Я Иетсуна. Теперь Иетсуна

      Когда Тсуна все же успокаивается, он проводит ладонями по лицу и с некоторой обреченностью оглядывает собственную комнату. На часах около четырех утра, и заснуть снова у него точно не получится, да и бесполезно это, потому что стоит только прикрыть глаза, как перед ним встают образы его сна, а по телу проходит дрожь фантомных ощущений прикосновений.       Это ужасно, правда, и он понятия не имеет, как будет тренироваться вместе с Аркобалено, если у него от одной мысли о них перед глазами стоят картины недавнего сна. Савада тихо стонет и шипит ругательства в ладони, но все же покидает комнату. Он не уверен, что прогулка по улицам поможет ему прийти в себя, однако попытаться все же стоит. Иетсуна тихо спускается по лестнице, с некой ностальгией вспоминая, как он учился обходить все скрипящие участки, чтобы незаметно покинуть родной дом. Получалось у него, правда, откровенно плохо, мягко говоря, и Реборн всегда ловил своего ученика на «побеге», но это было довольно весело, что уж. Особенно, когда у него все же получилось уйти, а потом Аркобалено Солнца нашел его, Хаято, Такеши, старшего брата, Куро и Хибари в компании нескольких пустых бутылок саке.       Иетсуна тихо фыркнул себе под нос, сдерживая смех, потому что досталось им тогда знатно, а потом остановился. С лестницы всегда открывался отличный обзор на гостиную, которая, на минутку, была связана проходом с кухней, так что иногда, если постараться, можно было узнать, есть ли кто-то там. Как сейчас, например.       На кухне горел свет. И это уже было странно — кроме него никто в этом доме не вставал посреди ночи или рано утром: Тсунаеши, если не ложился спать, обычно набирал себе всякой вредной и не очень пищи и запирался в комнате, не имея ни малейшего желания вылезать; мама и дети спали, как и Бьянки. Парень аккуратно приблизился к перилам и тихо перемахнул через них, прислушиваясь.       Не то чтобы у него был прямо отличный слух, но распознать голоса двух Аркобалено, вняв им, было довольно легко. А еще — несколько удивительно, потому что привычки сидеть на кухне по ночам он за ними особо не замечал. Причем в обоих мирах. Тсуна тихо скользнул ко второму входу на кухню и прислонился спиной к стене, прислушиваясь.       Чтобы уже через несколько мгновений вспыхнуть алым от стыда и румянца. — Это странно… — голос Фонга звучит задумчиво и немного ошарашенно. — То, что мы видели один и тот же сон, навевает довольно непрошенные мысли о вмешательстве извне. — Однако в доме ни следа воздействия Тумана. Даже следы подруги Тсуны уже давно исчезли, — Реборн говорит спокойно, однако Иетсуна легко может представить, как темнеют глаза киллера. — Вспомни коридор, в котором мы оказались в том сне. Все картины, вазы, их расположение… Полная копия одного из коридоров резиденции Вонголы. Как раз того, где находятся комнаты босса. — Но на Иетсуне не было кольца Неба, и ты точно это заметил. А боссы никогда не снимают свои кольца. Так что идея со странным перемещением в будущее отметается. Хотя то, как он выглядел и вел себя… — Да уж, взрослый и уверенный. Странно думать, что он через несколько лет будет так выглядеть. Даже несмотря на его нынешний облик, этот костюм и спокойствие его Гармонии… Слишком непривычно. — Но ты не можешь не признать, что тебе этот образ нравится. Как и сам Иетсуна-кун, — Фонг подтрунивает над своим товарищем, и это слышно в его голосе. — И меня попрекаешь ты, учитывая, что ты первым стал видеть сны с ним? — Реборн точно складывает руки на груди, а в глазах его клубится не просто чернота, а беспросветная тьма — в этом Савада уверен, ибо слишком хорошо знает своего наставника-репетитора.       Иетсуна честно старается устоять на своих двоих, а не скатиться по стенке, потому что он ужасно смущен, вспоминая, что они делали в этом чертовом сне. Он беззвучно костерит все на свете и, в первую очередь, самого себя. Серьезно, насколько надо быть… не особо умным, чтобы не заметить, что двое Аркобалено были не плодом его фантазии, а реальными людьми? И с ними он…       Он не особо запоминает, как возвращается в свою комнату, потому что слишком сбит с толку, смущен и взволнован. Однако даже в таком состоянии он с легкостью понимает, из кого надо вытаскивать ответы на интересующие вопросы, и кто мог создать один сон на троих не связанных друг с другом узами человек. Записка, одна из тех, что уже давно не появлялись, с легкостью ложится на стол, а сам парень вылетает в окно.

***

— Дядюшка Кавахира, пустите гостя! — стук в дверь раменной раздается громко, гулко, так что Шаман абсолютно точно не может его проигнорировать. А если попытается… Ну, двери выбивать его тоже учили. И сжигать. И взламывать. — Скажи мне на милость, Иетсуна-кун, а не рановато ли время для хождения в гости? Разве тебе не нужно в школу, например? Или на тренировку? — мужчина, открывший дверь, выглядит сонно и немного зло, однако не прогоняет Саваду, а впускает его внутрь своей раменной. — Это вы мне кое-что скажите, — прищурившись, Тсуна садится на предложенное место и милейше улыбается. С такой улыбкой каждый член его семьи мог вырвать кадык или вскрыть горло противнику. — Какого дьявола ваша любимейшая Система Равновесия стала ввязываться в чужие сны и отношения?       Кавахира, который отпил чай из одной из поставленных им же чашек, подавился и едва ли не выплюнул напиток, стоило ему только услышать вопрос подростка. Он, конечно, смог проглотить жидкость, но сильно закашлялся, жмурясь за стеклами очков. Савада же, уважая Шамана, потянулся и похлопал его по спине. Хорошенько так, от всей своей широкой души и большого сердца. Прямо так, как его учил Реборн. На подобное действие позже мужчина смотрел на него, как на самого неблагодарного человека на свете, с чем, в общем-то, можно было легко поспорить, потому что среди мафиози существовали и более неблагодарные личности. Занзас, например. Бьякуран еще иногда. Или Мукуро, в чем убедилось все Десятое поколение. — Ну так что, Кавахира-сан? — А с чего ты взял, что в этом замешана Три-ни-сетте, Иетсуна-кун? — Кавахира, отодвинув в сторону чашку, для некоторой безопасности решил и сам немного поменять дислокацию. Желательно — подальше от этого чертовски опасного в гневе Неба. Все же иногда у него появлялись огромные сомнения в том, не был ли потомок Джотто Вонголы Шаманом, а не человеком. — Давайте посчитаем, — Иетсуна показательно поднял ладонь и стал загибать пальцы с каждым произнесенным фактом. — Во-первых, слишком осознанный, но абсолютно контролируемый сон. Во-вторых, общий сон у трех людей, совершенно не связанных узами Небо-Атрибут, не то что Небо-Хранитель. В-третьих, никакой пропажи воспоминаний о том, что творилось во сне. И, главное, в-четвертых, абсолютное отсутствие любых следов Пламени Тумана. А их оставляете даже вы.       Тсуна, произнеся все это, улыбнулся и едва ли не засветился изнутри (этим он напомнил Шаману одного своеобразного Владыку Демонов и его незабвенного Учителя, рядом с которым первый именно так и светился*. Благо, они уже очень давно покинули мир смертных), однако пытливым взглядом он все равно продолжал наблюдать за глубоко вздохнувшим древним существом. Кавахира, скользнув печальным взглядом по бедной своей раменной, мысленно ее оплакал и все же собрался с силами, чтобы ответить. — Я не знал, что она во что-то вмешивается ровно до того момента, как ты мне сказал об этом. Но… — Но? — парень заинтересованно подался вперед, желая добиться правды. Все же не особо приятно, когда полуразумный артефакт со странной моралью вмешивается в твою жизнь. — Когда вы уходили на перерождение, Три-ни-сетте, как бы это помягче сказать… Связала вас с определенными людьми, которые сильно повлияли, влияют или могут повлиять на вашу жизнь. Как соулмейты, придуманные вашими творческими товарищами, — Кавахира развел руками в стороны, как бы говоря, что он тут ни при чем, и улыбнулся, наблюдая, как у его собеседника начал появляться нервный тик. — Заводить с ними какие бы то ни было отношения вам, конечно, не нужно, но… — Но лучше Систему нам порадовать, я понял. Список людей для каждого члена моей Семьи не дадите? — Иетсуна устало потер лицо ладонями и поднял взгляд к потолку, будто бы спрашивая у того, за что ему все это. Нет, мафиози, конечно, те еще грешники, но котят или щенят он, кажется, не топил, работорговлю не поощрял, вел себя как хороший синтоист… — Вот уж чего не имеется, того не имеется. Я ведь и сам этого не знаю — только при вашей встрече с «теми самыми» Система радостно шебуршит, вот и удается у нее узнать. Могу лишь сказать, что ты и твоя подруга движетесь в правильном направлении. А с остальным вы уж как-нибудь сами. На ваши сознания она все равно не влияет, только наблюдает. — Нам будто от этого легче, дядюшка Кавахира. Особенно, если «нареченный» Ямамото — Скуало, — Тсуна, вспомнив то, как они случайно наткнулись на упоминание их Дождя, прыснул со смеху в кулак, представляя своего друга в его новом облике и Дождь Варии вместе. Зрелище получалось… Своеобразное и очень смешное.

***

      Тсуна, откровенно задолбанный миром, но немного успокоившийся, совершенно не ожидал столкнуться с Ханой, пока направлялся домой. Девушка выглядела слегка уставшей, однако все такой же спокойной и уравновешенной, чем иногда его сильно удивляла что в прошлой, что в этой жизни.       Они случайно врезались друг в друга на повороте, и он еле-еле успел поймать подругу, чтобы она не упала на землю. Впрочем, это «еле-еле» было больше продиктовано тем, что он слишком погрузился в размышления о том, у кого кто мог быть тем-самым-человеком по мнению древнего полуразумного артефакта, который сохраняет равновесие их мира и уже сотни тысяч лет наблюдает за людьми. Выходило довольно плачевно (и неправильно, но об этом ему тихо хихикала на ухо гиперинтуиция), хотя и смешно. — Выглядишь… задолбанным и помятым, Иетсуна, — Курокава, окинув его взглядом, махнула рукой, а потом указала на ближайший автомат с напитками, как бы предлагая купить себе по баночке чего-нибудь очень вредного и газированного, но вкусного и освежающего. — Тяжелая ночка, Хана-кун, ничего более, — Тсуна отмахнулся, но за подругой последовал, слегка щурясь. Мысль о том, что его точно отправят тренироваться, если он вернётся домой сейчас, особо ему не нравилась. — О… Ты или тебя?       Услышав нечто подобное, парень подавился газировкой, которую купил себе и резко отвернулся, закашляв. Вскоре по плечу ему слегка постучала Хана, демонстрируя поистине дьявольскую улыбку, полную ехидства и превосходства. Улыбку, достойную дочери «адвокатов дьявола». — За что ты так жестоко со мной, Хана-кун? — все же откашлявшись, спросил Савада и с печалью посмотрел на Курокаву, которую, впрочем, это совершенно не проняло. — А меньше прогуливать и оставлять меня в компании идиотов-одноклассников надо.       Иетсуна на эти слова только поднял руки вверх, будто бы сдаётся, и едва-едва улыбнулся. Весь его вид говорил, что он просит прощения за свое ужасное поведение, пусть он и не выглядел раскаивающимся. Хана на подобное только фыркнула, одним только взглядом называя его показушником. — Ну ладно-ладно, не злись. Я могу купить тебе твои любимые пирожные в той милой кондитерской, чтобы загладить свою вину перед тобой, если хочешь. Или тот чертовски вкусный, но дорогой чай, на который ты ругалась, — Тсуна опустил руки и кивнул в сторону, где, примерно, находились и чайная, и кондитерская. — Не хочешь идти домой или в школу? — Курокава вопросительно посмотрела на друга, но отказываться от предложения не стала — когда еще за тебя вот так легко заплатит твой друг? — Меня сразу же отправят тренироваться, я уверен. Отец хочет, чтобы я участвовал во внутренних соревнованиях компании, поэтому прислал мне двух наставников. — Какой мрак. — И не говори. Хотя они оба чертовски горячие, — парень печально вздохнул, но потом рассмеялся вместе с Ханой, которую насмешили его слова, отправляясь в кондитерскую. Делать перерывы во время активной деятельности тоже надо.       (Он совершенно точно проигнорировал шепот интуиции о том, что сейчас где-то дома два Аркобалено вспоминают его, зачитывая записку, и думают, отчего же он решил сбежать в этот день с тренировок. Все же до Конфликта не особо-то и много времени.)

***

      Наги подставила лицо порыву ветра и радостно вздохнула. Она всегда любила крыши Средней и Старшей Намимори, потому что было в этих местах что-то… одиноко-спокойное. Умиротворенное. Возможно, это было связано с тем, что мало кто решался нарушать уединение Хибари, поэтому на крышу и не совались, боясь быть забитыми-загрызенными до смерти. — Отсюда открывается невероятно красивый вид на часть города, да, Хибари Кея? — чуть прищурившись, Докуро обернулась к местному Кее, внимательно его рассматривая.       Парень явно не ожидал, что его с такой легкостью смогут услышать или почувствовать, однако для нее это не было чем-то сложным — слишком пристальный взгляд, слишком открытая аура, слишком явное проявление настороженности. Все это она училась чувствовать под чуткой рукой Мукуро. А примером как раз служил их Кея.       Конечно, со временем и возрастом он стал намного спокойнее к ним, исчезло в общении привычное «травоядное», потому что они все были Семьей и семьей. Не удивительно, что их более не ненавидели и не пытались загрызть за любой промах, хотя Куро все равно часто нарывался. Впрочем, подобное спокойствие в кругу близких противников от смертоносных ударов и хищнических замашек не спасало, так что сказать, что потомок Алауди размяк, было нельзя. Она до сих пор вспоминает с улыбкой, как вернувшийся из очередной затяжной тренировки с Хибари Дино поминал своего предка, его предка и все их причинно-важные места. Зрелище это было, честно говоря, завораживающее и очень познавательное в плане различных не самых приличных конструкций итальянского языка (Наги также помнила, как влетело Дино, когда Тсуна в первый раз выругался при Реборне, используя те самые конструкции, но поминая уже своего предка и всех, кто был до него). — Савада хищник. Но он возится с тобой, ты в его стае. Почему? — Хибари сделал еще один настороженный шаг в сторону девушки, но она на это лишь улыбнулась. — Я не вхожу в твою систему мира из хищников, травоядных и зверьков. Но я похожа на адзисай**. С виду красивый и хрупкий цветок, который может как нуждаться в заботе в определенных условиях, так и нет, если эти условия другие. Однако так лишь с виду, потому что на самом деле этот цветок очень опасен сокрытым в нем ядом. Так и я. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.       Хибари, на мгновение задумавшись, медленно кивнул, показывая, что понимает, к чему клонит девушка, однажды увиденная им на ступенях храма в компании Савады Иетсуны. Ведь именно так же им воспринимался Рокудо — вроде бы красивый цветок, но ядовитый и вполне способный сожрать тебя как муху, если будешь слишком близок. — А вот Савада Тсунаеши — волк в овечьей шкуре. Или скорее змея, что притворяется безобидным зверьком. Змея, что шепчет вам ласковые речи, гипнотизирует и заманивает в свои сети. Змея, что однажды пожрет вас всех, — Хроме приблизилась к Кее и, мило ему улыбнувшись, похлопала ГДК по плечу, будто бы сочувствуя. — Поэтому не верь всем его речам и взглядам, иначе попадешься в опаснейшую ловушку. А так могу лишь пожелать тебе удачи.       Она еще раз улыбнулась Хибари и проскользнула мимо него — обеденный перерыв скоро должен был закончиться, а ей еще надо добраться до класса. А вот парень пусть немного подумает, сопоставит увиденное и узнанное, поработает головой. Докуро ведь видит, что как минимум один раскол между местным Тсунаеши и недо-Хранителями уже есть. Надо лишь вбить в него кол, чтобы его нельзя было зарастить, и тогда падет вся система связей этого мелкого паразита, наделенного Пламенем Истинного Неба.