Глеб
— Готов? — слышу рядом и улыбаюсь столь знакомым ноткам нежного голоса, не свойственного воину. Я поворачиваюсь к Феликсу, одетому в нарядный камзол ярко-синего цвета. — Не знаю, кажется, я волнуюсь, — выдыхаю так нервно, аж колени дрожат. — На войне страшнее, ваше высочество. Его улыбка пытается скрасить ситуацию, но у меня всё равно не выходит выкинуть ненужные мысли из головы. Феликс подходит к столу, на который кладёт нечто завёрнутое в бордовый бархат. — Я знаю, что это Вас недостойно, но… — он разворачивает и достает длинный меч из золотых ножен, показывая мне на уровне груди. — Этот меч сделан из самой крепкой стали в мире, которая водится только в одном месте: в горах Майя, святителя войн и побед. Рукоять облита белым золотом с рубиновыми вставками; не самом лезвии в центре выгравированы слова на языке древних магов: «Спаситель мира и Властитель Вселенной». Затем парень встаёт передо мной на колени и склоняет голову, вытягивая вверх меч. — Вы окажете мне великую честь, если примете этот подарок, который, надеюсь, принесёт Вам величайшие победы, что не смогли одержать наши предки, и этот меч всегда будет служить Вам верой и правдой, поражая своим лезвием всех, кто будет против Вас! Я опешил от таких слов и, дрожа сердцем, аккуратно взял меч и полностью вытащил его из ножен одним резким движением. Взмах вверх и солнце, что бьёт в окна, озарило своим светом на фразу, заставляя рубины сиять ярчайшим светом кровавого огня. Опустив меч и засунув обратно в чехол, я взял полностью оружие и вставил в свой пояс, что мне прикрепили служанки. Похоже, знали о подарке. — Встань, — сказал я Феликсу, который поднялся и посмотрел в глаза. — Я благодарю тебя за столь дорогой подарок, но прошу, мы можем быть и дальше друзьями? Я не хочу и не буду высоко задирать голову по отношению к тебе. — Конечно, я Ваш друг на веки вечные. — И «Выкать» будешь только на людях, ясно? Мы оба засмеялись, и друг кивнул, сияя своими очами. Я перестал смеяться, а затем серьёзно взглянул в глаза парню. Он не совсем понял перемены в моём лице, но я даже не дал ему успеть подумать, как резко обнял его, прижимаясь как можно сильнее. Поворачиваю голову и шепчу ему на ухо: — Феликс, мне кажется, что весь мир против меня. Прошу тебя, не оставляй меня одного с этими шакалами! — Обещаю, что никогда не оставлю тебя, Глеб. Я буду защищать тебя до самого последнего вздоха, — он тоже скрепил свои сильные руки у меня на спине и уткнулся губами в моё плечо. Феликс за столь короткое время стал мне другом, братом, защитником и просто человеком, с которым можно поговорить по душам без всяких церемоний. Спустя минуту мы отлипаем друг от друга, в комнату залетает Итан, улыбка у которого, похоже, никогда не исчезает, и оповещает нас о том, что пора в зал для церемонии. Все собрались и ждут только нас. Я набираю побольше воздуха в лёгкие и выхожу в сопровождении своей свиты, а именно: Феликс, Итан, трое молодых гвардейцев, необходимых для обряда.***
Как только в зал ступает моя нога, так сразу же сотни глаз смотрят на меня. Кто-то с восхищением, кто-то с жалостью, кто-то с ненавистью и презрением, а кому-то вообще параллельно, ибо есть другие заботы, например, как у Марка, что идёт по стеночке вон из зала. Я иду по коридору, сделанному из стульев, на которых расположились все гости, что сидят молча и лишь единицы тихо-тихо переговариваются. Хм, вчера я столкнулся с тем, что на каждом лице во Дворце было удивление. К примеру, я забежал на кухню, чтобы забрать свою рубаху, в которой меня сюда привезли, ибо это память о том месте, где я вырос. Зайдя в спальню для прислуги, я не ожидал увидеть там всех, склонивших голову так, будто над ними стоит палач. Только Нора улыбнулась мне приветливой улыбкой, озаряя ту мрачную атмосферу. Хотя бы эта девица не видит во мне мальчишку, которому повезло родиться принцем. Алексис и вовсе не мог скрыть своей зависти, когда подавал мне мою рубашку, скрепя зубами и не боясь язвить. Стража, что теперь увивается за мной, предлагала высечь его за проявления дерзости, но я не позволил. Я же не настолько садист, чтобы калечить человека, который не рад мне. Да пусть хоть желчью изойдется, ему всё равно меня не понять. Никому меня не понять. Меня одели как самого дорогого жениха на земле, а именно в тёмно-синий камзол с золотой тесьмой по краям, белый шёлковый воротник даёт приятное ощущение коже на шее. Лолита меня вчера хотела убить за то, что я кое-как запоминал клятвы и порядки проведения всей священной церемонии бракосочетания. Я настолько достал бедную женщину, что она только и делала, что говорила: «Мне плевать, ваше высочество, можете меня казнить, но я уже просто тебя сейчас сама придушу, зараза ты такая! Ничего не можешь запомнить, а-а-а-а!». Я только смеялся, гладил её по плечу и говорил: «Давай ещё раз». С лёгкой улыбкой на лице я поднимаюсь на пьедестал к алтарю, выполненному в виде арки, по центру которой стоит Отец Вильгельм в рясе и со священной книгой в руках. Священник выпрямляет спину и глядит на меня: — Да будет всем известно, что прямо здесь и сейчас произойдет бракосочетание между мужчиной и женщиной! И чтобы друзья, храбрые рыцари и оруженосцы, которые сопровождают жениха, были достойны присутствовать на церемонии, я искуплю мечом их мужество. Мужчины, встаньте на колени перед алтарем Господа и приготовьте меч! Парни, которые меня сопровождали выходят вперёд, встают на одно колено, преклоняя голову. Я вытаскиваю свой меч из ножен и подаю священнику. Он делает шаг к парням и трижды прикладывает меч к плечам каждого со словами: — Трижды я касаюсь тебя мечом. Первый раз — во имя нашего короля, второй раз — во имя нашего епископа, третий раз — во имя нашего Господа и Защитника! После этого священник обращается ко мне: — Встань на колени, Глеб, займи своё законное место перед Богом, — я выполняю указ и встаю на колени, подняв голову. — Готов ли ты ко всей ответственности перед Богом за выбранную женщину? — и, услышав утвердительный ответ, трижды касаясь мечом, произносит слова: — Тогда я посвящаю тебя, как посвятил твоих храбрых друзей, во имя нашего короля, нашего епископа и нашего заступника Господа! И пусть благородное общество празднует вместе с тобой и радуется, что ты готов принять свою избранницу! Я встаю на ноги, забираю меч и поворачиваюсь лицом ко всем гостям, к тому месту, откуда я шёл, а теперь там появилась Ингрид в пышном белом платье и диадемой на голове. Фата скрывает её лицо, но я и так вижу её подрагивающие ресницы.Ингрид
Кислород окончательно вышел из моей груди, оставив меня предательски дрожать всем естеством и остервенело держаться за рукав Джеймса, что ведёт меня к алтарю. Я поднимаю глаза и наблюдаю большое количество людей, которое видела только на юбилее отца. Но потом … мой взгляд падает на того, кто ждёт меня у алтаря, изгибая свои божественные губы в улыбке, с кристально-зелёными очами. Сердце неумолимо стучит в груди, отчего страшно ступить не так и упасть в пропасть. В моих руках содрогается букет из пионов и лилий. Один шаг … второй … девятый … Боже мой! Когда мы с кузеном поднялись на возвышение, то Глеб приветливо улыбнулся мне, на что я ответила такой же светлой улыбкой. — Я передаю тебе самое ценное, что у меня есть, — спокойно произносит Джеймс и вкладывает мою правую руку в руки Глеба. — Береги её! Блондин кивает с честью и берёт мою руку, но тихо произносит: — Прости, Джеймс, но у нас бы всё равно ничего не получилось. — Пошёл ты! — прыснул брат, и мы втроём захихикали, как чокнутые. Отец Вильгельм только со смешком закатил глаза, как от балованных детей, а потом Джеймс ушёл в сторону, где встали мои фрейлины. Так, пора брать себя в руки и начинать. Я поворачиваюсь лицом к Глебу и боком к гостям, что делает и он, и жених избавляет моё лицо от фаты, откидывая её назад к диадеме. Священник обращается ко всем: — Наконец, наступило то время, когда помолвленные должны соединиться прямо здесь и сейчас, в присутствии своих родных и близких! Брачующиеся, возьмитесь за руки… Мы берём друг друга у локтя правыми руками, как бы соединяясь высшими силами. Глядя на нас, священник снова обращается ко всем: — Мы собрались здесь, пред глазами Всевышнего и его щедрыми Ангелами, дабы объединить и связать на всю жизнь этого мужчину и эту женщину, которые должны дать друг другу обязательства! Но первое обязательство заключается в следующем. Если есть среди присутствующих кто-нибудь, кто знает о любых причинах, которые могут послужить препятствием для соединения брачующихся в законном супружестве по закону Божьему и законам королевства, то пусть же не молчат, но выскажутся. И если причины будут весомыми, то свадьба будет невозможна. Видимо единственный из гостей, кто мог что-то сказать против брака, мирно спал под речи священника. Я гляжу на Глеба, затаив дыхание. — Имеешь ли ты, Глеб, намерение доброе и непринужденное и крепкую мысль взять себе в жену Ингрид, которую здесь пред собою видишь? Жених смотрит с хитрицой, но так уверенно, у меня аж между ног влажно стало: — Имею, честной отче. — Не давал ли обещания иной невесте? — Не давал, честной отче. И в тот час священник, обращаясь ко мне, спрашивает и меня: — Имеешь ли ты, Ингрид, намерение доброе и непринужденное и твёрдую мысль взять себе в мужья Глеба, которого здесь пред собою видишь? — Имею, честной отче. — Не давала ли обещания иному мужу? — Не давала, честной отче. И вдруг возглашает диакон, помощник его, стоя у ликов святых и зажжённых ладанов: — Благослови, владыка! Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа, ныне и всегда, и во веки веков! В мире Господу помолимся. — все присутствующие гости начинают перекрещиваться. — О мире свыше и о спасении душ наших Господу помолимся. О Богохранимой стране нашей, властях и воинстве её Господу помолимся. О рабах Божиих Глебе и Ингрид, ныне сочетающихся друг с другом в общение брака и о спасении их Господу, помолимся. Я всё ещё держу Глеба за руку, а, когда диакон замолчал, я начала говорить заготовленные слова, еле сдерживая наворачивающиеся слёзы: — Я, Ингрид, дочь Кристиана и Сильвии, урождённая наследная принцесса Коктеврана, беру тебя, Глеб, сына Деонисия и Анны, урождённого наследного принца Декарии, в законные супруги. Я клянусь открыто разделить свою жизнь с тобой. Говорить тебе только правду о своей любви. Я обещаю уважать, ценить и почитать тебя, поддерживать тебя в радости, приносить утешение в горести, в бедности и благополучии, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас. Я клянусь быть тебе хорошей женой и ласковой матерью нашим детям. Глеб закусывает губу от моей речи, а после произносит: — Я, Глеб, сын Деонисия и Анны, урождённый наследный принц Декарии, беру тебя, Ингрид, дочь Кристиана и Сильвии, урождённую наследную принцессу Коктеврана, в законные супруги. Я клянусь открыто разделить свою жизнь с тобой. Говорить тебе только правду о своей любви. Я обещаю уважать тебя и нежно заботиться о тебе, лелеять и поддерживать тебя в радости и горести, в бедности и благополучии, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас. Я клянусь быть тебе хорошим мужем и надёжным отцом нашим детям. После этого мы разъединяем руки, специальный служитель подаёт священнику кольца на подушечке, он их освящает, а затем блондин берёт кольцо из белого золота с бриллиантом посередине и надевает его мне на безымянный палец правой руки со словами: — Этим кольцом я наделяю тебя своим телом, своей честью и своими земными благами. Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь. Я повторяю всё в точности, надевая на палец Глеба кольцо. — Венчается раб Божий Глеб с рабою Божией Ингрид во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, — говорит Отец Вильгельм, перекрещивая Глеба, а затем делает то же и со мной. — Венчается раба Божия Ингрид с рабом Божиим Глебом во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Позже нам протягивают свидетельство о браке с королевской восковой печатью, мы ставим там свои подписи:Ingrid∞ √Gleb
Священник открывает книгу и читает: — Боже святой, создавший из праха человека, и из ребра его образовавший жену, и сочетавший с ним помощника, соответственного ему, ибо так угодно было Твоему Величеству, чтобы не одному быть человеку на земле. Сам и ныне, Владыка, ниспошли руку Твою от святого жилища Твоего и сочетай этого раба Твоего Глеба и эту рабу Твою Ингрид, ибо по воле Твоей сочетается с мужем жена. Соедини их в единомыслии, венчай их в плоть единую, даруй им плод чрева, утешение прекрасными детьми. Ибо Твоя власть, и Твои — Царство, и сила, и слава, Отца и Сына и Святого Духа, ныне и всегда, и во веки веков! Мужчина в рясе закрывает книгу и прижимает ту к груди. — Объявляю сей святейший брак заключённым, а теперь можете скрепить священный союз крепким поцелуем! Глеб осторожно прижал меня к себе за талию и накрыл мои губы своими. Отовсюду стал слышен звон колоколов, а зал заполнился громкими аплодисментами, перекрывая поток мыслей в моей голове. Поцелуй должен быть целомудренным, но, когда его язык проникает в мой рот, уже тяжелее сдерживаться. Волна проходит сквозь меня, соединяясь с той самой точкой, что нетерпеливо требует ласки. Парень прерывает поцелуй, отчего мы оба охаем, но быстро берём себя в руки, всё-таки мы здесь не одни. А жаль.***
— Поздравляем, ваше величество, — щебечет леди Миронова, стоя у стола с закусками под руку с супругом. — Благодарю, — улыбаюсь изящно и киваю, держа под руку Глеба, который держится молодцом весь вечер. — Вы оказали нам великую честь присутствовать на консумации в качестве независимых свидетелей. — Мы вам доверяем, — ответил мой муж, пожимая руку лорду Миронову. После к нам подошёл Ричард со словами: — Ваше величество, настал час танца молодожёнов. Блондин берёт меня за руку и выводит в центр зала, гости расступаются, дабы поглядеть на нас. Да уж, было большой проблемой объяснять всем приглашённым гостям о том, что принцем оказался не Артём. Но, по большой сути, многим из этих заносчивых лиц просто плевать на то, кто будет править, главное, чтобы вовремя выплачивались жалованья и раздавались земли. Я кладу руку на плечо мужу и кружусь с ним в танце, а сверху на нас сыплют лепестки белых роз. — Ты всё подготовила для консумации? — спрашивает Глеб, делая поворот и озираясь на гостей. — Да, — тихо отвечаю я. — Всё готово, мои служанки обо всём позаботились. — Хорошо. — Нервничаешь? — Немного. А ты нет? Я пожимаю плечами, так как тревога ушла сразу после нашего поцелуя у алтаря, поэтому больше и страха в глазах нет. Спустя какое-то время музыка сменяется на более подвижную и мы уходим к своему столу, а рядом с нами сидят Джеймс и Феликс. Братец уже хорошо выпил, но, зная его, он может бочку в себя влить, но не опьянеет до поросячьего визга, как многие предполагают. — Вы ж мои хорошие! — Кто-то уже наклюкался? — сажусь подле брата и беру свой кубок с вином. — Нет, — брат склоняется к моему уху. — Славка на меня обиделся из-за Глеба. Я ему говорю, что теперь то я не могу к нему прикоснуться, да и не принадлежит мне он, потому что ты у меня его украла. — Я? — глоток вина. — Да! А Слава всё равно губы дует и к себе не подпускает. Представляешь, даже поцеловать не даёт. Бука. — А ты ему подарок сделай, авось и простит, — гляжу в сторону, где собрались фрейлины, камергеры, в том числе и наш Славочка, что грозно глядит на нас и поедает виноград. — Думаешь? Киваю в знак согласия, а потом поворачиваюсь к Глебу, который шушукается с Феликсом. Я и не предполагала, что они настолько хорошо подружились. Хотя я только рада, что у Глеба здесь есть приятель, потому что многие на него косо смотрят, да что там… на мне осуждающе закатывают глаза, так как я «сделала» своим мужем парня, что был мальчиком на побегушках. Ну и пусть, лучше будет ценить то, что ему досталось. Хотя это всё и так принадлежит ему по праву рождения и того «Пророчества» Нострадамуса. — Ваше величество, — подбежал сзади Ричард и склонился к плечу, — все ждут консумации. Я узнал, всё готово. — Хорошо. Глеб, — поворачиваю голову к мужу. — М? — Ваше высочество, идёмте за мной, Итан Вас уже ждёт. — Иду, — ответил блондин, и похлопав Феликса по плечу, взял меня за руку и вышел из-за стола. Я плетусь за ним, как букашка за спасителем, а Ричард с торжественным видом и высоко задранной головой объявляет — Уважаемые дамы и господа! Настало время скрепить священный союз молодожёнов консумацией, поэтому не забываем прочитать молитву и продолжать веселиться, ибо позже нас ждёт праздничный салют. Все провожают нас под бурные аплодисменты, пока мы идём в сопровождении свиты. Оборачиваюсь на Джеймса, который хихикая бежит за нами, показывая пальцами, что у него всё под контролем. — А зачем им всем молиться то? — тихонько спрашивает Глеб, пока мы идём по коридору. — Лолита не объяснила разве? Это часть обряда, там стоит диакон и будет всем читать молитву, а гости говорить: «Аминь» и так семь раз. А потом они дальше будут плясать, пока наш Марк их не разгонит. Блондин смеётся, я тоже, пока мы не расстаёмся на развилке, ведущей в разные спальни для подготовки к таинству.Глеб
Запах ладана врывается в мои ноздри, которые давно его не ощущали. В последний раз я вдыхал этот аромат в церкви, когда мы пели тринадцатую заповедь вместе с братьями, а затем туда ворвались разбойники и перебили половину прихожан. Братьев ранили мечами, а меня скрутили с остальными молодыми ребятами такого же возраста и внешности, что и я. Даже не знаю, живы ли Остап с Яковом. Тогда, стоя на пьедестале и пропевая молитву, я и не думал, что буду стоять на пороге комнаты с этими частицами запаха Рая. Я надел ту самую светлую рубашку, а на ногах же из той же лёгкой ткани штаны. В комнате стоят семь стражников, что повёрнуты лицом к стене, держа в руках у груди обнажённый меч лезвием вниз. Также вдоль стены напротив кровати стоит супружеская пара Мироновых и ещё какая-то, чьи имена я не запомнил. Отец Вильгельм уже в другом одеянии цвета огня стоит в центре спальни со своими двумя помощниками, что стоят у столика со свечами и священными книгами. Сглатываю ком в горле, а потом вижу Джеймса, что стоит с серьёзным видом, будто и не он несколько минут назад пошатывался от выпитого алкоголя. Удивительно. У маленькой двери, явно в комнату прислуги, стоят две девчушки: рыженькая и светленькая. Сама кровать представляет огромную махину с балдахином, ибо это не представление в театре, а таинство. В нашей стране тоже такое проводят, но редко. Так, что значит в нашей стране? Теперь Коктевран и Декария — моя родина. Боже, мне к стольким вещам ещё предстоит привыкнуть. Сняв с себя тапочки, раздвигаю шторы и заползаю на постель, где уже томиться Ингрид, лежа в длинной ночной рубашке. Её рот приоткрыт от волнения, а глаза бегают по мне. Эх, Лолите и эту часть пришлось объяснять. Например, то, что нельзя полностью раздеваться, а только чуть оголить те части тела, что должны соприкасаться. Также не стоит отвлекаться на тихие молитвы священника, что будет непрестанно читать строки, запечатывая наши узы брака. Мы уже обо всём успели с Ингрид поговорить, о том, как провернуть потерю её девственности на данном ложе. Я ложусь сверху на девицу и неистово целую её сочные губы. Она отвечает мне, сразу же зарываясь пальцами в моей шевелюре, стягивая резинку для волос. После задираю края её ночной рубахи к пупку девушки. — Тшш, — шепчет Ингрид, приподнимаясь на локтях. — Не так быстро. Что? Ты серьёзно? Да я уже не могу столько воздерживаться. Мне сейчас просто необходима разрядка, или я с ума сойду и перебью всех тут в этой комнате. Жена касается губами моей горячей шеи и утягивает на себя. Вся кровь прилила к больно ноющему члену. Странно, но я думал, что уже начнут читать молитвы, однако, в покоях воцарилась полнейшая тишина, словно мы с Ингрид одни в этой комнате. Я нетерпеливо принимаю сидячее положение, приспускаю пижамные штаны и вытаскиваю раскрасневшийся орган с выступающими венками. Чёрт! Хватаю девушку за лодыжки и дёргаю на себя, резко входя в нежное тело. Ингрид громко ахает, то ли от наслаждения, ибо она течёт слишком обильно, то ли для конспирации, что ей якобы должно быть больно, ведь все думают, что она девственница. Начинаю двигаться и ловить губами сладкие стоны, прикрывая веки от удовольствия. М-м-м, как же чувственно. — Да святиться имя твоё, да будет воля твоя, запечатай семейные узы рабов твоих Ингрид и Глеба, — запел священник, а его помощнички ему подпевают. Так вот они чего ждали. — Слава Тебе Боже наш, слава Тебе. Плоды трудов твоих ты будешь есть. Слава Тебе Боже наш, слава Тебе. — Ах-х, — застонал уже и я, не сдерживаясь, и насрать, что слышат остальные. После я наклонился к уху девицы и схватил одной рукой её за волосы, второй — держась за талию. — Мхм, я хочу … хочу тебя шлёпнуть. — Тс-с-ах … нельзя пока. Глеб, пожалуйста, потерпи! Сейчас … м-м … не время и не место. Все … мхм … игры потом. — Обещаешь? — обнажаю клыки. Она закусывает нижнюю губу и отвечает заветное «Да». О да! Ещё… резче… чаще… слаще… — Блажен ты, и хорошо тебе будет. Слава Тебе Боже наш, слава Тебе, — продолжаются заговоры. — Жена твоя, как виноградная лоза плодовитая по сторонам дома твоего. Слава Тебе Боже наш, слава Тебе. Вот, так будет благословен человек, боящийся Господа. Ибо никто не сможет разрушить данный Господом союз ни с одной из семи сторон Света. Слава Тебе Боже наш, слава Тебе. Да благословит тебя Господь с Сиона, и увидишь блага Иерусалима во все дни жизни твоей. И увидишь сыновей у сыновей твоих. Ещё толчок … да … Пот скатывается со лба. Слишком жарко. Её горячее дыхание функционирует в такт моим толчкам, глаза же маняще пожирают. — Ты уже скоро? — тихонько спрашивает жена. — Да, я сейчас кончу … давай, ах … — жмурю глаза и кусаю свои губы, с трудом сдерживая организм. Ингрид засовывает руку под подушку и вытаскивает заготовленный маленький кинжал, размером с ладонь. Я оглядываюсь по сторонам, а после протягивая правую ладонь ей. Брюнетка делает на ней надрез и рука начинает завороженно истекать кровью, которую я тут же вытираю о простыни у ягодиц супруги, оставляя красный след. Останавливаться нельзя, но Ингрид достаёт платок и крепко зажимает мне рану. Прячу больную руку с платком под подушкой, и всё. Дело сделано. Хах, вот я и поплатился за сочный секс в подвале у сада. Раз … два … и я кончаю внутрь малышки, тоже содрогающейся всем телом. Она со стоном приподнимается и вгрызается в мои губы. Откидываюсь спиной на подушки и скорее поправляю штаны. Вижу сквозь щель тканей, как священник перекрещивает нашу кровать пальцами, Джеймс выводит лордов с их жёнами за порог из комнаты, гвардейцы уходят по стеночке, не оборачиваясь к нам, а когда мы остаёмся одни, то тут же подбегают те две служанки. — Ваше величество, — тянут они руки к Ингрид. — Все ушли, всё хорошо? — Да, Глебу помогите. Рыженькая подлетает с другой стороны, и я протягиваю ей порезанную руку, которую она тут же обрабатывает растворами и мазями, забинтовывая в марли.***
Спустя несколько минут, когда нас с Ингрид отвели по разным комнатам, отмыли и переодели, я вышел на балкон и всматривался в фейерверк, запущенный в честь нашей свадьбы. Салюты самых разных цветов взрывались в небе миллиардами огней, разбавляя ночную темень. — Красиво, — подошла ко мне Ингрид и накрыла своей рукой мою. Мы скрещиваем пальцы в замок и продолжаем наблюдать за торжеством по всему Зорфу, который видно отсюда, как на ладони. Внизу по саду Дворца никто не бегает, разве что садовник тянет тележку, конюшен загоняет Оскара в стойло. — Нужно выспаться, завтра тяжёлый день — коронация. — Угу, — поворачиваю голову к жене. — Я хотел уточнить, можно ведь выбрать любое место для татуировки, верно? — Да. Я собираюсь набить её на правом плече, а ты? — Я подумал о внешней стороне левой кисти. — Неплохо, только, когда захочешь выйти в город инкогнито, то нужно будет надеть перчатки, чтобы тебя не узнали, как короля. — Хорошо. Пауза затянулась в разговоре, но потом девушка заговорила: — Ты чем-то расстроен? — Нет, — тихо отозвался я, набирая воздуха в лёгкие. — Просто это всё так свалилось, как снег на голову, и я не успеваю привыкнуть ко всему… — взмахиваю рукой в сторону улиц, — … этому. Не все воспринимают меня всерьёз, но я покажу этим ничтожествам, что такое справедливость. Только вот не знаю, достоин ли я этой милости судьбы. Брюнетка подходит вплотную и прикладывает руки к моей грудной клетке: — Достоин. Ты — один из немногих, кого я знаю, кто действительно достоин большего в этой жизни. И не потому, что ты родился в определённой семье, я просто чувствую, что ты будешь справедливым королём. — Но сейчас я пока не король, а всего лишь твой муж, — обнимаю девицу за талию и чмокаю в носик. — А ты — моя жена. — Жена, да, необычно слышать это, но мне нравится, — она хихикает и целует меня.