Cupio

      Канун Рождества встречает меня больным горлом, температурой и соплями. Вот тебе и забавы в снегу, Бен. И хуже всего даже не это.       — Нет, это же ещё додуматься надо было!       Мартин гневно пихает мне в руки чашку горячего чая, едва не проливая его на меня. Засовывает ладонь в ворот свитера и достаёт у меня из под мышки градусник.       — Тридцать восемь и два. Тупица.       — Мартин!       — Что?!       — Хватит причитать и возиться, как курица-наседка. Иди уже займи себя чем-то.       Брат картинно взмахивает руками, но уходит, бросив мне напоследок гневный взгляд. Облегчённо вздыхаю и ставлю чашку на прикроватный столик. Уж в заботе он явно перебарщивает.       Я заваливаюсь на кровать. Это у него ещё с детства. Юного Мартина всегда тянуло к медицине. Потом он подрос, поступил учиться в большой и классный университет на врача. И учился прилежно, надо заметить. А закончить не смог. Пришлось быстро искать работу, чтобы вытянуть и себя, и меня. И вместо крутого и уважаемого врача Мартин стал водителем на побегушках. Я грустно смотрю на остывающий напиток. Я понимаю, что моей вины тут нет, но всё равно чувствую угрызения совести. Быть может, Марти было бы легче, не будь рядом меня.       Весь день я провожу в кровати. Засыпаю и просыпаюсь помногу раз. К вечеру температура падает, да и горло болит не так сильно. Я несказанно этому радуюсь. Не хочу провести в постели и само Рождество.       Мартин продолжает крутиться рядом со мной.       — Эти тоже перед сном прими.       На столик ложится очередная пачка таблеток.       — Да-да, мамуль.       Я лениво жую изюм, сидя в кровати и листая новости.       — Мелкий ты паршивец, Бенджи, — даёт мне подзатыльник.       — Ты добавляешь мне страданий, — важно замечаю, не отрываясь от телефона.       Он мотает головой.       — Что там у тебя? — садится рядом.       Я поворачиваю к нему мобильный.       — Какой-то бред, тебе не кажется?       — Реально, — он хмурится, забирая у меня немного изюма. — Мэр – гнилой человек, вот что я тебе скажу.       — Ты же знаешь, я особо этим не интересуюсь.       — Знаю.       Я поворачиваю телефон обратно. Новости действительно какие-то бредовые. Наш мэр вроде как собирается оградить центральную часть города забором. Якобы это будет безопасное место, куда не смогут пробраться твари. Центр отдыха от суровой реальности, блять.       — Это показушничество, Бенджи. Ни слова о том, что делать людям, которые живут не в центре; ни слова о том, почему такая гениальная идея посетила его только спустя четыре года. Просто иллюзорная видимость того, что он о нас заботится.       — Даже для иллюзорной видимости это хреновая идея. К тому же, для твари высокий забор – не помеха.       Я вспоминаю, как ловко мой знакомый монстр забирается на восьмой этаж снаружи дома. Меня передёргивает.       — Как знать, — брат пожимает плечами.       — В любом случае, это глупо. Даже глупее, чем проваляться в снегу до окоченения.       Мартин заходится смехом.       — Даже так?       — Даже так.       Я посмеиваюсь в ответ и перевожу взгляд на миску с изюмом. Интересно, а он заболел?       Мы болтаем ещё очень долго, но в конце концов Марти удаётся уложить меня спать. Сам он тоже уходит отдыхать, явно уставший от заботы обо мне. Я слышу, как закрывается дверь его комнаты и вздыхаю. Мне стыдно. Он явно не этого ждал от выходных. Это был его долгожданный отдых, который я так мастерски испоганил. Потому что захотелось с тварью в снегу поваляться. Молодец, Бенджамин. Лучше и не придумаешь.       Засыпаю в смятении.       Следующим же утром явно чувствую себя бодрее. Температура заметно упала, а в горле всего лишь першит. С этой новостью спешу к брату, который уже давно проснулся и сейчас читает на кухне.       — Я и не надеялся, — откладывает книгу, услышав о моем самочувствии.       — Говорил же вчера, что не о чем беспокоиться.       — Это когда ты от температуры почти бредить начал? — ухмыляется.       — Может и тогда.       — Паршивец, — снова возвращается к чтиву. — Вали уже к ёлке. Я тебе много чего привёз, между прочим.       — Ты как всегда.       Я оставляю его с книгой наедине и иду в гостиную, где под скучной елочкой валяются заботливо упакованные подарки. В такие моменты снова чувствую себя ребёнком. Хорошо хоть, ему ничего не забыл подарить в ответ. Наверняка он уже оценил вязаные носки с ананасами прямиком из Индианаполиса. И открытку, да.       Я сажусь на пол, подтягиваю к себе три небольших коробочки и начинаю нещадно уничтожать их. В первой оказывается весьма тёплый и мягкий зелёный свитер с рождественским узором. Вторая радует меня классной новенькой термокружкой. Брат помнит о моей любви к кофе. Ну, а в третьей лежит открытка, разнообразные сладости. И, к моему глубочайшему изумлению, под этим всем находится коробка с новым и достаточно дорогим мобильным телефоном. Я осторожно беру её в руки и иду на кухню.       — Марти…       — О, увидел, наконец. Не всё же тебе с моим разбитым старьем ходить.       — Марти, он же дорого стоит.       — Нормально. Мы не сильно обеднеем, — добродушно улыбается. — Ты уж постарайся его не разбить вдребезги.       Я поджимаю губы и подхожу к нему. Заключаю в неловкие объятия. Хлопает меня по спине.       — Спасибо, Марти.       — Пожалуйста.       Отстраняемся друг от друга. Пихает меня ногой.       — Твой подарок я тоже оценил, между прочим.       Я перевожу взгляд вниз. На нём носки с ананасами. Криво усмехаюсь.       — Ты прости уж. Я подумал, это будет забавно, а сейчас мне даже не по себе как-то.       — Нашёл, о чём переживать. Меня всё устраивает, — он встаёт. — Пошли в гостиную, будем разбираться с мобильным.       Мы посвящаем почти два часа тому, чтобы правильно всё настроить, загрузить нужную информацию и разобраться в функционале. Я в полном восторге.       Закончив с этим, отправляемся обедать. Мартин сделал какое-то скромное подобие рождественского стола, что и меня, и его, в общем-то, устроило. Мы успеваем многое обсудить, шутим и просто весело проводим время. Мне так уютно в его компании. Я очень рад, что брат сейчас со мной. Не хватает только мамы с папой.       Мне вспоминается вчерашняя ссора с тварью. Для него и Рождество не является чем-то важным. Предлагает мне перестать тосковать по тем, кого уже нет. Здорово ему, ни к кому не привязан. Не понимает, как больно терять кого-то и скучать по нему во время семейных праздников. Сейчас я понимаю, что нельзя его в этом винить. Он не способен понять, что я чувствую, попросту. Обижаться на это нет смысла.       Рождественский вечер мы проводим на диване перед телевизором. Брат говорит, что могли бы пойти на улицу, пока не стемнело, если бы не моя болезнь. Обидно. Но ничего не поделаешь. Я вообще умудряюсь заболеть, хоть немного замерзнув или, допустим, промокнув. Такое счастье мне больше не нужно.       — Хорошо мы отпраздновали, а, Бенджи?       — Да, классно, — я улыбаюсь.       Мы не делали ничего особенного. Просто провели день вместе. Как по мне, это лучший праздник.       — Завтра ещё посидим.       — О, кстати. Ты же не против, если завтра с нами посидит ещё и Кэтрин?       Он неловко пожимает плечами.       — Да нет. Неожиданно, мог бы и раньше предупредить.       — Да ладно тебе.       Улыбается:       — Я бы ещё и Люси тогда позвал. Но она в Финляндии с семьёй.       — У вас всё налаживается?       — Да, — прикрывает глаза.       Я счастлив за него. Классно, что у него появился любимый человек. Интересно, у меня такой появится? Сейчас я многих отталкиваю. Но время покажет.       Мы ужинаем каким-то безумно вкусным салатом, выпиваем немного вина и до позднего вечера разговариваем о всякой ерунде.       — Так ты же говорил, что опера – это полнейший бред.       — Да? Я уже не помню.       Я лениво покачиваю в руке бокал с вином и морщусь от боли в горле.       — Дай сюда, — Мартин отбирает его и выпивает залпом. — Хватит с тебя, мелкий.       — Всю жизнь я для тебя мелкий.       — Им и останешься.       Он распластывается на диване.       — Спать не хочешь?       — Хочу.       — Иди спать.       — Марти, ты начинаешь нести какую-то чушь.       — Я в курсе.       Я оставляю его на диване и иду в свою спальню. Замёрз что-то. Надо скорее под одеяло.       — Доброй ночи, Бенджи.       — И тебе.       Я закрываю дверь. Забираюсь на кровать и лениво раскидываюсь. Тепло и хорошо. Беру новый телефон в руки. В нём ждут ответа поздравления с Рождеством от Кэтрин, Алроя и одногруппников. Отвечаю всем и кладу мобильный под подушку. Очень хочется спать. Болезни всегда меня очень выматывают.       Я просыпаюсь от тихого стука. Со стоном сажусь на кровати. Стучит со стороны окна. Когда-то подобный эпизод уже был. Я криво улыбаюсь и слезаю с кровати. Всегда мне выспаться мешает.       Перед глазами всё на миг начинает вращаться. Тело очень слабое, а одежда липкая от пота. Жар, что ли.       Я подхожу к окну и открываю занавески. Жёлтые глаза приветственно моргают. Открываю окно, и меня обдувает холодным ветром. Хорошо так, боги. Тварь забирается в комнату.       — Доброй ночи, мясо.       — И вам того же, — я закрываю окно. — Не спится?       — Мне всегда не спится.       Садится на мою кровать. Я сажусь рядом. В ушах немного звенит. Мне очень жарко.       — Как праздник свой провёл?       — Хорошо, а вы?       Как же хочется лечь.       — Уж получше тебя. Кстати. Смотри, что нашёл.       Он роется в широком кармане своего свитера и достаёт оттуда маленькую черную коробочку. Пихает мне в руки.       — Что это? — я хмурюсь.       На коробочке нарисована чашечка с паром.       — У вас же вроде на этот праздник принято приходить не с пустыми руками. Вот и подумал побыть вежливым и принести тебе чего, — я фыркаю. — Эта у меня ещё с дома в кармане завалялась. За пять лет так и не выпил, — он скалится на мой недоумённый взгляд. — Это кофе. Я заметил, что от тебя часто пахнет этим напитком, и решил, что тебе придётся по душе.       Я открываю коробочку. В ушах звенит сильнее. Внутри лежит одно кофейное зернышко. И что он мне предлагает с ним делать?       — Оно не настоящее. Это растворимая капсула, кофе внутри. Бросишь в горячую воду и заваришь, — берет коробочку у меня из рук и переворачивает, всматриваясь в мелкий шрифт. — Уж поверь, такого ты больше нигде не попробуешь. Этот сделан проалями с юго-востока. Они мастера при помощи химических соединений превращать нормальную еду в какую-то херню. Этот обещает тебе вкус розы и корицы во время прогулки по зимнему лесу. С пищевыми блёстками.       Мы молчим несколько секунд.       — Что?..       — А что? — пожимает плечами. — Если ты ожидал чего-то более заурядного от еды из моего мира, то спешу тебя разочаровать. Кофе, — пихает коробочку обратно мне в руки.       — Твою мать, — я прикладываю ладонь к лицу. — Вы мне сейчас больше напоминаете сказочную фею, чем кровожадную тварь.       Он тычет когтем мне в щеку. Неприятно.       — Это лишь маленькая прелестная часть из всего кровожадного беспредела, что там творится.       — Охотно верю.       Он проводит рукой по моей щеке. Рука такая холодная, что я невольно прижимаюсь к ней ближе.       — Да ты весь горишь, Бенджамин.       — Я болею.       Тянет меня на себя. Я утыкаюсь носом в его шею и блаженно выдыхаю. Сейчас меня не волнует адекватность моих действий. Он холодный — вот, что главное.       — Это после позавчерашнего вечера?       — Ага, — я прикрываю глаза. — А вы не заболели?       — Нет, как видишь.       — И хорошо.       Меня начинает клонить в сон. Глупо засыпать почти у него на руках. Но так прохладно и хорошо.       — Почему вы иногда то холодный, то очень горячий?       — Температура моего тела сильно падает, когда я долго нахожусь на улице. Но я от этого не мёрзну.       Я шумно выдыхаю. Кажется, его голос становится тише.       — А какая ваша нормальная температура?       — Тридцать девять и восемь.       Коробочка с кофе выскальзывает у меня из рук. Он кладёт ладонь мне на макушку.       — Выходит, вы всё-таки можете питаться чем-то помимо людей, — я произношу это совсем уже тихо и ему в ключицу.       — Что ты там себе бормочешь?       Я повторяю громче.       — А. В каком-то смысле. Как бы тебе не хотелось, сейчас так не получится.       — Почему?       Кажется, он ложится на кровать, утягивая меня за собой. Или это голова так кружится. Щекой прижимаюсь к его груди.       — Как-нибудь тебе расскажу. Сейчас же всё равно не услышишь.       — Ага, — о чём мы вообще?       Мне на спину ложится что-то гибкое и пушистое, и я отключаюсь окончательно.       Просыпаюсь поздно. Не особо помню, что было ночью. Кажется, меня навестила тварь. Или же мне приснилось? Лежу поперёк кровати, укрытый двумя одеялами. Чудно.       Нехотя поднимаюсь, беру телефон и, зевая на ходу, иду на кухню. Голова не кружится.       Мартин забрался с ногами на стул и лениво листает новости. Заметив меня, добродушно улыбается.       — С пробуждением.       Киваю и присаживаюсь рядом.       — Как самочувствие?       — Чувствую слабость, а в целом ничего так. Не болит нигде.       — Супер, — выключает телефон. — Подружка-то твоя придёт?       — О, кстати. Надо бы ей написать.       Я отправляю Кэтрин короткое сообщение и встаю, потягиваясь.       — Подкинь мне в тарелку чего-нибудь. Я в ванную.       Мартин хмыкает и направляется к холодильнику. Я же тем временем успеваю немного приободриться за счёт водных процедур и иду обратно в свою спальню, чтобы переодеться.       Перебирая свои вещи, замечаю на полу у кровати что-то любопытное. Маленькая чёрная коробочка. Выходит, не приснилось. Признаться честно, рождественский подарок от него – последнее, чего я мог ожидать в этой жизни. Своеобразно, конечно, но всё же.       Ни минуты не раздумывая, подбираю коробочку с пола и отправляю в мусорное ведро. И на том ему спасибо. Употреблять я это в любом случае не собираюсь.       Одеваюсь и иду завтракать.       Чуть позже приходит ответ от подруги. Кэтрин пишет, что не сможет прийти. На вопрос, почему, толком не отвечает, ссылаясь на дела. Меня это немного печалит, но вида не подаю.       Остаток дня провожу в компании Мартина. Уже утром он уезжает. Что ни скажи, это были классные выходные. Даже несмотря на болезнь.       Спустя день-второй после Рождества я позволяю себе выйти на улицу. Погода непривычно холодная и снежная. Мне такая не нравится. Затарившись печеньем с изюмом в ближайшем магазине, решаю, что на том хватит, и возвращаюсь обратно. Уже дома жалею, что не купил себе кофе. Но возвращаться за ним я не намерен.       Или намерен. Надеюсь, это не зависимость. Решаю сделать два дела сразу и собираю по дому мусор, чтобы выкинуть по дороге. Из мусорного ведра в моей комнате всё ещё виднеется чёрная коробочка, заявленная как кофе из блядского мира тварей. Нет, иди на хрен. Вытряхиваю всё в большой пакет и снова выхожу на улицу.       Замерзаю моментально. Выбрасываю мусор и быстрым шагом иду в магазин. Внутри тепло. Пока стою и выбираю себе напиток, успеваю наплодить в своей голове рой непонятных мыслей.       Может, подарить ему что-то в ответ? Чисто из вежливости. Ха-ха, Бенджи. Ты слишком хорошо воспитан. Он того не заслуживает. И плевал он на твою вежливость с высокой колокольни.       О, кофе с ванилью. Неплохо.       Подарить что-то эдакое, чтобы поиздеваться. Уже лучше. Такого от тебя явно никто не ожидает. Куриное филе. О, нет. Игрушку из зоомагазина.       Капучино. Допустим. Иду к кассе.       Ты нарываешься на неприятности, Бенджи. За игрушку из зоомагазина тебя прихлопнут на месте. Или нет. У него явно проблемы с этим.       Так ничего не решив, выхожу из магазина с большой пачкой капучино. Кажется, стало ещё холоднее. И это наталкивает меня на очередную мысль. А именно: не быть гнидой. Подарю что-то нормальное. Быть может, это даже поможет расположить его ко мне, и мы адекватно поговорим. Какого чёрта я вообще пытаюсь с ним контактировать?       Спустя ещё полчаса выхожу из очередного магазина. Теперь, наконец-то, домой. В пакете несу заботливо упакованные белые шарф и шапку. И пищащую игрушку в виде косточки. Ну не смог я лишить себя такого удовольствия.       Дома закидываю всё куда-то в шкаф и наконец позволяю себе отдохнуть и позабыть о суете.       Спустя несколько дней в какой-то нелепо дождливый и мерзкий вторник она снова меня настигает. С утра получаю сообщение от Кэтрин. Подруга напрашивается в гости. Честно говоря, меня это немного сбивает с толку. Обычно она предупреждает хотя бы чуть заранее. Меня раздражает, когда планы на день резко меняются. Но в своём голосовом сообщении она столько раз произносит слово «пожалуйста», что я сдаюсь под этим напором.       Успеваю только прибраться и привести себя в порядок. Вскоре она звонит в домофон.       — А ты любишь сюрпризы.       Стою, скрестив руки, у входной двери и жду, пока подруга снимет верхнюю одежду.       — Извини, мне правда неловко. Бен, мне безумно неловко.       Она поднимает на меня виноватый тоскливый взгляд. Вздыхаю.       — Как отпраздновала?       Шапка выскальзывает из её рук. Поднимаю и вешаю к остальным вещам.       — Спасибо. Хорошо, правда хорошо. Очень весело было. Ты как?       Идём в гостиную.       — Тоже ничего. Я уже писал тебе, что заболел. Отсиживались с Марти дома.       — Да, я помню, — Кэтрин шмыгает. — Это же ещё умудриться надо было.       — Кажется, брат мне то же самое говорил.       Я внимательно присматриваюсь к ней.       — А ты не болеешь?       — М? Нет, с чего ты взял.       Пожимаю плечами. Выглядит она как-то не очень. Бледная, глаза красные. Как бы тоже не простудилась.       — Со мной всё в порядке, — она произносит это наигранно бодро и визгливо, отчего сразу начинает неловко кашлять, смутившись.       — Не верю я тебе, подружка, — встаю с дивана. — Подожди тут. Принесу тебе чаю.       Она только кивает, уставившись на столик. Захожу на кухню и включаю чайник. Нет, что-то определённо не так. Вопрос в том, стоит ли быть навязчивым. Я вообще не знаю, как вести себя в таких ситуациях. Что стоит говорить, а что нет. Бред какой-то.       Решаю пока пустить всё на самотёк.       — Надеюсь, ты не против кардамона.       — Спасибо.       Кэтрин обхватывает кружку руками и ждёт, пока чай остынет.       — Как семья?       — Не болеют. Глория всё лучше осваивает пианино.       — Она молодец.       — Ага, — Кэтрин делает глоток. Потом поджимает губы и оставляет кружку. — Бенджамин…       — Да?       Меня удивляет, что она назвала меня полным именем. Обычно она ноет о том, что оно слишком длинное.       Кэтрин недолго мнётся.       — Слушай, а можно… Вот блин. Можно тебя обнять?       Я вопросительно приподнимаю бровь, внимательно смотря на неё.       — Пожалуйста.       — Стал бы я тебе запрещать. Иди сюда.       Встаю с дивана, и она робко подходит ко мне. Утыкается лбом мне в плечо и легонько обхватывает руками. Обнимаю в ответ.       — Ты стал выше с первой нашей встречи.       — Разве?       — Ага, — она встаёт на цыпочки. — Раньше я была тебе по нос, а теперь по подбородок.       — Вообще не заметил.       Она хихикает, жмурясь.       — Кэтрин, ты плачешь?       Мотает головой, поджимая губы.       — Э-э-эй, ну ты чего? — я кладу руки ей на плечи. Они слегка подрагивают.       — Не говори мне так, а то я буду плакать ещё сильнее.       — Как «так»?       — Не обращай внимания просто.       Она снова утыкается в меня.       — Не расскажешь, почему?       — Всё хорошо. Я расчувствовалась просто.       — Ну и дурочка.       Я вздыхаю, поглаживая её по голове. Она не из тех, кто может до слёз расчувствоваться от чашки чая или разницы в росте. В этом я почти уверен.       Через минуту подруга успокаивается и отпускает меня. Мы болтаем о разных вещах, и с каждой секундой она становится всё веселее и веселее. Это меня радует.       В какой-то момент, когда время переваливает за четыре часа вечера, а разговор заходит о новом диснеевском фильме, в дверь квартиры раздаётся звонок. Я хмурюсь, прикидывая, кому я нужен. Я оставляю подругу в гостиной и подхожу к двери, перебирая варианты. Уже представляю самый худший из возможных, но, посмотрев в глазок, облегчённо вздыхаю. Это всего лишь сосед. Открываю дверь.       Мистер Уилсон приветственно кивает, поправляя воротник пальто.       — Есть минутка, Бенджамин? Во дворе проходит собрание жильцов дома, советую спуститься и послушать.       — Собрание жильцов? И о чём вещать будут?       — Сам пока не знаю. Да ты сходи, посмотри. Всем собраться сказали. Может, что важное сообщат.       Я киваю.       — Спасибо, мистер Уилсон. Я сейчас спущусь.       Закрываю дверь и хмыкаю. Ни разу на моей памяти такого не было. А может, я попросту не помню уже.       Кэтрин выходит в прихожую.       — Кто заходил?       — Сосед. Передал, что во дворе сейчас будет собрание жильцов дома. Думаешь, стоит идти?       — Стоит, конечно. Может важные новости сообщат.       — Пойдёшь со мной тогда?       — Спрашиваешь.       Через минуту уже надеваем куртки. Я запираю дверь в квартиру, и мы заваливаемся в лифт. Медленно катимся вниз.       — Как думаешь, это надолго? — подруга рассматривает себя в зеркале.       — Не должно быть.       — Хорошо бы, — цокает. — Блин, хочу покраситься в чёрный.       Пожимаю плечами:       — Действуй.       Лифт останавливается.       На улице всё ещё чертовски холодно. У подъезда столпилась кучка замёрзших соседей. Мы присоединяемся к ним. Я мало кого здесь знаю. Только тех, кто живёт рядом и этажом выше. Не вижу смысла знакомиться со всеми.       Спустя пару минут подтягивается ещё несколько человек. Заметив это, мужчина, стоящий неподалёку, откашливается и несколько раз хлопает в ладони, привлекая к себе внимание. Кэтрин берёт меня под руку.       — Здравствуйте, дорогие соседи! Мне очень неловко отвлекать вас от дел и вытягивать на улицу в такую неблагоприятную погоду, — мужчина снова откашливается. — Увы, я был вынужден это сделать в связи с тем, что возникла проблема, которая касается нас всех. Некоторые из вас о ней уже осведомлены, — он кивает людям, стоящим рядом. — Но некоторые пока не в курсе, и это может быть опасно для нас всех.       Мы с Кэтрин недоуменно переглядываемся. Слово берет другой сосед.       — Мне жаль произносить это вслух, но, боюсь, правда неизбежна, — он делает глубокий вдох. — К нашему дому действительно регулярно наведывается тварь.       Краем глаза я замечаю, как кто-то сбоку прикрывает рот рукой. К горлу подкатывает комок. Мне кажется, что сейчас все посмотрят на меня.       — Мы уже обращались с этой проблемой в полицию, но нашу заявку отклонили за неимением доказательств. Тем не менее, нам не стоит ждать, пока эти самые доказательства появятся. Никто не знает, когда этому дьявольскому отродью взбредет в голову забраться в чью-то квартиру.       Я опускаю глаза, рассматривая носки своих сапог. Кэтрин испуганно сжимает мой локоть.       — Что же нам делать? — женщина испуганно сминает свой воротник.       — Миллеры с пятого этажа уже готовятся переехать в другой район.       — Не все смогут покинуть свои дома. И что предлагаете тогда?       — Клянусь богом, добром это не кончится.       — С чего вы вообще решили, что это тварь? Доказательств же нет, сами говорили.       — Может, обойдётся?       — Верите или нет, я видел этого монстра, когда выходил покурить на балкон. Сука шныряла у подъезда на четвереньках. Шерсть была жёлтая, даже в темноте разглядел.       У него жёлтый свитер. Моя рука непроизвольно сжимается в кулак, и мне приходится приложить усилие, чтобы заставить её расслабиться.       — Я видел, как оно ползёт по стене! Точно кошка по стволу дерева. Уверяю вас, рано или поздно оно доберётся и до жителей самых верхних этажей.       — Теперь и в окно посмотреть страшно!       — Что же будем делать?       Мужчина, затеявший всё это, снова хлопает в ладони. Волнение утихает.       — Я долго думал о том, что мы можем сделать. Сидеть и ждать, пока кого-то из нас съедят, если ещё не съели, мы не собираемся. И пока полиция будет сидеть и ждать крови, нам придётся самим бороться за свои жизни.       Соседи согласно кивают, плотнее кутаясь в свои куртки.       — Убить тварь мы по понятным причинам не сможем. Но, как мне кажется, мы вполне можем её вспугнуть. Поэтому вот что я предлагаю. Мы будем по очереди дежурить из окон. Если каким-то вечером эта сволочь снова нагрянет, мы будем готовы. Откроем окна, будем в неё стрелять и бросать камни. В конце концов, нас много, а она одна, — мужчина вздыхает. — Если это живое существо, то у него не останется иного выбора, кроме как бежать, чтобы не быть забитым.       У меня в горле отчего-то появляется давящий комок. Соседи согласно поддакивают, воодушевленные и готовые отстаивать свою территорию. Мне почему-то становится не по себе. Тяну Кэтрин за рукав.       — Пойдём обратно.       — Ты не хочешь дослушать?       — Нет.       Мы молча возвращаемся в квартиру. Пока поднимаемся на лифте, мои мысли сформировываются в одну наиболее логичную.       Так будет правильно.       Ведь этого я и хотел с самого начала. Чтобы он исчез. Быть может, мои соседи станут ключом к моему спасению. Уж не знаю, чего они добьются. Но так определённо будет лучше.       Кэтрин взволнованно размышляет о ситуации.       — Ты будешь им помогать?       Я натягиваю на лицо фальшь.       — Буду.