Когда сквозь тело идет смертельный ток,
Когда вся кожа — один сплошной ожог.
Когда ты здесь,
Земля уходит из-под ног.
Когда ты здесь со мной,
Земля уходит из-под ног.
[Земля уходит из-под ног. Сплин]
…
Чимин почувствовал, как что-то упиралось ему в поясницу. В полудрёме он запрокинул руку за спину, чтобы узнать, что это, и убрать, так как оно мешало. Моментально проснувшись, как только его пальцы скользнули по чужой резинке трусов, Чимин почувствовал, как его щёки начали гореть, а сердце сильно биться. Он аккуратно, но быстро встал с постели, стараясь не разбудить спящего Хосока, ничего не смог с собой поделать и позволил себе посмотреть. Хосок по привычке спал в одной футболке и боксерах, которые сейчас слегка просвечивали. Он лежал на боку, подложив ладонь под щёку. Футболка наполовину задралась, открывая пресс и выпирающие рёбра, по которым так и хотелось провести ноготками. Чимин наконец прекратил поедать Хосока глазами и опустил их в пол, облизал губы, сглотнул, накрыл Хосока одеялом и ушёл в ванную постоять под душем, снять напряжение, сдерживая высокие стоны, кусая губы и думая о том, что только что трогали его пальцы и что ещё он хотел бы потрогать. Когда Чимин вышел, Хосок ещё спал. Тогда он тихонько достал из-под кровати коробку и, вытащив из кармана пижамных штанов несколько лепестков, убрал их в коллекцию. «Хорошо, что он спит. Надеюсь, меня не было слышно…» Убрав обратно коробку, снова проверив спит ли Хосок, Чимин отогнал лишние мысли, мешавшие ему трезво соображать, грозящие новым возбуждением, переодел пижаму и, взяв телефон, ушёл на кухню. Там он заварил чай и сел, прислонившись к стене, чтобы посмотреть новый эпизод сериала. Минут через десять проснулся Хосок. Он потянулся в кровати и поднял голову, чтобы проверить Чимина. «Уже встал», — подумал он, снова потягиваясь, переворачиваясь на спину и широко зевая. Хосок потянулся, чтобы убрать одеяло и широко распахнул глаза, когда увидел холмик между ног. «Чёрт! Надеюсь, Чимин не видел…» — Хосок сел в кровати. Дверь в ванную была открыта, поэтому он, как можно скорее, прикрываясь рукой, побежал туда. Сидя в наушниках и полностью погрузившись в сюжет, Чимин не заметил, как Юнги по старой привычке, не предупреждая и не спрашивая, открыл дверь своим ключом и вошёл в квартиру. Поэтому вздрогнул, позорно пискнув, когда Юнги дотронулся до его плеча. — Хён! — сказал он, убирая наушники, — Хён, что это такое! Это моя квартира, ты меня напугал. — И тебе доброе утро, Чимин-а. Что, совесть не в порядке? — Утро, хён… — Чимин выключил телефон и положил его на стол, вставая, чтобы приготовить Юнги кофе, который вчера купил специально для него. Можно было даже не спрашивать, Юнги всегда был готов выпить кофе, в любое время дня и ночи. Чимина раньше это даже удивляло, но перестало после случая, когда бессонной ночью он однажды наткнулся на Юнги, пьющего экстрабольшой американо, который в полночь раздобыл в своем любимом круглосуточном кафе. «Только у них есть экстрабольшой», — сказал он однажды, когда они в очередной раз зашли туда. После этого Чимин просто признал тот факт, что кофе для Юнги — это всё равно что сон, солнечный свет и вода. Основная вещь, нужная для его полноценной жизнедеятельности. — Как ты себя чувствуешь? Уже поел? — спросил Юнги, садясь на нагретое место. — Мне полегче, спасибо, хён. А насчёт завтрака… Я еще не готовил. — Я так и знал, — сказал он. — Я принёс еды. Вот здесь, в пакете. — О, спасибо, хён. Это очень мило, — Чимин улыбнулся, ставя перед ним кружку. — Чимин-а, кофе пахне-е-ет! Я взял твоё полотенце, ты не против? — Хосок вошёл в кухню, перебирая мокрые волосы, еще не переодевшись, то есть в футболке и трусах. При виде Хосока лицо Юнги смешно вытянулось, он посмотрел сначала на него, застывшего на пороге, потом на его боксеры, потом на Чимина и снова на Хосока. Хосок при виде Юнги сначала удивился и, узнав в нём парня из кафе, почувствовал жгучий укол ревности и даже какой-то обиды, а ещё смущение. Увидев, как Юнги отреагировал на его внешний вид, он поспешил поздороваться, извиниться и скрылся в комнате, чтобы надеть штаны, очень неприлично ругаясь про себя. — Чимин, я… не вовремя? — спросил Юнги, насмешливо поднимая бровь, заставляя Чимина краснеть. — Просто друг, хён. Он ночевал у меня сегодня, — Чимин уткнулся в свою кружку. — Просто друг, который просто ночевал, просто ходит в трусах по твоей просто квартире? Чимин не нашёл, что ответить. — Расслабься, мне всё равно, — усмехнулся Юнги. — Эх, придётся теперь предупреждать, когда захочу зайти, вдруг что увижу… — Юнги-хён… — Чимин замялся, покраснел и не нашёл ничего лучше, чем вновь просто уткнуться в свою кружку с чаем. — Он красивый, Чимин, — сказал Юнги уже серьёзно, наблюдая реакцию Чимина. — Познакомь нас хотя бы, — он улыбнулся и отхлебнул кофе. Хосок снова зашёл на кухню, одетый, смущённый, растрёпанный, и сел за стол напротив Юнги. — Юнги-хён, это Хосок-хён. Хосок-хён, это Юнги-хён, — щёки Чимина всё ещё горели. — Я его брат, приятно познакомиться, — Юнги протянул Хосоку руку. У Хосока камень с души упал при слове «брат», и Юнги это увидел, понял, прекрасно читая лица и жесты. Врождённая способность не раз выручала его, иногда позволяла кем-нибудь манипулировать или просто наслаждаться, просвечивая людей рентгеном глаз, отправляя сигналы в специальную машинку в мозге, практически безошибочно распознававшую скрытые мотивы. Сейчас он наслаждался, наблюдая странный театр этих, без сомнения влюблённых, детей. «Имею право, — подумал Юнги, когда робкие слова совести послышались в его голове. — Это слишком мило и смешно. Оба такие смущённые, такие нерешительные. Сто процентов ещё и не знают, что всё взаимно. Сто процентов ревнуют к каждому знакомому. Сто процентов дрочат на фотки друг друга по ночам, и сто процентов чувствуют себя жалкими… Идиоты». Юнги усмехнулся собственным мыслям, опустив глаза на тёмный напиток, плеснувшийся в кружке, когда Юнги повёл рукой. «Чимин же болен. Страдает, и не за что. Чёрт, всё же очевидно, вон как этот Хосок на него пялится… Нужно что-то сделать. У Чимина уже бутоны. Это Эрантикс, значит, цветы начнутся через… — Юнги старался вспомнить страницу из справочника, — примерно полтора месяца. Время ещё есть. Может, они и сами разберутся. Хотя… — Юнги отхлебнул кофе. — Ладно, пусть пока сами». После завтрака Намджун забрал Юнги на мотоцикле и они поехали в студию звукозаписи, где их ждал Джин. У него сегодня был выходной, и он решил провести его вместе с начинающими артистами, которые из-за своего рэпа элементарно забывали даже поесть. Поэтому мамочка-Джин должен был присмотреть за ними. А Чимин стал собираться на прослушивание. Одевшись в уже заранее приготовленную одежду, он вытащил из шкатулки свой талисман — маленький круглый кулончик на черном шнурке. Чимин всегда брал его с собой, с самого первого выступления, когда мама повесила его ему на шею со словами: «У каждого творческого человека должен быть свой талисман». Сейчас, смотря в зеркало, Чимин надел кулон, убирая его под футболку и вспоминая мамины слова. В зеркале появился Хосок, лучезарно улыбаясь. — Чимин-а, ты готов? — Да, Хосок-хён, я порву их всех! — Чимин сжал маленький кулачок и гордо поднял его над головой. — Вот это настрой! Одобряю, — Хосок улыбнулся ещё шире, Чимин смущённо улыбнулся ему в ответ. — Поехали, хён, нельзя опаздывать, — сказал он, оторвав взгляд от зеркала и натягивая куртку. — Да, — Хосок оделся и подал Чимину его сумку, поправив на плече свою. Утро размазалось серой краской по тихому городку, только кое-где пятнами мерцала разноцветная листва, разбавляя блёклый фон. Небо было однообразным, скучным, однотонным, лишь с восточной стороны отличаясь более тёмными оттенками. На автобусной остановке было совсем тоскливо. Стёкла были обклеены какой-то глупой рекламой, где-то разрисованы противным, бессмысленным жёлтым граффити, мусорка была полна покусанных бычков, пачек от сигарет и помятых банок из-под газировки, лавочка была наполовину сломана — кое-где недоставало дощечек. Автобус пришлось ждать десять минут, за которые Чимин успел обойти остановку несколько раз, по нескольку раз прочитать каждое объявление на стекле, применить несколько попыток к расшифровке граффити, несколько раз заглянуть в мусорку и один раз её пнуть, несколько раз пересчитать целые дощечки в лавочке, несколько раз зевнуть, несколько раз посмотреть на часы. Много раз нервно простучать дробь ногтями по вывеске с расписанием автобусов, много раз нервно вздохнуть, много раз постучать ногой об асфальт, много раз посмотреть на Хосока и много раз ругнуться у себя в голове. Хосок, наблюдая за Чимином, старался его успокоить, в душе прекрасно понимая, что нервозность перед выступлением ничто не в силах побороть. Он несколько раз ободряюще похлопал Чимина по плечу, несколько раз обошёл вместе с ним остановку, несколько раз предложил Чимину присесть, несколько раз повторил, что у них ещё полно времени, несколько раз посмотрел на расписание автобусов, несколько раз повглядывался в номера проезжающих маршруток, несколько раз вставал, подходя к Чимину, и несколько раз садился обратно на скамейку. Много раз царапал внутреннюю ткань кармана куртки, много раз закусывал губу, много раз закрывал глаза, много раз заставлял себя не обращать внимания на ноющую боль в груди, много раз порывался пойти в аптеку, что была в двух кварталах отсюда, и много раз себя останавливал, боясь, что может не успеть к приходу автобуса или раскрыть свою болезнь Чимину. Когда пришёл автобус, он стал облегчением для обоих. Чимин наконец смог глубоко вдохнуть, а Хосок смог смириться с тем, что ближайшее время ему чёртовы таблетки не достать. Впереди сидели двое ребят с такими же сумками, как у Чимина и Хосока, они о чём-то говорили, иногда посмеиваясь и толкаясь. Сзади — какой-то старичок и девушка, залипавшая в телефон. Было относительно тихо, не считая парней на первом сиденье. Ехать нужно было почти до конечной, а это значило, что Чимин и Хосок могли успеть посмотреть одну серию фильма, что помогло Чимину ненадолго отвлечься. Хосоку не очень-то нравился этот сериал, но он смотрел, потому что это был любимый сериал Чимина, потому что вышел новый сезон и потому, что Чимин хотел, чтобы он посмотрел. Это было понятно по тому, как красочно и восторженно Чимин его описывал, предлагая Хосоку глянуть хоть одну серию. И Хосок смотрел, склонившись рядом с Чимином, чувствуя его дыхание рядом со своей щекой. Левый наушник иногда выскакивал из уха, так как наушники у Чимина были маленькие, неподходящие Хосоку. На финальных титрах, когда заиграла главная мелодия, Хосок глянул в окно и, засмеявшись, толкнул Чимина в плечо, говоря, что они чуть было не пропустили нужную остановку. Они поспешно встали и вышли за ребятами с первого сиденья. Остановка была прямо напротив здания агентства, устраивающего прослушивание. Увидев вывеску «S&T», Чимин снова занервничал и почувствовал, как сердце ускорило ритм. Они с Хосоком прошли внутрь, а после поднялись на второй этаж, куда им указала девушка за стойкой регистрации. Большой хореографический зал был почти пустым, там было много сумок, но всего пять или шесть человек. Кто-то переодевался, кто-то растягивался, кто-то рылся в вещах, кто-то повторял хореографию, шепча губами ритм, кто-то, покачивая головой, слушал музыку в наушниках с закрытыми глазами, видимо, таким способом пытаясь расслабиться или повторить свой танец. Чимин и Хосок бросили сумки на свободный подоконник, разделись. Хосок уселся на пол, а Чимин стал готовиться к выступлению. Он размялся, прогнал несколько раз хореографию, не в полную силу, только чтобы повторить, посмотрел на висящем на двери листе, каким номером он выступает, спросил у ребят, какой номер танцует сейчас, с некоторыми успел даже познакомиться и обменяться контактами. Хосок все это время просто сидел, следя взглядом за каждым движением, за каждым действием Чимина, стараясь не показывать свою боль, что усилилась за это время. Он не кашлял, не чувствовал шевеление ростков, ничего из привычных симптомов. Только легкую слабость и ноющую боль с левой стороны грудной клетки. Он списал это на таблетки, что взял тогда ночью у Чимина. Мало ли какие побочные эффекты могут быть, мало ли какие вещества и как действуют на разные цветы. Чимин выступал двенадцатым. На сцене сейчас был девятый номер, поэтому Чимин поправил на груди кулончик, хлебнул немного воды из спортивной бутылки и, позвав с собой Хосока, выйдя из зала, направился к сцене. — Хён, ты хорошо себя чувствуешь? Выглядишь не очень… — Чимин встревоженно посмотрел на Хосока. «Всё видит, чёрт его возьми… Как же сложно с тобой, Пак Чимин», — подумал Хосок, прилагая все усилия к тому, чтобы натянуть более-менее естественно выглядящую улыбку и звучать насколько возможно бодро и весело. — Не волнуйтесь, Пак Чимин, это просто старость, она никого не красит, знаете ли, — он хохотнул, и этот смех болью отозвался в его груди. Хосок старался не морщиться. — Порви их всех, Чимин-а, ты лучший, все сегодня должны это узнать! — Хосок мягко похлопал Чимина по плечу, заставляя того слегка покраснеть и смущённо уставиться в пол, глупо улыбаясь. — А потом зайдём в магазин, а то мне что-то захотелось чего-нибудь сладенького, — Хосок ещё раз улыбнулся Чимину, и тот ушёл за дверь, чтобы подняться за кулисы и там нервно ждать своей очереди. А Хосок зашёл с другого входа и оказался в зрительном зале, чтобы сесть на лучшее место, какое мог занять. Зал был небольшой, но просторный, и мест там было достаточно. Бархатистые, мягкие сиденья стояли рядами, лоснясь в ярком свете, отблёскивавшем от софитов. Хосок выбрал место на четвёртом ряду посередине, недалеко от сцены, но и не слишком близко. Он тихонько сел в кресло, чтобы не привлекать много внимания, и пока на сцене был десятый номер, а Чимина нигде не было поблизости, позволил себе прижать ладонь к ноющей груди и снять с себя маску «у-меня-всё-прекрасно-и-ничего-не-болит», показывая настоящие чувства, которые исказили его лицо болью и мукой. Хосок громко дышал, сердце билось где-то в горле, губы подрагивали. Боль стала сильнее, и из-за неё в голове был легкий туман, мешавший думать, затягивающий разум противной белёсой пеленой. Но Хосок был способен соображать трезво, он досмотрел, как одиннадцатый номер делает последние па и, погладив то место, где прижимал ладонь к груди, убрал руку, дёрнув бровями, снова надел маску, но сил хватило только на ту, что была маской «у-меня-всё-нормально-только-немного-устал». Чимин вышел на сцену, его волосы блестели в свете софитов. Он выглядел очень уверенно и очень красиво. Никто не мог догадаться, что чувствовал Чимин, никто не мог даже подумать о том, что он мог нервничать и кусать ногти за кулисой. Нет, все понимали, что перед ними уверенный в себе, красивый человек, который сверкает улыбкой и встаёт в начальную позицию, с которой через пару секунд начнет свой танец. Послышались первые аккорды и биты. Чимин, словно ожившая статуя, плавно склонился вслед за выброшенной рукой и также легко, грациозно, выпрямился. То, как изящно он двигался, заставляло всех смотреть за ним, не отрывая взгляд. Воздушность и невесомость его движений, сменяющиеся резкостью и точностью толчков, захватывали дыхание. Чимин был прекрасен. Хосок забыл обо всём на свете, даже про боль и цветы. Сейчас для него существовал только Чимин. Ничего больше: ни судии, ни зрителей, ни зала, ни кресла, ни софитов, ни даже его самого — ничего больше не существовало. Был лишь Чимин, его танец и его музыка. И Чимин был всем миром. Но вот, следуя музыке, он постепенно замедляется, мягко опускаясь на колени, плавно склоняясь на пол, вытягивая красивые руки перед собой. Музыка стихла, судьи стали что-то писать в свои блокноты. Чимин выдержал нужную паузу, как положено, потом встал, коротко поклонился, бросил в зал последнюю искрящуюся улыбку и ушёл за кулисы. Невидимый голос объявил следующий номер. Хосок тихо, осторожно встал, в груди снова заныло. Он ненадолго скривился, тихо зашипев, прижал руку к грудной клетке и направился к выходу. Снова нацепив на лицо маску, он вышел и стал искать Чимина. В голове все немного плыло, но он мог идти и в целом всё нормально видел. Выступив, Чимин вышел в коридор и побежал в туалет. Снова начался приступ. Таблетки ещё не начали работать в полную силу. Так бывает, организму нужно время подстроиться, поэтому иногда небольшие приступы всё же случаются у тех, кто только начал принимать лекарства. Чимин закрылся в кабинке и, склонившись над унитазом, судорожно, хрипло закашлял. Кровь, лепестки, маленькие бутоны вырывались из его рта, пачкали губы и подбородок. Чимин даже не заботился о том, что мог испачкать кровью одежду. Сейчас он волновался только о том, чтобы приступ скорее кончился и он смог бы выпить таблетки, немного полежать и пойти с Хосоком по магазинам. Ещё нужно написать Джину о приступе. Ещё вечером у них с Хосоком тренировка. Поэтому когда кашель успокоился, оставив после себя лишь отвратительный привкус во рту, бледность и трясущиеся руки, Чимин как можно скорее встал, смыл кровь в унитаз, вышел из кабинки и быстро стал отмываться. Потом он проверил свой вид в зеркале. «Вроде нормально. Только бледный. В целом нормально», — устало подумал Чимин и вышел из туалета, направляясь к залу, где оставил вещи. Хосок, наверно, уже ждал его там. На полпути Чимина остановила какая-то девушка. Он сначала даже не заметил её, погрузившись куда-то в себя, пока она осторожно не потянула его за рукав, принуждая остановиться. — Чимин-оппа, привет! — маленькая девушка мило улыбнулась ему так, что на левой щеке появилась ямочка. Чимин остановился, вспоминая девушку. Ею оказалась студентка по обмену из Японии, Мацуока Аки, которая училась с Чимином на дополнительных курсах фортепиано. Они немного поговорили о прослушиваниях, которые для Чимина были по танцам, а для Аки — по фортепиано. Хосок в это время ждал Чимина в зале, полулежа на подоконнике, на котором были только их с Чимином вещи. Что-то больно резануло в его груди и опять заныло, он судорожно вздохнул. Чимин наконец пришёл. Хосок как смог улыбнулся сквозь боль, слез с подоконника и обнял Чимина. — Ты был великолепен, чёрт возьми, ты знаешь! Никто не мог отвести глаз. Я видел, — Хосок хрипло засмеялся. — Спасибо, хён, я старался, — ответил Чимин, чувствуя, как начинают гореть щёки, как цветы начинают царапать горло, на глазах появляются слезинки, но, несмотря на всё это, в животе порхали бабочки. — Да, ты всех там сделал! — Хосок хотел было отстраниться, но заметил на рукаве Чимина лепесток. Желтый такой, как маленькое солнышко, похожий на лепестки его любимых цветов, которые росли у бабушки в саду. «Эрантикс?!» — Хосок почувствовал, как боль прошибла грудь, сковала тело судорогой. В глазах комната с обеспокоенным лицом Чимина пошла рябью и стала стремительно темнеть. Хосок почувствовал, как задыхается. Он начал падать, лепесток вылетел из ослабших пальцев. Чимин успел подхватить его, чтобы тот не ударился головой, и аккуратно положил его на пол, а потом дрожащими от волнения руками набрал телефон скорой.