InkTober 2019

      Если бы оружием мирового масштаба считалась грация, Озаки Коё без труда подчинила бы себе добрую половину планеты. И Куникиде, чтобы понять это, хватило лишь однажды увидеть, как она медленно проплывает мимо, гордо держа осанку и даже не думая бросать свой взгляд в его сторону.       Он не помнит, с кем рядом тогда стоял и где вообще это было. Помнит только её величественный стан, чуть приподнятую голову и покачивание золотых завязок вокруг пучка ярко-рыжих волос. И как-то так несправедливо в жизни случается, что в самое сердце западают те, кто никогда не будет нам доступен.       Куникиде тогда показалось, что это как раз его случай. И Озаки казалась ему недосягаемой звездой, вольной длинноногой птицей, что уверенно вышагивает вдоль своих владений. Она виделась как минимум императрицей с белёным лицом и румяными щеками, а если как максимум — то точно божеством, сияющим и великолепным.       Давно это, на самом деле, было — он и заметить не успел, как это воспоминание затёрлось массой других, как постепенно потускнели краски и стёрлись подробности. Но первое волнение, тронувшее его, запомнилось навсегда, и нечто подобное отчего-то накатило на него сейчас, когда он стоял на пороге своего дома с ключами в руке.       Прислонился лбом к двери и зажмурился, слушая часто бьющееся сердце. Озаки нужна ему, как воздух, и каждый миг вдали от неё, на самом-то деле, мука. Влюблён, как мальчишка — а кто он ещё по сравнению с ней, старшей на четыре года, а ведущей себя так, как будто на целых двадцать?       Ключ проскользнул в замок легко, с первой попытки, хотя Куникиде казалось, что руки дрожат. Дверь закрылась с лёгким хлопком, невзирая на получившийся сквозняк. И казалось бы — прислонись спиной к двери да съедь на пол, вспоминая еле слышное шуршание подола кимоно…       Из кухни раздалось тяжёлое шлёпанье, и в проёме появилась даже слишком родная фигура. На Коё была старая футболка Куникиды с каким-то идиотским рисунком, волосы собраны во что-то неаккуратное, а сама она была без макияжа и грызла зелёное яблоко с почему-то недовольным лицом.       Но её потяжелевшая и ставшая почти вразвалку походка была по сердцу даже больше, ведь тяжёлой она была вовсе не из-за скверного настроения. Коё прислонилась к соседней стене, любовно огладила кажущийся даже слишком большим живот и, кажется, легонько улыбнулась ненакрашенными губами.       Она всё ещё была для него божеством, сияющим и великолепным, только теперь это божество было настолько рядом, что впору падать ей в ноги и молиться долго-долго, пока не онемеют губы… Но немеют они почему-то от долгих поцелуев и брошенных мимоходом слов любви.       Ведь какая бы походка у Озаки Коё ни была, она всё равно будет единственно почитаемой богиней и самой любимой женщиной.