— Тот человек опаснее всех, — заметил старик, не шелохнувшись, — у кого на уме одно, и только одно. Я и сам был когда-то опасен. Гилберт Кит Честертон, «Наполеон Ноттингхилльский»
Рыжик решил погладить рубашки, чтобы отвлечься, однако методичная глажка лишь медленно превращалась в медитативную. Весь день он думал о том, как бы помочь Нине. Он не питал иллюзий: денежки её папаши, без сомнения, канули в вечность в тот самый миг, как тот вложил их в своё распроклятое кино. По мнению Рыжика, для людей, лишённых хватки, вкладываться в подобные неясные мероприятия вообще было сродни самоубийству — дельце редко у кого выгорало. Вот у него самого, как он считал, хватка была, только, скажем так, не было интереса. Руки его сами расправляли редкие складочки на ткани, взгляд же блуждал по комнате (в стену не помешало бы вбить гвоздь под какую-нибудь мазню с сельским пейзажиком, может, цветочек какой завести, да только сдалось ли Нине за ним ухаживать, а ещё надо бы настроить новенький радиоприёмник, о, и не забыть бы купить молока…), пока не остановился на кольцах и путёвке в Монте-Карло, которую Рыжик раздобыл, ещё когда Нина только согласилась. Плюнуть бы на всё, пожениться уже и махнуть на несколько дней туда! К тому же, там тепло и солнечно, дай Боже, этот чёртов кашель, наконец, отпустит, и в груди перестанет так адски давить… А ведь когда они поженятся, она перестанет нуждаться, да и изворачиваться не придётся, чтобы подсобить её старику финансово!.. Интересно, Нина уже вернулась? Должна была, они с Майлзом вроде как собирались к мисс Рансибл. Могла бы и позвонить хоть, сказать, как там дела с папашей и всё такое… Хм, не одни же они пошли… Этот Саймз наверняка тоже припёрся… Как-то неудобно получается. И вот надо ему путаться под ногами, когда всё уже решено? Рыжик отставил утюг. Нахмурился. Нет, так дело не пойдёт. Он поспешил к телефону, набрал Нину, та не ответила. Ну, может, утомилась и спит? Он вернулся к глажению, обождал, снова отставил утюг, позвонил ещё. Повторил этот ритуальный круг несколько раз, от рубашек перейдя к штанам. И снова. И снова. В какой-то момент вообще поймал себя на том, что принялся гладить носки, но решил, что тем это дело и не помешает время от времени. К первому часу ночи Рыжик уже не выдержал и сменил цель, позвонив Майлзу в надежде, что хоть тот что-нибудь да знает, к тому же, он-де точно ещё не спит. Только бы тот не ушёл гулять! Майлз, хвала богам, не спал и не гулял: — Дорогуша, если Вы не очаровательный юноша, приглашающий меня к себе скоротать вечерок, и не газета, то я просто понятия не имею, по какому поводу Вам приспичило… — Алло, дружище? Мне чертовски неудобно звонить в таком часу, но… — О, Эдди, дорогой мой, что стряслось? Уже успел соскучиться по нашим полуночным посиделкам? — несколько раздражённые нотки в его игривом голосе сменились смешливыми, Рыжику показалось, даже ласковыми. — Ты не знаешь, что с Ниной? Я уже битый час пытаюсь до неё дозвониться, она же должна была сегодня вернуться. Вы ведь, ну ты знаешь, ходили сегодня в больницу? Майлз замялся. Рыжик разобрал сквозь трубку, как тот тяжело пробормотал что-то и, судя по всему, взял телефон, чтобы где-то усесться. — Ходили, — наконец донёсся ответ, — Агата, бедняжка, так ужасно выглядит, ты бы видел! Просто чудовищно, благо хоть условия там хорошие. — Майлз… — …Мы для неё закатили небольшую вечеринку, представляешь, душенька? Просто восхитительная гуляночка получилась! Коктейли, музыка, пьяненькие медсестрички! — Майлз. — Нас потом так в шею гнали, лично администрация! Вот бы с таким же вниманием и участием впускали! А впрочем, сам всё завтра прочитаешь, заметка в этот раз так удалась, что, думаю… — Майлз! — он невольно рявкнул. Тот так же резко, как начал болтать, замолчал. Рыжик стушевался и сам, но потом всё же негромко и угрюмо озвучил мысль: — Ты, это, ну, зубы мне не заговаривай. — Эдди, дорогой… — медленно и как-то печально произнёс тот. — Ты ведь, чёрт побери, знаешь, где Нина, — констатировал Рыжик. — Нет, — ответил Майлз так твёрдо, что даже через трубку было ясно, что тот честно не имел понятия. Легче от этого, конечно, не становилось. — Но знаешь, с кем, — продолжил Рыжик за него. Майлз ещё помолчал, потом пару раз меланхолично вздохнул и выдал: — Я… подозреваю, милый. Что совершенно не значит, что… Рыжик потёр начинавшие ныть виски. В горле запершило. — Спасибо, старина. — Эдди, милый! — Ну что ещё? — Право слово, дай этим детям последнюю возможность побыть вместе, — без обиняков сказал Майлз. — Их же оторвать друг от друга невозможно было, я сам свидетель! — Честно? Устал я уже делать всем одолжения, Майлз. — Милый мой, — ответил тот на это признание невероятно серьёзно, — я ведь знаю, каким ты можешь быть чутким человеком. Мне, признаюсь, очень даже по душе эта твоя чуткость. Поэтому я уверен, что ты сможешь один разочек посмотреть на ситуацию сквозь пальцы. Ты ведь… любишь Нину, дорогой? Тогда ничто не должно мешать тебе в неё верить. — Дьявол, Майлз! Тот тяжело охнул и снова замолчал. Рыжик обдумывал, что и как будет завтра делать, под его тихое обеспокоенное дыхание, шебуршавшее через динамик. Запахло гарью. — Проклятый утюг! — вспомнил Рыжик и бросил трубку на стол, спеша выдернуть провод. Перегревшийся без дела утюг дымился и шипел, и Рыжик невольно подумал, что хоть кто-то с ним этим вечером в одной лодке. Не хватало только закурить для пущего эффекта. Он вернулся к телефону — на другом конце Майлз тихонечко сходил с ума. — Всё в порядке, дружище, — заверил его Рыжик. В порядке точно было не всё.***
— Доброе утро, миссис Крамп, — сказал Рыжик самым официальным тоном, на который только был способен, когда тяжёлым шагом ввалился в «Шепард» и приметил Адама в компании хозяйки. — Идите к нам, голубчик, выпейте винца. Я ведь Вас знала, когда Вас и на свете не было, — бойко выдала та какую-то обычную белиберду. — Приветствую, Рыжик, — сказал Адам. — Послушайте, Саймз, — с порога начал Рыжик, в замешательстве глядя на бокал, чудесным образом оказавшийся у него в руке. — Мне нужно с Вами поговорить. Можем мы пройти куда-нибудь, где нам не помешают? — Да не буду я вам мешать, мои милые, — влезла Лотти, — говорите себе сколько душе угодно. А у меня дел невпроворот, — и оставила их, наконец, наедине. — Итак? — сказал Адам, глядя на него. Рыжик вдруг почувствовал себя актёром, который очнулся посреди сцены и забыл все свои реплики. — Дело в том, что я хочу сказать одну вещь, которая может показаться Вам чертовски неприятной и всё такое, но, понимаете, я хочу сказать, что победа досталась достойнейшему, только я, конечно, не имею в виду, будто я достойнее Вас. Это бы мне и в голову не пришло. И уж, во всяком случае, Нины ни Вы, ни я не достойны. Просто мне повезло. Вам-то, конечно, здорово не повезло и всё такое, но, однако же, как подумаешь, ну, в общем, Вы, чёрт возьми, понимаете, что я хочу сказать? — Не совсем, — ответил Адам даже как-то по-приятельски. — Повторите ещё раз. Это что-то насчёт Нины? — Вот именно, — зачастил вдруг Рыжик. — Мы с Ниной помолвлены, и я попросил бы Вас не вклиниваться, а то Вам же будет хуже, — он умолк, несколько смущённый собственным красноречием. — Из чего Вы заключили, что я вклиниваюсь? — Она, чёрт возьми, обедала с Вами вчера вечером, разве не так? — начал закипать он. — И домой вернулась очень поздно. — Откуда Вы знаете, когда она вернулась домой? — Ну, мне, понимаете, надо было обсудить с ней одну очень важную вещь, и я несколько раз звонил ей, а она ответила только часа в три ночи. — Вы, надо думать, звонили ей примерно каждые десять минут? — Ничего подобного, вовсе не так часто, — Рыжика возмутило, как невыносимо Адам был прав. Да и что это за допрос с пристрастием? — Нет, чёрт побери, гораздо реже. Я понимаю, это звучит как-то непорядочно, но мне, понимаете, необходимо было с ней поговорить, а когда я наконец дозвонился, она только сказала, что ей нездоровится, а разговаривать не захотела. Ну вот, я и говорю. Как-никак, надо быть джентльменом. Ещё будь Вы давнишним другом семьи, ну, тогда другое дело, а то ведь нет? Вы ведь сами одно время были как будто с нею помолвлены, верно? Ну вот, я и говорю, как бы Вы отнеслись, если бы я тогда вклинился? Должны же Вы, чёрт возьми, встать и на мою точку зрения, разве не так? — А знаете, пожалуй, именно это и произошло, — сказал Адам весьма сухо. — Ну что Вы, Саймз, как можно, чёрт возьми, говорить такие вещи! — Рыжик решил быть с ним предельно откровенен: — Да Вы знаете, когда я жил на Востоке, у меня Нинина фотография всегда висела над кроватью, честное слово! Вы, наверное, сочтёте это сентиментальностью, всё такое, но, говорю Вам: пока я там был, ни на минуту не переставал о ней думать. Я твёрдо решил: вернусь в Англию — найду её, и если она согласится… Вы меня понимаете? — попытался отыскать поддержку он. — Так что видите, как мне должно быть неприятно, когда кто-то вклинивается. Уж это-то Вы можете понять? — Да, — сказал Адам. Рыжик подумал, что пришло время раскрывать все карты: — И есть, понимаете, ещё одна вещь, это уж независимо от всяких сантиментов. Нине, понимаете, нравится хорошо одеваться, она любит красивые вещи и комфорт, всё такое. Так вот, я хочу сказать, её отец, конечно, чудесный старик, прямо-таки замечательный, но в денежных вопросах он, понимаете ли, порядочный осёл. Я хочу сказать, что ей придётся очень туго и всё такое, а у Вас ведь не так уж много денег, верно? — У меня вообще денег нет, — признался Саймз. — Ну вот, я и говорю, это я и хотел сказать, что Вам в этом смысле здорово не повезло. Да оно и понятно, сейчас у многих нет денег. Я мог бы назвать Вам десятки хороших людей, прямо-таки превосходных, у которых нет буквально ни гроша. Нет, я только имею в виду, что, когда дело доходит до женитьбы, это всё-таки разница, верно? — Вы, видимо, всё это время пытались сказать, что не уверены в Нине? — резюмировал Адам его бравую тираду. Рыжик через силу возмутился: — Бросьте, дорогой мой, что за глупости! Это абсолютная чепуха! Он замешкался: прозвучало больно уж по-майлзовски. Ну и каша в голове творится! Тот определённо его вчера заболтал! Рыжика это всё распалило: — Чёрт побери, конечно, я в ней уверен, как же иначе? В конце концов, что значит любить человека, если не веришь в него? — Ну-ка, Рыжик, положа руку на сердце, что бы Вы дали за Нину? — поинтересовался вдруг Адам. — О Господи, вот странный вопрос, да что угодно, разумеется. Я бы ради этой девушки ничего на свете не пожалел, — честно ответил он. — Ну, так я её Вам продам. Рыжик опешил. Ну у парнишки и юморок! — Бог с Вами, послушайте, нет, чёрт возьми, я хочу сказать… — Продам Вам мою долю в ней за сто фунтов, — продолжил подстрекать его Адам. Рыжик не сдержался: — Вы уверяете, что любите Нину, а сами так о ней говорите. Да это, чёрт возьми, непристойно! — Он подумал и решил окончательно перевести всё в нелепую шутку: — И кроме того, сто фунтов — очень большая сумма. Я хочу сказать, женитьба вообще связана с большими расходами. А я ещё выписал из Ирландии двух лошадок для поло. То, другое, Вы знаете, во сколько мне это всё обойдется? — попытался выйти из неловкой ситуации Рыжик. — Сто фунтов на бочку, и я отказываюсь от Нины в Вашу пользу. Я считаю, что это ещё дёшево. Тот ведь точно шутил? — Пятьдесят. — Сто. Или же и вправду торговался? — Семьдесят пять. — Сто. Не мог же он… — Больше семидесяти пяти не дам, хоть ты тресни, — попытался остановить этот нелепый торг Рыжик. Но Адам всё решил за него: — Давайте семьдесят восемь фунтов, шестнадцать шиллингов и два пенса. Дешевле уступить не могу, — сказал он, и Рыжик вконец убедился, что тот был предельно серьёзен. По спине пробежал холодок священного ужаса. — Ладно, идёт, — обречённо сказал он. — И Вы правда уберётесь с дороги? — Постараюсь, Рыжик. Выпьем? — предложил Адам. — Нет уж, спасибо… — Рыжику очень захотелось сбежать немедля, но он не смог удержать язык за зубами: — Вот теперь ясно, какой участи избежала Нина… Бедная девочка. — Прощайте, Рыжик. — Прощайте, Саймз.***
Майлз околачивался у «Шепарда» в ожидании или его, или Адама — пожалуй, он любого бы пригрел под своим заботливым крылышком. Рыжик спустился с лестницы и закурил. — Ну, как всё прошло? Вы, вроде, не дрались, — скептически оценил его видок Майлз. Беспокойство выдавали лишь перемятые в руках перчатки. Рыжик хмыкнул: — Он продал её, старина, — и выпустил колечко дыма. Майлз замер: — Что, прости? Мне послышалось, ты сказал… — Он предложил мне за неё семьдесят восемь фунтов, шестнадцать шиллингов и два пенса, нет, ну ты представляешь? — он усмехнулся этой нелепости и дал Майлзу время осмыслить сказанное. Тот осмыслил, но как-то не так, как Рыжик того ожидал: — Мне показалось, или ты сказал «продал»? — лицо Майлза приобрело жёсткое, даже пренебрежительное выражение. Словно тот на таракана наступил. Рыжик удивился такой перемене настроения: — Так и сказал. — То есть ты хочешь мне сказать, Эдди, что Адам тебе предложил такую выгодную сделку, и ты тут же счастливо помчался отдавать ему денежки? — Майлз говорил всё тише, но всё отчётливее, выделяя каждое слово. — Ну да, он же сам предложил и всё такое, я не понимаю, в чём… — За Нину? — вдруг как-то непривычно грузно пробасил Майлз. — Так ведь он сам предложил, ну ты понимаешь, что я мог ещё поделать? — повторил Рыжик. — Вы там оба напились и совместно из ума выжили, что ли?! — Майлз вдруг озлобленно приблизился к нему и отвесил пощёчину, после чего тряхнул за грудки: — Хоть кто-нибудь из вас, джентльменов, вообще подумал не о себе, а о Нине?! Бедняжка! Она ж Вам не девка с улицы! Вы что творите?! Дельцы чёртовы! — Да я же всё ради неё… — замялся Рыжик, не понимая, в чём его-то тут вина. Щека неприятно ныла: пусть ручка у Майлза была нежная, как у женщины, но бил тот точно по-мужски. Майлз так же резко его вдруг отпустил. Оба перевели дух. — Эдди, дорогуша, ты вроде бы смышлёный малый, неужели у тебя мозгов не хватило отказаться? — сказал он, глядя куда-то в сторону. — Саймз бы тогда, чёрт побери, ввек не отлип. А так я хоть помогу и Нине, и папаше её, да и Адам теперь при деньгах, — Рыжик потрогал саднящую щёку. Майлз покачал головой: — Это самая извращённая логика, которую я от тебя только слышал, Эдди. Честно, это просто отвратительно. Адам, конечно, негодяй, ну а ты просто чудовище! — с отвращённой нежностью произнёс он. — И ты не думай, с Адамом я тоже хорошенько поговорю, — он посмотрел наконец на Рыжика и кривенько улыбнулся: — За это, — обозначил пощёчину он, — извиняться не буду, дорогуша. Рыжик тихонько кивнул. Если уж Майлз так говорил, то, видать, и вправду заслужил?