Оскар Уайльд встречает Майлза Мейтленда.
Майлз - представитель золотой молодежи, он просто родился раньше своего времени. Оскар не впервые увлекается симпатичными юношами, черпая вдохновение в своих и чужих эмоциях, но в этот раз, похоже, все будет совсем по-другому...
Квартира, которую они снимают, небольшая. Там всего одна спальня. Нет дивана. Им придется делить постель вместе.
Но их это не смущает.
Их вообще ничего не смущает. Они говорят обо всем, словно всегда были закадычными друзьями. Между ними нет молчания. Оно появляется на мгновение, когда Литтлджон говорит:
— Почему ты перестал подводить глаза? Тебе это шло.
В жизни Рыжика наступил момент, когда он посмотрел, словно со стороны, на свои размеренные будни и ужаснулся. Пройдёт год, два, а потом и десять, и ничего не изменится. И лет через пятьдесят, уже седым стариком лёжа в своей мягкой постели, он встретит Смерть, зная, что прожил жизнь правильно. Слишком правильно.
Майлз вытесняет собой привычный трепет при виде Нины, ревность, дрожь, неприятную тошноту от того, что Адам придерживает девушку за талию. Майлз вытесняет собой все остальное, заставляя Рыжика думать о том, что Майлз — и есть центр вселенной. Это непременно так и есть.
"Нет, нужно место поближе, неприметное, с медицинским спиртом и бинтами. Имя слишком легко приходит на ум. Идея эта просто ужасная, но ради всего святого, ему надо хоть куда-то податься, а варианта получше его истерзанный мозг в такие сжатые сроки придумать не в состоянии.
Он пропускает поворот минимум дважды, перед тем как, наконец, не обрушивается на нужное крыльцо, дрожащими пальцами дожимая дверной звонок. В скором времени дверь приоткрывается, выявляя в проёме знакомое лицо.
- Майлз?"
В гонке со временем Нью-Йорк сверхскоростным поездом летит вперёд, оставляя далеко позади тех, кто не вписывается в его суетный мир. Двое мужчин, между тем, запутались и потерялись в себе.
Они оба одиноки и оба отстали.
Эпоха золотой молодежи теперь навсегда закупорена в бутылках из под шампанского и бережно сохранена вездесущими журналистами на страницах желтых газет.
— Это мне? — спросил Майлз удивлённо. Рыжик не понял, о чём речь и повернулся в его сторону, скорее на автомате. Они встретились взглядами, потом тут же разошлись, и он вспомнил про сирень, запах которой уже распространился на всю комнату.
— Тебе, — согласился Рыжик, потому что это было и без того понятно.
Ему лучше не знать, что фиолетовая сирень значит на языке цветов.
