Set me free

      Сокджин был на задании.       Вероятно, это была самая серьёзная миссия в его жизни, от которой зависели разум и хрупкое сердечко его брата.       Но это не означало, что ему нравилось.       Нет, на самом деле, Сокджин ненавидел эту миссию, потому что означало, что он должен быть рядом с юными студентами колледжа, которые верили, что были неуязвимыми. Возможно, парень был счастлив, что его брат поступил в университет, и, чёрт возьми, был счастлив, когда его лучший друг поступил в университет. Был счастлив за всех своих друзей, которые учились, но это не означало, что ему нравилось само место. Несмотря на то, что Сокджин регулярно посещал кампус для занятий танцами — почему он согласился? — парень всё ещё не любил это место.       Сокджин, нахмурившись, двинулся через лужайку, бросая мимолётные взгляды на несносных студентов с их хипстерскими очками и претенциозными разговорами об искусстве. Не то, чтобы он завидовал, на самом деле, это было не так. — Чимин! — вдруг крикнул он, заставив одного из студентов с факультета искусств упасть со скамейки, на которой тот делал то, что делал, и танцор, стоявший в нескольких шагах впереди него, подпрыгнул от неожиданности. — Оу, хён? Что ты здесь делаешь?       Сделав парочку быстрых шагов к младшему, Сокджин положил ему руку на спину и потащил в сторону выхода. — Э-э-э… хён? Что ты делаешь? — Что? Я не могу выпить кофе с другом? — он широко улыбнулся, понадеявшись, что его чары подействуют на младшего. — Эм… Да, конечно, но я… может быть, попозже? У меня вроде как занятия… — Ничего подобного.       Ошарашенный Чимин уставился на Сокджина. Можно было с уверенностью сказать, что тот был совершенно сбит с толку сложившейся ситуацией. — Хорошо, эм, хён… я, действительно, не хочу быть грубым, но… — И не надо, — усмехнулся Сокджин. Они уже покинули кампус. — Э-э, есть какая-то особая причина, по которой ты хочешь выпить со мной кофе прямо сейчас? — Я просто хочу немного поболтать. — На счёт…? — Обо всём понемногу. — Касается ли это Ч… — Ага. — Нет, хён. Послушай, всё впорядке, я просто… — Нет. Меня не волнует. Ты придёшь и выслушаешь, что я скажу.       Сокджин ухмыльнулся, ещё шире, когда с губ танцора сорвался раздражённый вздох. Может быть, его обаяние и не подействовало на Чимина так, как надеялся, но, тем не менее, старший получил то, что хотел.       Чимин был совершенно раздосадован. Ему потребовалось всё его мужество, чтобы оставаться вежливым и не сказать старшему, чтобы тот отвалил.       Молодой человек фыркнул, сдувая прядь светлых волос с глаз. Танцор продолжал пристально смотреть на приближающуюся фигуру упомянутого парня, несущего две дымящиеся кружки кофе. В кои-то веки, они оказались не на рабочем месте Чимина. — Я только что вспомнил очень хорошую шутку про кофе, но, думаю, мне придётся придержать её до тех пор, пока мы не поговорим, — он хихикнул, без сомнения, снова вспомнив один из своих дурацких анекдотов.       Хотя Пак никогда бы не признался в этом, но он, действительно, хотел услышать шутку. За неделю «размышлений», как младший любил это называть, ему не хватало веселья.       Вместо этого Чимин взял дымящуюся чашку с лёгкой благодарностью и сделал глоток, в то время как Сокджин расположился по другую сторону стола. — Или, я всё-таки мог бы рассказать шутку прямо сейчас. Итак, почему же коф… — Хён, пожалуйста, нет. — Ладно, ладно, — надулся старший. Почему этот человек старше? — Ты не знаешь, что теряешь. — Ты хотел поговорить?       Сокджин кивнул, медленно отхлёбывая жидкость из чашки. Явно не торопился.       Чимин закусил губу, чтобы сдержать ещё один раздражённый вздох. — Ну… да, скорее я просто хотел тебе кое-что показать, — наконец произнес старший, выуживая телефон из кармана куртки. — Я просто хочу, чтобы ты увидел его версию событий. Понимаю, что тебе больно из-за того, что случилось, но… у нас всё ещё есть презумпция невиновности.       Чимину совсем не нравилось то, к чему клонят разговор. Разочарование читалось на лице. — Я здесь не для того, чтобы обвинять тебя или что-то ещё. Уверен, что мы все поступили бы также, но просто… Я хочу, чтобы ты знал, что он никогда не задумывал ничего плохого. Не хотел причинять тебе боль и не хотел, чтобы всё это случилось. Это была ошибка.       Всю неделю своих «размышлений» Чимин был бомбой замедленного действия. Извинения всплывали у него в голове, пока он обдумывал каждое предложение, каждое слово, разделяя на части и анализируя. Отчаянно пытаясь найти хоть какое-то доказательство того, что это ложь, хоть какую-нибудь мелочь, которая могла бы доказать, что Чонгук полное ничтожество. Что тот лжёт и снимал специально, что всё это было для какого-то проекта, что всё это было ненастоящим, что Чимин всё выдумал.       Но так ни к чему и не пришёл.       И постепенно его внутреннее состояние начало разрушаться, а бомба внутри угрожала взорваться.       Как бы Чимин ни старался, но всё же не мог ненавидеть Чонгука. Он всё ещё сомневался, что тот будет делать с отснятым материалом. Он мог бы доверить младшему свои сокровенные мысли, но, зная славу режиссёра, Чимин не хотел, чтобы кто-нибудь видел его исповедь. Танцор был напуган. — Я хочу показать тебе это, — сказал Сокджин, постучав по телефону. Затем старший передвинул его Чимину, где того ждала тусклая фотография Чонгука, сидящего за компьютером в наушниках с белой кнопкой воспроизведения на видео с Чимином.       Пак поднял глаза, спрашивая разрешения у собеседника, и когда тот кивнул, то нажал кнопку воспроизведения. Очень хотелось посмотреть, что это такое.       Видео началось со случайного места, оно было размытыми и тёмным в начале, едва можно было разобрать, что человек, сидящий за столом, действительно был кудрявым парнем с режиссёрского. Чимин мог сказать, что всё было снято тайно, по тому, как половина экрана была закрыта либо стеной, либо дверью, так как человек прятался.       Когда изображение сфокусировалось и привыкло к темноте, Чимин был удивлён, увидев Чонгука. Щёки стали более впалыми, чем он помнил, волосы растрепались, а под глазами залегли тёмные круги. Его лицо было тускло освещено экраном компьютера, свет мерцал, когда тот пристально смотрел на что-то.       Удивление слабо описывало то, что чувствовал Чимин, наблюдая за Чонгуком. С каждой секундой, пока младший продолжал смотреть, выражение его лица ухудшалось, а кожа становилась всё бледнее. Казалось, тому становилось всё труднее и труднее дышать, пока, наконец, Чимин не увидел дорожки слёз, бегущие по щекам.       Сердце разрывалось от того, как он плакал.       Это заставляло тикающую бомбу становиться всё громче и громче, быстрее и быстрее, пока Чимин не перестал с ней справляться. Он попытался сморгнуть слёзы, которые грозились упасть на экран.       Когда то, что смотрел Чонгук на компьютере, закончилось, парень яростно сорвал наушники и швырнул их в монитор. Затем Чимин увидел, как Чонгук опустил голову на руки и зарыдал. Доносились лишь бессвязные бормотания, когда он что-то говорил сквозь плач.       Потом видео оборвалось.       А мозг Чимина отключился. — Это была его реакция на кадры, снятые на вашем свидании, — сказал Сокджин, кладя телефон обратно в карман, после того, как удалил видео. — Почему он… — выдавил Чимин, его голос был тяжёлым от волнения, а глаза полны слёз. — Я никогда не видел его таким. Он ничего не ел и не спал, словно ходячий труп, Чимин. Я больше не мог этого выносить, поэтому вмешался, выбил признание и велел посмотреть видео, потому что… ну, не важно почему. Во всяком случае, я не мог его так оставить, и это была реакция на видео…       Становилось всё труднее и труднее держать себя в руках. — Он никогда так не плакал. Никогда. Ни когда умерла бабушка, ни когда какой-то придурок в школе сломал его фотоаппарат, ни когда он упал со скалы и сломал ногу… Я, действительно, надеюсь, что ты понимаешь, что я пытаюсь сказать, не так ли?       Чимин понял всё чётко и ясно.       Чонгук решил, что с него довольно. Он должен вернуться к нормальной жизни.       Его план состоял из нескольких шагов.       Шаг первый. Снова начать нормально мыться и есть настоящую пищу вместо сухих хлопьев.       Шаг второй. Сделать домашние задания. Наверстать упущенное в проекте. Отредактировать существующие кадры.       Шаг третий. Снова начать тренироваться.       Ему удалось успешно добраться до третьего. Конечно, он был слишком ленив, чтобы на самом деле проехать весь путь до тренажёрного зала, но домашние тренировки выполняли свою работу так же хорошо.       Он скучал по жжению в мышцах, восхитительной боли, приливу энергии после этого.       Жара становилась невыносимой, поэтому он сорвал с себя футболку и швырнул её куда-то в глубь комнаты, а сам встал и подошёл к двери, где недавно установил тренажёр.       Он подпрыгнул и ухватился за металлический шест и начал считать в уме.       Один… два… три… четыре… пять…       Он успел сделать десять рывков, когда его прервал настойчивый стук во входную дверь.       Не особо заботясь о том, что он был полуголым, скорее даже, гордясь этим, Чонгук подошёл к двери и открыл её.       Он не успел толком среагировать на происходящее, как его грубо втолкнули во внутрь, а затем отпихнули к двери, когда та захлопнулась. — Обещай мне, что удалишь видео! — Чимин вошёл, свирепо глядя на него снизу вверх. — Да, конечно. — Хорошо.       Следующее, что он вспомнил, это как мягкие руки Чимина коснулись его кожи, скользнули вверх по груди и остановились на шее. Контакт обжёг кожу Чонгука.       Его красивые пухлые и такие невероятно мягкие губы на его губах. Его дыхание на коже. Это было опьяняюще.       Сначала поцелуй был робким, просто попробовать на вкус. Таким способом Чимин извинялся и прощал. Всё, что он не мог выразить словами изливал вот так. Всё это было тягуче сладко, полным страха и желания.       Как только Чонгук оправился от шока и понял, что происходит, то был чертовски уверен, что не позволит этому остановиться.       Желая по-настоящему показать Чимину, как ему жаль, и что именно он чувствует. С намерением удержать здесь навсегда, младший положил руки на бёдра старшего, сжимая их и притягивая к себе, напирая всё сильнее.       Он углубил поцелуй. Губы на губах, сбившееся дыхание, которое смешивалось, переплетаясь. Чон почувствовал, как парень вздрогнул, когда провёл языком по мягкой пухлой поверхности губ, наслаждаясь вкусом.       Там не было воздуха, был только Чимин. Он был повсюду. Чонгук никогда не хотел отпускать старшего. Чон хотел, чтобы это мгновение длилось вечно. Обжигающий жар, охвативший его, становился всё горячее.       Когда недостаток кислорода стал слишком сильным, они на секунду оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание. Единственным звуком, наполнявшим комнату, были шуршащие узкие штаны Чимина, его блестящие красные губы, хватающие ртом воздух, отчего в животе Чонгука растеклась горячая нега.       Ещё, ещё, ещё. Он хотел большего и никак не мог насытиться. — А ты… — Чимин пытался отдышаться, его голос звучал неуверенно и сбито, заставляя Чонгука переполняться гордостью.       Это он сделал. — Ты хочешь… пойти со мной на настоящее свидание?       Наконец-то, солнце появилось из-за туч, расцвели цветы и взорвались фейерверки. Чонгук чувствовал себя так, словно был на вершине мира.       Было бы ужасно, если бы всё было лишь сном.       Чонгук широко улыбнулся, светясь от счастья. — С удовольствием.