Set me free

      Легкие струйки прозрачного белого пара поднимались вверх всё выше и выше над кружкой кофе кремового цвета, стоявшей на столе перед Чимином. Он смотрел за тем, как они медленно вились над чашкой, наблюдая за изящными движениями. В этот момент парень пожалел, что не может сделать то же самое. Просто испариться.       Но он не мог… не мог сбежать снова.       Чимин просто не хотел признавать, что был неправ, что на этот раз, именно он был плохим парнем. — Прости, бариста был немного неприятным, — пробормотал Чонгук, проскальзывая в кабинку прямо напротив Чимина с дымящейся чашкой чего-то в руках.       Тот лишь, отмахнулся: «Всё нормально, он вроде как мудак».       Чонгук приподнял одну бровь, удивление ясно читалось на его лице. — Я здесь работаю, — пробормотал Чимин в ответ, поднося чашку к губам, чтобы спрятаться за ней.       Боже, это было так неловко! Чонгук только кивнул в ответ, не зная, что сказать. Чёрт, они даже не могли взглянуть друг на друга.       «Действительно, забавно, как сильно алкоголь влияет на человека», — подумал Чимин. Когда они были под его воздействием, казалось, что им трудно сдерживаться рядом друг с другом. Томные взгляды, жадные прикосновения, тихое дыхание, страстное желание — вот что было, когда маска трезвости была спущена. Но что теперь? Это были две закрытые книги, обложки которых криво наклеены, и не было понятия, что скрывалось внутри.       Они сидели в неловкой тишине, Чонгук смотрел на простую скучную стену, как будто это была самая сложная картина в мире, а Чимин смотрел на свое собственное отражение в мутной кофейной жиже.       Но чем больше Чимин думал о том, как по-разному они вели себя, пока были трезвыми, тем больше принимал всё за шутку. Это казалось нелепым, ребяческим. Сам того не желая, Чимин фыркнул от смеха и покачал головой.       Он сразу же почувствовал, что должен извиниться, объяснить, что нет, он не сходит с ума и не смеется над другим по какой-то причине: «Прости, я просто подумал, насколько по-другому мы себя ведем, когда не пьяны в хлам».       Это заставило Чонгука солнечно улыбнуться. — Да, мы действительно нечто.       После этого снова наступила тишина, и никто из них не знал, что делать дальше. Но настроение стало получше, и это определенно было плюсом.       Наконец, парень перед ним вздохнул и поставил почти пустую чашку. — Я просто хотел извиниться, Чимин. Я чувствую себя очень плохо из-за того, что произошло и за то, что сказал, и я просто был…       Танцор быстро покачал головой. Всё должно было идти не так! Это он был тем, кто должен извиниться. — Остановись, нет. Пожалуйста, не извиняйся, это всё моя вина… — Что? Нет, это не так… — Просто позволь мне это сделать, хорошо? — попросил Чимин, и его голос прозвучал чуть более резко, чем раньше. При этих словах парень с пушистыми волосами перед ним заткнулся, и его улыбка стала печальной.       Внезапное желание запустить пальцы в копну волос на голове другого человека ударило Чимина, но он сдержался. Это было полной противоположностью тому, что Пак должен был сделать. — Я хочу извиниться. Я выводил тебя, и это было так неправильно с моей стороны. Я… действовал исключительно своими… желаниям, — пробормотал Чимин, чувствуя, как румянец заливает щеки. Он так сильно хотел, чтобы земля разверзлась под ним и поглотила целиком. — Это было неправильно с моей стороны, и я злился на тебя безо всякой причины. Наверное… я всё ещё был расстроен из-за всего этого инцидента в Амстердаме и зашёл слишком далеко. Так что мне очень жаль.       Если бы Чимин мог получить хоть одно желание от печально известного джинна в бутылке прямо сейчас, то это было бы либо умение читать мысли, либо способность становиться невидимым. Чонгук был непроницаем, его лицо ничего не выражало, в глазах отражались какие-то эмоции.       У Чона в голове проносилось множество мыслей. Он действительно не ожидал ничего подобного от Чимина. В течение нескольких дней он страдал от чувства вины, и вот теперь, выслушивает слова сожаления от другого. Он думает, что это действительно была его вина, в том, что не смог открыть рот и вместо этого позволил Чимину болтать дальше. Он полагает, что ему действительно следовало быть умнее в тот момент, надо было что-то сказать. Потому что следующие слова из уст Чимина усложнили его жизнь ещё больше. — Я думаю, нам лучше держаться подальше друг от друга.       Легче сказать, чем сделать.       Чонгук был огорчен, и дал всем понять, насколько угрюмым он может быть на самом деле. С того момента как новое правило вступило в силу, студент стал хандрить ещё чаще, чем раньше. Чон никогда не умел хорошо скрывать свои чувства и уж точно не собирался начинать сейчас. Но он также не мог объяснить своим друзьям или брату, что с ним не так. Сначала они не возражали, оставляли его в покое, так как знали, что ему нужно личное пространство, но с каждым днем (в первую очередь Сокджин) становились всё раздражительнее.       Они договорились держаться подальше друг от друга, как того и хотел старший. Чимин пообещал держаться подальше от вечеринок и встреч, что оказалось не так уж трудно, поскольку он всё равно их не любил, а Чонгук пообещал оставаться профессионалом на все сто процентов, когда они встретятся на уроках танцев.       ЛЕГЧЕ СКАЗАТЬ, ЧЕМ СДЕЛАТЬ.       Он не мог понять, почему всё должно было быть именно так. Чон не понимал, почему они не могли просто… позволить себе иметь то, чего хотели. Он старался не смущаться из-за этого, старался не слушать мысли, которые нашёптывали ему, что Чимин хочет избегать его, потому что теперь узнал, каков он на самом деле. Что Гук не был каким-то крутым таинственным иностранцем. Что он просто… дурацкий и бестолковый, фанат Долли Партон, ботан с режиссерского, любитель музыки, кудрявый Чонгук.       Но он сказал себе, что всё в порядке. Они по-прежнему постоянно виделись, и, хотя их отношения не были ближе, чем с кем-либо другим, Чонгук мог это пережить. В конце концов, всё было лишь не больше, чем немного задетая гордость… так ведь?       Однако шли дни, и он начал постепенно принимать свою судьбу, залечив раны, Чонгук почувствовал себя лучше. Он больше не думал об этом так много и просто попытался сосредоточиться на школе и своём выпускном проекте… это было до одного предательского урока танцев.       Хосок решил, что хочет поменяться на день, поэтому заставил Чимина согласиться на изменение позиции. Он будет учеником, а тот, что поменьше, — учителем, парень всё равно учился на хореографа, так что всё было идеально, подумал старший. Под сильным напором, Чимин неожиданно согласился преподавать то, в чём он был хорош — современный танец.       Однако Чонгук был единственным, кто остался вне ведения. Поэтому, когда он установил свои камеры и сел перед зеркалом, как и в любой другой раз, а Чимин вышел вперед вместо рыжеволосого танцора, Чонгук каждой клеточкой своего существа осознал, что облажался.       Это было волшебно. Всё, что касается его.       Чонгук никогда в жизни не видел ничего более прекрасного. Из всех тысяч рассветов и закатов, сотен рек и океанов, десятков горных вершин, из всех вещей, которые он когда-либо снимал на камеру, из всех захватывающих дух видов, которые он видел… Чимин был, безусловно, самым красивым.       То, как он двигался и скользил по воздуху, то, как его конечности подрагивали в такт каждому движению, как его волосы трепетали в воздухе, как его глаза сверкали, а лицо излучало столько сильных эмоций, что Чонгук почувствовал, что он должен был отвернуться. Всё и вся вокруг него расплывалось, он светился, мерцал, искрился.       Впервые в своей жизни, впервые за все те миллионы раз, когда он брал в руки фотоаппарат, чтобы что-то снять… впервые он забыл, что вообще держит его в руках. Он ни секунды не смотрел на экран, не обращал внимания на то, где находится камера, и что она снимает. У Чимина была сила привлечь весь свет в комнате и заставить его освещать лишь себя.       Можно было с уверенностью сказать, что после той встречи Чонгук был взбудоражен. Ему нужно было увидеть больше, он хотел посмотреть ещё раз. После съемок Чон сразу же пошёл домой, практически бежав, потребность увидеть всё это снова на своём экране была огромной. Но эти кадры даже близко не были похожи на то, как это выглядело в реальной жизни. Конечно, камера снимала только часть Чимина, а другие были слишком далеко, чтобы запечатлеть что-то настолько ошеломляющее.       Именно тогда Чонгук стал просто невыносим для окружающих. Он всё время злился, всецело сосредоточившись на чуде, которое только что видел, и, испытывая непреодолимое желание, схватить его и заставить всех наблюдать, как оно овладевает каждой его мыслью. — Чувак, да что с тобой, блин, такое? — в конце концов не выдержал его брат однажды вечером, когда они все сидели за своим привычным столиком в кафе. Все четыре пары глаз уставились на него. — Ничего, — пробормотал парень, потягивая свежевыжатый сок, который только что купил. — Ха, не надо нам этого говорить. Мы все видели, как ты вёл себя последние пару недель. — Да? И как же? –провоцировал Чонгук, поставив бокал на стол гораздо сильнее, чем следовало бы, заставив остальных подскочить. — Ладно, я думаю… — попытался вмешаться Намджун, положив руку на грудь Сокджина, чтобы успокоить его. Но тут его перебил Юнги. — Пусть они сами разберутся. — Ты был таким заносчивым мудилой, вот как! Буквально всё, что ты делаешь, это скулишь и дуешься, сидя на своём депрессивном заде и ещё бог знает чем! Мы нихуя не сможем тебе помочь, если ты не поговоришь с нами! — закричал Сокджин, заставляя других посетителей уставиться на них. Это действительно было не самое лучшее место для перепалки, все знали, что как только Чонгук и Сокджин вступали в неё, они не оставались спокойными или тихими.       Чимин надеялся, что его смена окажется спокойной. Это определённо было похоже на начало его рабочего дня. Клиенты приходили редко, погода была необычайно тёплой и солнечной для конца октября. Затем, когда все его друзья появились, принеся с собой солнце, парень был уверен, что день будет отличным. Пак был на сто процентов уверен, что у него будет счастливая расслабленная смена, что он даже может присоединиться к ним на еженедельном вечере караоке.       Он был так уверен в этом.       «Ты был таким заносчивым мудилой, вот как! Буквально всё, что ты делаешь, это скулишь и дуешься, сидя на своём депрессивном заде и ещё бог знает чем! Мы нихуя не сможем тебе помочь, если ты не поговоришь с нами!» — Пак вдруг услышал, как закричал старший из его друзей. Что за звон бьющегося стекла.       Что случилось дальше, Чимин не знал, но у него было такое чувство, что всё это не могло закончиться хорошо. Он быстро встал из-за стойки, убедившись, что вокруг нет слоняющихся клиентов, схватил чёрный толстый бумажник, который Чонгук оставил у прилавка всего несколько минут назад, и начал пробираться к чёрному выходу.       Пак не успел пройти и полпути, как владелец бумажника пронесся мимо него, направляясь прямиком к двери. У Чимина даже не было времени осознать происходящее или что-то сделать, он просто развернулся и выбежал за ним из кафе.       Пак схватил его за руку, заставляя остановиться. Чонгук вцепился в него и, когда обернулся, на его лице читался незамутнённый гнев.       Выражение лица смягчилось, как только младший понял, что стоящий перед ним человек — это Чимин.       Сделав несколько успокаивающих вдохов прохладного вечернего воздуха, Чонгук разрешил себе взглянуть на парня перед собой. В его узких карих глазах, которые смотрели на него снизу вверх, плескалась тревога, у него были милый маленький носик и пухлые мягкие губы, которые были слегка приоткрыты, показывая зубы. Выбившаяся прядь светлых волос, мешалась на глазах. Его рука будто начала жить сама по себе, когда поднялась, чтобы нежно убрать её с лица.       Какого хуя ты делаешь?! Ты должен был держаться от него подальше.       Чимин на секунду подумал, что вздрогнул от ветра… но больше не был так уверен. Он мог бы попытаться держаться подальше, но притяжение было сильнее. Оно всегда было здесь.       Нет, ты можешь это сделать! Ты ведь кремень! Уходи отсюда! — Я... я... э-э... принёс тебе... ты оставил свой бумажник, — пробормотал Чимин, чувствуя, как его щёки загораются, а мир вокруг окрашивается в розовый.       Он уже несколько недель держался подальше от остальных. После соглашения, вернулся домой с комком в горле, ни о чём не думая. Он должен был почувствовать себя лучше, ведь был уверен, что хотел именно этого. В его жизни не было момента, когда бы парень не был стопроцентно уверен в том, чего хочет от жизни, всегда знал это. Так почему же ходит с кислой миной, будто съел ведро лимонов?       Но сделка есть сделка. Договор между ним и Чонгуком. Поэтому большую часть времени Пак держался в стороне. За эти недели он сблизился с ребятами, проводя с ними всё больше времени. Постепенно они начали тусоваться, принимая Чимина. Он никогда не чувствовал себя лишним рядом с парнями, и это было главной причиной, по которой он столь быстро стал им доверять. Они заставляли чувствовать себя как дома. Даже после всего, что случилось с одним определённым человеком, Пак всё ещё чувствовал себя как дома. Поэтому, естественно, правило держаться подальше таяло с каждой встречей. Но они старались изо всех сил, по крайней мере так мог сказать Чимин. Из всех них он никогда, за исключением того единственного раза, когда они были в кафе, устанавливая свои правила, не проводил время наедине с Чонгуком, был наименее близок с ним по вполне понятным причинам. Они оба сдержали своё первоначальное обещание, Чимин не ходил на вечеринки, из-за чего Тэхен начал подозревать, а Чонгук оставался полностью профессиональным во время их занятий. Но ничего не могли поделать с влечением, которое, казалось, тянуло их друг к другу, с тем, как постоянно натыкались друг на друга в кампусе, с тем, как всегда были в одной команде, когда играли в боулинг, делали ставки или что-то ещё. Излишне говорить, что между ними больше не было неловкости, и их вполне могли считать друзьями.       Но, несмотря на это, Чимин всё ещё чувствовал комок в горле, когда думал о другом. Каждый раз, когда парень замечал, как другие прикалываются над младшим, он наконец осознал, что тот действительно моложе, или когда видел, как Чонгук ерошит чьи-то волосы, или хвалит Хоби — прозвище, которое все использовали, говоря о талантливом танцоре Хосоке. По каким-то неведомым причинам, во время танца, он чувствовал покалывание. Ощущал внутренний укор, будто говорящий: «ты сам во всём виноват».       Но по какой-то причине Чимин всё ещё сдерживался, всё ещё играл по «правилам».       Взгляд Чонгука метнулся вниз, к маленькой руке Чимина, протягивающей бумажник. Мягкая улыбка скользнула по губам, показывая благодарность, когда он забирал его, позволяя кончикам пальцев ласкать внутреннюю часть ладони старшего.       После этого наступила тишина, секунды тикали. Двое мужчин стояли на пустой улице, глядя друг на друга, их дыхание перемешивалось в воздухе. Это было то самое притяжение, которое удерживало его здесь, перед этим парнем. Он знал, что должен быть на работе, что только что покинул свой пост и выбежал на улицу, что его босс будет в ярости, что его могут уволить. Но тот продолжил стоять.       Пока холод не стал слишком сильным, дрожь прошлась по его телу. Пак резко очнулся, отводя взгляд обратно к кафе, волна облегчения окатила его, когда он не увидел никого, стоящего у стойки, и сделал нерешительный шаг назад. — Мне надо... — Станцуй для меня, — выдавил Чонгук, и в его глазах появилось отчаянное, умоляющее выражение. — Что?       Тишина. Слабый шум, проносящихся вдалеке машин. Из кафе доносится приглушенный звон кофейных чашек. И трепетное дыхание двух душ.       Похоже, Чимин был не единственным, кто сражался внутри. Не только его голову переполняли подавляемые желания. — Я только… мне нужно посмотреть, как ты танцуешь, Чимин. — Ты постоянно видишь, как я танцую. — Нет, — пробормотал он, делая шаг ближе, стирая расстояние между ними. Теперь Чимину пришлось слегка приподнять подбородок, чтобы заглянуть в мерцающие глаза собеседника. — Я хочу увидеть снова, когда ты будешь преподавать. Я должен это заснять.       Возможно, это была интимность момента, может, тишина ночи, может, уязвимость разума, или же холод воздуха... может быть, это было так, может быть, что-то ещё, может быть, это было ничто, может быть, это было всё... возможно, это было просто сердце Чимина, наконец взявшее на себя удушающий контроль над разумом, когда он произнёс простую фразу: — Хорошо.

***

— Ебал я всё в рот, — внезапно выругался Юнги, вырывая всех из задумчивости.       Все они, за исключением Сокджина, у которого была нормальная работа, на которую он действительно ходил, зависали в крошечной студии Юнги, свернувшись калачиком на чёрных диванах, которые были придвинуты к белым стенам, или лежали на животе на полу, раскрыв перед собой блокноты.       Они иногда собирались вот так, просто чтобы поработать или сделать домашнее задание, но при этом составляя друг другу компанию. Юнги и Намджун сидели, сгорбившись, за столом, склонившись над своими компьютерами и возясь с песней, над которой они недавно начали работать. Чимин поднял голову на голос Юнги и наблюдал, как музыкант яростно щёлкает мышкой, пока, наконец, не сорвал большие чёрные наушники со своей головы. Намджун вздохнул, провёл рукой по волосам и осторожно положил свои на стол. — Проблемы? — спросил Хосок, не обращая внимания на лежащий перед ним листок бумаги, исписанный каракулями и пометками людей. Он работал над хореографией, рисуя различные позиции и движения с помощью своего неизменного художника — Тэхёна. — Мы просто застряли на некоторых аккордах, они не подходят, — пробормотал Намджун.       Услышав это, Хосок вскочил и шагнул к компьютеру, предлагая свою помощь.       Решив, что ему нет места в этом разговоре, Чимин снова занялся своим домашним заданием по английскому языку. Он пытался прочесть тарабарщину перед ним, ища в ней смысл, пытался найти фразы или слова, которые отзывались бы узнаванием, но ничего не получалось.       Я могу просто пропустить это сейчас, следующий, возможно полегче.       Перевернув следующую страницу, он просмотрел упражнение, только чтобы понять, что он понятия не имел, о чём там его просят.       Ладно, последнее не может быть сложнее.       На этот раз всё было ещё хуже. Страница была заполнена чёрно-белым текстом, все слова переплетались вместе. Он уже не был уверен, где начинается одно слово и заканчивается другое.       Вздохнув, Чимин с мягким стуком опустил голову на твёрдый пол, пытаясь сдержать разочарованный вой, который хотел вырваться на волю. Вместо этого он решил обратиться за помощью. — Чонгук, ты не поможешь мне с английским?       Он был встречен несколькими фырканьями и взрывами смеха. — Что, почему? — спросил Чимин, разглядывая троицу, сидевшую за столом спиной к нему. Чонгук прекрасно говорил по-английски в Амстердаме? — Если он в чём-то и хуже математики, так это в английском, — ухмыльнулся Намджун. — Хм... смог меня одурачить, — пробормотал Чимин, возвращаясь к своим бумагам.       Чёрт возьми, ты хоть раз можешь держать рот на замке?! — Че… — тут же начал Тэхён, почувствовав ситуацию. Чимин знал, что именно такое выражение лица появлялось у лучшего друга всякий раз, когда он получал ключ к одному из миллионов своих исследований или теорий.       К счастью, Хосок, который вообще не обращал внимания на разговор, прервал всё. — Я думаю, — начал он, выпрямляясь и глядя на кудрявого будущего кинорежиссера, который развалился на одном из диванов, подложив одну руку под голову в качестве подушки, а другой держа свой смартфон перед лицом. Он смотрел, как какой-то ютубер учит монтировать. — То, что нужно этой песне, — это просто сильный вокал. Чонгук? — Не могу, — просто ответил он, не потрудившись поставить видео на паузу и продолжая смотреть. — Почему бы и нет? — Я скоро ухожу. — Что? Зачем?       Теперь, наконец, Чонгук выключил телефон и сел, свесив ноги с дивана, его ступни шлепнулись об пол. — Я иду на свидание.       У Чимина свело живот. — Подробности. Живо! — воскликнул Тэхён, готовый вскочить от волнения при этой новости. – Не люблю сплетни, — произнёс он. Чимин закатил глаза… про себя, конечно же. В этот момент он не мог пошевелить ни одним мускулом.       Он чувствовал, что воздух вокруг него становится жарче, а пот начинает струится по спине. — С кем именно? — спросил Юнги, наконец-то настроившись на разговор.       Пожалуйста, не говори, пожалуйста, заткнись, пожалуйста, скажи что-нибудь ещё, пожалуйста.… — С ним, — просто ответил парень, указывая на смущённого блондина, развалившегося на полу.