Все то, что мы делаем совершенно бессознательно, это именно то, без чего мы моментально бы умерли. Сэмюэл Батлер
— Ну, и где же ты всё это время был? Этот, казалось бы, совершенно невинный и по своему содержанию обычный вопрос откровенно застаёт Теодора Нотта врасплох, стоит ему только переступить порог портретного проёма, ведущего в гостиную Башни Старост. Нарочито строгий и явно недовольный всем происходящим, звонкий голос, прозвучавший из глубины гостиной, которая освещена только тусклым светом пламени камина, заставляет слизеринца невольно остановиться и прирасти к полу, для того, чтобы за несколько жалких секунд подобраться, собрать в жестокий кулак собственную расшатанную гордость и твёрдо отвечать на предполагаемые обвинения. Полупьяный мозг, всё ещё пребывая в расслабленном, полусонном, блаженном плену, созданном посредством пару-тройки бокалов нелёгкой обжигающей выпивки, лихорадочно обрабатывает вновь и вновь поступающую информацию, силясь переварить её и постараться проанализировать. А потом уже ответить. — Ау, Теодор?! — выйдя из середины залы ближе к своему, кажется, невменяемому оппоненту, снова зовёт Гермиона, в надежде получить хоть какую-то ответную реакцию. Слишком долго он молчит. — Я в порядке, — спешит оправдаться парень, наконец, понимая, что говорит со своей сожительницей и коллегой. После его уверенно – с некоторой наглой интонацией (у них аристократов это что, в генофонде заложено?) – выдавленного из себя ответа, сирена, науськиваемая собственным шестым чувством, внимательнее всматривается в собеседника, наконец, замечая взлохмаченные неприбранные волосы, измятую и чем-то запачканную рубашку (что ни в коем случае не соответствовало всегда опрятному и чистоплотному облику Теодора) и застеленные белёсой дымкой глаза. Сомнений быть не может: — Ты пьян? — кажется, не очень вдохновлённая данным открытием, констатирует волшебница. — Ты Староста Школы и позволяешь себе в пять часов утра ходить по школе в нетрезвом состоянии?! — ещё строже напускается она, представляя, как этого искателя приключений ловит, очевидно, ведущая ночной образ жизни, вездесущая Миссис Норрис, а потом, связанный с ней какой-то поистине мистической связью, к ним прибегает Филч. Вот криков бы было! Гнусный, обиженный на весь этот злосчастный мир, непревзойдённый блюститель (и сочинитель по совместительству) правил и ярый любитель средневековой экзекуции, старик от счастья, что застал ни кого-нибудь, а самого Главного Префекта в стельку пьяным поздно ночью, точнее уже ранним утром, в коридорах школы, раструбил бы об этой, не менее как сногсшибательной, новости на всю округу, перебудив не только всех обитателей замка, но ещё и весь Запретный Лес в придачу. А потом бы конвоем привёл весь профессорский состав прямо в их гостиную (а куда ещё, собственно говоря?), чтобы засвидетельствовать свой триумф, под громогласные, несмолкаемые, радостно-оскорбительные частушки в исполнении завершающего всю эту странную процессию своего заклятого дружка – Пивза. Устроил бы допрос, ни как не меньше, как с пристрастием, держа кочергу от заново зажжённого камина у них перед глазами, и выбивая покаяние во всех грехах. А если дело бы дошло до обыска? И что тогда? Они нашли бы её припрятанные… “антидепрессанты”? И что дальше? Очередные допросы, разбирательство, расследование? А потом её бы просто выдворили из школы, за нарушение уже не просто каких-то там детских правил, а закона! Стоп! Это звучит ужасающе? Или всё-таки заманчиво? — Я не пьян, — отвлекая девушку от дальнейшего раздувания слона из малюсенькой мушки, весьма слабо возражает Теодор, стараясь придать себе более приемлемый вид. Заметил-таки направление её взгляда. Разгладил рубашку, расчесал пальцами короткие волосы, слегка прокашлялся и ровно выпрямился во весь свой немаленький рост. Хотя, если сравнивать его с Роном, то он определённо уступал ему. — А я тогда супермодель с обложки, — язвит в ответ каштановолосая, внимательнее вглядываясь в сожителя. Вроде действительно: стоит ровно, из угла в угол его не швыряет, перегаром особо не несёт, да и дошёл же он как-то без приключений до седьмого этажа. Значит, обыск и победный танец Филча отменяются? И Пивз не станет завтра орать на каждом углу свои шутки-прибаутки? Может и вправду, не так уж и сильно он пьян? Уж кому, как не ей, знать, что это такое? Всё-таки, почти три месяца прожила среди своих детсадовских и школьных друзей, алкоголиков и наркоманов, не будучи лучше ни одного из них. — Модель? Я не знал, — будто действительно веря в кинутую ею ядовитую шпильку, бормочет парень, продолжая стоять в самом проходе. — Покажешь колдографии? Грейнджер весело усмехается, понимая, что Теодор, пусть и играет по её правилам, но не прочь был бы установить и свои. — Иди наверх, тебе следует поспать, — кивком головы указав направление в сторону его спальни, предлагает девушка, сдаваясь. Ссориться и ругаться, когда главный подсудимый находится (почти) не в самом адекватном состоянии, просто нет смысла. Вот завтра, точнее, уже сегодня, но только когда он проспится, можно будет и отчитать этого нерадивого нарушителя правил. Может, для разнообразия стоит даже снять с него несколько баллов? Чтобы не было повадно в следующий раз гулять пьяным по Хогвартсу. Подобную вседозволенность, всё-таки, следует пресекать на корню. — Я не так уж и сильно пьян, — ворчит Тео, наконец, устав бездвижимо стоять в проходе и медленно, так чтобы не было слишком заметно, что его всё-таки слегка покачивает, пройдя ближе к уже ярко (очевидно, с подачи Гермионы) горящему камину, усаживается на одно из кресел. — Дай, пожалуйста, воды, — мягко просит он. Грейнджер натянуто вздыхает. Проходит в конец комнаты, где стоит небольшой круглый столик с графином воды и стаканами, набирает полный стакан и возвращается к парню, приговаривая: — Во всяком случае, тебе следует отдохнуть. А сон – это самый верный соратник здорового, полноценного отдыха. Уж она-то знает, о чём говорит. — Но ведь ты не спишь, — делает попытку пожурить её молодой человек. И только сейчас по-настоящему задумывается, почему это самая главная пай-девочка Хогвартса не спит так поздно. Или всё же рано? — Почему ты не спишь? — напролом идёт в наступление он, как будто бы вспомнив, наконец, о том, что он всё-таки Главный Староста школы. Гермиона на секунду заминается, не зная, как лучше оправдаться. Она ведь тоже, на самом-то деле, только недавно сумела прокрасться в Башню, чудом избежав столкновения как с везде, где ни попадя, сующей свой нос облезлой кошкой Завхоза, как с ним самим, так и с приставучим непоседой Пивзом. Нет, вечеринка, устроенная друзьями, закончилась весьма рано. Всё-таки у них в гостях были ещё и ученики с двух других факультетов. Но вот сердобольная Гермиона, которой было жизненно необходимо помочь гриффиндорцам убрать весь тот кавардак, что остался после небольшой пати, да ещё и оставшаяся на час-другой только для того, чтобы просто впервые за несколько месяцев полного игнорирования поговорить по душам с самыми близкими друзьями, задержалась в гостиной львов допоздна. Аж, до трёх часов ночи! Конечно, Джинни уговаривала её остаться на ночёвку, переждать до утра здесь, в тепле и безопасности. Мальчишки были всеми силами за рыжеволосую, даже портрет пытались загородить собственными телами. Вот только ведьма была твёрдо намерена вернуться. Мало ли, её хватятся искать, а она не там, где обязана быть глубокой ночью (точнее, уже утром), то есть не в своей комнате. Да и мало ли, что подумает Теодор? Он ведь всё-таки не знал, где она пропадает. Собственно, где пропадал он, она тоже не знала, почему и не находила себе места первое время, когда вернулась. Потом-то до неё дошло, что он мог остаться в гостиной слизерина (что со своей стороны побоялась сделать она), но было уже и не до сна. В гости, как будто вернувшись на своё излюбленное место полноценного отдыха и весёлых развлечений, заглянула бессонница. Почему сейчас кареглазая и сидит рядом с коллегой в ворохе бумаг, некоторые из которых протягивает ему, поясняя: — Не могла уснуть. Решила немного поработать. Но словив насмешливый взгляд парня, который как бы говорил: “Ну и кого ты пытаешься обмануть?” — добавляет: — Я вернулась задолго до тебя. — И не менее гордо, будто пыталась уличить его в этом: — И я совершенно трезва. Он знает, что в её честь была устроена вечеринка. — Я не осуждаю тебя за то, что ты веселилась с друзьями, — произносит Нотт, слегка посмеиваясь и вспоминая, как в это же время выпивал со своими однокашниками. — Это был твой день, и ты могла провести его так, как того хотела. — Он переводит скучающий взгляд на бумаги. — Даже если твоё желание: не спать всю ночь и работать на благо школы. И всмотрелся в один из протянутых ему пергаментов (мозговая активность, кажется, начала возвращаться в норму), вчитываясь в мелкий размашистый почерк коллеги и пытаясь вникнуть, что к чему. — Почему ты занимаешься этим сейчас? — удивляется он, переведя внимание с листов на девушку. — До Хэллоуина ещё жить и жить, а ты уже составляешь план его проведения. — В каком бы волшебном мире мы не жили: даже здесь благотворительный вечер сам себя не устроит и приглашения на бал не разошлёт, — скептично отзывается Гермиона, привыкшая делать всё задолго заранее. Чтобы сразу предупредить и, конечно же, устранить всевозможные эксцессы. Ладно бы это было просто внутришкольное мероприятие, но нет же, Министерству надо попышней да побольше. Так, чтобы в Хогвартсе, то есть в том самом месте, где буквально закончилась Вторая Магическая Война, собралось как можно больше спонсоров и благодетелей, которые были бы не прочь (а некоторые и вынуждены для поддержания собственного имиджа) пожертвовать довольно кругленькие суммы из своих кошельков и банковских счетов на устранение и дальнейшее облагораживание того беспорядка, что принёс с собой террор Волан-де-Морта. Всей школе предстояла довольно долгая и объёмная работа. Глубже других в этом болоте увязли Старосты. — Мы ещё должны провести дополнительные кружки для первых - третьих курсов, — напоминает о насущном молодой человек, тем самым как бы обозначая, что у них в приоритете, и отдавая листки обратно. — Что их вообще интересует? Чем мы можем их заинтересовать на целый час? — Я спрашивала об этом МакГонагалл; она говорит, что это не должно быть похоже на обычные уроки, которые дают нам преподаватели, но должно содержать ценную информацию. Мы сможем учить детей лёгким заклинаниям, которые всегда смогут пригодиться им в повседневной жизни, или отрабатывать с ними пройденный на уроках материал. И это должно быть весело и интересно. То есть это должно быть что-то типа детского сада… или летнего лагеря. — Детского сада? — непонимающе переспрашивает парень, даже не представляя, о чём ведёт речь его оппонентка. Грейнджер снова натянуто вздыхает, вспоминая, что на данный момент она в обществе именитого аристократа, который никогда не был и, наверное, никогда не будет знаком с порядками маггловского мира. — Да, детский сад, — повторяет она, раздумывая над тем, как правильнее объяснить шатену, что она имеет в виду. — В маггловском мире это место, куда ходят маленькие дети, ещё не доросшие до школы. Там их учат многим полезным вещам: читать, писать, считать, – в общем, занимают всё их свободное время на целый день. — Хм… — задумчиво протягивает черноглазый, пытаясь визуализировать идею девушки. — Но дети, с которыми предстоит работать нам, уже умеют читать и писать. — Да, — с лёгким смешком соглашается Гермиона. — Но эти дети волшебники – значит, и учить мы их будем волшебству. Самые простые, базовые заклинания, которые, казалось бы, должны знать все, но которые не даются для изучения в школьной программе. И их достаточно много. А ещё мы могли бы помогать детям с домашним заданием, — предлагает девушка, уже готовая получить согласие и поддержку со стороны своего коллеги, но… Что-то пошло не так. — Чёрт подери, что за ерунда!? — громогласно басит Теодор, внезапно, как ошпаренный, подскакивая со своего сидения и несколько ошалело оглядывая пространство вокруг себя. — На меня что-то напрыгнуло! Вслед за ним Гермиона также нервозно подскакивает, напряжённо сжимая в руках свою волшебную палочку и наблюдая за тем, как вооружается Нотт. Врождённый с самого детства и выработанный в экстремальных условиях инстинкт самосохранения призывал сначала стрелять на поражение, а уже потом спрашивать, что и к чему. Но здравый смысл ещё не покинул юное тело, призывая к спокойствию. Кто может напасть на них в их же гостиной? Пф… Да кто угодно. Сомнительных шутников, опасных злодеев, подозрительных приведений и чокнутых полтергейстов в их (особенно в её) жизни было предостаточно. Однако настроение боевой готовности продлилось не больше минуты, когда вдруг о голень ведьмы нежно потёрся комок шерсти, и она, наконец, вспомнила, о своём подарке. — О, Боже, это всего лишь Глотик, — более-менее спокойно выдыхает она, пытаясь взглядом передать Нотту, что бояться нечего. — Это был всего лишь мой кот. — Кот? — кажется, от внезапного испуга слёту окончательно протрезвев, как будто не веря ни одному её слову, переспрашивает парень. — Но откуда он взялся? Все эти три недели совместного проживания он ни разу не видел у девушки ни одной живности, хотя и знал, что когда-то у неё имелся довольно… несимпатичный кот. — Гарри и Джинни мне его подарили, — беря на руки их нежданного нарушителя спокойствия, лопочет кареглазая. — Прости, я совсем забыла тебя предупредить о том, что спать у кого бы то ни было на коленях – это его пристрастие. — Ничего, — отмахивается, в конце концов, Теодор. Однако по тону его голоса было кристально ясно, что его “ничего” – это на самом деле не “ничего”. Мерлинова борода, так опозорился перед девушкой, испугавшись её питомца. Ещё и её перепугал. Полный идиот. — Просто теперь я буду знать, что мы здесь не одни, — добавляет он, надеясь хотя бы словами заполнить неловкую пустоту. Но, кажется, его слова прозвучал немного двусмысленно. Чёрт, чёрт, чёрт! — Как прошёл твой день рождения? — любопытствует, видимо, больше не собираясь возвращаться к теме об их делах и обязанностях. Почти шесть часов утра, стоит поговорить о чём-нибудь другом. Тем более он весь прошлый день хотел кое-что узнать. Гермиона нежно улыбается, видимо, вспоминая прошедший день. — Было круто, — признаётся она, слегка помедлив, очевидно, мысленно решая, стоит ли ей открываться слизеринцу. — Все были такими добрыми, милыми и обходительными, давно такого не было. Мне было слегка (явное преуменьшение) неловко. Я даже почти забыла, что такое тепло дружеской любви. Теодор тоже улыбается одним уголком губ. — Много подарков получила? — Да, — лукаво усмехается она, зная, что его заботит только один подарок. — Ребята явно не скупились. — И какой был самым лучшим? Каков чёрт, пытается-таки выбить из неё признание. — Вряд ли я могу оценить кого-то больше, кого-то меньше… все были по-своему прекрасны. — И всё же? — Наверное, всё же Живоглот, — она кивком головы указывает на покоящегося на её руках рыжего кота. — Гарри и Джинни вернули мне его, назвав своим подарком. А ещё Невилл – он подарил мне такую чудесную музыкальную шкатулку. И Луна своими руками сделала для меня браслет… — Наверное, на нём навешаны бисеренные редиски? — подшучивает он, прекрасно видя, что ведьма намеренно избегает говорить о его подарке. — Да, как ты догадался? — почти удивлённо спрашивает она, впрочем, оба они понимают, что это только игра. — Я хорош в предсказаниях, — беспечно резюмирует молодой человек, весело глядя на закатившую глаза сокурсницу. — Моё третье око видит гораздо дальше и больше, чем может показаться на первый взгляд. — Третье око, значит? — с некой долей скепсиса, подавляя в себе желание рассмеяться вслух, протягивает сирена. — И что же тебе обычно говорит твоё “Третье око”? — Обычно? Обычно оно предупреждает меня насчёт плохой погоды или какой-нибудь сложной контрольной по Зельям, однако… — загадочно лепечет он, внимательно следя за мимикой собеседницы. — Однако сегодня оно шепчет, что ты что-то недоговариваешь… может быть, это были не все подарки, которые тебе понравились. — Понравились? Но мне понравились все подарки, — негодующе, как будто он обвинял её в чём-то, восклицает Гермиона. — Да? Ну ладно, — резко сдаётся, вдруг, шатен, состроив доброжелательную (слегка обиженную) мину. — Тогда я могу идти спать. Сегодня воскресенье, и я проваляюсь в постели как минимум до обеда. И, слегка склонив голову, будто уже попрощавшись на ночь, направляется прямиком к своей комнате. — Эй, а кто будет помогать мне с планировкой уроков и бала? — понимая, что он вполне может претворить свою угрозу в жизнь, беспомощно удивляется волшебница ему в спину. — Может быть Поттер и Уизли? Долгопупс? — памятуя все перечисленные ею имена, говорит Нотт, совсем слегка оборачиваясь. — Лавгуд? Вот же… змеёныш! Специально заставляет её назвать нужное имя. Ну, хорошо. — Однако, знаешь… был ещё один подарок, — кричит ему вдогонку ведьма, с удовольствием замечая, как черноглазый останавливается на полдороги, успев только поставить правую ногу на лестницу, ведущую из гостиной в его комнату. — Букет моих любимых цветов: свежесорванный вереск… вот только, я не знаю, от кого был этот подарок. Ей даже не нужно было видеть его лицо, чтобы точно знать, что он улыбается. — Не знаешь? — насмешливо подхватывает слизеринец, совсем чуть-чуть обернувшись к ней лицом. — И что, поздравитель даже не оставил тебе записку? — В том-то и дело, что оставил, однако, он забыл подписаться. Теперь мне остаётся только мучиться в догадках о том, кто бы это мог быть. Забавная игра в кошки-мышки. Кошка отчаянно носится за своей желанной мишенью, надеясь, наконец, поймать её, съесть и остаться на некоторое время сытой и довольной. Мышка бегает от своего грозного преследователя в надежде сохранить свою короткую жизнь и счастлива оставаться на свободе, даже будучи преследуемой. Их с Теодором пикировки, недомолвки и увёртки, как раз напоминают Гермионе эту игру. Вот только… кто из них кто? Кто нападает, а кто убегает? И остаются ли они только при своих ролях или изредка меняют позиции? Что если Элин права в своих предположениях? И что если она, Гермиона, является кошкой? Тогда что в конце этой игры она сделает со своей мышкой? Что будет с Теодором? Повторит ли Судьба свой злой урок для неё с ним? И если кошка всё же Нотт, что будет с ней? — У тебя есть предположение от кого мог быть отправлен этот подарок? — спрашивает Тео, продолжая их маленькую игру. — Есть одно, но я не уверена, что рассудила верно. — Отчего же? — Друзья советуют мне не обольщаться. Собеседники одновременно усмехаются. — Ты можешь высказать свою догадку вслух, а я скажу, верна ли она, — окончательно повернувшись лицом к оппонентке и облокотившись левым боком о каменную стену, предлагает шатен. — Но откуда ты можешь это знать? — приподняв брови, хорошо разыгрывая недоумение, интересуется девушка. В ответ маг только залихвастски улыбается и показательно тыкает указательным пальцем себе в лоб: — Третье око. — Точно, — будто кивнув самой себе, одними губами шелестит Грейнджер. — Хорошо. Я думаю, это был ученик нашей школы. — А в этом можно было сомневаться? — удивляется волшебник, однако у волшебницы уже был готов весьма заковыристый ответ: — Вполне. После четвёртого курса я поддерживаю связь с одним из учеников Дурмстранга. Вот же ж! явный намёк на Виктора Крама. Искромётный удар по слизеринскому самолюбию. — И моя подруга предполагает, что он с факультета Слизерина, это так? — продолжает сирена. — Да. — Хорошо. И многовероятно этот неизвестный с одной со мной параллели, потому что остальным нет до меня никакого дела. Значит, это восьмикурсник, а их немного: Дафна Гринграсс, — и она начала перебирать всех предполагаемых кандидатов: — Мы никогда не разговаривали… даже не ругались ни разу. Пэнси Паркинсон? — спросила, будто в пустоту. — Вполне возможно, однако, цветы не были прокляты, значит, это была не она. Блейз Забини? Та же история, что и с Гринграсс. Драко Малфой? Но он ненавидит меня даже больше, чем ненавидит Гарри, несмотря на то, что они извечные соперники и стопроцентно посчитает подобный жест ниже своего непомерно раздутого достоинства. Остаётся только один слизеринец. — И лукаво смотрит на молодого человека, ожидая его реакции. — Ты на верном пути, — только и оглашает он, не собираясь уступать. Однако и ведьма не прочь продолжить в том же духе. — Я думаю... имя этого слизеринца начинается на букву “Т”. — Дальше, — просит черноглазый, с весельем наблюдая за закатыванием глаз оппонентки. — Затем “Е”. — Да. — “О”. Вместо ответа только согласный кивок. — “Д”? — Склонив голову влево, будто делает всего лишь предположение. Ещё один кивок, однако, девушка замечает, как парень слега морщится. — “О”. Кивок. — “Р”, — заканчивает. И подытоживает: — “Теодор”. Интересно, и кто же из них двоих триумфатор? — Неправильно, — внезапно шокирует её колдун, и на секунду Грейнджер даже теряется. — Того неизвестного отправителя зовут не “Теодор”, — выжидая эффектную паузу, молчит прежде, чем добавить: — А ”Тео”. И бросив на девушку последний долгий взгляд, Нотт ухмыляется и скрывается в темноте лестницы, заставив Гермиону понять одно: Какой бы сильной и искусной (волшебной!) соблазнительницей она не была – сегодня кошкой оказался обычный человек.* * *
— Вы слышали последние новости? — совсем не грациозно опускаясь на скамейку (то есть, практически плашмя усаживая свою пятую точку на деревянную поверхность с характерным звуком, будто рядом сел не взрослый человек, а, как минимум, упал метеорит) подле друзей, живо интересуется Рон, с, буквально, горящими от восторга глазами. Ему не терпится огорошить однокашников прекрасными, восхитительными, почти что невозможно-волшебными известиями. — Малфой ушёл из команды по квиддичу! Как он и ожидал (что не могло не потешить его самолюбия) собравшиеся за гриффиндорским столом для завтрака друзья на несколько секунд даже выпали из реальности, будто там, в недосягаемом космосе, где приём оказался намного лучше, пытались переварить внезапно поступившую информацию. Гарри и Джинни так и застыли, не донеся ложек с яичницей и беконом до ртов; Симус старательно хлопал своего лучшего друга, Дина, по спине, так как тот подавился компотом; Лаванда и Парвати впервые отвлеклись от своих безумно важных девчачьих разговор, чтобы обратить внимание на остальных; Невилл и Элин пришли в замешательство. И если первый не верил в услышанное, так как такое было действительно трудно (слабовато звучит, возможно, в этой ситуации пришлось бы больше слово “нереально”) вообразить, то вторая просто недопонимала о чём (о ком) вообще ведётся речь. — Что? — Серьёзно?! В голос переспрашивают Поттер и Уизли, с таким озабоченным видом, будто только и ждут, когда же рыжеволосый пройдоха рассмеётся над ними за излишнюю доверчивость. Привлечённые громкими криками немногочисленные младшекурсники тут же обращаются в буквально сверхъестественный слух, бережно ловя каждое слово старших, чтобы потом на переменах было о чём посудачить. — Серьёзно, — соглашается с сестрой волшебник, в то же время, не забывая накладывать себе полную тарелку еды. — Я только что слышал, как третьекурсники слизерина говорили о том, что у них будет проводиться отбор в команду. И первый, кого требуется найти, это ловец! — Но это не значит, что Малфой ушёл из команды, — с превеликим сомнением в голосе тянет Джинни. Поверить в озвученное братом счастье было делом уж очень трудным. — Может, он решил попробовать себя в роли вратаря? — Ты ещё скажи: охотника, — язвительно откликается на её реплику Дин, оживлённый столь замечательными новостями с утра-пораньше. — Только подумайте, — тут же привлекает внимание остальных к своей скромной персоне он, принявшись рассуждать: — Ургхарт набирает новую команду, а значит, в слизерине будут одни новички – это уже огромный плюс, а теперь ещё и Малфой покидает пост ловца! В этом году мы разнесём этих змеёнышей в пух и прах!!! — под аккомпанементы одобрительного мальчишеского гула заканчивает он. Однако не все из собравшихся были с ним солидарны: — Великое дело: обыграть в столь суровой ирге малолеток, — недовольно произносит Элин, отнимая от губ чашку с компотом. — Лучше бы чем-нибудь другим похвалились. Вон, даже Минни не интересно всё это выслушивать. — И переводит взгляд на подругу, которая отрешённо перелистывала страницы свежего “Пророка”, не обращая особого внимания ни на кого из их дружной компании. Хотя, в пример этому, по своей тяжести, просто вопиющему недоразумению, всю последнюю неделю она с удовольствием участвовала в каждой их беседе. — Гермиона ненавидит квиддич, — со смешком бесхитростно-дёшево вставляет Лаванда, подобно другим собеседникам, привлечённым указкой Фид, обратив внимание на необыкновенно-обыкновенную молчаливость их одногруппницы. — Не ненавижу, Лаванда, — с лёгкой материнской улыбкой, будто смотря на своё неугомонное чадо, отзывается ведьма, отрывая взгляд от газеты. — Но разговаривать о нём действительно не люблю. Да и не вижу в этом особого смысла: ещё не известно будут ли проводиться матчи. — А ведь и вправду, — тут же подхватывает за однокурсницей Дин, кажется, только сейчас вспомнив, что во время Войны от рук Пожирателей Смерти немало пострадал и стадион. — Будут ли вообще проводиться матчи? Что говорила МакГонагалл? — внимательно заглядывая в глаза Гарри, к которому он, собственно, и обращался, спрашивает Томас. Все ребята уставились на зеленоглазого мальчишку в ожидании ответа. Единственными, кто хоть что-то знал и понимал в этом вопросе, были капитаны школьных сборных. Кем, в общем-то, и являлся Поттер ещё с шестого курса. — МакГонагалл сказала, что никто из учителей ещё и сам ничего не знает, — припоминая совсем нелицеприятный допрос с пристрастием, которому он на позапрошлой неделе подверг директрису, медленно озвучивает её ответ парнишка. — Нанятые школой волшебники сейчас восстанавливают поле, но как долго всё это будет продолжаться никто не знает. Среди завтракающих раздаётся дружное и оттого ещё более унылое недовольное постанывание. Многие из них, в особенности сами игроки сборной гриффиндора, лелеяли надежду оттянуться на соревнованиях и закончить этот год (и эту чёртову школу) со всеми наградами и медалями, так, чтобы об их курсе помнили ещё ближайшие лет двести. Хотя, вряд ли кто-то забудет их очень скоро. Чего только стоило одно Золотое Трио, о котором ещё долго и долго будет ходить всякая молва. — Однако директор также сказала, что при благоприятном стечении обстоятельств мы сможем играть уже в декабре, — спешит добавить младшая Уизли, желая подбодрить друзей. По всему столу тут же прокатилось блеклое, но радостное: «У-у-у!». — Но, если всё так неопределённо, зачем тогда слизерин набирает команду? — не спеша уходить от любимой темы, замечает Финниган. — И почему Малфой решил бросить квиддич? — опершись подбородком на левую руку и мило поигрывая хвостиком – правой, любопытсвует между прочим Парвати. Всё-таки, как девчонка она не могла отрицать, что в форме своего факультета Малфой выглядит чертовски горячо. — Мовет, он фсё-тфаки пфонял, фто хоняфся за Харри… — спешит ответить на её вопрос Рональд, стараясь как можно скорее прожевать свой сэндвич; звучно сглатывает и продолжает: — ... ему нет никакого смысла? — Точно! Гарри ведь непобедим! — выкрикивает в поддержку Дин. — Он ведь даже Того-Кого-Нельзя-Называть одолел!!! — А может всё из-за того, что он Пожиратель? — предлагает свою идею Лаванда, мелко вздрагивая от упоминания этого навевающего страх прозвища. — Вдруг, после всего произошедшего он боится как-то выделяться? — Пф, да брось, самомнение Малфоя о себе раздуто точно так же, как и счёт его семьи в Гринготтсе, — насмешливо фыркает Джинни, подключившись к завсегдашнему перемыванию косточек кого бы то там ни было. — Однако в этом году он действительно привлекает к себе как можно меньше внимания. — И в чём проблема? Год ведь только начался, — с коротким хмыком закрывая “Пророк”, вступает в разговор Гермиона, потянувшись за последним сэндвичем, который ещё не дождался бомбардировки со стороны в один присест поглотившего его собратьев Рональда Уизли. — Какие у вас сегодня планы? — спрашивает она, кидая невнимательные взгляды на своих друзей, пока заворачивает еду в ненужную бумагу. Остальные ребята, понявшие, что на данный момент всеобщий разговор окончен, разбрелись на привычные группки и также принялись обсуждать и строить планы на сегодня. — Куча домашнего задания, — совсем безрадостно делится с ней Элин, бездумно перебрасывая из одной руки в другую большой апельсин. — Может, пойдём все вместе на улицу? И там его сделаем? — С улицей ты это хорошо придумала, — подмечает веснушчатый паренёк, мигом обернувшись к лучшему другу. — Может, сегодня нам стоит отработать пару приёмов? — И где ты этим собрался заниматься? Стадион ещё на ремонте, — припомнив брату итог их рассуждений, с явным скепсисом информирует Джиневра. — Мы могли бы занять поляну возле хижины Хагрида, — без обиняков раздумывает Рон. — Там всё равно никого нет. И Элин бы познакомилась с ним. — И правда, было бы неплохо, — кивает Гарри. — Тем более что тренировка нам никак не помешает. Раз уж Ургхарт начал набирать команду, значит, он к чему-то готовится. И мы тоже обязаны быть готовы! И хорошо было бы навестить Хагрида, с которым они не виделись примерно с середины недели. — Хорошо, тогда я, возможно, приду в гостиную гриффиндора вечером, — подытоживает всеобщие договорённости Гермиона, легко соскакивая со скамьи, и вдобавок к бутерброду захватывая с собой несколько фруктов, рассовав их по всем имеющимся карманам. Как и обещался, Теодор не смог встать с постели на завтрак. А им сегодня, между прочим, предстояло перелопатить целую кучу работы, потому что уже завтра они должны будут предоставить результаты директору, и уже во вторник раздать указания остальным старостам. Поэтому, Грейнджер предстояло нагло вырвать слизеринца из сладких объятий сна и заставить работать. Но перед этим его стоило задобрить небольшим завтраком. А потом, прямо как по накатанной: работа, работа и ещё раз работа! — “Возможно”? — Ты опять уходишь? В тот же момент поступают своевременные вопросы от обоих Уизли, один из которых надеялся, что подруга, как и всегда, по доброте душевной, подсобит ему с домашним заданием, а вторая была недовольна тем, что их снова кинули. Это уже даже на простую привычку не похоже. — Опять? — почти обиженно спрашивает рыжеволосая, вперив в ведьму один из лучших прожигающих насквозь взглядов, что имела про запас в своём довольно обширном арсенале. — Опять побежала к своему слизеринцу? — в свою очередь, хорошо разыгрывая полную незаинтересованность в данной теме, только и любопытствует Элин, укладывая подбородок на ладонь, правой рукой которой опёрлась на стол, и послав однокурснице безмятежный взгляд своих чистых голубых глаз. Её реплика привлекает к себе оставленное было внимание всего честного народа. И Фид не упускает возможности не уколоть очередной болючей шпилькой: — Чувствую я, что кое-кто скоро проиграет мне желание и будет обязан съесть свой многострадальный галстук. Ей точно самое место на гриффиндоре? — Держи карман шире! — возмущённо восклицает ей в ответ Рон, едва успев проживать горсть мармеладок, которые в один присест не далее как десять секунд назад оказались у него во рту. — Гермиона, — обращается он к подруге, и тон его голоса оказался подозрительно похож на тон Артура Уизли, когда тот, в самых-самых редких случаях, принимается отчитывать за поведение свою неугомонную шайку. — Никаких неделовых встреч или разговоров с этими слизнями. Всё, что, так или иначе, будет напоминать собой хотя бы десятую степень романтики, отметай тут же! Мы должны победить в этом споре. И никого ведь, главное, не волнует, что этот спор она не заключала! Зато два ярых спорщика, с которых, в общем-то, и началась вся эта околесица, были готовы вцепиться друг другу в глотки. — А об её личной жизни ты подумал? — праведно возмущается светловолосая, даже слегка пригнувшись, чтобы смотреть кузену глаза в глаза. — Может быть, как раз на слизерине находится её истинная судьба? Любовь всей её жизни?! Интересно, с этого стоит посмеяться или всё же поплакать? — Тогда я не завидую её судьбе, — неосознанно поддакивает кто-то со стороны; по голосу можно было предположить, что это Симус. Да, будь это действительно, хоть немного, хотя бы в десятой степени, так, то Гермиона для начала бы отправилась на лечение на пятый этаж в больницу Святого Мунго. А это, в принципе, и неплохая перспектива. Однако, не желая больше слушать препирательства кузенов, ведьма спешит привлечь к себе внимание характерным покашливанием: — Ребят, я всё ещё здесь. — И дождавшись, пока на неё посмотрят и два бестолковых затейника сыр-бора, и их друзья, и остальные однокурсники, которым бы приспичило собирать и распускать о ней сплетни, она добавляет: — В мои ближайшие планы не входит соблазнение никого из слизеринцев, поэтому, пожалуйста, оставьте свои глупые игры; силы, которые вы на них тратите, можно использовать и в другое, куда более благородное русло. Сказать, что её небольшая пояснительная речь возымела хоть какой-то положительный эффект, было трудно. Потому как Гермиона могла дать руку на отсечение, если бы утверждала, что слышала, как и Рон, и Элин шепнули друг другу что-то типа: «Дождёмся её ухода». Но вступать в новый спор, когда только-только утихомирила старый, было бы глупо; потому, всё ещё памятуя о том, что Джиневра готова затаить на неё злобу (не без основательно, впрочем-то), мисс Грейнджер как можно тяжелее наигранно вздыхает, надеясь и сегодня вызвать в кареглазой хотя бы капельку жалости. — И да, у меня ещё куча дел со старостатом, — согласно протягивает она, давая понять, что всё-таки собирается встретиться с тем самым слизеринцем. — И эссе по истории магии у меня ещё не готово, а ведь уже пора начинать готовиться к ЖАБА, — мягко заканчивает она, в надежде, что друзья её поймут. Джинни и Элин на эту реплику, будто заранее сговорившись и вовремя отрепетировав, только презрительно фыркают, однако ничего уничижающего больше не добавляют. А Гарри и Рон на последних её словах, подобно ей самой, опечаленно куксятся, ожидая, что сейчас подруга непременно прочтёт (кстати, впервые в этом году), ещё одну заунывную, лекцию о том, что и им пора бы перестать пинать балду и начать готовиться. Потому как за уже прошедшие три недели в Хогвартсе они совершенно не торопились работать. Но каково же было их удивление, когда вместо извечных, таких по-родительски привычных, нравоучительных, долгожданных! (и до чего они, спрашивается, докатились?) тирад, их Гермиона только махнула им незанятой рукой на прощание, сказав короткое: «До встречи». Стоп! Собственно говоря, и? Это что, всё? А где же продолжение? Она вот так вот просто их отпустила? Закончив на этом совсем не жизнеутверждающем: «До встречи». И всё?!! — Подожди, — строго осекает её Рональд, когда волшебница уже почти поворачивается к ним спиной. — Ты разве не должна сейчас выдать нам одну из своих речей о том, что мы должны больше внимания уделять учёбе, если хотим сдать все экзамены. Ну, знаешь, типа: — И он снизили голос, стараясь спародировать подругу: — “Мальчики, вы должны взяться за ум, начать учиться. Это ведь для вашего же собственного блага”. И уставившись во все глаза на волшебницу, и Уизли, и Поттер приготовились благоговейно выслушивать её наставления. Но… Легонько прокравшись в их мысли и увидев, что они просто-напросто ждут очередной нагоняй от своей “мамочки”, Грейнджер решила их проучить. Глядишь, со временем они научатся уму-разуму. Так что в ответ на реплику друга сирена только насмешничает, предчувствуя их душевные метания: — Мальчики, — начинает она, также слегка снижая голос практически до противного пищания. — Вы же уже взрослые, — со смешком оглашает и без того общеизвестный факт. — А мне искренне надоело играть роль вашей мамочки. Поэтому, если вы не хотите учиться – это только ваши проблемы… Я оставляю вас с вашими заботами в этой сладкой помойке. Удачи. И радужно подмигнув им на прощание, искренне старясь сдерживать задушевный смех, она идёт на выход из Большого Зала. В это же время где-то за кадром обязательно должны были раздаваться удары гонга, падать самолёты и потерпеть крушение Титаник. Потому что осознание нереальности происходящего и, кажется, собственной брошенности, было сравнимо только с такими катастрофами. И Гарри, и Рон каждый день только и ждали того момента, когда же подруга примется за их образование: достанет их своим вечно-недовольным тоном, пока будет читать никому неинтересные лекции, надаёт парочку тумаков и заставит учиться. К сожалению, в этом году, как и многое другое, и этот план пошёл не по намеченному сценарию.* * *
— Привет, — заблаговременно извещая о своём присутствии, в надежде привлечь чужое внимание, тихо, так, чтобы не нарушать привычной, царствующей в храме старых мудрых книг тишины, и тем более, чтобы не будить временно притихшего на стрёме “дракона”, произносит бархатистый мужской тембр. Добиться желаемого ему удаётся без каких-либо затруднений: — Здравствуй, Блейз, — также тихо откликается ему чуть хрипловатый девичий голос. Чтобы поприветствовать неожиданного гостя, девушке приходится отвлечься и поднять низко склонённую над исписанными мелким почерком пергаментами и завалами разномастной толщины книг голову. Забини с улыбкой встречает знакомый, затуманенный лёгкой сизой дымкой взгляд, и уже более уверенно (не боясь испугать знакомую своим внезапным появлением) проходит вглубь стеллажей, ближе к дубовым столам, за которыми, с головой зарывшись в домашние задания, сидит Полумна. — Над чем корпишь сегодня? — останавливаясь напротив блондинки и упираясь ладонями в спинку стоящего перед ним стула, увлечённо интересуется молодой человек. Слегка вытянув голову, всматривается в содержание лежащих к нему вниз ногами книг, стараясь предугадать ответ волшебницы. Кажется, это как-то связано с Зельеварением. — Домашнее задание по Зельям, — не скрываясь, отвечает Лавгуд, подтвердив его догадку, и наглядно продемонстрировала одну из книг, показав мулату её обложку. — Завтра мы сдаём профессору Слизнорту описание “Сыворотки правды”. Блейз понимающе коротко хмыкает – он только сегодня утром закончил разбираться со всей этой галиматьёй, сделав сразу всю домашку на целую неделю вперёд. — Вот, дописываю последние действия его приготовления. — Она слабо кивает на пергамент, лежащий прямо перед ней, и кладёт обратно на стол книгу, после чего продолжает своим блеклым, почти потусторонним голосом, разговор: — Ты тоже пришёл сюда делать домашнее задание? — Не совсем, — сознаётся, слегка встряхивая древнюю, как сам этот мир, толстенную книгу, которую прижимал к туловищу рукой. — Есть кое-какие вопросы, которые недавно заставили меня к себе обратиться – теперь я ищу на них ответы. Долго, упорно, без сна и без отдыха – всё прямо так, как завещала Пэнси. На что они с Драко только безжизненно кивали своими пустыми головами. — В последнее время ты очень часто остаёшься здесь допоздна, — не отвлекаясь от переписывания нужной информацию с книги, замечает девушка, будто прочитав его мысли. — Даже сегодня ты просидел здесь достаточно долго, а ведь сегодня выходной… всё из-за этих самых вопросов? Да уж, догадливости ей не занимать. — Ты за мной следила? — с лёгким игривым прищуром спрашивает парень, раздумывая над тем, что лучше ответить на прямо поставленный его знакомой вопрос. — Я пришла в библиотеку в обед, когда ты тут уже был, — совсем безразлично декламирует она. И этот холодный тон (не наигранно холодный, не вынужденно холодный и даже не напускной! а просто холодный. Прямо как морозная стужа) заставляет мага зябко поёжиться. Даже несмотря на уже довольно близкое знакомство с этой странной девушкой, он всё никак не мог привыкнуть к тому, насколько она может быть безэмоциональной. Причём не играть в отсутствие эмоций, а, кажется, действительно их не иметь. Разве такое вообще возможно? — А сейчас уже, — она оглядывается на ближайшие напольные часы, такие же дряхлые и зачахлые, как и все жители любовного гнёздышка мадам Пинс, которые, к слову, уже показывают полседьмого. Да, он действительно засиделся сегодня допоздна. Что ж, чего не сделаешь ради друга, не так ли?* * *
— Может, нам стоит сходить на вечернюю прогулку, как думаешь, Драко? — проходясь по его и без того болезненному сознанию, как стайка пикси при нападении на какого-нибудь отчаянного глупца, своим раздражительным пискляво-девчачьим голоском, жизнерадостно щебечет Астория в перерывах, когда её рот не занят едой. — Ночи сейчас тёплые и ясные, как раз то, что нужно для романтичной атмосферы. Малфой на это ничего не отвечает, то и дело, боясь сорваться и сделать что-то такое, о чём позже придётся пожалеть. Нет, не потому что его совесть (которой у него и нет) загрызёт, а потому что его заставят пожалеть. Хотя, конечно, желание заставить её умолкнуть было очень, очень, очень мощным. — Или может наоборот, ты хочешь побыть в нашей гостиной? — задаётся новым вопросом брюнетка, заглядывая своими большими зелёными глазами прямо ему в зрачки в ожидании ответа, которого так и не следует. Спокойствие. Он должен сохранять просто змеиное спокойствие. И не провоцировать никаких слухов, пересудов и непотребств. Впрочем, расстраиваться по поводу его капитального многозначительного молчания девчонка не спешит, даже не думает о том, честно говоря, а, наоборот, с каким-то диким, до селе неведомым, большим рвением пускается во всё новые рассуждения. Мерлин, помоги. От Пэнси, беззаботно сидевшей прямо напротив них и услужливо уткнувшейся в какой-то свежий выпуск её любимого модного журнала, слышится заливистый смешок. Драко непроизвольно стискивает покрепче зубы. Он, конечно, догадывается, практически убеждён, что не будь они сейчас окружены сотней учеников, и также представителями их холодного факультета, она бы дала себе волю и закатилась от пробирающей самое нутро истерики в полный голос. В первую очередь с него самого. Да, он уже говорил об этом, но не прочь повторить вновь: у него хреновые друзья. Вместо того чтобы посочувствовать и помочь ему отцепиться от этой маленькой недалёкой выскочки, которая с чего-то решила оставить свой пост немого наблюдения и перейти к активным действиям, Паркинсон только выдала насмешливое: «Раз обесчестил девушку, то теперь ты обязан на ней жениться», – и больше с ним об этом не заговаривала. Вообще ни о чём с ним не говорила. Даже парой слов не пыталась перекинуться. Более того, она сегодня как будто избегала его (он знал, что всё это было специально, лишь бы оставить его и Асторию одних), заставляя вариться в собственном соку наедине с младшей Гринграсс, которая прилипла к нему не хуже, чем прилипают мелкие противные докси к старым портьерам. Блейза тоже не было целый день. Но он, скорее всего (как они втроём и договаривались), был в библиотеке, так как наступила его очередь искать информацию о каких-то там соулмейтах, ставших первой и единственной весомой зацепкой за всё время его, уже их, продолжительных поисков. Надежда внезапно постучалась в его двери, даря призрачный шанс на то, что всё ещё можно исправить. Вот только хорошее настроение, навеянное отрытыми не так давно новостями, начало постепенно угасать, потому что дальше они так и не продвинулись. А ещё теперь над его душой вдруг взвилась эта маленькая потаскуха, решившая было свить себе гнездо прямо на его совсем не железных нервах. — … ты же хорошо разбираешься в зельях, как раз бы помог мне с парочкой рецептов. Профессор Слизнорт, конечно, не тиран, но домашки задаёт так много, не меньше, чем МакГонагалл, что я почти ничего не успеваю… — только и продолжает верещать ему под ухо Астория, кажется, совсем не замечая того, что скоро он взорвётся. — Где Блейз? — впервые за последние пару часов подав голос, который оказался непривычно приглушённо-хриплым, спрашивает Драко в упор смотря на свою “хреновую” подругу. Гринграсс-младшая, так нагло перебитая им прямо в середине своего совсем не содержательного монолога, только уныло притихает. О, да. Наконец-то! Паркинсон медленно отрывает ничего не выражающий взгляд от своего глянцевого журнала, смеряет оппонента хитрым прищуром, немного молчит, видимо, обдумывая, стоит ли ему хоть что-то говорить или пусть так дальше и сидит, убиваемый собственным гневом и капающей на мозг сокурсницей, а потом плавно протягивает, очевидно, решив, что с него на сегодня хватит (видок у него был не самым презентабельным, и глаза горели какой-то опасной холодной яростью): — Полчаса назад я видела его в библиотеке; наверное, он скоро к нам присоединится. «Хорошо бы, если так», — совсем не весело думается молодому человеку, который одним только усилием непонятно откуда взявшейся воли заставлял себя оставаться на месте и не рявкать в сторону одной не умолкающей занозы в его заднице. — А где Тео? — обводя взглядом стол и до сих пор не замечая за ним и второго друга, не перестаёт допытываться он. Пэнси снова смотрит на него своими пронзительными тёмно-зелёными глазами и только молча пожимает плечиками, мол: не знаю. — Кажется, он с Гермионой Грейнджер был в библиотеке, — спешит ответить на вопрос возлюбленного малышка Тори, не обращая ровным счётом никакого внимания на то, как при упоминании запретного имени (чего она, конечно же, не знала) слизеринец, сидящий по правую руку от неё, внезапно напрягается всем телом, а брюнетка напротив раздосадовано закатывает глаза. Великий Салазар Слизерин, почему эта девчонка так неуместно болтлива? Малфой вперяет в подругу нечитаемый взгляд, как будто бы только и ждёт того момента, когда она выдаст ему всю подноготную этих двоих, совершенно позабыв, что Пэнси и сама-то толком ничего не знает. По крайней мере, из того, что происходило или, может быть, даже происходит там в библиотеке. Где-то на периферии сознания его хищник оскаливает по-звериному клыки. В библиотеке, значит, да. Наедине. Со всей этой чёртовой работой и сближающей рутиной. Прекрасно. Просто охуительно! — Я наелся, — небрежно бросает он, стремительно вставая из-за скамьи, оставляя одних ничего не понимающую Асторию и сокрушающуюся над действительностью бытия Пэнси. Жёсткой походкой преодолев довольно немаленькое расстояние от стола змеиного факультета и до входных дверей, он попутно расстёгивает полы чёрной мантии, в которой внезапно стало так неудобно и трудно дышать. Вейла в нём бушует. Требует отправиться сейчас же на незамедлительные поиски своей пары и до безобразия обнаглевшего Теодора, который смел подбивать к ней какие-то свои клинья. Стоило бы преподать этому горе-любовнику хороший и запоминающийся на долгое будущее урок, отправив в него какое-нибудь дурное и тяжёлое проклятие, чтобы даже мадам Помфри ещё несколько месяцев ломала голову над тем, как его можно было бы снять. А ещё лучше было бы, если бы он хорошенько съездил по смазливому личику Нотта кулаком, сломав при этом челюсть. Ну, или хотя бы нос. Совершенно по-маггловски и оттого ещё более действенно. Да, всё это было бы просто прекрасно. Но такое поведение было не достойно Малфоя. И уж тем более причиной раздора между ним и детским другом не могла быть какая-то паршивая грязнокровка. Потому, пока рациональная (человеческая) часть Драко ещё не ушла в закат, помахав при этом напоследок своей шаловливой ручонкой, он насилу заставлял себя идти в подземелья, не смея даже смотреть в сторону библиотеки. Он не даст слабину. И не позволит ни своей сумасшедшей второй сущности, ни тем более Грейнджер победить. — С дороги! — совсем не благодушно рявкает, когда на его пути внезапно вырастает один из учеников. Не сбавляя темпа, он на полном ходу находит на этого щуплого, меньше его на целых две головы, мальчишку, нехило ударяя своим плечом по его плечу, из-за чего многочисленные пергаменты, книги и перья, которые тот пытался удержать в руках, тут же каскадом рассыпались по каменному полу коридора. Кто-то в небольшой толпе, что собралась здесь, видимо, готовясь разойтись кто куда, громко рассмеялся и обозвал мальчугана растяпой, кто-то зашептался, кто-то неодобрительно покачал головой, а две девчонки, очевидно, однокурсницы этого парнишки, кинулись помогать ему собирать своё шмотьё. — Можно быть и поаккуратнее! — прикрикивает слизеринцу вдогонку тонкий мальчишечий голосок, который вот-вот начал ломаться. Драко Малфой, уже было преодолевший пространство между ними в три метра, внезапно останавливается как вкопанный. Всё ещё обуреваемый собственным гневом, доведённый практически до белого каления разговорчиками своей неугомонной подружки и засидевшийся в амплуа тихого нелюдимого подростка, боящегося сделать даже один единственный шаг, который мог бы оказаться неверным, Драко медленно, так тягуче растянуто и оттого ещё более зловеще, действуя, как истинный хищник, поворачивается на сто восемьдесят градусов, чтобы посмотреть на этого отчаянно-смелого юнца. — Что ты сказал? Малфою не нужно было даже смотреть на него, чтобы точно знать, что мальчишка напуган. И напуган не потому, что нагрубил старшему ученику или Пожирателю Смерти, о чём знали все в Хогвартсе, а потому что против него сейчас стоял даже не человек. Это было животное. Зверь. Хищный, опасный, ужасающий. Это было, наверное, единственным, что нравилось Малфою в новом себе: он был сильнее и свирепее любого человека, любого взрослого мужчины или искусного волшебника. И люди это чувствовали на каком-то своём интуитивном уровне. И боялись. До дрожи. До скрежета зубов. До трясущихся конечностей. Боялись до того, что не смели сделать в его присутствии даже одного грёбаного вдоха. Так же, как сейчас его боялась вся эта разношёрстная толпа, ставшая нежеланным свидетелем этой маленькой перепалки. Но худосочный мальчишка, приверженец дома Гриффиндора, видимо, хотел показаться бесстрашным, хотя Драко прекрасно видел, как от страха трясутся его коленки, потому как его рот начал открываться, очевидно, в новой колкости. — Ты уверен, что хочешь сказать то, что хочешь? — елейным голосом, внезапно став совершенно спокойным (наконец, ощутив, что сейчас сможет спустить весь свой пар), спрашивает у него размеренно у него слизеринец прежде, чем изо рта мальчишки вырвались бы первые звуки. «Ну же, давай, будь достойным сыном своего дрянного факультета и возрази мне», — мысленно уговаривает его блондин, надеясь, что на этой скудоумной концовке всё не закончится. Он ещё очень, очень, очень чертовски зол. И эту агрессию просто необходимо куда-нибудь выплеснуть. Десять. Ровно десять секунд ушло у парнишки на то, чтобы собрать всю свою гриффиндорскую гордость в кулак, сквозь призму страха взглянуть на подавляющего его (да и всех здесь, в общем-то) какой-то мистической силой оппонента и прописклявить своим сломанным голоском: — Я хотел сказать… — На первых порах он вполне ожидаемо запинается. — Что… что ты бы мог смотреть… то есть я хотел сказать: ходить… да, ходить немного… аккуратнее. Вот, — подытоживает волшебник, с недоумением наблюдая, как губы слизеринца растягиваются в зловещей плотоядной усмешке. Малфой делает несколько коротких медленных шагов в сторону этого нежданно расхрабрившегося юнца, и походка его мало напоминает собой человеческую. Он был больше похож на тигра, который до этого отчаянно голодал несколько месяцев, и именно сейчас, буквально в данный момент, вдруг внезапно заприметил недалеко от себя аппетитную косулю, готовый кинуться на неё при малейшем её неверном движении. — Ты, правда, считаешь, — начинает маг, продолжая наступать и с тешащим его отнюдь не скромное эго любованием наблюдая, как толпа вслушивается в его шёпот. — Что можешь указывать, где и как мне ходить? — Н-н-но я… я лишь сказал… — как бешеная птица, метясь глазами от одного очевидца пока ещё не произошедшей трагедии к другому, будто (без будто) выискивая в этих несчастных зеваках поддержку, лепечет светловолосый, то и дело попеременно сглатывая обильно скопившиеся во рту слюни. — Я лишь сказал… — По мне разве не видно, что мне нет абсолютно никакого дела до твоих оправданий? — наиграно-вопросительно выгибая правую бровь, задаёт вполне риторический вопрос Драко. — Я спросил тебя о том, думаешь ли ты, что можешь мне указывать. О, да, он упивался этим раболепным страхом. — Но я лишь сказал… — начинает старую песню парнишка, и тут же испуганно ойкает, когда от его собеседника слышится очень даже реальный звериный рык. И смотря прямо в глаза старшекурсника, Деннис Криви, а этот самый парнишка был именно он, с нескрываемым ужасом наблюдает, как серая радужка чужих глаз постепенно становится полностью чёрной. Такое ни то, что в маггловских фильмах, даже в страшном сне не приснится. — А теперь послушай меня, сопляк, и запомни на всю оставшуюся жизнь, — в каких-то незначительных полшага преодолевая последние полметра между ними, шипит блондин, и лицо его, и без того худое, стало как будто ещё тоньше и страшнее. — Никто не смеет мне указывать, что делать. Я хожу по этой школе так, как сам того пожелаю, и делаю то, что хочу. И если ты ещё хотя бы раз осмелишься пропищать мне что-нибудь нечленораздельное из своего скудоумного арсенала, я обещаю: твоё тело будут доставать из желудка Гигантского Кальмара, в который ты, по счастливой неосторожности, залезешь сам. Мне ведь не нужно напоминать тебе, кто я такой? И нет, если вы могли ошибочно предположить, что он просто оговорился, то спешим Вас заверить, что нет. Говоря последнее предложение, Драко имел в виду далеко не то, что он – Малфой и аристократ. Нет. Он говорил о Тёмной Метке, что, вот уже как три года, красовалась на его левом предплечье, извечно напоминая о том, кто он такой всегда был, есть и будет на самом деле. Дождавшись от мальчугана, который уже и не смотрел на него, а отчаянно прожигал дыру в своих школьных ботинка, несмелого кивка, Малфой удовлетворённо хмыкнул. — Хорошо, а теперь пошёл с глаз моих прочь, поганый грязнокровка, — торжествующе заключает он, чувствуя, как потихоньку бразды праведного гнева отпускают его из своих сетей, и уже строя планы на этот вечер. Но не успел ещё сладкий привкус победы, сохранившийся на самом кончике языка, улечься удовлетворённой массой в его желудке, как всё его тело в ожидании напряглось, стоило ему только едва-едва уловить нотки до боли знакомого терпкого запаха, а затем не менее ненавистный голос заговорил: — Достаточно, Малфой. Драко буквально чувствует, что сорвал куш. И губы его сами по себе растягиваются в извечной лёгкой самодовольной улыбке. — Прибежала спасать одного из своих бестолковых ушлёпков, Грейнджер? — максимально расслабленно любопытсвует он, не спеша повернуться лицом к своей главной дилемме в жизни. Сначала нужно было выровнять дыхание, сбавить пульс и дать звериным чертам его Вейлы покинуть его человеческий облик, потому что Грейнджер, к его праведному сожалению, далеко не дурочка и способна, если не понять, то хотя бы заподозрить всё с самого полуслова-полувзгляда. — Спешу тебя огорчить, но ты с этим опоздала – мы разобрались без тебя, — усмехается он. — Я так и поняла, — не разделяя весёлого тона, откликается Гермиона, внимательно вглядываясь в младшего брата Колина Криви, которого Малфой едва не заклевал. — Деннис, иди ко мне, — мягко просит она. Её тон почему-то до колик в животе напомнил Драко материнский голос. Светловолосый мальчишка долго не сопротивлялся, и, стоило Главной Старосте его позвать, он тут же бросился в её сторону, в поисках защиты. — Побежал под крыло своей мамочки? — проследив краем глаза за трусливым побегом гриффиндорца, констатирует сероглазый, показательно щёлкнув языком. К сожалению, остроумный подкол так и остался без внимания, потому что никто даже не осмеливался раскрыть рот в присутствии Старост. — И вот она, во всей своей красе, хвалёная гриффиндорская гордость, — медленно поворачиваясь лицом к новым участникам наспех сымпровизированного шоу, продолжает плескаться ядом молодой человек. Отступившая было злоба, не только не покинула его, но как будто нахлынула с новой силой, и к тому же приплыла в сопровождении завсегдашней ненависти Драко к самому себе. К своим слабостям, которые, как по злому року судьбы, раскрывались в присутствии только одной девушки в этой чёртовой безмерно-огромной (но это явно не было его помощником) Вселенной. — Я, кажется, сказала прекратить, Малфой, — строго прерывает его ведьма, смиряя всю его излишне спокойную фигуру гневным взглядом. — Ты уже в избытке и наговорил, и сделал. Не зарабатывай на свою голову ещё больше проблем. Медленно делаем вдох – раз, два три – и ещё более медленный выдох. Сохраняем спокойствие. Только, блядь, спокойствие. Так, как его учили. — Не постесняюсь спросить: а иначе, что, Грейнджер? — преследуя её последнюю реплику, уточняет Драко. Он в удивлении приподнимает бровь, будто пытаясь предугадать: — Попытаешься со мной поспорить? Лишишь факультет баллов? Накажешь меня? О, да. Он наконец-то завладел её вниманием. — А ты жаждешь быть наказанным? — с лёгким прищуром интересуется его собеседница, почему-то зацепившись именно за это предположение-предложение, и против воли Малфой задумался о том, каким бы могло быть его наказание. (Пояснять, что взгляды этих двоих на сущность наказания были довольно различны, наверное, было бы излишним). Драко прикрывает глаза, в надежде, что гриффиндорка не видела того, как они почернели, и слегка отворачивает голову влево, стараясь не смотреть ни на кого из присутствующих. — Я жажду, наконец, избавиться от окружающего меня мусора, который почему-то всё ещё носит звание учеников Хогвартса, — в своей любимой манере растягивает он, самым краешком глаза замечая, или нет, почти физически ощущая, как его пара закатывает глаза. Господи, он так не хотел этого, но всё равно чувствовал её слишком хорошо. Слишком близко. Так близко, как будто их разделяли не три метра, а… А... Как будто их не разделяло ничего. Совсем. Совершенно. Как будто между их телами, кожей и душами не было и миллиметра свободного пространства. И от понимания этого каждый раз становилось только херовее. — Ты, видимо, ещё не знаешь, но тирания Волна-де-Морта была истреблена с падением твоего хозяина, — надменно фыркает ему в ответ девушка, и от упоминания ещё не менее ненавистного имени и ещё более ненавистного статуса Драко всё же переводит на неё взгляд. Достаточно быстро, чтобы заметить, как за её спиной его друг, Теодор, пытается дать волшебнице праведный совет, что разборки им сейчас ни к чему, но та только махает ему нетерпеливо рукой, пресекая его смелые, но тщетные попытки, её, их, остановить. В животе растекается что-то тёплое и удовлетворительное. Как будто злорадство над неудачей Нотта. — В школе могут обучаться маги любой чистоты крови, как повелось ещё тысячу лет назад, — будто выуживая информацию со страницы какой-нибудь старинной книжонки, декламирует сирена. — И не тебе рассуждать о том, кто достоин обучаться магии, а кто нет. — А кто же тогда будет над этим рассуждать? Может быть ты? — не отступает колдун, непроизвольно, подстёгиваемый собственной взбурлившейся кровью, делая шаг ближе к ней. — Ещё одна грязнокровка, попавшая в этот мир по чистой случайности и решившая навести здесь свой порядок? — практически выплёвывает он. Малфой жадно вглядывается в девичье лицо напротив, с каким-то маниакальным желанием ожидая, когда в её глазах появятся блики страха, что так ощутимо присутствовал во всех собравшихся зеваках, или, что ещё лучше, намёк на слёзы. Но, чёрт возьми, не тут-то было! Грейнджер даже не дрогнула, когда он в очередной раз указал ей на её грязное место. Не пошевелила ни единым мускулом. Не повела (в её любимой манере) невозмутимо плечом. Не соизволила хотя бы немного попытаться притворится, что это её как-то задело. Сука! Какая же она всё-таки сука. Великий Салазар, ну почему ей всегда нужно быть исключением во всём и везде?! — Да, я грязнокровка, — совершенно холодно, и что главное, неожиданно оглашает она, внезапно подступив ближе. И Драко почему-то кажется, что делая эти незначительные, но весьма ощутимые шаги навстречу друг другу, они ступают на тропу чего-то неизвестного, непонятного. Неотвратимого. Совершенного. — А ты чистокровный, — констатирует девушка, неосознанно складывая руки под грудью. Она, наконец, ощутила ту тяжёлую ауру, что нёс за собой слизеринец. И в который раз пребывала в замешательстве, не в состоянии понять, что с ним не так. Что он такое? — Вот только посмотри на себя, тебе ведь даже больше нечем похвалиться, кроме как своей чистой кровью, — окинув его незначительным, поверхностным взглядом, который так и говорил: «Ты не стоишь моего внимания», – продолжает накалять обстановку шатенка. — Вот откуда у тебя этот комплекс неполноценности? Единственным, что мешало слизеринцу выхватить из кармана мантии свою волшебную палочку и пустить в эту наглую дрянь какое-нибудь совсем нелицеприятное заклятие, была его Вейла, которая робела и была готова поклонятся, словно какому-то богу или идолу, своей Истинной. — Ещё слово, Грейнджер, и я… — начинает было сероглазый, стараясь ментально подавить противницу, которая, к слову, должна быть привязана к нему не меньше, чем он к ней, и обязана повиноваться каждому его слову. Разве не так должны себя вести истинные пары вейл? Но гриффиндорка, в свою очередь, даже не позволяет ему закончить, обернув его же слова против него самого: — Не постесняюсь спросить: а иначе, что, Малфой? — Она над ним искренне насмехается. — Накажешь меня? — Она кивает на карман его мантии, где он удерживает руку с палочкой наготове. — Используешь на мне какое-нибудь изощрённое проклятие, которому тебя обучили твоя сумасшедшая тётка или твой Господин? Рывком преодолев разделявшее их расстояние и остановившись в каких-то жалких двадцати сантиметрах от миниатюрной девчушки, блондин с нескрываемой злобой в глазах смотрит на неё, зашипев так, чтобы слышала только она: — А ты хочешь это проверить? Давно не бывала в больничном крыле? Или, может, ты жаждешь сыграть сразу в ящик? — А ты хочешь попытаться, Малфой? — не менее сурово спрашивает кареглазая. Однако Драко, совсем слегка опешив, готов был поклясться, что только что видел, как радужка её глаз на мгновение стала золотисто-янтарной. У него уже начались галлюцинации? Что это было? У него от злости какой-то нездоровой пеленой застилает глаза? Или это из-за продолжительной болезни, которая начала приобретать новую форму? А может вообще всё сразу? Мерлин, ну что с ним не так? — Был бы не прочь, — только и отвечает маг на её прошлую реплику, с неприкрытым интересом вглядываясь в карюю радужку глаз оппонентки, в ожидании, что сейчас всё либо повторится, и это будет что-то да значить, или, что всё останется так, как есть, и он поймёт, что поставил себе верный диагноз. Похоже, что из них двоих, он и есть тот самый, кто скоро точно сыграет в ящик. — Но знаешь, марать о грязнокровку руки не слишком-то охота, — продолжает гнуть свою линию Драко, наконец, оставив свои тщетные попытки. И как будто бы лениво добавляет: — Попроси кого-нибудь ещё, он или она обязательно тебе с этим помогут. Грейнджер, явно оценившая его