InkTober 2019

      Про Дазая Осаму не зря говорили, что иметь с ним дело — всё равно, что подписывать себе приговор. Он оставляет после себя только пустоту и руины, выжженные домертва души и осколки разрушенных судеб. Про него говорили, но Акутагава предпочитал не слушать — поистине верный пёс внимает только приказам своего хозяина, какими бы они не были. А он ведь хороший мальчик, правда?       Акутагава не слышал, только продолжал захлёбываться собственной кровью и болезненным кашлем, сковывающим застуженные лёгкие. Акутагава не слышал, потому как сам Дазай в такие моменты молчал, лишь прожигая гавкающую за его спиной шавку гневным взглядом.       А ещё он не видел. Точнее, предпочитал не видеть — ни падающие от точных выстрелов тела, ни преисполненные отчаянием лица загнанных в угол, ни багровые от крови синяки на собственном теле. Он видел только Дазая — в профиль и в анфас, — и перекручивал в голове каждую мелкую деталь из той сотни за пару лет замеченных.       Дазай Осаму убивал и убивал независимо от своего прямого желания. С ним — бессердечным псом — иначе быть и не могло. Ты либо падаешь замертво от его рук, либо сгниваешь рядом, впитывая незаметно его тёмную, тяжёлую ауру. Но Акутагава тянулся к ней, как тянутся весенние побеги к солнцу. Он тянулся и к самому Дазаю, как к своему последнему шансу остаться живым.       И Акутагава молчал, безропотно принимая всё, что ему от Дазая достанется, будь то резкий взгляд или пинок под рёбра. Молчал, не смея отстоять себя или пресечь всю ту жесткость, что сыпалась на него мелким градом. Он промолчит и стерпит во имя тех, кто этого не сможет. Отплюётся кислой кровью, выкашляет свою жгучую боль и поднимется на подкашивающиеся ноги, чтобы идти вслед за Дазаем Осаму.       За Дазаем Осаму, которому, если честно, плевать. Не только на своего ученика, своего напарника и своего босса. Ему вообще плевать на всё, а потому его поменянный на бежевый плащ развевается на другой стороне улицы — там, где праведным столпом стояло детективное агентство, в чьих дверях начиналась дорога к свету.       Акутагава не слышал, Акутагава не видел и Акутагава молчал. А лучше бы следил за каждым словом, смотрел в оба и рвал глотку. Глядишь — сейчас бы не падал на колени, кашляя осколками своей выгоревшей души. Глядишь — и остался бы по-настоящему живым.       Акутагаве теперь, если честно, тоже плевать. Из-под эгиды своего наставника он вышел только потому, что и эгиды этой, в общем-то, не стало. Он повзрослел поневоле, ему пришлось — Портовая мафия осталась без одного из старших исполнителей, и терять вслед за этим свой авторитет она не станет уж точно.       На назначение руководителем «Чёрных ящериц» ему дарят шейный платок — как знак того, что он не просто пешка. И ему — не просто пешке — теперь открыта дорога вверх по лестнице, каждый шаг по которой душит лишь сильнее. И на лестницу эту нельзя ступить под своим именем — только с ещё одной — не менее глупой, как все прочие, — маской на лице и совести.       На эту лестницу нельзя ступить под своим именем, и потому на судьбе каждого из старших мафиози выжигается позывной. Либо же псевдоним — кому как претить не будет. И Акутагава, оставшийся после своего наставника лишь кучкой выжженного пепла, над своим псевдонимом долго не думает.       — Эш, значит… — выдыхает с серым облаком Накахара, вытирая прокуренные губы.       Ash. С английского — пепел. А на самом же деле — то, что оставил после себя Дазай Осаму, прожевав и выплюнув, что выжег измором дотла и что уничтожил, предначертывая застуженным лёгким содрогаться в колком болезненном кашле.       Акутагава не слышал яда в его голосе, Акутагава не видел его грехов и Акутагава молчал в ответ на все его фразы. Он остался лишь горсткой серого пепла на мелких, заплёванных кровью осколках своей судьбы. А лучше бы следил за каждым словом да мотал на ус, смотрел в оба за его грязными приёмами и…       Поздно рассуждать, о том, что было бы. На этих мелких, окровавленных осколках нужно было строить будущее. Из пыли и пепла, в который превратился некогда живой и некогда человек. Акутагава Рюноске ступает на скользкую от рек крови лестницу, и пепел останков его души складывается в одно короткое «Ash». Ash — что с английского означает «пепел». Ash — то единственное, что оставил от него Дазай Осаму.       Тот Дазай Осаму, про которого говорили не зря.