The Police — Every breath you take Carl Espen — Silent Storm Kelly Clarkson — Because of You
Когда дверь за Ричи закрылась, Эдди выдохнул. Буквально выдавил из себя весь оставшийся воздух так, что голова закружилась. Сел на кровать, заваливаясь на пружинах, и прикрыл глаза. Ему казалось, что черепная коробка вот-вот треснет от количества мерзких слов в свой адрес и услышанной от Ричи информации. Голос, громкий и противный, шептал, что Эдди молодец. Что он сильный и смелый, раз смог закончить отношения, которые были ему в тягость. «В какую тягость, идиот, это же Ричи!» Иногда вспыхивала в мозгу ярко-красная вспышка, озаряя пустоту внутри, и заставляла Каспбрака идти на поводу у своих эмоций и чувств. «На поводу? Это нормально, Эдди, он же твой парень». Но потом этот огонь гас, и тогда Эдди вдруг понимал, что не хотел ничего вообще. Что забота Ричи на него давила, будто огромный снежный ком из проблем и трудностей, что каждый раз, когда Эдди пытался расставить границы своего личного пространства, Тозиер врывался в него, загромождая собой абсолютно все. Разрушал, будто глыба льда огромный Титаник. Каспбрак любил быть один, хоть иногда, хоть пару часов, но Ричи упорно вторгался на территорию Эдди, заставляя того сжиматься и выставлять иголки. От всех этих невыносимых «надень шапку, Эдс» до «ты капризный, Эдс» тянулась пропасть из таких вот проявлений заботы, и Эдди это душило. Ведь если матери он хотел сопротивляться и удачно это делал, игнорируя ее указы, то противиться Ричи у него просто не получалось. Не мог Каспбрак смотреть в эти чудесные карие глаза и идти на попятную, не мог отказать в просьбе. Но стоило Тозиеру надавить хоть немного, хоть раз задать правильный вопрос, на который у Эдди, конечно, не было нужного ответа, в мыслях Каспбрака начиналась целая война миров. Голова разрывалась от различных вариантов ответов, но Эдди всегда выбирал неверный. Слишком глупый, слишком резкий, слишком общий, и это «слишком» часто обижало Ричи. Даже если он этого не показывал. А Эдди любил утешать. Знаете, это как с ребёнком, некая извращённая сторона любви — ты сначала доводишь своим упрямством до слез и крика, а потом сам успокаиваешь. И прекрасно понимаешь, что это ненормально, но ничего не можешь с собой поделать, продолжая делать так снова и снова. Нравилась Эдди эта отходчивость в Ричи, ее хотелось проверять на прочность, сначала переступая одну границу, затем другую. Делая маленькие шажки к влюблённому сердцу, чтобы потом в который раз хоть одним глазком взглянуть на распахнутую душу. «Ага, и поплевать туда тоже» Эдди упорно отгонял от себя мысли, что делал неправильные вещи. Ведь Тозиер, очевидно, любил Каспбрака, а он в свою очередь продолжал вести себя как придурок, все больше играя на чувствах. Он именно что играл, с каждым разом наглея все больше и меняя правила игры под себя.— Может, ты хочешь добавить что-то ещё, Эдди? — Мы не будем вместе. — Это окончательное решение? — Окончательное. — Тогда знаешь что, Эдс? Пошёл ты.
И Эдди понял, что сегодня правила поменяли без его ведома, потому что он вдруг оказался в проигрыше. Неожиданно и обезоруживающе. Он-то был уверен, что Ричи останется, что начнёт умолять вновь. Но Ричи взял куртку и ушёл из комнаты, тихо закрывая дверь. И к такому Эдди готов не был. И мозг Эдди заклинило. Парень сидел, уставившись в одну точку, и пытался понять, где он просчитался. Где надавил на чересчур больную мозоль. Мысли ускользали от него, будто мыло в набранной ванне, и перед взором стояло лишь неземное, прекрасное лицо Ричи. Исказившееся болью, молящее и невообразимо печальное. Захотелось стереть его из своей памяти, раскрошить в мельчайшую пыль и рассеять по ветру, да только как такое забудешь? Когда собственными руками довел человека до крайности, заставил поверить в свою ненужность и обратил все его убеждения в прах. «И как это, Эдди, приятно отталкивать единственного человека, которому ты был нужен?» — Я хотел как лучше. «Лучше?» — Он не будет счастлив со мной, если я не могу разделить его чувства. «Так уж и не можешь?» Эдди задумался. Вчера в это время он писал портрет Ричи, представлял его так ярко и сочно, что почти что в живую видел его перед своим мольбертом. Он улыбался, и отпускал глупые шутки, и флиртовал так много, что у Эдди сводило скулы от нескончаемой улыбки. И, самое главное, Ричи получался таким красивым и притягательным, линии с первого раза ложились на холст, образуя нужные формы. Каспбрак фантомно чувствовал прикосновения пухлых губ, когда делал набросок, ощущал их влажность на своей шее и их приятный запах — никак не надоедающий апельсиновый бальзам будто уже въелся в подкорку. «Разве ты чувствуешь отвращение к этому?» — Нет. От чего-то голос в его голове менялся, он уже не был таким уж мерзким и вкрадчивым, наоборот, становился более живым и откровенным. И ощущался он уже не свинцовыми тучами, будто прижимающими тебя к земле, а просто дождевыми облаками. Пройдет ливень, и станет легче. «Разве чувствуешь себя спокойно сейчас?» — Нет. «Может, ты счастлив от того, что Ричи переживает?» — Точно нет. Какой придурок. Эдди фыркнул вслух. Ненормально наслаждаться чьими-то переживаниями. Нормальные люди так не поступают. «Нормальные? В этой комнате нет ни одного нормального». — Вообще-то, я слышу тебя, эй. «Эдди, ты разговариваешь сам с собой, и это не может быть нормальным». Внутренние метания нарастали вновь. Ливень почему-то совершенно не хотел идти, гроза будто была где-то рядом, но упорно не хотела вступать в свои права и облегчать страдания своим дождем. Он бы смыл все печали и горести, Каспбрак знал это, он бы помог разобраться со всей этой действительно непонятной ситуацией. Бил градом где-то вдалеке, орошал собой все вокруг, но Эдди трогать не хотел. И Эдди это не нравилось. Ему много чего не нравилось, а когда Каспбрак не получал своего, он начинал ругаться и требовать до тех пор, пока этого не получит. Это касалось и вдруг застрявшей очереди из-за какого-то идиота, который не смог правильно прочитать этикетки на молоке, и девушки, которая всем своим видом показывала, что ей нужно место в автобусе, и Ричи, который понимал и делал для Эдди слишком много. Да, Каспбрак определенно чувствовал себя спокойно рядом с Тозиером. Это было тепло и чересчур слащаво, и Эдди любил их милые переписки и уютные вечера, по-настоящему любил. Все терзания будто отходили на задний план, когда Ричи был рядом, мысли становились светлее и красочней. Эти сочные вспышки били по сознанию Эдди, как коррозия — сначала были лишь крохотные искорки, а затем они разрастались, будто пожар в летнем лесу, как ржавчина жрала забытый под дождем велосипед. Смех Ричи был слишком звонким и безрассудным, касания — слишком мягкими и необходимыми. Толчки — жаркие и возбуждающие, а поцелуи — чересчур страстными и чувственными. И слова были слишком ласковыми и нежными. И от всех этих «слишком» и «чересчур» Каспбрак терялся. Его мазало в разные стороны, будто его организм совсем не приспособлен был для того, чтобы чувствовать столько одновременно. Эдди просыпался с утра и понимал — сегодня он хотел бы побыть один, в одиночестве со своим внутренним дождем, и никакой Ричи ему не нужен был. Вместо широкой улыбки ему хотелось видеть тоску и слезы. И чтобы его не касался никто, чтобы оставили в покое хоть на часок и не мучили вопросами. А шутки в такие моменты напоминали издевки, родной голос становился омерзительным, и от одного только воспоминания, как этот рот мог стонать в мгновения близости, становилось дурно. И слова, слова поддержки, которые вроде как должны были помочь, становились искусственными, какими-то театральными и фальшивыми, и вместо ответных фраз хотелось кричать «заткнись» всем, кто в этот момент разговаривал. Чаще всего, конечно, Ричи. Во время ссор становилось легче, и одновременно с этим Эдди ощущал себя до тошноты отвратительно. Все чаще он ловил себя на мысли, что так продолжаться больше не может, и что Тозиер всем своим существом не виноват в том, что Каспбрак желал одиночества. Банального такого, со своей серостью и грязью. До дрожи в теле пустого и поглощающего. Эдди привык жить в унынии и скорби, привык жалеть себя и думать, что он никому не нужен. Язык не поворачивался сказать Ричи прямо, мол, прости, но ты такой охеренный, что меня от тебя тошнит. «А оскорблять и заставлять переступать через себя было, безусловно, самым занятным времяпровождением». Положение усугубляли эти бессмысленные походы к психологу, которые, надо отдать должное, изначально даже помогали. Эдди приходил, выговаривался, отдавал свои кровно заработанные и со спокойной душой шел домой. Но потом этот якобы понимающий тон специалиста начал вызвать в Каспбраке только чувство тревожности. Ему казалось, будто он возвращался в прошлое, к своей чертовой матери, которая забивала ему мозг своими убеждениями. Упрямство и некая трусость в характере Эдди не давали ему закончить эти ставшие настоящими мучениями похождения — Каспбрак платил деньги, значит, работа делалась. По крайней мере он хотел это видеть. И никакие упрашивания Ричи не помогали Эдди прекратить всю эту чепуху. И если на психолога парень срываться отчего-то не мог, то Тозиер отлично подходил на эту кандидатуру, попадая под удар все чаще и чаще. И все чаще и чаще Эдди замечал в своей голове мысль отпустить Ричи из его плена. Ведь Эдди прекрасно знал, что тот не был виноват, но приходил мириться первым и брал всю вину на себя, а это только сильнее злило Каспбрака. Почему только Эдди не говорил этого прямо — понятно не было. Ему было легче придумать какую-то тупую игру и отвадить Ричи от себя, чем признаться во всем, но чего он действительно не учел, так это того, что Тозиер и правда уйдет. Результат таким и должен был стать, но чувство стыда и жалости к Ричи заставляли Эдди убеждаться в собственной глупости. И сейчас вместо того, чтобы облегченно выдохнуть, Каспбрак виновато задыхался в одиночестве, рассматривая испорченный им портрет Ричи. Его взгляд скользил от клочка бумаги к другому клочку, цепляясь за обрывки нарисованных губ и кудрей. Парень взял один кусок в руки и провел пальцем по карандашной линии — маленький шрам под губой Ричи, который остался после драки с Генри. Эдди сам не заметил, как метался по комнате, пытаясь собрать рисунок воедино, находя обрывки то тут, то там, но центрального — с большими выразительными глазами — нигде не было. В воспоминания ворвался фрагмент произошедших некоторое время назад событий — Ричи сжимал в кулаке клочок плотной бумаги, когда выходил из их комнаты. «Забрал почти что самое красивое, Эдс». — Только Ричи может называть меня так, недоумок. Он споткнулся о портфель, валяющийся около стола, и тут же узнал в нем вещь своего***
Эдди мялся на пороге маленького домика, ощущая, как огромные хлопья снега падали ему за шиворот — он не надел шарфа. На волосах уже была целая шапка из крупных снежинок, а пальцы рук покалывало от холода так же, как и кончики ушей, носа. В ближайшей к улице комнате в доме мелькали высокие тени — в окнах горел свет. Каспбрак чувствовал себя неуютно, понимая, что сейчас ему влетит по самое не балуй — что-что, а за друзей и Стэн, и Билл могли вытрепать хорошенько. Если бы на месте Ричи оказался сам Эдди, получил бы Ричи. Но сейчас в качестве пиньяты будет выступать Каспбрак, и, понимал он, вполне заслуженно. Вина занимала все больше и больше места в его оскверневшей душе, и Эдди твердо решил, что если кто-то вмажет ему сегодня, он не будет сопротивляться. И извинится перед Ричи. Расскажет ему все, как есть, и может когда-нибудь Тозиер сможет понять его. Дверь перед парнем тихо скрипнула и открылась, обозревая на пороге возвышавшегося над Эдди Билла и маленький коридор за ним. — Долго собираешься сопли жевать? — резко спросил друг и распахнул дверь шире, делая шаг в сторону. — Проходи, он в гостиной. Его видеть совсем не хотелось, потому что тогда Каспбрак опять начнет вести себя, как полный ублюдок, хотя, вероятно, в присутствии своих друзей фильтры в голове Эдди начнут работать чуть лучше. — Прости, я без подарка. — У тебя хватает наглости шутить, Эдди? — из соседней комнаты вышел Стэн и встал рядом с Биллом — руки у обоих были сложены на груди, брови нахмурены, и сейчас они казались до безумия друг на друга похожими. Разве что у Стэнли волосы были в беспорядке, в таком, что Каспбрак даже не припомнил бы, когда видел такое хоть когда-нибудь. — Хотел разрядить обстановку, — Эдди закусил губу, стараясь унять нараставшую дрожь во всем теле. — Мы не знаем, что ты ему сказал, тупой ты кусок говна, но, прости, на его месте я бы тебя не простил, — уже не сдерживаясь, рассердился Билл. Голос его был неестественно низким и тихим, а потому дефекта в речи не было вовсе. — Что вообще произошло? Каспбрак стыдливо потупил взгляд, рассматривая мокрые носы своих кроссовок, чувствуя на себе прожигающие взоры своих лучших друзей. Лучших друзей своего бывшего парня, и что-то такой расклад Эдди даже пугал. — Я запутался. Хотел бросить его, чтобы он не привязался сильнее. — Привязался, Эдди, он тебе что, шавка какая-то в подворотне? — Стэн сделал шаг вперед и схватил жмущегося к входной двери парня за грудки, чуть встряхивая. — Я подумал, что так будет лучше. Я ведь не могу любить его так, как он этого заслуживает, понимаешь? Я отвратительный человек, — Каспбрак все смотрел вниз, избегая внимательных глаз Стэнли. — И ты решил довести его до ручки своим поведением? Почему-то я думал, что ты один из самых добрых людей в моем окружении, Эдди. — Прости. Слово слетело с губ слишком быстро и легко, Касбрак даже не успел подумать об этом. Но Урис уже сжал его куртку сильнее и вдавил в жалобно скрипнувшую дверь. — Прости? — Стэн яростно смотрел на него, и гнев этот выглядел на милом лице уж больно неуместным. — Ты перед ним извиняйся, свинья, — парень толкнул Эдди напоследок и отпустил. — Это прозвучит глупо, но я разочарован, Эдди, — проговорил со своего места Билл. Сердце Эдди бухнуло будто в последний раз и замерло на такое мучительно мгновение, что Каспбрак уже начал задыхаться, когда Стэн дал ему пощечину. Эдди посмотрел на него испуганно, будто загнанный зверь на охотника, и шумно вдохнул. След от ладони обжигал своим пламенем, и кончиками прохладных пальцев Каспбрак провел по удару, чувствуя жар подушечками. — Иди и посмотри на него. И прекрати быть трусом. Эдди сглотнул и, обогнув Денбро, вошел в комнату, которая оказалась гостиной — за все время пребывания в Нью-Йорке Каспбрак был здесь один раз, да и то они с Ричи даже не заходили внутрь дома, просто приезжали за какими-то книгами. Комната была маленькой, но уютной. В углу стояла елочка, украшенная старыми игрушками, по окнам были развешаны разноцветные гирлянды, огоньки которых напоминали, что сегодня было Рождество. В доме стоял приятный запах печеного мяса и пирогов, и в животе Эдди снова кольнула совесть. На небольшом диванчике лежал Ричи — грудь мерно вздымалась, будто он спал, длинные ноги, которые явно не умещались, были перекинуты через подлокотник с другой стороны. Одна рука тоже свисала, ладонь была перемотана бинтом. Сердце Каспбрака забилось чаще, когда взгляд пробежал по лицу парня и увидел разбитый, хотя уже и обработанный нос. Эдди приблизился и посмотрел на безмятежно спящего Тозиера — под заплывшим глазом красовался уже синеющий синяк на скуле, а нижняя губа была разбита несколькими очевидно сильными ударами. Касбрак присел около дивана и не смог удержаться — рука сама потянулась к лицу Ричи, а пальцы мягко дотронулись до подсохшей раны. — Не трогай его. Эдди вздрогнул всем телом и мазнул по поврежденному месту сильнее. От этого Тозиер застонал и приоткрыл целый глаз — его взгляд медленно скользнул по фигуре Каспбрака перед ним, и губы тронула легкая уставшая улыбка. — Ты пришел, — почти неслышно прошептал он, и Эдди почувствовал прикосновения холодных пальцев к собственной ладони — Ричи попытался взять его за руку, и Каспбрак поддался. — Он звал тебя, — раздался голос Стэна у входа в комнату. — Я купил тебе краски на Рождество. Какие ты хотел, — прохрипел Тозиер и закашлялся, морщась от боли. — Что с ним? — не своим голосом спросил Эдди, ощущая, как дрожит его голос от подступающих слез. — Пришел такой. Получил от какого-то парня. — Я просто хотел кого-нибудь ударить, — Ричи прикрыл глаза и сглотнул. — Так надо было этого и ударить, придурок, — Стэн фыркнул, указывая на Эдди. — Билли, уведи его уже, — попросил Каспбрак, не оборачиваясь и все еще внимательно разглядывая Ричи. На шее еще виднелся слабый засос — уже желтый, прорежаемый мелкими красными точками. — Что с его запястьями, Эдди? — тихо поинтересовался Билл, беря Стэна за руку. Каспбрак наклонил голову и притянул сцепленные руки поближе к глазам, хватаясь взглядом за светлые полоски на внутренней стороне руки Ричи. Их было всего две, но они были толстыми, от глубоких порезов, чересчур уродливыми. Когда-то Эдди подумал о том, что было хорошо, что Тозиер не додумался порезать себя вдоль вен — вряд ли бы все закончилось так радужно, как сейчас. «Очень радужно». — Господи, Рич, я такой идиот, — вдруг зашептал Каспбрак, трогая отвратительные шрамы подушечками пальцев. Еще тогда, несколько месяцев назад, Ричи уже причинял себе боль из-за него, Эдди. — Краски замечательные, но тебе не стоило тратиться, — парень посмотрел на израненное лицо Тозиера. — Хотел обрадовать тебя. — Спасибо, — Каспбрак еще раз провел по неровности на коже Ричи. Он ощутил, как одинокая слеза ползла по носу, но не успел стереть ее, и она маленькой кляксой расползлась между двух шрамов. — Прости меня, Рич. — Давно пора было понять, что такой, как я, никому не нужен. — Дело не в тебе. И одновременно в тебе, — добавил Эдди, сглотнув вязкую слюну. — Ты нужен мне, но… — Оно будет всегда, да? — Что? — Это «но». — Тебя слишком много, Рич. Ты был буквально везде, ты был воздухом вокруг, и это было слишком. — Потому что мы были парой, Эдс, — на этих словах Эдди услышал стук сердца в ушах. — Я думал, что так и должно быть. Думал, что ты скажешь, если я сделаю что-то не так. В остальном так и было, так почему и в этот раз ты просто не сказал мне? — Ричи повернул голову, чтобы видеть Каспбрака лучше. — Боялся. В коридоре раздались возмущения Стэна и упреки Билла. — А сделать больно не боялся? — Прости меня, Рич. Я знаю, это всего лишь оправдания, но я так скучал по одиночеству. — Я думал, что делаю тебя счастливым. Желанным. Любимым, — сердце ёкнуло. — Наверное, хотел слишком многого. Но мне эта близость крышу снесла, я ведь люблю тебя лет с десяти, понимаешь? — в уголке глаза Ричи Эдди заметил слезу и стер ее, как только она скользнула к уху, мягко обводя синяк. — Прости, — задушенно пробормотал Каспбрак и всхлипнул. — Я тоже люблю тебя. Парень почувствовал, как его ладонь крепко сжалась, потому что Тозиер сдавил ее в кулак. — Но думал, что люблю недостаточно сильно. Ты поддерживал, ты был рядом, все то, что ты и так прекрасно знаешь, а я ничего не делал. Думал, что ты заслуживаешь большей любви. — Ты такой глупый, Эдс. — Я бы сказал тупой, — вновь раздалось из коридора, и звонкий шлепок разрушил уютную тишину дома. — Ай! — недовольно вскрикнул Стэн. — Я хотел разозлить тебя. Чтобы ты увидел, что я не такой идеальный, как ты думаешь, Рич. — Я и не думал, что ты идеальный. Я могу перечислить сотню твоих недостатков, но для меня ты всегда будешь самым лучшим, Эдс. — Зачем ты говоришь такие вещи, Ричи? — слезы уже стояли в горле, и Эдди в тысячный раз убедился, что не заслуживал такого человека рядом с собой, как Тозиер. — Первые отношения всегда остаются чем-то светлым, даже если это далеко не так. Так в книжках пишут. А я вообще не уверен, что смогу когда-нибудь полюбить кого-то так же, как капризного мальчишку из Дерри.the end