ты в ответе, это понадобится.
Хозяин обнял его за плечи, привлек к себе. Марек прижался к нему, ища утешения. Стало легче, словно близость божественного лесного владыки наполнила его спокойствием и уверенностью. Он вздохнул.
— А если я не справлюсь? Если не хватит сил?
— Уже хватает, — усмехнулся Хозяин. — Марек, да посмотри же на себя!
Он прихватил юношу за локоть, провел меж деревьев, подвел к источнику, в котором Марек с трепетом узнал священный родник. Повелительно воздел длань, и вода поднялась, встала сплошной зеркальной стеной, показывая новоявленного ведуна, обнаженного, в полный рост. Повинуясь приказу, Марек уставился на свое отражение. Недоверчиво протянул руку, отдернул. Пораженно воззрился на собственные ладони и пальцы.
Он был… другим. И дело было не в глине, которая неведомым образом пропала с его тела. Казалось, с нею вместе с него стерлась, смылась прежняя оболочка. Куда только делся нелепый хилый юнец, «белая ворона» на потеху всей деревне? Серая бледность кожи сменилась на ровный розово-медовый тон. Волосы из грязно-белесых стали яркими, как пламя, которое пожирало его ночью, словно выжигая изнутри. Укрощенное им пламя. Глаза из бесцветных превратились в васильково-голубые, будто впитали синеву глубокой воды и бездонных небес. Ногти, ободранные во время кошмарного ритуала о сырую землю, почернели, уподобившись ей, уплотнились и даже, кажется, заострились, напоминая когти.
Марек выдохнул, расправляя плечи. Он выглядел опасным. Хищным. Сильным. Он не знал, не представлял себя тем, кого видел в зеркале леса.
— Ты всегда был именно таким, Марек, — уверил Хозяин, отвечая на невысказанные мысли. — Это и есть настоящий ты. Ты бросил вызов вероломной судьбе, искривленной природе вещей и самим богам, дитя мое. И ты победил.