We keep running,
We keep on running
It's just a matter of time…
[A matter of time. Sennek]
…
Хосока забрали на машине. Суета, зеваки, мигалки — много шума, но он не мог заглушить собственный шум тревожных мыслей в голове Чимина. Он не понимал, что происходит, не понимал, что случилось с Хосоком. Он видел лежащий рядом с ним лепесток, его лепесток. Хосок, должно быть, всё понял, всё узнал про чувства Чимина. Ужасное признание… Но что случилось потом? Это же не из-за Чимина он упал? Нет, наверно, нет. Хосок весь день был бледным. Чимин весь день чувствовал, что с тем что-то происходит, что что-то не в порядке. Но Хосок, Хосок… Его характер не позволял ему показывать, что у него что-то не так, что-то болит или что-то тревожит. Чимин знал, что Хосок носит маски, никого не подпуская к себе, никому не разрешая знать, что внутри. Знал и позволял ему их носить, не снимал, понимая, что это личное, и он не имел права их трогать. Когда Хосока увезли, Чимин чувствовал, будто внутри что-то порвалось. Что-то сосало, разъедало в его груди. Он чувствовал, что что-то упускает. Словно он знал, что случилось, но сам ещё не понял… Словно ответам на его вопросы нужно было время, чтобы добраться из бессознательной части мозга в сознание. Понятно было только одно — к Хосоку можно будет прийти в лучшем случае только завтра. Благо завтра выходной, и ни Чимин, ни Хосок не пропустят универ, ибо из-за их прогулов на них уже косо смотрят. Хотя… кому какое дело. Чимин долгое время проходил без дела в части города, которую почти даже не знал. Он не уехал домой, даже не думал об этом, оставшись бродить. В голове носился ураган мыслей, в груди теснило и давило, и это было не чувство вины или какой-нибудь досады, например, за то, что Чимин допустил ошибку в сегодняшнем выступлении на сцене, — нет, его это совершенно не волновало. Это была сложная смесь невысказанных слов, неразгаданности, влюблённости, ошибок, цветов и тревоги. Он страдал от того, что страх за состояние, а возможно, и жизнь Хосока следовал за ним всюду. Оттого, что он не знал, что с ним случилось, оттого, что очень хотел, но не мог попасть к нему прямо сейчас. Ему хотелось хотя бы услышать его дыхание, чтобы убедиться, что он дышит, что он живёт, что всё хорошо. Да, звучит глупо, но Чимину хватило бы даже самой маленькой части Хосока, чтобы эта липкая чернота в груди рассеялась. Когда Чимин заметил, что заблудился и ничего поблизости не кажется знакомым, он несколько раз ругнулся себе под нос, не особо заботясь о том, что кто-то может его услышать. Он, продолжая выплёвывать тихие ругательства, достал телефон и набрал номер Юнги. «В данный момент абонент не доступен, пожалуйста…» — Чимин ругнулся чуть громче, громко выдыхая сквозь зубы. Тогда он набрал Намджуна. Гудки… Гудки и больше ничего. Чимин уже часто дышал, что было опасным признаком того, что ещё немного — и он взорвётся. Джин был его последней надеждой. Чимин даже задался вопросом, почему не позвонил ему сразу. Ведь именно он из всех троих чаще всего брал трубку. Что он сделал и сейчас, облегчив муки Чимина, который уже начал грызть ноги и покусывать губу в перерывах между сменой пальцев. — Чимин-а? Что-то случилось? — Привет, хён, — Чимин убрал руки от рта, его голос изредка нервно вздрагивал. — Да, но потом расскажу. Джин-хён, ты сейчас занят? — Нет, сижу в студии с величайшими артистами мира сего. — С кем? — Юнги и Намджуном. — О, так они там с тобой? Почему они не отвечают на телефон? — Тревога, съедавшая Чимина, сейчас превратилась в агрессию, стремясь хоть как-то вылиться наружу. — Чимин-а, — Джин был слегка встревожен и даже немного обижен его тоном, — ты же, когда танцуешь, ни о чём больше думать не можешь? — Не могу, — все ещё злясь, не понимал Чимин. — Вот и они, когда занимаются музыкой, ни о чём думать не могут. У Юнги телефон выключен, а Намджун вообще свой дома забыл. Что случилось-то? — Я… — Чимин вздохнул. Он чувствовал себя ужасно. — Я сейчас был на прослушивании в Си энд Ти. Пошёл потом прогуляться и заблудился. Я ведь здесь почти не бываю… Можешь меня забрать? — О-ох, Чимин-а, сейчас приеду. Где ты? Хоть примерно? — В трубке послышался шорох. — Не знаю, тут… — Чимин огляделся по сторонам. — Тут церковь какая-то стоит, а рядом со мной какой-то сквер и беседка. — М-м-м… Не знаю. Подожди, я у ребят спрошу. — В трубке немного помолчали. Потом послышался какой-то сигнал и следующий за ним раздражённый голос Юнги. — Чимин? Чимин, что происходит? Ты где? — Я не знаю, хён. — Тревога, превращённая в агрессию, стала приобретать другую форму. Чимину захотелось плакать. — Я был в Си энд Ти, потом ушёл. Смотрю, а вокруг ни одного знакомого места, — он всхлипнул, на глазах появились первые слезинки. — Так, Чимин, не реви, — голос Юнги смягчился, — спокойно вдохни сейчас. — Чимин вдохнул, медленно и рвано выдохнул. — Теперь скажи мне, что рядом с тобой? — Церковь напротив через дорогу. Я стою возле беседки в каком-то парке или что это… — Я знаю, где это, — послышался голос Намджуна. — Мы сейчас тебя заберём, садись в беседку и постарайся успокоиться, Чимин. — Да… Да, спасибо большое. — Чимин глотал слёзы. — Всё, маленькое несчастье, мы едем, — сказал Джин мягко, прежде чем повесить трубку. Чимин сел, как ему сказали старшие, в беседку. Сел и сидел так недолго, слёзы, которые он сдерживал во время разговора, наконец вырвались наружу. Он опустил голову, чтобы никто не видел, и закрыл глаза руками. Слёзы текли из глаз, стекали по ладоням, забирались под рукава, нос стал течь, из приоткрытого рта вытекала вязкая слюна. Чимину было всё равно. Всё равно, что он наверняка выглядит противно и жалко, что его могут посчитать слабаком. Какое ему дело? Сейчас его волновал только Хосок, его чувства к нему и всё это чёртово непонимание, которое уже порядком достало давить на нервы, скопившись множеством вопросов в головном мозге, разъедая его стенки, вязкой жижей распространяясь от головного к спинному мозгу и по каждой нервной ниточке, отходящей от него к каждому органу и каждой конечности, делая собственное тело и всё вокруг неприятным, жгучим, ненавистным. Всё, что было рядом, что происходило поблизости, ровным счетом ничего для Чимина не значило. Когда любимый человек в больнице и ты не знаешь, что с ним, что вообще тебя может волновать, кроме него? Чимин плакал, наверное, вечность, прежде чем почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Он поднял голову и заплаканными глазами разглядел размытое лицо Юнги. — Чимин, Чимин, ты чего? — послышался успокаивающий голос Джина над левым ухом. Чимин утёр глаза. — Чимин, выкладывай, что на самом деле случилось? — Намджун протянул ему платок, что было очень кстати. Чимин вытер всё лицо, высморкался. — Хосок в больнице, — всё, что он мог из себя выдавить. Юнги вздохнул и посмотрел на недоумевавших Джина и Намджуна так, словно понял всё, что произошло, и призывал их сделать лица попроще. В реальности он понял лишь то, что тот влюблённый мальчишка из квартиры Чимина попал в больницу и это очень тревожит последнего. «Наверное, случилось что-то страшное, раз он так плачет. Хотя в целом Чимин очень эмоциональный…» — Чимин, в какой он больнице? — спокойно спросил Юнги. — В сорок седьмой, но к нему можно будет только завтра. — Лицо Чимина снова исказилось жалкой гримасой, которая предшествует плачу. — Чимин… — Юнги замялся, подбирая слова. — Давайте устроим что-нибудь, чтобы поднять настроение? — Джин включился в разговор, не до конца понимая, что происходит, но стремясь помочь. Встретив непонимающие взгляды, он спешно продолжил: — Я имею в виду, что сейчас твоему другу никак не помочь, Чимин. Завтра обязательно съездишь к нему, а сейчас не нужно плакать, утри слёзы со своей милой мордашки. Поехали в кино или пойдём выпьем? Я лично куплю тебе любой напиток, только не плачь, Чимин-а, — он мило улыбнулся и мягко погладил Чимина по растрёпанным волосам. — Выпить я бы не отказался, — произнёс Чимин, выдавив из себя грустную улыбку. — У нас есть приставка и прекрасная музыка, — сказал Юнги. — Вставай, Чимин, хватит киснуть, — он приобнял Чимина за плечи и потянул вверх, побуждая встать. — Раз уж на то пошло, — начал Намджун, когда они подходили к такси, — я потерял GTA. — Что?! — взорвался Юнги. Чимин невесело захихикал, вместе с Джином наблюдая драматичную картину. — Но, но, но, — поспешно продолжил Джун, — я куплю всем пива! — он встретился взглядом с Юнги. — А ещё новые наушники и кофе, идёт? — Почти прощен, — холодно сказал Юнги, прожигая его глазами. — Я починил кассету, — постарался выпутаться Намджун. — Ты починил? — насмешливо спросил Джин. — Мы с Джином починили твою любимую кассету, — сказал Намджун, садясь в такси. — Мы? — Джин с Чимином сели следом, Юнги сел вперёд. — Я отдам тебе любую пластинку на твой выбор. — Джей Зи тысяча девятьсот девяносто восьмого, — Юнги усмехнулся, зная, что Намджун её ни за что не отдаст. — Ну, может… — Ой, заткнись, Ким Намджун, просто заткнись! — засмеялся Юнги. — С тебя долг — неделю будешь покупать мне кофе. — Я же разорюсь! — Я же не разорился, — Юнги отвернулся к окну. — Идёт, — сказал Намджун. — Летит, — парировал Юнги. В шутливой непринуждённой обстановке Чимину стало немного легче, хотя в груди всё ещё неприятно тянуло и сосало.…
Когда Чимин наблюдал за Джином, заваривающим чай, он понимал, что такое искусство. Джин был хозяюшкой, и у этой хозяюшки на кухне была собственная мастерская со множеством приборов, трав, посуды, приправ, шкафчиков, банок и коробочек. Небольшой пузатый чайничек стоял на столе перед Чимином, который наблюдал за театром имени хозяюшки Джина. Хозяюшка, словно осьминог, доставал длинными руками на маленькой кухне до всего, что ему было нужно, буквально не сходя с места, что являлось сейчас его своеобразной сценой. Щупальцой Джин достал небольшую коробку и высыпал оттуда немного заварки в чайник, скрученные в улиточку маленькие сухие листочки посыпались на стеклянное дно, издавая приятный шуршащий звук. Чимин смотрел как заворожённый. В другой щупальце Джин уже держал зелёную в горошек банку, откупорив которую, наклонил её прямо над горлышком чайника так, что Чимин еле успел разглядеть крохотные цветочки, которые один за другим мелькнули за толстым, мерцающим чистотой, стеклом. Новая щупальца, новая коробочка, откуда Джин достал три больших листочка бледно-зелёного цвета, он раздавил их в ладони и, перемалывая между пальцев, отправил в чайничек мелкую лёгкую пыльцу. Потом он с довольным видом отряхнул руки, отвернулся от застывшего с глупой улыбкой Чимина, достал с полки за спиной какой-то пузырёк и вылил в чайник какой-то сироп. — Сейчас и начнётся волшебство, — прошептал Джин, беря в руки чайник с кипятком, которым залил все травы, мирно лежавшие на стеклянном дне. Бурля и блестя в электрическом свете лампы, вода начала приобретать янтарный оттенок. Сироп красивой лентой растворился в ней и добавил ей багровый отблеск. Пыльца, постепенно разворачивающиеся улиточки заварки и маленькие цветочки взмыли вверх, словно лёгкие воздушные балерины, подхваченные сильными кавалерами. Джин накрыл чайник крышкой и уселся рядом с Чимином наблюдать за тем, как заварка будет медленно оседать обратно на дно, пропуская через себя янтарную воду, отдавая ей свой терпкий сладкий вкус и полезные свойства, превращая обычный банальный чай в волшебную эссенцию, мистический отвар, целебный бальзам, способный смазать трещинки на сердце, появляющиеся из-за мелких нервностей и забот повседневной жизни. Когда Юнги с победным выражением лица и стаканом кофе вошёл в квартиру, а следом за ним Намджун, они увидели двух полулежащих на столе парней, которые с приоткрытыми ртами и идиотскими выражениями на расслабленных лицах, неотрывно глядели в прозрачный чайник, поочерёдно моргая. — А что, телевизор сломался? — спросил Юнги, снимая куртку. — Если что, я ничего не трогал, — Намджун решил защитить себя сразу. — Ничего вы не понимаете! Это волшебство-о, — мечтательно протянул Джин, получив в поддержку своих слов тягучий вздох Чимина под боком. — Так, закрывайте свою секту и идём. Я подключу приставку, Намджун принёс пиво и пиццу. Come on, траво-… -пьющие? — Юнги презрительно усмехнулся, глядя на чайник и развалившихся перед ним зрителей.…
Весь вечер Юнги поглядывал на Чимина, словно собирая информацию. На самом деле он просто волновался за него, за них обоих. «Хосок хоть и любит забывать о манерах и банальном приличии, — Юнги вспомнил боксеры, — но он хороший парень. И те взгляды, что он бросал на Чимина, такие… не знаю, нежные, мягкие. Конечно, если убрать пелену желания, которое явно всегда находится где-то в подкорке их похотливого сознания, — Юнги улыбнулся, — то можно рассмотреть чувства. Что же, чёрт их обоих подери, сегодня случилось?» Юнги не спрашивал, не затрагивал эту тему и был очень горд своими друзьями, которые тоже сообразили этого не делать. Чимин казался более расслабленным сейчас, выигрывая Джина в гонках. Ему легче, а это главное. Любопытство можно будет удовлетворить завтра, или даже позже, когда Чимин сам захочет рассказать. Ну или его тело проронит в жесте, движении, выражении или взгляде какой-нибудь неосознанный ответ……
Чимин не забывал о Хосоке, он словно всегда был рядом, в его мыслях. Вопросы и беспокойство о нём держали его за горло, но сейчас, когда рядом друзья, когда в квартире тепло и приятно, когда Намджун неуклюже громит вещи, когда Джин заразительно смеётся, проиграв в очередной раз, когда Юнги что-то бурчит себе под нос, убирая за Намджуном или меняя пластинку в проигрывателе, сейчас они не сжимали горло так сильно, чтобы хотелось плакать и стонать от боли. Сейчас было полегче: он был не один и это ему помогало. Чимин уснул на диване, прижав джойстик к груди. Юнги, свернувшись, похрапывал в любимом кресле. Джин и Намджун ушли к себе в комнату. В квартире было тихо, темно и спокойно.