Кожа его — чешуя, холодная и грубая на ощупь. Взгляд жив, никак не остановить его. Движения грубы, изящность в них проносит тонкие, усталые черты. Улыбка издевательства, несущая шрамы годов прошлых. Преодолел он всё: и юность жарких лет, и циклы структур природных; решил перебороть смерть, как испытание на прочность силы. И делает всё, вопреки всем, умело и красиво. Осталось дождаться итога двенадцати лунных дней ©
— Мне всё больше кажется, что вы не принадлежите к живому миру. Снова они встречаются при весьма странных обстоятельствах — среди тёплого летнего времени, окружённые со всех сторон мутной зеленью степных трав и городской брусчаткой. С момента первой встречи прошло несколько тягостных дней, наполненных ожиданием. Испугом. Непониманием. Сложно выразить чувства, которые ранее никогда не обуревали душой, но Каин всеми силами старался дать разумное объяснение происходящим событиям, не вовлекая в это никого постороннего. Даже Марию, способную увидеть с помощью своего дара неисследованные до конца вещи. За это время ему пришлось перепроверить все библиотечные записи: возможно, что искалеченный тревогой разум мог упустить важную информацию. Вероятность успеха была мала, и всё же любые знания могли играть решающую роль. Симон наблюдал за происходящим издалека обеспокоенными глазами, но не вмешивался во внутреннюю работу — уважение перекрывало все возможные вопросы. Тем не менее, ни через несколько часов, ни через сутки нужные сведения не были найдены. Каин так и не узнал, кем является Даниил Данковский для Города-на-Горхонах. Какое отношение имеет к правящей семье; непосредственно к нему самому. Подобно фантому, образ не покидал одинокие комнаты дома. Ходил сыростью и ветром по широким коридорам. Сравнимый с духом Нины. Заметив постороннее присутствие, фигура поворачивается, открывая вид на покрытое синяками лицо. Бакалавр. Иного, пожалуй, и не следовало ожидать. Даниил усмехается, и в этом звучит звук невыраженного отчаяния. Но, тем не менее, видно, что он рад видеть Каина. — Приятная встреча возле ворот Собора… За всё время нахождения здесь я заметил, что Георгий любит ставить перед окнами своей мастерской сады. Он чем-то обеспокоен, но не собирается сообщать об этом Виктору. Чтобы не вызывать лишних подозрений, Каин слабо улыбается и наклоняет голову в знак приветствия. Не сказать, что он не рад видеть Данковского снова. Ощущение, сравнимое с возвращением чего-то далёкого из сухой земли, впивается в кости. — Всякий из нас должен иметь свою увлечённость, эта — не самая странная из многих. Рад видеть вас в добром здравии. Виктор ещё раз вгляделся в черты знакомого лица, выявляя изменения, складки, неровно выбритую щетину на щеках. Такая же усталость, как и в прошлый раз; непередаваемое превосходство, огнём горящее в тёмных зрачках, продолжает пылать где-то внутри. Стержень, погнутый, но не сломленный, ещё существует. — Думаю, что пришёл тот момент, когда я должен раскрыть вам истину, — словно читая посторонние мысли (такое может быть на самом деле? Недалёкое, параноидальное чувство), Данковский выразил неозвученные слова, — Я не знаю, насколько долго будет существовать это место, поэтому выложу на стол всё, о чём знаю сам. — Будьте добры, — облегчение растеклось по венам, когда Виктор услышал доброжелательный тон в чужом голосе. Непонятно, почему — губы сжимаются в тонкую линию, — на сердце стало гораздо легче, — Но для начала найдём удобную скамью. Нас ждёт долгий разговор. Он раскрытой ладонью указывает на тень раскидистого дерева возле главных ворот резиденции Каиных. Под желтовато-красной лиственностью располагаются крупные деревянные брусья. Двое людей незамедлительно направляются к ним. Грязный ворот плаща скользит по сухой, не пропитанной влагой земле. Даниил уверенным движением усваивается на предоставленное место первым. Следом за ним следует Каин. — Давайте ещё раз познакомимся. В предыдущий раз всё сопровождалось… Тревожными обстоятельствами, которым трудно дать верную интерпретацию. Даниил Данковский, доктор танатологических наук, — слабое, но уверенное рукопожатие накрыло ладонь. — Виктор Каин, член семьи правящего дома. Прошу уточнить, что под собой подразумевают «танатологические науки»? Слабая улыбка касается губ Бакалавра. Щеки покрывает еле заметный розовый цвет: и глаза, укрытые пеленой, ненадолго оживают, показывают заинтересованность, интерес, давно забытые эмоции. Перед Виктором теперь стоит не мертвец, а настоящий живой человек. — Танатология — раздел медицины, изучающий естественные процессы умирания организма. Моя цель — сохранить физическое тело, сделав его бессмертным. Совершить невозможный шаг, по мнению большинства. Слишком похоже на дело их семьи. Симон бы непременно заинтересовался этим случаем… Но речь сейчас не об этом. — Каким образом это связано с тем, что происходит сейчас? — Узнав о так называемом бессмертии вашего старшего брата, я отправился в Город-на-Горхоне, чтобы совершить научный прорыв в медицине. Всё было хорошо до того момента, пока я не узнал о несвоевременной кончине Симона. Противоречивые эмоции на секунду выплывают на поверхность, но Каин успевает захватить их, затмить другими, отправив как можно дальше. Он быстро берёт себя в руки и говорит смело: — Что случилось дальше? Уверен, причиной вашего изнемождённого состояния служит не только это. Данковский хмурится, не скрывая своей тревоги и апатии. В резком, неожиданном движении он разворачивается, стараясь разглядеть среди расколотых камней и серости города что-то постороннее. Тихо выдохнув воздух из лёгких, Бакалавр просипел: — Есть вещи… Которые вы не должны понимать. Мария, вопреки сложности пережитых событий, кое-что объяснила мне. Не верю до конца, но приходится соблюдать правила. Иначе нельзя, — горькая улыбка пересекла губы. Солнце греет поверхность земли; её лучи бегают, касаются фаланг пальцев, прядей волос, мягко целуют щеки. За оградой Горн проходят редкие люди: по большей части, дети, играющие в прятки со старшими ребятами. Вдалеке раздаются песнопения степных невест. Они танцуют, чтобы уговорить свою богиню послать хороший урожай в этот год. На улице стоит середина лета, но травы не до конца успели зацвести, только начиная пробиваться из недр земли. Каин на секунду поднимает свой взгляд на небо и следит за плывущими контурами облаков. Даниил делает тоже самое. Вскоре в тишине улицы раздается его тихий вопрос: — Что вы видите вокруг себя, Виктор? Самому Данковскому не хочется говорить: заключил сердце внутрь, не давая пробиться ему, чтобы никто не увидел внутренних противоречий. Тёмное пространство, из которого тянется холод. Оно идёт к ногам, больно касается лодыжек, не уходит дальше: что-то не даёт сделать этого, удерживает, как прочный, непроницаемый барьер. У Бакалавра ладони подобны двум кускам льда. Поверхность их белая, а ногти почти что сливаются с ними. Неприкосновенное мистическое божество, сравнимое с самим призраком Утопии; такое же далёкое и невесомое… Но нужно дать подробный ответ. Каин наблюдает, впитывает в себя пространство, чтобы воспроизвести его в словах. Но не может не следить за собеседником. Из признаков жизни: слабо вздымающаяся грудь под толстым слоем плаща. Секунда, и развеется по ветру, не оставив после себя даже пепла. — Наступила тёплая пора года. Земля ещё сухая, не пришёл сезон дождей. Трава жухлая, молодой мало. Воздух наполнен песком, поэтому дышать затруднительно. — Тяжело жить здесь круглый год. В сезон цветения степных трав невообразимо ходить среди улиц… Успеешь заболеть хроническим видом астмы и заработать сильнейшую головную боль на долгие недели. Вы никогда не думали уехать? В мыслях. Ненадолго. Глаза Бакалавра горят. За простым вопросом скрывается что-то важное для него. Старинное. Тягучее. Такое, от чего человек отворачивается, не смея взглянуть в самую суть. Виктору нечего сказать впервые за долгое время: никакие слова не будут верными, всё будет ошибкой для того, кто сидит рядом с ним. Поэтому Каин отвечает так, как говорит внутренний груз ответственности: — Мой долг, как заместителя правителя дома… — но не успевает закончить, как резкий тон прерывает. Холод и боль перемешаны в нём: прикосновение снега к голой поверхности кожи. Данковский закрывает глаза на мгновение, хмурит брови. — Я говорю о вас, Виктор. А не о том, что называется штампованным поведением. Непонятная нежность, скрывающая разочарование. Как будто перед врачом не взрослая самостоятельная личность стоит, а потерянный ребёнок, нашкодивший перед строгим родителем. Вспоминаются времена, когда Виктор был ещё недоразвитым отроком. Когда братья, более молодые по возрасту, чаще улыбались, не будучи отягощенными бременем ответственности настолько сильно. Когда жили ещё люди, умершие давно: с смешливыми, простыми лицами. Его друзья. Похороненные под толщей времени. И, словно подтверждая внутренние мысли, голос бакалавра звучит возле уха, проникая в самое далёкое. Люди. Всё они — самые простые люди, невзирая на чудеса, которые происходят рядом. — Так что? Готовы отвечать? И Каин позволяет словам проникнуть на поверхность. Выходит из заторможенного состояния, слышит вдалеке музыкальный звон — кто-то балуется с железками, барабаня ими по забору. Весь мир суживается до нескольких метров. — В детстве… Я не подозревал о том, что ситуация повернётся в подобную сторону. Тогда я мечтал уйти из дома, увидеть, как сбываются мечты тех, кого искренне считал близкими людьми. Хотел иметь образование, подобно отцу, изучившему множество наук; уехать из родного города. Оставить дела на попечение Симону и Георгию, которым управление хозяйством было наиболее близко. Но всё повернулось иначе. — Политические представления. — понимающие кивнул Даниил. Тонкая рука откинула назад чёлку. Что-то тёмное промелькнула в острых чертах. Виктор, краем глаз заметив движение, осмотрел профиль бакалавра. — Не только. Для создания Города-на-Горхонах требовалось нечто большее, чем желание. Мои мечты переменились, мне захотелось помочь Утопии. Вопреки детским мыслям, остался среди степи. Разорвались старые связи, ушли прошлые люди, на их месте появились другие. Тогда моей семье понадобилась помощь в образовании нового крепкого союза. Нина Лилич, восходящая звезда светских вечеров, очаровала меня своей силой. Её магические способности нужны были Симону для создания фундамента. — Это была первая влюблённость? — Данковский наблюдает за исповедью отчуждённо. Изучает её непредвзято, со всех сторон, опираясь только на научный метод. Не привлекая собственных чувств. Виктор делает так же. — Наваждение недосягаемым. Поклонение, переросшее в заботу и привязанность. Я любил её, любил отчаянно, и теперь это чувство стало острым лезвием копья. Удивлённый блеск зрачков — в ответ. — Нина Каина умерла? Вернее сказать… Лилич. — Что именно вас удивляет? — в голосе Виктора невольно проскальзывает гнев: неужели нужно лезть в самое нутро, чтобы узнать интересующее? Чего ради Данковский желает узнать, что творится в чужой душе? Кто он? Почему скрывает свое происхождение? И почему, в конце концов, Каин сам не узнаёт о нужном, а молчит, впившись глазами в чужое нутро? «Нужно соблюдать правила». В посторонних глазах — отсутствие сожаления и жалости. Простой вопрос, на который необязательно отвечать, неожиданно понимает Виктор. Ярость быстро проходит, так и не успев переродиться в действие. И снова поток мыслей разворачивается в нечто непонятное: — Она умерла недавно, оставив после себя невидимое простому взгляду наследие. Девушка, не имеющая ничего стороннего за плечами, ставшая впоследствии одной из самых сильных представительниц нашего рода. Шершавая поверхность земли отчего-то тянет к себе. Хочется прикоснуться к ней, но разумом Виктор осознаёт, что это — не более чем отголоски похоронных песен, эхом скользящих по городу после недавнего траура. — Вы же понимаете, что эта зависимость идёт только в одну сторону? Резкие слова заставляют повернуться к стоящей рядом фигуре. Каин выражает в нахмуренных бровях свой немой вопрос. Готовый в любой момент вскочить и дать наглецу ощутить привкус крови на собственных губах. «Нужно соблюдать правила». Руки, с силой сжатые в кулаки, опускаются вниз, прильнув к бёдрам. Даниил иронично улыбается, но в этом есть нечто неестественное. — Этот город… Имеет странную структуру. Держал бы Артемий шаманские замахи при себе, не лез с органами по городу шастаться… Но сейчас, вопреки собственным принципам, я готов поверить в чужие. Глупец, настоящий глупец… Очередной приступ бреда. Виктор хмурится ещё сильнее. — Говорите по делу, Бакалавр. В ответ — глухое хмыканье. — Воспалённый мозг не лучший друг для логики. С опозданием одно слово прорезало слух. Не сразу Каин осознал, что сказал его собеседник. Затем неожиданно смысл зацепился за мысль. — С органами? Вы говорите о… Менху? Ритуальных знахарях Горхона? Симон находится в хороших отношениях с Исидором, и, если рассуждать логически, должен знать о человеке по имени Артемий. Артемий… Неожиданное прозрение пронзило голову. — Я знаю только, что у нынешнего врачевателя есть сын, который имеет такое же имя. Но в это сложно поверить. То, откуда вы- — Молчите, — резкий, чарующий голос прорезает его слова, тут же превращая их в труху. Данковский вздыхает снова, выплёвывая на землю редкие капли крови, — Не ищите правды и живите сейчас. Эту историю трудно переписать, я много раз пытался. Лучше просто вести светский разговор. Некоторое время они проводят в молчании. Затем Даниил говорит снова: — Многие думают, что я чудовище из страшных сказок, подобен вашей шабнак-адыг. Потерял последние зачатки человечности. Но никто не желает понимать причин. Когда революция набирала обороты, один из заводов был поражён тяжёлой формой тифа. Оттуда вывозили повозки с трупами. Медбратьям и сёстрам приходилось собирать списки с именами умерших — многих не знали, была нехватка рабочих мест. Некоторые заражались потом смертельно, и их невозможно было спасти. Лекарства не существовало на тот момент. — Тени, пролегающие под глазами, с каждым сказанным словом становятся всё темнее. Но выражение лица Бакалавра — спокойное, не выражает никаких эмоций, — Теперь, когда я оказался здесь, появляется сравнений с данной ситуацией. Что иронично, — тихий смешок, — Потому что эти речи произносить не мне. Невысказанное застыло в воздухе удушливой пеленой. Данковский откинулся назад и посмотрел на серое, скрытое проблесками солнца небо. Слишком замученный, чтобы продолжать этот монолог. Тем не менее, слова продолжают выскальзывать из глотки наружу. — Просто знайте, что мы видимся не в последний раз. А сейчас… Прошу откланяться. Шутливый поклон, последовавший после скрипа импровизированной скамьи. Чёрный силуэт исчезает в пустоши небольшой аллеи — так, что не проходит и мгновения, как Виктор Каин оказывается в одиночестве, погружённый глубоко в собственные мысли.***
Он просыпается в тишине собственного дома. Стрелки часов продолжают идти вперёд безостановочно.