empty souls

Fallulah — Give us so little love

— Что с твоими губами, Эдди? Тозиер смотрит на него, на того, кто ещё два дня назад считался знавшимся наизусть, но сейчас едва ли представляет и половину того человека. Всклокоченный, нервный, зареванный и абсолютно-абсолютно несчастный. До Ричи медленно доходит, что подобное в глазах друга было всегда, но Тозиер либо не хотел этого видеть, либо был слишком слеп, чтобы заметить. — То же самое, что с твоими руками, Ричи. Их взгляды не пересекаются. Оба залезают прямо в душу, потроша свежие раны медью и янтарем. — Тебе нужно переодеться. Ричи проходит мимо Эдди, и тот почему-то замечает тозиеровский запах. Слышит его через собственную вонь, это сплетение водки, сигарет и крови. Свою-то ты так и не заметил, хотя она была у тебя буквально под носом. — Мне не нужна твоя долбанная забота. — Тогда какого черта ты здесь, Эдс? Тозиер вдруг прекращает рыться в шкафу и выныривает из него, недовольно поглядывая на Каспбрака. Эдди вдруг замечает в друге искры раздражения. — Я пришёл разобраться с этим дерьмом. Ты ведь мой лучший друг, ты не можешь. — Не могу что, Эдди? — Ты не можешь любить меня. Это ненормально. — Ненормально считать это ненормальным, Каспбрак. Они опять замолкают. Тишина не уютная, она будто заставляет их решать свои насущные проблемы, не давая им разобраться в себе, и давит-давит-давит. Бьёт по темечку, как капли воды в китайской пытке, раздражая все рецепторы. — У меня почти получилось разобраться в себе, получилось направить себя в нужное русло, но ты приперся и все испортил. Ты всегда все портишь, Тозиер. — Тогда проваливай из моей комнаты, раз я такой ублюдок-ушлепок-педик, так, кажется, ты меня сегодня называл? Давай выкинем десять лет из нашей жизни, щелкнем пальцами как долбанный Танос, и все тебя будет устраивать! Ричи не выдерживает и кидает в Эдди ворохом чистого белья, тут же понимая, что зря — наверняка, оно сразу же становится грязным. Тозиер просто не понимает, чем вызван гнев такого масштаба, почему всегда рассудительный Каспбрак сегодня слетает с катушек и психует хуже его мамашки, когда Эдди сломал руку. Почему? — Я хотел бы, — Ричи слышит эти слова, и в его душе будто что-то обрывается. Ты общаешься с человеком, считаешь его своим лучшим другом, даже любишь, блять, именно его, а он говорит, что лучше бы всего этого не было. Ни тебя, ни разговоров, ни общей истории. — Я хотел бы, но лишь для того, чтобы послать свою мать куда подальше со своими загонами. — Если ты пытаешься оправдаться, у тебя дерьмово выходит, — Тозиер подает голос тихо-тихо, будто боясь спугнуть откровение друга, да и он знает — скажет громче, его связки обязательно задрожат, выдавая его волнение. — Оправдаться? Оправдаться, Рич? Ты хоть понимаешь, каково это, когда каждый божий день собственная мать давит на тебя, настаивает быть нормальным, заставляет ходить в церковь и к психологу, убеждая, что геи — больные? Когда она каждый день спрашивает, а нормальным ли растет ее сынок, а ты только и можешь отвечать, да, мам, я нормальный. Но ты же понимаешь, что ты, нахер, никогда не был нормальным, адекватным, здоровым парнем, который хочет трахать девчонок, а у него, блять, не получается! Не встает, понимаешь, пока ты не представишь блядские глаза и блядские губы какого-нибудь парня, а не девчонки! — Эдди кричит, брызгая слюной, брошенные Ричи вещи уже валяются под ногами, он топчется по ним и даже не замечает, в истерике смотря на Тозиера. — И ты пьешь, пьешь, пьешь, закидываешься пластинками и таблетками в надежде словить приход, чтобы, блять, потрахаться с девчонкой и наконец вылечить себя, но алкоголь так сносит крышу, что ты не можешь противиться своим чувствам и представляешь блядские кудри своего лучшего друга в своем кулаке, представляешь его блядски мягкий язык на члене, когда трахаешь кого-то в рот. И это ненормально, Рич. Ричи буквально видит, как запал быстро покидает Эдди, который еще не до конца осознает, что только что вывалил на лучшего друга. Грудь быстро-быстро вздымается, будто от бега, прилипшая к коже майка обнажает острые соски. — А я всего лишь хочу почувствовать себя правильно. Интонации в голосе Каспбрака такие, будто он сейчас расплачется. Во взгляде сквозит все то, что он с усердием скрывал годами, но сейчас Ричи все видит. Будто рушится какая-то древняя плотина, и на парня льется поток новой, ценной информации, и этот поток Тозиеру еще расхлебывать и расхлебывать. Ежесекундно юноша понимает, как был слеп, как много времени он проводил наедине со своими мыслями, совсем не обращая внимания на то, как страдает его друг. А друг ли? — Давай, Эдс, надо тебя помыть. Ричи сразу же вспоминает, что в его ванной творится хаос, на полу все еще разводы крови, которую парень даже не пытался отмыть до прихода Касбрака. И что-то подсказывает Тозиеру, что соседская ванная комната тоже находится не в лучшем состоянии. — Прости, моя ванная залита водой, но у меня есть влажные салфетки, — Ричи хватает за руку замеревшего Эдди и толкает на кровать, усаживая того поверх скомканного одеяла. Каспбрак только молча смотрит на парня напротив и не может собраться с мыслями. Да если бы ему высказали подобное, он бы уже истерил и плевался ядом, но Ричи будто не слышал вообще ничего из того, что Эдди поведал ему. Неужели ему настолько плевать? — Ты даже ничего не скажешь? — не выдерживает Эдди и прикусывает губу. Ему хочется хоть каких-то эмоций на свою проблему, абсолютно любых — пусть Тозиер вышвырнет его из своей жизни, пусть наорет, пусть утешит. Да хотя бы просто прокомментирует, но Каспбрак видит, как Ричи упорно молчит и продолжает заниматься своими делами. Он стягивает с Эдди мерзко пахнущую майку, сразу же относя ее в ванную комнату, и по одной достает салфетки из, Каспбрак видит, совершенно новенькой пачки. Огромной такой, на двести единиц, Эдди такой пользуется почти ежедневно, чтобы стирать сперму с живота, или с члена, или еще чего-нибудь, и абсолютно точно не хочет знать, зачем Ричи нужна такая огромная упаковка. В голове пустота рассеивается только тогда, когда Эдди осознает прикосновения влажной мягкой ткани к запястьям. Когда Тозиер начинает обтирать каждый палец, останавливаясь на ногтевой пластине, на каждой складке и морщинке; когда начинает подниматься по предплечью, достигает ключиц, проходится по груди, уделяя внимание соскам. Меняет салфетки так часто, как не меняет сам Эдди, около кровати лежит уже целая куча использованных, но Ричи берет снова и снова, очищая новые участки кожи. Колени, бедра, складки живота, не игнорируя пупок. — Я думаю, Эдс, — наконец подает голос Ричи, и Эдди даже радуется, что тот хотя бы как-то реагирует, пока Тозиер не продолжает, — я думаю, тебе нужно снять трусы и пойти помыться. К сожалению, могу предложить тебе только раковину, но, почти уверен, тебе хватит. Эдди думает, что тут могло бы быть множество шуток, но Рич опять замолкает и продолжает сосредоточенно обтирать уже чистые участки кожи. — И куда же делась вся твоя бравада, Тозиер? Послушал меня и застеснялся моего члена? Такую фривольность Каспбрак себе никогда не позволяет, и сейчас он взирает на недоуменное, но нахмуренное лицо друга, и полагает, что перегнул палку. Только что распинался о том, как он хочет быть «здоровым и нормальным» и тут же выкидывает что-то из рук вон выходящее. Может, тебе пора к психиатру, дружок? А как можно устоять от этого изучающего взгляда снизу-вверх? Когда его чертовы губы чуть-чуть приоткрыты так, что виднеются белые зубы, и это почти то же самое, что иногда представляет себе Эдди в своих грязных фантазиях. И расширенные зрачки, почти сожравшие всю радужку, горят почти что возбуждением, как тут сдержаться? — Я просто боюсь, что не сдержусь, — озвучивает его их мысли Ричи и отстраняется, глубоко дыша. Воспаленный сегодняшними событиями юношеский мозг готов взорваться от сказанного, и сейчас, когда очевидно наступает переломный момент во всей никчемной жизни Эдварда Каспбрака, его внутренние терзания молчат. Тишина аж звенит в ушах. От этого звона черепная коробка Эдди будто трещит по швам, и впервые в жизни он делает то, что действительно хочет. Чего хотел так долго, еще со времен школы — отдаться сейчас и совсем не думать о завтра. — Что, отсосешь мне за десятик, Тозиер? Я дам тебе даже доллар. Он тянется к прикроватной тумбочке и берет в руки прохладный запыленный кругляш металла. Крутит его меж пальцев и, ставя монетку на ребро, зажимает указательным и большим. — Ты больной, Эдс, — Ричи даже усмехается, ожидая такой же реакции от Каспбрака, но тот, кажется, серьезен. Тозиер сглатывает, ощущая неимоверную сухость во рту. — Я недостаточно хорош для тебя? Тогда мне точно не место в гейском мире, если уж даже такая задница, как ты, меня не хочет. Ричи оборачивается и неверяще смотрит на друга, не мигая. Взгляд Эдди кажется даже погрустневшим, но ведь так не может быть, правда? Еще с утра он кричал, доказывая свою нормальность, а сейчас уже просил, блять, отсосать ему за деньги. Ричи не готов жертвовать дружбой, чтобы потрахаться даже с самым желанным объектом в своей жизни. Пусть лучше они останутся друзьями, чем останутся вообще никем. — Нет, Эдди. Но ты не в себе, и тебе бы лучше проспаться и навестить психолога. Нормального, адекватного психолога. И Ричи жалеет о сказанном почти мгновенно, когда Каспбрак наваливается на него, прижимая к полу. — Ты идиот, Ричи. Из легких выбивает весь воздух, когда Эдди, чуть приподнимая Тозиера над полом, тут же швыряет его обратно, надавливая на грудную клетку. С учетом того, что Каспбрак сидит у парня на животе, тот еле-еле успевает вздохнуть, когда поцелуй Эдди обрушивается на него, унося из реальности. Чуть затянувшиеся раны на губах тут же надрываются, и через кисловатый привкус эддиных губ Ричи чувствует кровь. Много крови, она сочится, а потому Тозиер хочет остановиться, отпрянуть, но Каспбрак не дает, лишь сильнее прикусывая чужие губы и облизывая десны. Зубы стукаются, когда кто-то из них чересчур широко приоткрывает рот, и Ричи думает, что если бы он был девчонкой, тоже бы повелся на такие поцелуи. — Эдс, у тебя кровь, — шепчет Рич, но понимает, еще чуть-чуть, и его самообладание лопнет, как воздушный шар, и тогда парень все пошлет к черту, как, похоже, уже сделал Эдди. — Ты можешь заткнуться хотя бы на минуту? Покажи мне, из-за чего я страдаю каждый день, долбанное мудло. — Хватит оскорблять меня, Эдс. Иначе помою тебе рот с мылом, — его шепот тонет в звуке поцелуя — тягучего, медленного и чувственного. Ричи пытается абстрагироваться от железного вкуса крови во рту, и ловит возбуждение, когда понимает, что он с Эдди. Да, непонятно, что будет завтра или через два часа, но сейчас Каспбрак сам хочет его, а Тозиеру совершенно не хочется думать о том, что за всем этим последует. А Эдди отдается поцелуям и объятиям без остатка, очень явственно ощущая, что такого он никогда не получал и в будущем, вероятнее всего, не получит. Ведь если он выживет после сегодняшней ночи, завтра у него окончательно поедет крыша, и если вдруг Ричи увидит очередную истерику Каспбрака, сбежит от него, как от огня. Влажные прикосновения становятся все развязнее, когда Ричи входит во вкус и прикусывает эддин язык, стараясь как можно меньше задевать его губы. Ведет ладонями по худощавым бокам Эдди, надавливая пальцами на ребра, доходит до мягких ягодиц и сжимает их, будто немного разводя в стороны. На какое-то мимолетное мгновение Каспбрак замирает, и Ричи, пользуясь этой паузой, раздвигает чужие зубы, обхватывая язык Эдди и начиная посасывать его. И Эдди реагирует мгновенно, сильно зажмуриваясь от бурлящих в нем эмоций, громко стонет в рот Тозиера, еще сильнее расслабляя свои губы и язык, позволяя Ричи делать все, что ему вздумается. Этот стон сносит в Ричи все остатки сдержанности, он, чувствуя, что член уже стоит колом, толкается в разведенные бедра Каспбрака, вжимая его в себя и сходя с ума от охренительной близости с Эдди. Это наконец-то случилось, и теперь ничего не сможет им помешать. Ричи резво садится, поднимая Каспбрака с собой, и обхватывает его за шею, притягивая к себе. Будто боится, что Эдди может куда-то деться, испариться или сбежать, а потому пропускает еще влажные волосы между пальцев и крепко сжимает. Отрываясь от покромсанных губ, целует в родинку на скуле, измазывая ее в крови, целует ямку под челюстью, целует подрагивающий кадык, оставляя на всех тронутых местах кровавые метки. Эдди чувствует возбуждение Ричи, ощущает его член меж своих ягодиц, и от этих мыслей в животе скручивается тугой жгут из нервов и азарта. Его пальцы цепко держат плечи Тозиера, пока тот выцеловывает круги на груди Эдди и тревожит нежные соски, и эти, кажется, колючие прикосновения выпаливают в пах, заставляя пенис болезненно дергаться. Ричи, будто почуявший жаркие колебания в теле Каспбрака, жестко сжимает чужой член через хлопковую ткань, от чего у Эдди закатываются глаза, и он снова приглушенно стонет, закусив щеку. Неосознанно толкаясь на каждое ричино движение, Каспбрак распаляется все сильнее, понимая, что после такого эмоционального дня вряд ли будет долго сопротивляться оргазму, но в то же время не может противиться призывным вздохам Ричи, уже начиная подмахивать ему бедрами. Тозиер видит, как раскрепощается Эдди, а потому, недолго думая, чуть стягивает его трусы, освобождая горячий, дрожащий член. На секунду засматривается на средних размеров кривоватый ствол и облизывает свои губы, смачивая их слюной. Когда пенис попадает в плен жаркого языка и щек, глаза Эдди распахиваются, взгляд сам собой опускается вниз, и Касбрака сковывает оцепенение. Подрагивающие ресницы на прикрытых веках кажутся еще длиннее, а блестящие от слюны блядские губы Ричи — самыми что ни на есть подходящими члену Эдди. Они так красиво обхватывают его, заглатывая миллиметр за миллиметром, что Каспбрак, стягивая черные кудри в кулак, насаживается на чужой рот до конца, плавно утыкаясь с упругое, мягкое небо. Ричи терпит. Понимает, что не протянет долго, он же не долбанная блядь, но терпит, пока не начинает задыхаться, но Эдди сам отстраняется, оттягивая голову Ричи от своего паха. — Посмотри на меня. Тозиер поднимает на него взгляд в тот момент, когда Каспбрак снова толкается вперед, и от вида втянутых щек, от вида исчезающего в ричином рту члена мозг Эдди плавится, освобождая все скрытое, потаенное и почти что похороненное на задворках. — Ты… Эдди не может одновременно говорить и трахаться, а потому выбирает второе и продолжается легко двигаться вперед-назад, покачивая худыми бедрами. Чуть слезящиеся карие глаза смотрят на него так преданно, так невъебенно пошло, что Каспбрак решает — к черту его мамашу. Он будет терпеть собственные метания так долго, как он сам себе позволит, но когда-нибудь точно трахнет этого балабола в задницу. Ричи видит блаженное выражение лица Эдди и максимально расслабляет горло, позволяя тому иметь себя в рот. Ощущает языком все неровности эддиного члена и сдавливает его губами, пережимая пульсирующую венку. Толчки становятся резче, когда Ричи делает язык шире и проходится им по гладкой головке, и не сразу понимает, что движения Эдди становятся грубее и жестче. Он упирается ладонями по бокам ребер и медленно останавливает Каспбрака, выпуская, наконец, чужой член изо рта. Вслед за членом с губ Ричи тянется тонкая, вязкая слюна, которая тут же, растягиваясь в ниточку, рвется, оседая на коленях Тозиера. — Я? Ричи все еще смотрит на него снизу-вверх, пронзая потемневшим янтарем глаз, его растягивающиеся в ухмылке губы поблескивают от смазки. Он смахивает со лба волнистые пряди и приподнимается с колен, становясь выше Эдди. — Ты будто самая элитная блядь на районе, Рич. Каспбрак снова целует губы Ричи, сразу же проскальзывая языком в рот и пытаясь распробовать свой собственный вкус. — Можешь не смаковать, дубина, ты ведь же даже не кончил, — Тозиер закатывает глаза и углубляет поцелуй, нежно зализывая поврежденные эддины губы, когда Эдди отстраняется, чуть надавливая ему на грудь. — А я могу..? Почему-то его заливает смущение, несмотря на все то, что произошло в комнате сегодня и происходит сейчас, его шея заходится в милейшем румянце. — Господи Боже, Эдди, ты материшься и ругаешься, как сапожник, пьешь виски литрами, но стесняешься физиологии? Он обхватывает член Каспбрака в кольцо пальцев и, размазывая смазку, делает быстрые-быстрые движения по стволу, и Эдди, резко прекращая дышать, утыкается мокрым лбом в подбородок Ричи. Смотря поверх эддиной головы, он видит, как бедра друга ходят ходуном, когда сам Тозиер надрачивает ему. Немного отстраняясь так, что Эдди, по инерции потянувшийся за ним, чуть ли не падает, он опять садится. В кулаке то появляется, то исчезает красная головка, с щелки выступает густая прозрачная капля, и Ричи, наклоняясь, одним резким движением слизывает ее, тут же вбирая эддин член в себя полностью. Чуть остывшая кожа тут же нагревается, широкий язык скользит по ней, двигая крайнюю плоть туда-сюда, и Эдди, опять теряя контроль над разумом, начинает резко толкаться в чужое горло. Действия рваные, Каспбрак то подстраивается под один ритм, то вдруг переходит на другой, меняя темп так, что Ричи уже не успевает подстраиваться. Но когда все-таки Эдди уже не может остановить себя, задерживаясь в жаре рта все больше и больше, проталкиваясь еще глубже, Тозиер понимает, что тот кончает. Температура спермы почти не отличается от температуры глотки, а потому Ричи не сразу ощущает это, но ощущает, как по горлу стекает вязкая, терпкая жидкость, и его начинает подташнивать. Быстро заменяя рот рукой, Ричи сплевывает в валяющееся полотенце и продолжает мягко двигать ладонью, ловя последние, ленивые толчки Эдди. И когда Тозиер слышит первый всхлип, он улыбается, думая, что все закончилось хорошо, и, возможно, вечер на этом не закончится, но потом раздается всхлип за всхлипом, и, поднимая взгляд на лицо Эдди, его улыбка тут же испаряется. — Эй, Эдс, что случилось? Волнение и трепет в голосе никак не скрыть, да и к черту все это, сейчас уже все неважно, и скрываться-то не от кого, но по привычке Ричи пытается унять дрожь в связках, чуть прокашливаясь. Приподнимаясь, он обнимает парня, крепко сжимая его грудь и держа за голову, будто желая вобрать то, что сейчас так расстраивает Каспбрака. Спина друга начинает подрагивать, и где-то у своего сердца Ричи слышит, как хлюпает носом Эдди. — Эдс? Юноша бурчит что-то в ответ, его голос немного срывается, и с губ слетает первое ругательство. — Я такое ничтожество, Рич. Я такой никчемный, и бесполезный, и больной, и я так устал от этого. Он начинает подвывать, сглатывая слезы, но они все равно текут по его лицу, Ричи это чувствует, потому что его майка намокает с левой стороны, и Тозиер понимает, что не понимает ничего совершенно. — Что случилось, Эдди? Я сделал что-то не так? Каспбрак молча мотает головой из стороны в сторону, как какой-то болванчик, и громко и прерывисто вдыхает, втягивая в рот остывшие на губах слюни, тут же выпуская их с выдохом, и они тянутся, тянутся вниз, на соединившиеся бедра. — Нет, Ричи, нет, мне понравилось, и это отвратительно. Только что начав покачиваться вместе с Эдди, чтобы немного успокоить его, он резко останавливается, путаясь. — Я не понимаю, Эдди, — честно произносит Тозиер и гладит Каспбрака по волосам, растягивая их ладонью. — Объясни, что с тобой происходит, — он сам отталкивает Эдди от себя, придерживая за плечи, и пытается заглянуть в покрасневшие глаза. Когда они встречаются взглядами, в Ричи вдруг что-то тоже обрывается, он видит всю боль, что переполняет Касбрака, и в этот самый момент ненавидит себя так сильно, как только это возможно. И еще, наверное, Соню Каспбрак, но это непервостепенно. Только посмотри, что ты наделал, придурок, он же тоже сейчас ненавидит себя. Надо было отказать ему, отправить в комнату, оставить у себя проспаться, да хоть бы что, лишь бы не отсасывать ему, идиот. — Я всего лишь хочу стать нормальным, чтобы меня тоже приняли, понимаешь? Не хочу осуждения в глазах, хочу быть счастливым и здоровым. — Никто не осуждает тебя, Эдс. Мы поддержим тебя, что бы с тобой ни происходило. Билл, Стэн, Бев. А я, на что тебе я? — Никто не любит геев, Ричи, что бы они ни говорили тебе в лицо, они всегда будут ненавидеть тебя за спиной. — Это не так. — Почему ты так уверен? — Тозиер слышит, как терпение потихоньку покидает его друга. — Ты серьезно думаешь, что Стэн-Супермэн забрал нашего Билла только потому, что ему скучно? — Ричи смотрит на затылок Эдди до тех пор, пока тот не поднимает голову, недоуменно взирая на него. — Хочешь сказать, что они… вместе? — его лицо сейчас даже кажется смешным, настолько смущение делает его другим. — Эдс, ты будто в прошлом веке живешь. Кто вбил тебе весь этот бред про геев в голову? Не считая твоей умной мамаши. — Психологи, церковь. Но, Ричи, мужчины не должны любить друг друга и спать друг с другом, это против природы. И это… — Только не говори, что это ненормально, Эдди, иначе я тебя прикончу. — Это ненормально. — Значит, мы ненормальные.