Love Is More Than A Word (Любовь - больше, чем слово)

- Как можно такое говорить, адвокат Цзян?! - немедленно подскочил адвокат Ван Пэнчэна, продолжая говорить, - Матушка Ван Пэнчэна вдова больше десяти лет. Ван Пэнчэн – её сын. Бывало ли такое, чтобы она нуждалась в еде или одежде? - Усердное служение своим родителям заключается только в том, чтобы они не нуждались в еде и одежде? - спросил адвокат госпожи Ляо. - Я слышал Ван Пэнчэн всегда держал дома птиц, которые тоже никогда не испытывали недостатка в чем-либо. Неужели, в конце концов, нет никакой разницы между сыновней почтительностью к родителям и заботой о животных? - Отсутствие нужды в еде и одежде – только одна из составляющих, усердное служение родителям естественно больше этого, - воскликнул адвокат Ван Пэнчэна. - Хотелось бы услышать поподробнее, - сказал адвокат госпожи Ляо, уважительно коротко поклонившись. Адвокат Ван Пэнчэна похоже заметил, что из-за чрезмерного усердия оказался в затруднительном положении, и быстро успокоившись, сказал: - В чём проявляется почтительность к родителям? Конфуций говорил: "Если при жизни отца следовать его воле, а после его смерти следовать его поступкам и в течение трёх лет не изменять порядков, заведённых отцом, то это можно назвать сыновней почтительностью". Всем известно, что Ван Пэнчэн – сын, продолжающий дело отца, который безупречно управляет мануфактурой уже более десяти лет и имеет хорошую репутацию в уезде Таньян. Каждый может быть свидетелем, является это сыновней почтительностью или нет. - Да, сыновняя почтительность как раз и заключается в усердном служении своим родителям. Ван Пэнчэн никогда не изменял принципам сыновней почтительности, только он был все время сфокусирован на своём отце. А где же его усердное служение еще живой матери? - спросил адвокат госпожи Ляо. - Ты всё твердишь и твердишь, что он непочтителен к родителям, но позволь спросить, как именно Ван Пэнчэн непочтителен к родителям? - парировал адвокат Ван Пэнчэна. Совершенно запутавшись и наконец кое-как дослушав до ключевого пункта, Тао Мо непроизвольно взбодрился. - Не повинуется матери! — холодно выплюнул слова адвокат госпожи Ляо. Ван Пэнчэн, продолжая стоять на коленях, незаметно взглянул на свою мать. Госпожа Ляо похоже тоже чувствовала себя немного неловко и украдкой бросала умоляющие взгляды на своего адвоката, но адвокат в этот момент наблюдал за реакцией оппонента. А адвокат Ван Пэнчэна... ...смотрел на нового главу уезда. Тао Мо сжал в руке молоток судьи и медленно, исподволь передвинул его поближе к себе. Это была машинальная реакция, хотя в этот момент взгляды большинства людей обратились на него. Даже словно смотрящий спектакль на всём протяжении разбирательства секретарь Цзинь не мог не напрячься. Всё-таки ударит судья или нет, а? Все глаза были неотрывно устремлены на руку, которая держала молоток. - Так всё же в чём именно он не повинуется? — поглаживая молоток рукой, спросил Тао Мо. Множество людей, увидев, что он не собирается стучать, отвели взгляды, неизвестно почему вдруг почувствовав в глубине души некоторое разочарование. Адвокат госпожи Ляо, спохватившись, ответил: - В правилах этикета [1] указаны три вида непочтительности: «Не подчиняться даже если родители поступают неправильно – первый. Не работать если твоя семья бедна и родители уже стары – второй. Не жениться и не иметь детей, прервав поклонение предкам – третий. И среди трёх видов сыновнего непочтения самое тяжкое – бездетность». Ван Пэнчэн живёт вдовцом несколько лет, не думая о том, чтобы снова жениться ради продолжения рода Ван. Более того, по указанной причине неоднократно перечил своей матушке. В «Ли Цзи» [2] сказано: «Преданный сын, заботясь о старых родителях, радует их сердца». Таким образом, усердно служить родителям - это не только заботиться о них в старости, но и прислушиваться к их желаниям, не допуская, чтобы родители жили в печали на склоне лет и не могли спать от беспокойства. Ван Пэнчэн выглядел пристыжённым. Адвокат Ван Пэнчэна уже собирался заговорить, когда услышал, как Тао Мо, кивая в знак согласия, печально произнёс: - Иметь возможность разговаривать с матерью – это благословение. Мало кто знал, в чём причина его волнения. Адвокат госпожи Ляо, разглядев в ситуации пользу для себя, сразу же сказал: - В таком случае, прошу Ваше Превосходительство вынести решение, что Ван Пэнчэн это дело проиграл. - Вынести решение, что он проиграл?! - удивился судья. - Нет, нет, подождите. Мне ещё есть что сказать, - поспешно отозвался адвокат Ван Пэнчэна. - Вам не нужно больше ничего говорить, - взмахнув руками сказал Тао Мо. - Хоть я и не слишком понимаю, о чём вы тут все говорите, но я точно знаю, что непослушание родителям неправильно, а не иметь наследника и того хуже. Поэтому суд принял решение... Адвокат госпожи Ляо засиял от счастья. - Назначить Ван Пэнчэну тридцать ударов палками! - заявил Тао Мо. — ... . В зале суда наступила гробовая тишина. Не говоря уже о том, что госпожа Ляо и Ван Пэнчэн оцепенели от шока, даже оба адвоката тоже застыли на месте. В такого рода административных судебных разбирательствах суть заключалась не столько в том, чтобы обвинить друг друга, это был скорее прилюдный спор кто прав, а кто виноват. Учитывая прецеденты, даже если проиграть такой процесс, то всё заканчивалось не более чем наложением определённого денежного штрафа явно или тайно. Это деньги за «тяжкий труд» главы уезда на поприще третейского судьи. В уезде Таньян, где собралось несметное количество адвокатов, к тому же, почитающих зал суда за свой «задний двор», было обычным будничным делом обращаться в суд из-за всякой чепухи. А для местных ходить на заседания суда было развлечением вроде бесплатного театра. Но ещё ни разу не бывало, чтобы человека собирались из-за мелкой жалобы побить. Секретарь Цзинь отмер первым и наконец среагировал. Заметив, что Тао Мо, застыв, как истукан, уставился в зал суда, словно ожидая, что кто-нибудь приступит к исполнению приговора, поспешно прокашлялся и напомнил судье: - Красная табличка [3], - раз уж Цзинь является еще и советником, разумеется, он до конца исполнит свой долг. Это просто его работа, а вовсе не беспокойство по поводу желаний этого «ковша в реке любви».[4] Тао Мо крайне взволнованно схватил красную табличку и бросил её на землю перед собой. Охранники суда с готовностью выступили вперёд, прижали Ван Пэнчэна к земле, размахнулись своими деревянными дубинками и сразу же начали бить. У них был свой доход с наказаний. Нужно лишь бить не в полную силу, тогда избиваемый бедолага сразу же поймёт, что служащие проявили снисхождение, и после непременно отблагодарит их серебром. Это являлось общепринятым правилом. Служащие суда действительно никак не ожидали, что этот новый, только что вступивший в должность молодой чиновник сразу же преподнесёт им такой подарок, который позволит легко и приятно отпраздновать Новый год на вырученные деньги. Этот Ван Пэнчэн пользуется уважением и имеет хорошую репутацию в уезде Таньян. Разве можно упустить такой лакомый кусок? Ван Пэнчэн после первых двух ударов слегка одурел, а после третьего завопил от боли. Как только госпожа Ляо увидела это, у неё из глаз тотчас бусинами покатились слезы, пронзая сердце насквозь. Но поняв, служащие не прекращают бить, ей осталось только умолять Тао Мо на коленях, рыдая в голос: - Я такая недалёкая женщина! Ваше Превосходительство, не надо со мной считаться. Отпустите моего сына! Впредь я больше никогда не осмелюсь подавать жалобу в суд! Разве Тао Мо мог выдержать слезы матери? Он поспешно взмахнул рукой и произнёс: - Достаточно, хватит! Прекратите бить! Служащие нехотя остановились. Госпожа Ляо вскрикнула и бросилась к Ван Пэнчэну. На самом деле Ван Пэнчэна били не слишком сильно, но когда она так набросилась на него, его раны тотчас запылали, глаза закатились, и он едва не потерял сознание от боли. В итоге, оба адвоката попросили госпожу Ляо отпустить его, чтобы он смог нормально дышать. - Ты видишь, как сильно твоя матушка любит тебя? - спросил Тао Мо Ван Пэнчэна. Ван Пэнчэн закатил глаза и взвыл. Оба адвоката обменялись растерянными взглядами, и придя к молчаливому соглашению, каждый, обхватив одну руку другой в знак почтения, произнёс: - Прошу Ваше Превосходительство незамедлительно закрыть это дело. Тао Мо посмотрел на секретаря Цзиня. Советник Цзинь, как-никак опытный человек в своём деле, закончив с бумагами, дал адвокатам ознакомиться с записями по делу. Адвокаты, просмотрев документ, начали превозносить и восхвалять глубокую привязанность матери и сына, и все, в общем, остались довольны исходом дела. Так в результате это дело оказалось улаженным благодаря нескольким ударам палкой. Когда Ван Пэнчэну помогли встать и пойти, поддерживая его под руки, Тао Мо, идя вслед за ним, наставлял мужчину вдогонку: - Впредь вам следует стать более почтительным к матушке и слушать то, что она тебе говорит! — ... . После этого Ван Пэнчэна поспешно увели прочь. Тао Мо было его уже не догнать, он только смущённо обернулся, как раз в тот момент, когда вошли Старый Тао и Хао Гоцзы. Слуга устремился к нему со словами: - Молодой господин был поистине потрясающим! Выражение лица пожилого управляющего было скептическим, кроме того, он многозначительно посмотрел на секретаря Цзиня. Секретарь Цзинь степенно поднялся со своего места на помосте и, подняв большой палец вверх, похвалил Тао Мо: - Господин первый раз вёл судебное следствие и сразу же смог придумать такое искусное решение. Это поистине достойно восхищения. - Я только хотел, чтобы он усвоил урок, - ответил Тао Мо. - Верно, - сказал секретарь Цзинь кивая, - Такой мелкий пустяк не следует доводить до подробного разбирательства в суде. Господин умело использовал этот приём – «убить курицу, предостерегая обезьяну» . Уверен, после этого больше никто не осмелится снова жаловаться лишний раз по пустякам. Тао Мо слушал в полном недоумении: - Что значит «убить курицу, предостерегая обезьяну»? Секретарь Цзинь бросил на судью проницательный взгляд и молча откланялся. Заметив недоумение Тао Мо, Старый Тао тотчас объяснил: - Господин Цзинь уверен, что молодой мастер нарочно, в назидание другим, приказал побить этого Ван Пэнчэна, чтобы во всём уезде больше никто не вздумал снова подавать жалобу чиновнику по такому мелкому поводу. - Я вовсе не это имел в виду. Как только я услышал, что Ван Пэнчэн непочтителен к родителям, я в тот же момент, будто увидел на его месте прежнего себя, и не смог стерпеть, чтобы не наказать самого себя, - произнес Тао Мо покачав головой. — ... . Другими словами, только что Ван Пэнчэн стал просто заменой Тао Мо? Он проэцировал себя на постороннего человека? Действительно интересно, что бы подумал Ван Пэнчэн, если бы узнал правду. Управляющий и Хао Гоцзы переглянулись и оба пришли к заключению, что будет лучше сохранить это в тайне. - Молодой мастер, о ваших мотивах в этом деле лучше не распространяться, - многозначительно сказал Старый Тао. - Почему? - непроизвольно спросил Тао Мо. - Я опасаюсь, что какой-нибудь вдумчивый, наблюдательный человек узнав вашу историю выяснит, что случилось с вашим отцом, и у нас опять возникнут неприятности, - объяснил пожилой управляющий. Тао Мо удручённо кивнул. - Молодой мастер так долго сидел в зале суда, что должно быть устал. Будет лучше вернуться домой и отдохнуть, - смягчившись сказал Старый Тао. - Ладно, - Тао Мо потянул Хао Гоцзы за рукав. - Идём. Разумеется, Тао Мо позвал своего слугу за собой из-за Гу Шэ. Да только оказалось, что Хао Гоцзы был сыт им по горло. - Ты виделся с Гу Шэ? - с надеждой посмотрел на него Тао Мо. - Не виделся, - покачав головой, ответил Хао Гоцзы. - А? Но почему? - у Тао Мо, как будто сердце оборвалось, и его тотчас охватило мучительное беспокойство. - Этот Гу Шэ слишком заносчив. Каждый день люди толпами стоят возле его дома чтобы вручить свою визитную карточку, а он выбирает только одного или двоих для встречи с ним, - холодно фыркнув, ответил Хао Гоцзы. - Так ты видел его? - нетерпеливо переспросил Тао Мо. - Разумеется нет. Я всего лишь слуга. Привратник в их поместье, как только услышал, что я пришёл без вас один, чуть было не выкинул меня вон вместе с запиской, - Хао Гоцзы впервые столкнулся с таким обращением, и его сердце было переполнено негодованием. - Неудивительно, что он хотел, чтобы я лично отправился ожидать его возле дома. Ох, может быть, теперь он разозлился на меня из-за того, что я не пришёл? - обеспокоенно произнёс Тао Мо. - Молодой господин сегодня впервые вёл судебное дело. Да об этом всему уезду известно! Как он может этого не знать? - высказался Хао Гоцзы. - Надеюсь, он сможет это понять и простит меня, - грустно произнёс Тао Мо. Глядя на его поведение, Хао Гоцзы не вытерпел и попытался его успокоить: - По-моему, этот Гу Шэ не очень хороший человек. Всё же лучше было бы молодому господину не связываться с ним. Тао Мо был смущён, оттого что его сокровенные мысли были разгаданы с такой лёгкостью: - Я просто хочу у него учиться. - И чему же такому он может тебя научить? - Я и сам не знаю, - сказал Тао Мо и добавил немного подумав, - но он целиком и полностью производит впечатление очень способного человека. - Вообще-то секретарь Цзинь тоже весьма способный человек. - Ага, поэтому я и уговорил его вернуться на работу. Хао Гоцзы забеспокоился, неужели молодой господин собирается пригласить в управу и Гу Шэ? Но обдумав всё ещё раз, решил, что с таким характером как у Гу Шэ, пожалуй, маловероятно, чтобы тот согласился когда-нибудь на такую работу, и только тогда немного успокоился. *** Примечания: [1] 礼 [lǐ] Ли – ключевая категория китайской философии. Список переводов этого понятия включает такие варианты, как: благопристойность, этикет, этика, ритуал, церемония. Главная сложность определения этого понятия заключается в том, китайские философы вкладывали в него не только правильное поведение, но и те мировоззренческие устои, из которых правильное поведение проистекает. То есть это не только почтительность, проявляемая к старшим, но и понимание того, какую роль играют старшие в обществе, понимание того, что почтительность к старшим необходима. И уже из этого понимания с неизбежностью проистекает правильное, почтительное поведение. [2] 礼记 [lǐ jì] «Ли Цзи» – варианты перевода: «Записки о благопристойности», «Книга ритуалов», «Книга установлений», «Трактат о правилах поведения» – один из главных трактатов китайской канонической литературы, в котором описывается идеальная конфуцианская модель социального механизма – от основ политической администрации до норм взаимоотношений в рамках семьи и ритуалов в основных жизненных ситуациях. [3] 红头签 [hóngtóu qiān] – окрашенная красной краской деревянная табличка, которую по окончании разбирательства судья бросал на землю в знак приведения приговора в исполнение. [4] Опять напоминание о выражении из прошлых глав. 弱水三千只取一瓢饮 [ruò shuǐ sān qiān zhǐ qǔ yī piáo yǐn] [жо шуй сань цянь чжи цюй и пяо инь] - "Три тысячи рек любви окружают меня, но я выпью один лишь ковшик из реки". Идиома, которая означает, что: "неважно, сколько женщин окружает тебя, достаточно любви всего лишь одной". Тао Мо переиначил идиому, обращаясь к секретарю Цзиню в вариант "Три тысячи рек любви окружают меня, и я готов разделить с другом два ковша воды из одной реки". В этом смысле будет значение : "сходить вдвоем к одной проститутке по-дружески".