Глеб
— Ты несёшь полную чушь! Неужели ты настолько ненавидишь его?! Мама, что стоит в моих покоях, невозмутимо взирает на меня своими янтарными камнями, сложив руки на груди. — Разве я должна любить того, кто уничтожал меня все эти годы?! Его гнев не знает границ, Глеб, ты даже себе представить не можешь, на что способен этот человек. — Я не могу его свергнуть, мама! Мы уже битый час разговариваем на повышенных тонах после того, как знатно пообедали. Деонисий всем своим видом показывает, что моё присутствие здесь становится лишним. Он здесь является королём, а я — всего лишь гостем. Анна подходит ко мне вплотную и прикладывает руки к моей груди: — Он не мог справиться с собой, а ты будешь править миром! Она отходит на шаг и продолжает тираду: — Мой отец никогда не заботился о моей жизни, только личная выгода подпитывала его, ха-ха, она же его и уничтожила. Деонисий, этот самовлюблённый кретин, всегда обращался со мной, как с вещью. Избивал, унижал, но я терпела. Терпела ради тебя! Я выносила в своей утробе того, кто от отомстит за меня. — Ах вот оно что! — тычу пальцем в лицо женщины. — Ты произвела меня на свет из ненависти к тем, кто сильнее тебя, ненависти к мужчинам. — Хватит вести себя, как мальчишка! Ты — король, так себя и веди, — мама вновь касается моей кожи на лице своими нежными пальцами. — Скоро ты всё осознаешь. Кроме тебя, в моём сердце никого нет. — Это заговор, — шепчу я, перехватывая её руку. — Если мы его не свергнем, он сделает всё, чтобы и Коктевран у тебя забрать. Неужели ты хочешь подвергнуть свою страну и семью такой опасности. А что же будет с Ингрид, ты подумал? Он не остановится ни перед чем, даже может взять себе в жёны Ингрид и сделать её одной из своих рабынь. — Ты себя имеешь ввиду? — Я никогда не была рабыней и не буду её, запомни! — сквозь сжатые зубы звучит очень угрожающе, даже из уст матери. — Весь мир твой, осталось только взять его. Так возьми же, Глеб. — Думаешь, Госсовет примет меня? — Им придётся или принять наши условия, или сложить свою голову на плахе.***
— Ты хотя бы скажи что-нибудь, — ворчу, глядя на закат, пока мы стоим на балконе. — Ты сам то чего хочешь? — голос спокойный, сосредоточенный, но мягкий. — Я хочу просто жить, Джеймс, — поворачиваюсь к парню и опираюсь стеной на косяк входа в спальню. — Все хотят власти. Ингрид хочет расширить территорию, мать — уничтожить отца моими руками, а Деонисий, наверняка, мечтает о том, чтобы поскорее лишить меня трона. Я ведь не дурак и прочитал всю его внешнюю и внутреннюю политику. Он, и вправду, жесток и беспощаден. — Если лишишь отца трона, что собираешься делать? — делает шатен глоток вина, которое в этих краях знатное. — Объединить территорию, но, прежде всего, надо, чтобы Совет принял меня, как короля их страны. — Совесть не будет мучать? — Наверное, нет, потому что он — мне не отец. Ну в моральном плане, я ничего не испытываю к этому человеку, кроме презрения и жажды свергнуть деспота. — Мать твою можно понять, — парень опирается на тот же косяк рядом со мной, я тоже пью вино, но гораздо меньшими глотками. — Я тут поспрашивал людей во Дворце, он реально много, скажем так, нехорошего сделал ей. Ещё эта Линда его, такая дрянь, какую поискать. Она крала часть денег из казны прямо под носом, а Деонисий на всё закрывал глаза, покрывая недостающие средства деньгами из содержания Анны. — Урод! — выдыхаю, ощущая румянец на лице. Мы замолкли на время, вглядываясь в горизонт. Джеймс молчит и дышит часто, словно хочет что-то сказать и не решается. — Сколько бутылок нужно в тебя влить, чтобы затащить в постель? — вдруг спрашивает он, отчего я чуть не захлебнулся терпким напитком. — Ого, хах, Джеймс, так вот зачем ты принёс это поило?! Тот смеётся и пожимает плечами. Мне в голову точно что-то пьянящее ударило, так как тут же возникла мысль поиграть с парнем. Мм, мне нравится играть с чувствами и наблюдать за реакциями людей. Поэтому поворачиваю голову к молодому мужчине и говорю, делая шаг вперёд: — Может, я уже достаточно пьян. Его губы изогнулись в нахальной улыбке, а глаза упали на мой рот: — Есть способ проверить. Сильные руки Джеймса ложатся на мою талию и толкают вглубь комнаты. Попутно оставляем бокалы на ближайший комод. Сажусь на стол с какими-то бумагами и продолжаю скалиться, наблюдая, как пляшут чёртики в этих красивых глазах. — Любишь меня провоцировать? — он рвано дышит и кусает свои губы. Я киваю и ахаю, когда парень дёргает меня за ноги к себе, что теперь я ощущаю его внушительного размера стояк. Продолжаю упираться в стол руками, пока мужские ладони блуждают по ткани моих брюк. Всё это так забавно. Почти каждый день я ловлю на себе этот пожирающий взгляд, на который Ингрид только закатывает глаза. Похоже, она вообще меня не ревнует к своему брату. Я то вижу, как он раздевает меня глазами, как мечтает прикоснуться ко мне. Мне хочется играть в эту игру снова и снова. — А как же Славка? — спрашиваю, когда Джеймс начинает приближать своё лицо к моему. Он зажмуривается и опускает взгляд: — Я отпустил его. — Как? — Вот так. Дал достаточно денег, дом на побережье и дал вольную. Пусть живёт, как хочет. — Я думал, у вас всё сложится, — расстроенно посмотрел я вниз. — Невозможно построить отношения с тем, кого не любишь, Глеб. Мы опять замолкаем, создавая на миг умиротворяющую тишину. Потом я всё же тянусь к его губам и застываю в миллиметре: — Мне интересно, это противно? Парень с насмешкой отпрянывает, продолжая тихо хохотать, что обломал меня. Я обижаюсь и толкаю его в плечи, собираясь слезть со стола: — Ну и ладно! Больно надо… Джеймс не даёт договорить, берёт меня за скулы и поворачивает голову к себе. Его настойчивые губы поглощают меня всего, вгрызаясь зубами. Сначала медленно, нежно, затем ритм сменяется на быстрый и ловкий. Мои губы с готовностью распахиваются под его напором. Скромно касаюсь его языка своим, когда руки сами взметнулись ему на шею. Джеймс подхватывает меня и прижимает к себе всё крепче, словно меня сейчас отберут у него. Боже, я ведь никуда не собираюсь пока. Его пальцы зарываются в моих распущенных волосах, перебирая каждую прядь на подобии массажа. Последнее очертание поцелуя и парень даёт мне возможность снова дышать и распахнуть веки. — Как ощущения? — всё ещё держит меня за талию. Я задумываюсь, опуская руки на стол: — Не так противно, как хотелось бы. — Ха, тогда тебе нужно ещё чуть-чуть выпить, — шатен склоняется ко мне и утыкается лбом в мой висок. — Что ты со мной делаешь? Стук в дверь прерывает нашу идиллию и заставляет Джеймса идти к двери, недовольно бормоча себе под нос. Я остаюсь сидеть на столе и теряться в собственных ощущениях. — Вино для Его величества, — заходит в комнату девчушка с подносом в руках. — Давай сюда, — говорит Джеймс и берёт с подношения кувшин. — Можешь идти. Девушка украдкой посмотрела на меня, потом на кувшин и выскользнула из покоев. Когда парень закрыл двери, то тут же принялся разливать напиток по бокалам. Подаёт один мне. — Я больше не хочу, — бурчу, чувствуя накатывающее отвращение к содержимому кубка. — Да ладно тебе, сейчас ещё немного и я тебя уломаю, — уверенно произнёс парень и сделал три глотка. Я не стал пить, поэтому отставил бокал подальше. Уже пошатываюсь, но комната ещё не кружится, что не может не радовать. — Вино… какое-то странное, — высказал шатен, опуская глаза на свой кубок. — Такое не делают в Коктевране, вот и странное. У самого уже язык слегка заплетается, подхожу к парню и беру за руку. Он роняет бокал на пол с резким грохотом, а после прикладывает ладонь к горлу. — Джеймс, ты чего? Джеймс… Парень падает на пол, а я стараюсь подхватить его тело. Вмиг трезвею от картины, приводящей меня в ужас. Джеймс падает на каменный пол, начиная дико кашлять и задыхаться. — Джеймс, что с тобой? Ты придуриваешься… Джеймс… Трясу его за грудки, но его глаза начинают закатываться. Изо рта парня начинает сочится кровь. — Глеб… — Джеймс… ах… — поворачиваюсь лицом к двери. — Итан! Лекаря! Позовите лекаря! Сюда вваливаются мои гвардейцы, кто-то из них побежал за помощью, а двое подбежали к нам. — Ваше величество, что… — щебечет застывший Итан. — Позовите лекаря! — гаркаю на слуг. — Джеймс… прекрати издеваться надо мной! — мои глаза начинают намокать, затмевая солёной водой всё происходящее. Я не верю. Не верю. Верчу головой и трясу со всей силы парня, который отчаянно пытается ухватиться за соломинку жизни. — Кхм.. ах. Ахх… Глеб, — он смотрит на меня. — Сейчас придёт лекарь. Тебе помогут, — смотрю на растерянную стражу. — Ну что вы стоите?! Делайте что-нибудь! — Ваше величество, — окликают сзади. — Вы пили из кувшина? — Нет, — отвечаю, не отводя мокрого взгляда от шурина. — Он отравлен. Звучит, как приговор. Пораженно гляжу на Джеймса. — Глеб… — шепчет он, я склонился к его лицу. — Я люблю тебя… просто… кхм… знай это… кхм-кхм… Последний вздох. Время остановило свой ход. Пылинки в воздухе замерли. Сердце остановилось. Глаза закрылись. Сжимаю пальцами китель на груди Джеймса и утыкаюсь головой в неё. Даю волю слезам, невзирая на присутствующих здесь. Потом слышу отдалённые звуки. Я не знаю, сколько времени прошло, но очнулся я только, когда мои руки насильно стали отрывать от тела мёртвого человека. От Джеймса. Его губы перестали шевелиться, кровь только продолжала скатываться по щекам. — Глеб… милый мой, — мама обнимает меня сзади. — Малыш, пойдём! Тшш мальчик мой, идём. Господи, ну что вы стоите?! Немедленно найдите мне того, кто принёс эту гадость!!! Мои руки трясутся, как никогда. Мои пальцы испачканы в крови Джеймса. Ах… кажется, я тоже задыхаюсь. — Ваше величество… — Глеб! Смотри на меня! Посмотри на меня! — повышает голос мама. Я поворачиваюсь к ней и гляжу снизу-вверх, так как продолжаю сидеть на каменном полу, холод от которого перестаёт чувствоваться. Сердце в моей груди стучит набатом, будто само сейчас выскочит, лишь бы оживить того, кто лежит рядом. — Вот так, молодец, — у матери тоже глаза на мокром месте. — Тихо, иди ко мне. Вот так… Обнимаю маму и утыкаюсь в её шею, как ребёнок, желающий спрятаться от всех бед на свете. Словно мама сейчас отгородит меня от всех плохих вещей, творящихся в мире каждый день. Я ничего не вижу, а только слышу, как персонал переговаривается. Гвардейцы топают по покоям, коридору, приговаривая, что найдут эту тварь. Девчонка… — Мама, — шепчу на ухо женщине. — Что такое? Она гладит меня по спине, волосам, целует в макушку, лишь бы я не поворачивался в сторону, где лежит он. Как … же … больно… — Там … девчонка при-ходила… вино … принес-с-ла. Говорить связно не получается, воздух попадает в меня с помехами, вызывая приступы, будто я сейчас упаду замертво. Так же, как и он. А-а-а-а. На моих губах всё ещё чувствуется вкус тёплых губ и настойчивого языка. Я и предположить не мог, что в следующую же секунду у меня могут отобрать дорогого мне человека. Джеймс был мне близким, он завоевал моё доверие, а теперь его нет. Всё из-за меня. Меня хотели отравить. Продолжаю льнуть к матери и ронять слёзы на её белую кожу. — Тшш, сейчас во всём разберёмся. Главное, ты жив… птенчик мой… я догадываюсь, кто это мог быть. Сюда заходят люди и уносят тело Джеймса прочь из комнаты, вынося на носилках. Лишь украдкой смотрю в его сторону и снова начинаю реветь. «Глеб… Я люблю тебя… просто… кхм… знай это…» Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. — Ваше величество… Всхлипываю и вижу, как сюда заводят под руки сопротивляющуюся девицу. Она рычит и плачет. Та самая. Это та самая дрянь, которая принесла кувшин с ядом. — Ваше величество, она пыталась бежать через задний двор, но успели остановить. Я встаю в полный рост, отрываясь от объятий матери. Девчонка продолжает стоять на коленях, пока двое стражей держат её. Я никогда не бил женщин, но я не смог выдержать. Подхожу, замахиваюсь и со всей силы ударяю девицу в лицо. От кулака её губа обагряется кровью. После хватаю её за волосы и тяну за собой, как собачонку. Она кричит, визжит, упирается, но мне не составляет большого труда тащить за собой её тело и упиваться её криками боли. — Смотри!!! — рявкаю и тычу девушку в пол, как котёнка. В то самое место, где сейчас лежал Джеймс. Где остались следы его крови. Мои пальцы смогли испачкать красным волосы этой дуры. — Смотри, тварь! Твоих рук дело! — ААААА!!!! Она продолжает визжать. Переворачиваю стерву на спину и сажусь сверху на её ноги. Приставляю руки к горлу и начинаю со всей силы душить её. Никто даже не вякнул из присутствующих. Никто не смеет мешать мне. Никто. — Говори, сука, кто! Кто??? Кто приказал??? — Ах … кхм… ах… я… а-ах… Давлю ещё сильнее, отчего её лицо начинает синеть. Девица упирается руками в мою грудную клетку, но я зол, как никогда. — Го-во-ри!!! — Король… Деони… с-сий… он… ах… ах… Деонисий… король… — Ваше величество, — говорят рядом. Отпускаю горло девушки, которая тут же задышала. Громкий кашель в покоях. Но я снова постепенно теряю слух. Прохожу к сундуку, где лежат мои вещи. Открываю и вынимаю оттуда свой меч из ножен. Дорогая сталь ловит лунный свет, сверкая на фоне полумрака комнаты, хоть и свечи пытаются заменить день. Я должен быть сильным, но ничего не могу с собой поделать. Я едва передвигаю ногами. На душе возникает тоска, в сердце словно кто-то проделал огромную дыру. Выхожу, как зомбированный, из спальни с обнажённым мечом в руке, а на выходе кидаю через плечо: — Убейте её.***
Звук каблуков моих сапог режут слух, вызывая раздражение. Хоть что-то я могу сейчас чувствовать. Такая пустота внутри, что даже если закричать, можно не услышать и шепота моего голоса. В груди невыносимо саднит, заставляя сердце плакать алыми слезами. Пинаю дверь в тронный зал и нахожу там отца, который застыл на полуслове. — Глеб умер или нет? Вы … Увидел меня. Ох этот испуг в его глазах. Никогда не забуду. Он попятился назад, бросая взгляд на мой меч. Несусь к нему, как гепард, желая разорвать его на части. Он отнял у меня Джеймса. Он отнял у меня верного человека. Родного человека. — Глеб, — сглатывает и идёт спиной. Тут стоит какой-то паренёк в одежде слуги, слоняется по стеночке, бросая на меня испуганные глаза, прямо как у моего кровного отца. Вся стража будто исчезла, видимо, эти шавки побежали проверять, умер я или же нет. Деонисий тоже вытаскивает свой меч и направляет в мою сторону. — Ты не станешь королём! — рычит он и делает шаг вперёд. Взмах, удар, клинки лязгают друг о друга, издавая противные звуки. Вся та боль, что копилась во мне последние минуты, выливается в один поток ярости. Она затмевает мне глаза, заставляет гореть каждую частицу моего тела. Теперь нападаю я. Поворот. Отточенные навыки, которые привил мне Феликс, пригодились сейчас. Ещё удар, задевающий плечо отца. Он в ужасе глядит на свою рану, клацает зубами и уже бежит на меня, нападая сильнее. — Ты доигрался, Глеб! Я не отдам тебе трон! С усилием мне удаётся оттолкнуть напор и сделать шаг назад для передышки. — Мне нужна твоя жизнь, а не трон! Сволочь! Мы превращаем наш бой в ожесточённую борьбу, раня друг друга до крови. Моя рука у локтя тоже засаднила, но я не чувствую физической боли, кроме моральной, от которой хочется завыть волком. Я вдруг вспомнил, как Феликс обучал меня одному из хитрых приёмов, если правильно рассчитать шаг и успеть увернуться, то может получиться. Деонисий уже кричит от злости, мечтая победить меня в схватке. Не скрою, он намного сильнее меня и умнее. Но я хитрее и моложе. Может, в этом моё преимущество. Взмах. Назад. Уворачиваюсь и протыкаю снизу грудь родственника. Мужчина отступает, его руки опускаются и роняют меч на пол. Вынимаю оружие из его груди и зачарованно смотрю на красный поток на блестящей стали. Деонисий падает без чувств на пол, ударяясь головой о пол. Он умер... — Ах… — всхлипываю и прикладываю руку ко рту, чтобы не заорать от отчаяния. Во кого я превратился? ... Моё лицо, шею и одежду забрызгало кровью от нанесённого удара. Сюда тут как тут вбегают мои и декарийские стражники. — О боже! — хватается за голову мать, в шоке глядя на труп у моих ног. Меч опущен в моих руках, а с его конца капает на пол алая жидкость. Впрочем, из-под тела теперь уже бывшего короля Декарии выливается гораздо больше крови. Все с шоком на лице смотрят то на тело, то на меня. И все молчат. Все молчат. Крысы. Всем глубоко плевать. Иду по направлению к канделябру и беру его в руки. Свечи подрагивают от потока воска, а пламя притягивает моё внимание. Затем поднимаюсь на возвышение, где стоит трон декарийского короля, и бросаю туда все свечи. Обивка вмиг воспламеняется и начинает гореть адским пламенем. Я хочу сжечь не только этот стул, но и всю свою боль, что я испытываю на данный момент. Слишком много всего свалилось на меня в последнее время. Слишком много мне приходится ронять слёз. Сколько это ещё будет продолжаться? Я не вынесу всего этого. — Ваше величество, отойдите, тут горит всё! Меня отводят за плечи подальше от разгорающегося пожара. Мать обхватывает меня сзади, прижимая к себе сильнее. — Тихо-тихо, я рядом. Ты ни в чём не виноват! Глеб, малыш, ты всё сделал правильно. Только не вини себя, прошу. — Тушите всё... — Это ты, — шепчу, поворачивая к ней голову. — Ты желала его смерти. Убила его моими руками. — Глеб, он чуть не убил тебя! Причём тут я? Сынок, он сам наказал себя. Бог покарал его никчёмную душу! Я отскакиваю от матери и вижу подлетевшего ко мне Итана. — Ваше величество, идёмте на воздух. Слуги начинают кружить по залу, выливая воду из вёдер на полыхающий огонь, забирают тело Деонисия. Вся эта картина вызывает тревогу и отвращение. Камергер держит меня под руки и толкает к выходу. — Итан, уведи меня отсюда. Мой голос сорвался окончательно, отчего слышно явное хрипение. — Идёмте, ваше величество, — обнимает меня и уводит прочь из зала. — Уберите здесь всё!