Год дракона

Нож тихо и методично постукивает по ветхой усыпанной мелкими царапинами поверхности стола. Трещинки забиты сажей, воском, тюленьим жиром — грязью, которая видна даже при тусклом свете свечи. Пламя дрожит, и лезвие отбрасывает на стены и пол длинную тень. Снаружи бушует вьюга, ветер просачивается сквозь холодные каменные стены полуразрушенного маяка. Когда-то высокая и прочная башня сейчас напоминает руины: верхушка, где с десяток лет назад горел сигнальный огонь, ныне уничтожена штормами, осталось только подножье — пару метров каменной кладки, покрытые толстой коркой льда. Теперь уже ни один корабль не заметит угрожающе острых скал, о которые разбиваются волны океана. Впрочем, в этих буйных водах давно не ходят корабли. Стук ножа на время замолкает. С тупого лезвия стекает густая мутная жидкость, постепенно заполняя трещинки столешницы, переливается через край, и остается на столе темными почти черными пятнами. За стенами слышится свист и вой ветра, а еще шорох и едва различимый лязг, будто мыши скребутся в сыром подвале, стонут и шепчут закованные в цепи узники. Но обитатель в крепости всего один. — Незачем так шуметь, — ворчит скорчившаяся над столом старуха. Гневно зыркает за плечо белесыми, почти ослепшими глазами, и возвращается к своему делу. Тук-тук-тук, стучит нож, рубя на мелкие кусочки извилистый корешок, бурый сок которого так напоминает кровь, а ветер воет все сильнее, пробиваясь в заколоченные наглухо окна, не пропускающие света. Света полной луны — старуха знает наверняка, ведь она чувствует силу, что наполняет жизнью ее иссохшие вены. — Ну? — требовательно вопрошает она, оборачиваясь к очагу, в котором едва тлеют угли, цокает языком, недовольно склоняясь к худой связке дров, и подбрасывает в топку одно полено. — Так-то лучше? Угли отзываются тихим шипением, полено трещит, комнату наполняет хвойный аромат и вот, наконец, разгорается огонь, согревая худые жилистые руки своим теплом. — Так-то лучше, — удовлетворенно утверждает старуха и снова отходит в тень. Длинные костлявые пальцы крепко держат рукоять, перемотанную засаленной тряпицей, запястье левой руки плавно оборачивается в воздухе, и густой бурый сок подчиняется этому движению: капля за каплей он отделяется от поверхности стола, поднимается, объединяется в единый сгусток, после чего послушно перетекает в приготовленный для него сосуд. Стеклянная бутыль наполняется едва ли на четверть, но старухе этого вполне достаточно. — Падук, — говорит она, закупоривая пробку. Обращается к той, что непременно услышит ее голос, где бы ни находилась. — Ты ведь помнишь, да? Да-а, — отвечает она на свой же вопрос. — Конечно же, помнишь. Измельченные коренья предстоит высушить, а после растереть в ступке. А сок… Ветер стучит в окно, сотрясая ставни, и старуха умолкает, недовольная тем, что ее перебили. Просевшая дверь скрежещет на ржавых петлях, за щель над ней пробивается ветер и снег, который тут же тает, оставляя на пороге мокрые следы. Одно движение, резкое словно пощечина, и щель обрастает слоем льда — временная мера, чтобы укрыться от непогоды. Старуха косится на огонь в очаге. Если бы не его тепло, она давно замерзла бы насмерть, она знает это, но все равно смотрит на танцующие алые языки с неприязнью. Смотрит так, будто огонь и только огонь виноват во всех ее лишениях. Вой ветра умолкает, будто бы отдаляется, и на какое-то время на маяке воцаряется тишина, нарушаемая лишь тихим треском полена и шарканьем шагов. Старуха ходит от одной стены к другой, придирчиво осматривает полки, отворяет и захлопывает многочисленные шкатулки и сундуки, пока не находит нужную ей вещицу. — Вот ты где, — говорит, постукивая по крохотному стеклянному пузырьку острым, чуть крючковатым ногтем, и откупоривает пробку. Густая жидкость пахнет железом, а черный осадок под пробкой напоминает намокший пепел. — Время пришло, — шепчет старуха, поднеся пузырек к тонким потрескавшимся губам, и на стеклянном горлышке образуется пар. — Ты ведь тоже чувствуешь это? Чувствуешь? И ветер, словно услышав ее слова, неистово стучит в дверь, все сильнее и сильнее, пока не срывает полотно с петель. Он прорывается в комнату вместе с вьюгой, кружит, задувая пламя в очаге и свет единственной свечи, и замолкает, словно по велению некой потусторонней силы. Теперь только луна освещает каменные стены и обветшалую мебель. Луна зовет ее — не покорную слугу, — проводника, пророка, вещунью. Зовет единственную, кто способен слышать, кто сможет донести ее слово до прочих. Луна зовет ее наружу, к свету во мраке, к истине, что открывается лишь избранным. И старуха переступает порог, делая шаг в промозглую хмурую бурю. Сапоги из тюленьей кожи утопают в сугробах, седые пряди подхватывает беспощадный вихрь, осколки ледяных брызг царапают дряблую кожу, но глаза старухи улыбаются. — Ты ниспошлешь мне видение? — вопрошает она, возводя руки к небу. Тонкие пальцы корчатся от напряжения, худые руки дрожат, все тело сотрясается — от силы, что переполняет ее, от трепетного восторга. Безмолвная луна отвечает ей. Дух Туи разгоняет непогоду и на ясном ночном небе остаются только звезды и серебряный диск в кольце сияющего света. — Да-а, — отвечает старуха, улыбаясь незримому. Она наконец-то получила долгожданный ответ, и слезы счастья застывают на ее белых ресницах. — Теперь я вижу. Луна меняет свою форму: постепенно обращается полумесяцем, извивается точно угорь и срывается с небосклона. К ней приближается нечто — быстрое, сильное, прекрасное. — Синий дракон, — шепчет старуха заворожено, нисколько не страшась раскрытой белозубой пасти. Старуха смеживает дряблые веки и мир погружается во тьму. И только ее шепот остается: — А ты это видишь, Катара? * * * В лицо ударил порыв ветра — морозного и колкого, пахнущего морем в шторм и коленным железом, и Катара проснулась от собственного немого крика, от удушья, от холода, что пробрался под ее теплое одеяло. Сердце исступленно колотилось в груди, перед глазами так и застыл образ: гигантский крылатый змей стремится к ней, обнажив длинные острые клыки, его синяя чешуя при лунном свете отливает сталью, а глаза горят огнем. И он летит на нее с небосклона, порываясь разорвать на мелкие кусочки. Его сила, его желание убить настолько велико, что кажется реальным. Дракон был не просто зверем из сказок, которыми пугала ее Пра-Пра, а воплощением всех ее страхов и опасений. Он был предвестником. Катара приподнялась, кутаясь в шаль, что согревала в холодные ночи, и села на постели, пытаясь припомнить детали сновидения. Она узнала место, хоть и была там лишь однажды — западное побережье Северного Племени Воды: белоснежная пустошь, полуразрушенный маяк, а за ним глубокая скалистая пропасть. Место, куда изгнали женщину, которая приоткрыла ей завесу в мир Духов, заставила поверить в пророчества и видения. Ту, что обучила ее магии вопреки правилам Северного Племени Воды. — Хама, — произнесла Катара, и ветер завыл вновь, загудел в дымоходе, прошептал ее голосом: «ты помнишь?». Катара помнила все. Каждый ее урок. Каждое ее слово. Каждый миг, проведенный с той, что разделяла ее страсть к магии. Запомнить было не сложно, а вот забыть... «Судьба принцессы была предрешена. Я лишь дала ей то, чего она желала больше жизни», — ее слова, сказанные много месяцев назад в той самой мрачной комнате, где сквозь старую каменную кладку просачивается холодный северный ветер, и иней сковывает проржавевшие петли ветхой двери. Последние слова, словно яд отравившие все светлые воспоминания. Покидая ее тогда, Катара думала, что попрощалась навсегда. А теперь… «Ты ведь тоже чувствуешь это?» Свет полной луны мерцающим серебром пролился на застеленный волчьими шкурами пол, словно духовный мост. Луна звала ее, манила к себе, и Катара, ведомая потусторонней силой, поднялась с постели. Босая она прошла к окну, за которым спал крепким сном ледяной город, и увидела пугающую тень, что нависла над Северным Племенем Воды. Огромная, извилистая как змея, тень расправила крылья, скрыв во мраке несколько домов, растопырила лапы, выпустив острые кривые когти, двинулась вперед, приближаясь к дворцу… «Синий дракон», — поняла Катара, стискивая в кулаках складки теплой шали. Не сон. Все наяву. Свирепый крылатый змей пролетел над Северным Племенем Воды. — Все как ты и сказала, Хама, — прошептала Катара, подняв взгляд на полную луну. — Я тоже вижу это. Грядет нечто… неизбежное. * * * — Сокка, — позвала Катара, легко касаясь плеча брата. В который уже раз она застала его спящим сидя в кресле у давно погасшего очага. Постель как всегда не тронута, занавеси распахнуты, на маленьком резном столике раскрытый свиток, свисающий до самого пола и огарок свечи, погасшей незадолго до ее прихода. Несколько раскрытых книг, выложенных неровной стопкой у ножки кресла и около десятка листов с непонятными ей чертежами разложены до самого платяного шкафа. — Сокка, проснись. У Вождя Племени много дел и так мало времени на отдых, Катара понимала это, но не могла ждать до утра. — Сокка! — требовательно повторила она, как следует его тряхнув, и отпрянула, когда он рывком поднялся. — Что стряслось? — встревоженным и хриплым ото сна голосом спросил он, хватаясь за рукоять меча, что всегда носил на поясе. — Что-то случилось? — Это я, Сокка, — ласково прошептала Катара, положив руку на плечо брата и усаживая его обратно в кресло. Сама же наклонилась, встречаясь с ним лицом к лицу. — Нам надо поговорить. — Поговорить? — повторил он растерянно, оборачиваясь к окну позади — все та же полная луна на темно-синем небе. — Поговорить, да? Посреди ночи? Я только глаза сомкнул. Ох, ноги затекли… И чего еще ожидал, засыпая в такой неудобной позе? — Это важно, — мягко прервала его Катара. — Мне было видение, — заговорила она, присаживаясь в кресло напротив. — Я знаю, как это звучит, — сказала прежде, чем брат успел возразить, — но я бы не пришла, будь это простым кошмаром. — Видение? — сонно и отчасти равнодушно переспросил Сокка. — То есть сон? — Не просто сон. Я видела… Катара замешкала, раздумывая над тем, что следует рассказать и о чем, вернее о ком, лучше не упоминать. — Я видела Синего дракона. Огромного и свирепого. Он летел на меня словно на добычу. А когда я проснулась… над городом нависла его тень. — Тень? Как от облака? — Тень дракона, — с нажимом повторила Катара, — длинная петляющая крылатая тень. Это точно был Синий дракон, это был он — предвестник беды. Сокка насмешливо вздернул бровь. Эту его раздражающую гримасу она могла бы различить даже в полной темноте. — Синий дракон из сказок? — Ты не понимаешь, — разочарованно вздохнула Катара. — Нет, не понимаю. А ты сама понимаешь? Ты видела сон, Катара. Тебе приснился дракон, ты испугалась, и спросонья подумала, что над городом тень. — Нет, Сокка… —Такое случается. Просто очень реалистичный… — Ты меня не слышишь. — Я слышу детскую сказку на ночь. Ты не в том возрасте, чтобы бегать в спальню к брату, если тебе приснился кошмар. И верить во всякие глупости как… — Это не глупости, а предзнаменование. — Всего-навсего сон… — Я видела Хаму, — сказала Катара резче, чем того хотела. Вернее, вовсе не хотела говорить. Одно только слово — всего лишь имя заставило брата замолчать. Развеяло все его насмешливые догадки, перечеркнуло все оговорки. Сокка не верил в предсказания и видения, но способности Хамы игнорировать не мог. — Видела ее… во сне, так? — спросил он настороженно. — Хама явилась мне, когда я спала. Но то был не сон, — твердо повторила Катара и, встретив его взгляд, притихла, виновато кутаясь в свою теплую почти невесомую шаль. Она не хотела напоминать Сокке о прошлом, не собиралась бередить старые раны. Чуть больше полугода прошло — слишком малый срок, чтобы забыть пережитое им горе. Катара вспомнила лицо Сокки в ту ночь, его пустой взгляд, бессильно повисшие руки, монотонный безжизненный голос. Она впервые видела брата таким: потерянным, разбитым, напуганным. И вот теперь снова… Все та же луна освещает их лица сквозь толстое оконное стекло. Те же покои, те же жесткие резные кресла, тот же давно погасший камин и пустая холодная постель — аккуратно заправленная, нетронутая, словно никто не спал в ней с тех самых пор. Сокка неловко поднялся, задев носком сапога книги, но не обратил внимания на упавшую стопку, прошелся по комнате, вернулся к креслу, но не сел в него — остановился у камина, упираясь ладонями в массивную дубовую полку над очагом. — Значит, ты видела Хаму, — наконец заговорил он. — Кажется, я понимаю. На тебя навалилось немало проблем, тебе пришлось принять непростое решение, вот ты и... — Сокка вздохнул, опускаясь обратно в кресло. — Хама была той, кто поддержал тебя в трудное время, а сейчас настал период еще более сложный, вот ты и увидела ее во сне. Ты ищешь поддержки, которую не можешь… Как он не понимает? Или же намеренно отказывается признать? Зачем ищет иное толкование? — Все не так, Сокка. Я не искала встречи с ней. Не думала о ней. Но она явилась, чтобы предостеречь. Хама показала мне... — Хама всегда пророчила нам беды и страдания, — Сокка привстал, заглядывая в кувшин с вином — пустой, как оказалось, и отставил в сторону кубок, который хотел наполнить. — Предсказывала то пришествие злых Духов, то падение кометы, то объятую пламенем ледяную стену. Она просто напросто сумасшедшая старуха. Мы даже не знаем, жива ли она еще. — Она жива. Я знаю это. — Допустим, Хама жива. И знает способ, как поговорить с тобой преодолев расстояние в несколько километров... — Способ есть… Нет ничего невозможного для мага воды под полной луной. Дух Туи покровительствует нам, говорит с нами… — Говорит с Хамой, — поправил ее Сокка. — Дух Туи говорит с ней, если верить ее словам. Но в своем ли она уме? Пророчить появление… огромного дракона, да? Они, как известно, вымерли лет сто тому назад. — А если нет? Хама сказала… — Да какая разница, что там сказала Хама? Придет дракон? Пожалуйста, пусть приходит — на стенах достаточно катапульт. Один прицельный выстрел, может два… — Сокка! — Прошу тебя, тише, — зашептал Сокка, скосив взгляд в сторону, будто стены могли их подслушать. — Катара, даже если твой сон был… не просто сном, даже если Хама связалась с тобой намеренно, даже если она поведала некую тайну, которая убережет нас всех от беды — просто забудь об этом. — И ты предлагаешь закрыть на это глаза? На послание Духов? — Духам нет дела до мирских забот. — А что если есть? — не отступала Катара. — Что если это особый случай? Что если впереди нас ждет такое… — Что-то похуже ста лет войны? Вот уж не думаю. Духи не предупреждали нас о вторжении Страны Огня, которое продлится целый век, не предостерегли нас о кровавых битвах и тысячах смертей… — Быть может худшее впереди. — «Быть может» и «что если» не лучшие аргументы, Катара. И Духи тут совершенно ни при чем. Сокка снова поднял пустой кувшин и снова же поставил его на каминную полку. Спорить бесполезно. Катара и не надеялась, что он поверит. Он никогда не верил, попросту не понимал. Как только речь заходила о чем-то потустороннем, ее брат всегда искал аргументы, логические обоснования, и хоть бы раз оказался прав. — Я пойду к ней, — решила Катара. — Пойду к Хаме и поговорю. Хочу услышать от нее лично… — Нет, — тон Вождя, а не брата. Взгляд терпеливый, понимающий, а в голосе непреклонная твердость. — Хама была изгнана из Северного Племени. Если ты не забыла. — Я не забыла. — Неужели? Сокка чуть подался вперед, зашептал тише прежнего: — Тогда напомни мне: почему ее изгнали? — Всему виной ее магия. — Ее магия, — повторил Сокка. — Только и всего? Дело было вовсе не в нарушении табу. В прошлом женщины Северного Племени Воды ни раз пытались доказать, что они достойны обучаться боевым приемам наравне с мужчинами. Вот только одно дело продемонстрировать умение владеть водяным хлыстом или же запустить в тренировочный манекен десятком ледяных кольев, совсем другое показать им силу, способную управлять телом. Полный контроль, невыносимая боль, ни шанса уклониться или дать отпор. Неотвратимая и смертоносная, воистину ужасная сила. Но дело было не только в магии крови. — Тогда ты помнишь и то, что Хаму хотели казнить? — спросил Сокка говоря все тише, наклоняясь все ближе. — А по какой причине? Помнишь? Ее сочли причастной к смерти Юи. Катара не смогла бы дольше выдерживать взгляда брата. Она увидела в нем укор и холодность, которую, вне всякого сомнения, заслужила. — Злые сплетни, — так же тихо прошептала в ответ Катара. «Это только слухи», — солгала она тогда, держа брата за одеревенелую ладонь. Солгала, и пыталась убедить себя, что ее ложь истинная правда. — Злые сплетни, — повторил ее слова Сокка. Теперь он взял ее за руку, сжал крепко, потянув ладонь на себя. — Так мы и сказали тогда, помнишь? И Совет Племени поверил нам. Поверил, что ты ничего не знаешь ни о магии крови, ни о других… возможностях Хамы. Если вас увидят вместе… — Я все понимаю. — Нет, — покачал головой Сокка. — Не понимаешь. Тогда на нашей стороне был Вождь Арнук. Его уважали, к его словам прислушивались, все Племя разделяло горе отца, потерявшего единственную дочь. Когда он умер, трон занял чужак — юнец, женившийся на принцессе за полгода до ее смерти. И чужак этот вместо того, чтобы тихо горевать на троне, начал спорить с Советом и внедрять новые идеи по управлению Племенем. Отец того самого юнца привел с собой немало верных воинов и еще столько же взял под контроль по прибытию на Север. А сестрица не побоялась бросить вызов одному из учителей магии воды — почтенному члену Совета, наплевав на многовековые традиции и правила хорошего тона. — Вождь Арнук назначил тебя своим приемником перед смертью. То была его воля. Ты никогда не просил власти, не собирался занимать трон. — И кто же в это поверит, если пройдет новый слух о том, что моя сестра владеет той же смертоносной магией, что и ведьма-изгнанница, которая по слухам погубила его дочь? Совет мигом обвинит нас не только в смерти Юи, но и в смерти ее отца. При таком раскладе изгнанием мы не отделаемся. Так что лучше послушай меня: не стоит усугублять отношения с советниками из-за какого-то сна. Тем более сейчас, когда… — Когда ты впустил в наш дом врага, — Катара хотела отстраниться, но Сокка удержал ее руку и наклонился ближе, почти соприкасаясь лбами. — Подумай, Катара, просто представь, что было бы, не пригласи я Хозяина Огня? — Ничего бы не было. — Верно, ничего бы не было: ни подписания мирного договора, ни обмена военнопленными, ни налаживания торговли между Племенем Воды и Страной Огня. Мы жили бы во дворце, занимались своими скучными повседневными делами и ждали бы поражения от Страны Огня. — Мы бы оборонялись до самого конца. — Который бы наступил спустя неделю после начала осады. Мы уже обсуждали это — Племя Воды не выстоит против Страны Огня. У нас нет ни шанса. — Я в это не верю! — заявила Катара, вскочив, словно разъяренная волчица. — Ты только и делаешь, что твердишь, будто у нас нет шанса, но Племя Воды продержалось сотню лет войны и продержится еще столько же, если потребуется. — И тебе не терпится это проверить? Хочешь битвы? Боевых кличей, воинственных ударов мечей о щиты, испуганных криков, болезненных воплей, черного пепла и крови на снегу? И, разумеется, победы? И кто же поможет нам победить? Духи? Всемогущая сумасшедшая Хама и ее Синий дракон? — Я не это имела в виду! — А что же тогда? Вспомни хоть одно нападение на нас магов огня, которое прошло без жертв? Катара не нашлась, что на это возразить. Что бы она ни сказала, у Сокки на все был готов ответ. — Не ходи к Хаме, Катара, — заговорил он со всей серьезностью. — Она тебе не поможет, только все усугубит. Не давай Совету повода усомниться в нашей верности Племени, не провоцируй мятежников действовать против нашей семьи или семьи Хозяина Огня. И прошу, прояви терпение и дружелюбие к принцу Зуко, от его отношения зависит твое будущее в Стране Огня. Приказ Вождя, прозвучавший как просьба любящего брата. Слова, которые нельзя проигнорировать или оспорить. Непривычно резкие для него слова, Сокка и сам понимал, а потому продолжил уже мягче: — Я знаю, ты хочешь помочь Племени. Ты не из тех, кто будет терпеливо ждать, взвалив заботы на других. Поверь, скоро тебе представиться такая возможность. — Возможность? — переспросила Катара. Если Сокка заговорил о возможностях, если он действительно понимал ее желания, то… — Ты говоришь о… — О предстоящей битве с Царством Земли, — кивком подтвердил Сокка. — Ты отправишься со мной на штурм крепости генерала Фонга. Катара села, крепко держась за резной подлокотник, словно цепляясь за единственную ниточку, связывающую ее с материальным миром. Все ее мысли пришли в беспорядок, слова, казалось бы, такие простые, застряли комом в горле, мешая дышать. А миг спустя вырвались наружу неотвратимой волной: — Зовешь меня биться с Царством Земли, называя это возможностью? Ждешь благодарности за предоставленный шанс? Думаешь, я хотела этого? Хотела битвы с нашим давним союзником против общего врага? — Катара… — Нет. Твоя затея мне противна. Весь твой план отвратителен. — Если мы не захватим Царство Земли как объединенная армия и не поделим захваченные земли, Страна Огня сожжет каждый город и каждую деревню… — Так своими действиями ты спасаешь жителей Царства Земли от ужасной участи? Опомнись, Сокка, ты говоришь совсем как Озай! — Я говорю как Вождь Племени Воды, которое постигнет та же незавидная участь, не найдись мы предложить Стране Огня выгодный союз. Если не бросим свои силы против Царства Земли, то вся военная мощь Страны Огня будет направлена против нас. — Царство Земли никогда не было нашим врагом. — Как не было и другом, — заявил Сокка. — Наши воины десятилетиями помогали Царю Земли вести эту войну, наши воины бились за освобождение его деревень, наши воины умирали за его людей, а когда пришел наш черед просить о помощи, он не послал ни единого корабля на подмогу. Мало того закрыл свои границы, отрезав нам торговые пути, чем по сути обрек нас на верную смерть. Царь Куэй трус, Катара. Трус, который бросил как своих союзников, так и своих подданных. Ты убедишься в этом, как только наши корабли войдут в порт — в любой из портов, где нас встретят не бравые солдаты в зеленых одеждах, а горстка перепуганных нищих крестьян. Этим людям не нужен Царь, спрятавшийся за непреодолимыми стенами Ба Синг Се, им нужен мир, крыша над головой, теплая постель и припасы, чтобы пережить зиму до следующего сбора урожая. — И ты утверждаешь, что дашь им все это? — Со временем — да, — решительно ответил Сокка, игнорируя ее насмешливый тон. — Война закончится нашей полной победой. Не останется больше противника, которого Страна Огня может захватить. — Пока есть те, кто жаждет войны, война продолжится. Тебе ли не знать, Сокка, всегда найдутся несогласные с новым порядком. — Так что же теперь, перестать бороться? Объединись мы с Царем Земли и захвати Страну Огня, итог был бы иным? — Они получили бы по заслугам. — «Они», Катара? Кто эти «они»? Семья Хозяина Огня Озая? Его солдаты? Его чиновники? Прислуга в его дворце? Крестьяне на его землях? — Тот, кто начал эту войну. Тот, кто уничтожил мирный народ воздушных кочевников. Тот, кто отдал приказ напасть на Южное Племя Воды… — Тот, о ком ты говоришь, давно мертв, — сказал Сокка, накрывая ее ладонь своей. — Хозяин Огня Созин был тираном, помешанным на захвате власти, так сказал мне его внук — генерал Айро. Как видишь, он был не согласен с решениями своего деда. Не все «они» чудовища, какими нам их описывали наши отцы и деды. Одни осознали свою вину и желают мира, других же всегда можно переубедить. Я надеюсь, наше сотрудничество принесет свои плоды и будущий правитель Страны Огня решит, что взаимовыгодное сотрудничество с другими странами приятнее столетних кровопролитных войн. — А если нет? — Если нет, то ты всегда напомнишь ему о том, что происходит с куропаткой, если ту заморозить, — отшутился Сокка. — Спорю, принц Зуко еще не забыл вашего последнего совместного обеда. А теперь… Сокка поднялся, огибая кресло, и отошел к стене, отодвигая в сторону гобелен, скрывающий проход между их покоев. «Не на такой разговор я рассчитывала», — подумала Катара, делая три уверенных шага во тьму проема, а преодолев его, остановилась у зеркала в золоченой раме. Высокое, почти до потолка, заключившее в отражении всю ее комнату, окутанную серебристым светом луны, и ее саму — совсем не принцессу, но женщину гордую и сильную, способную повлиять на наследного принца Страны Огня. «Если нет, то ты всегда напомнишь ему о том, что происходит с куропаткой, если ту заморозить», — вспомнила она слова Сокки и впервые за долгое время искренне тепло усмехнулась.