Cupio

      — Курсовая работа, которая ожидает вас в этом семестре, будет в большей степени состоять из практической части.       Я подпираю рукой щёку, отчаянно пытаясь не зевнуть. Прошлым вечером снова подсел на сериал. И почему я не делал этого на каникулах?       — Вы должны рассчитать все параметры, относящиеся к оборудованию в ваших темах. Давайте рассмотрим пример. Мистер Дэвис, назовите тему вашей работы.       Пока мой однокурсник пытается вспомнить сложное длинное название, я бездумно щёлкаю ручкой. Хочу домой. Четвёртая пара высасывает все жизненные соки.       В целом, я чувствую в себе больше сил для учёбы, чем в прошлом семестре. Тогда я буквально заучивал, не особо понимая, что вообще делаю, но пытаясь осилить. Сейчас материал кажется куда доступнее. А может, я стал более сконцентрированным.       — Бен, — мне в спину утыкается кончик ручки.       Поворачиваюсь.       — Чего?       — Давай сходим куда на выходных? — Филипп добродушно улыбается.       — Нет, я не хочу.       — Да ла-адно тебе. Две недели же не виделись.       — Для меня это не повод.       — Ну, блин. Могли бы снова в торговый центр сгонять.       Преподаватель громко покашливает. Однокурсник извиняется и затыкается. На том ему спасибо. Правду сказать, бешусь всё сильнее, что подписался на эти игры в дружбу и ничего пока не предпринимаю. Пора прекращать, Бен.       Уже вскоре собираюсь домой. По пути успеваю продрогнуть так сильно, что иду и стучу зубами. Эта мысль наталкивает меня на то, чтобы принять сегодня горячую ванную. С ноутбуком и сериалом, да.       В итоге, этим и занимаю вечер. Вода чертовски приятная. Я не умею плавать, но иногда подумываю о том, что хотел бы превратиться в рыбу. Возможно, стоит записаться в университетский бассейн и улучшать свои навыки. Летом, естественно.       Из воды не выбираюсь до десяти часов вечера. Пальцы и пятки неприятно морщинистые. Если бы не этот унылый факт, сидел бы ещё дольше. Но три часа — тоже неплохо.       В двенадцать иду спать.       Следующая неделя проходит без происшествий. На учёбе тоже всё хорошо. Четверг и пятницу я благополучно пропускаю, будучи не в силах поднять себя с кровати в такую холодрыгу. В субботу Фил, до этого всю неделю подвывавший мне на ухо о походе в торговый центр и, в итоге получивший моё согласие, пишет, что не готов куда-то выходить в такую погоду. С чем я абсолютно согласен и чему несказанно рад.       Ещё в этот день возвращается Мартин. Я в это время общаюсь по скайпу с Кэтрин, поэтому прошу её подождать немного и иду встречать брата. Раздевается в прихожей.       — Как дела, мелкий? Дом уже запылился?       Я криво усмехаюсь.       — Ещё бы. Как только ты переступил порог, так сразу.       — Значит, сегодня вечером тебя ждёт тряпка, — идёт мыть руки, шмыгая.       — Ну-ну. Вижу, настроение у тебя шутливое. Случилось что?       — Ага, — теперь направляется в свою спальню. — Завтра я еду домой к Люси. Познакомлюсь с её родителями заодно.       — Вы точно как подростки.       — Только чуть умнее, — садится на кровать. Я остаюсь стоять в дверном проёме.       — Утром тебя не искать, значит?       — Да нет, я ближе к обеду только исчезну.       Он снимает надоевший костюм, бросая его рядом на кровать. Остаётся в одних трусах. Снова шмыгает.       — Устал чертовски. Кинь в меня носками, пожалуйста.       — Которые в верхнем ящике? — я подхожу к его комоду, начиная копаться.       — Ага.       Достаю носки с ананасами и бросаю ему в руки.       — Спасибо.       Пока Мартин переодевается, я возвращаюсь к себе и снова подключаюсь к Кэтрин. Её соседки по комнате громко спорят о чём-то.       — Подожди, я выйду в коридор, — она берет планшет в руку, пожёвывая бутерброд, и покидает комнату, громко хлопнув дверью. Садится на подоконник.       — Что ж они такие шумные-то у тебя? Кстати, приятного аппетита.       — Спасибо, — покашливает. — Да в общежитии всегда так. Тут никогда не бывает тихо.       — Даже ночью?       — Исключено, — мотает головой. — Как там твой брат?       — Радуется, дурак. Завтра пойдёт в гости к своей подружке.       Кэтрин хихикает.       — Мне почему-то представляется, что они слишком взрослые и солидные люди, чтобы называть их так.       — Уж точно не Марти.       — Тебе виднее, — устраивается поудобнее, шумно задев микрофон. — Кстати, я слышала, что мы можем перейти на дистанционное обучение, потому что слишком холодно. Это правда?       — Не слышал о таком. Но было бы неплохо.       — Вполне. У меня половина подружек поразъехались по домам из-за простуды.       — Ничего себе. Тогда стоит ждать новостей от куратора или декана.       — Думаю, ждать придётся недолго.       — Надеюсь.       Мы болтаем ещё часа два. За это время я успеваю и поужинать, и получить парочку нагоняев от брата из-за бардака на кухне. Расходимся с хорошим настроением. Сразу же иду спать.       В воскресенье Мартин уезжает, оставив мне немного денег. Скорее всего, я не увижу его с неделю или больше. Едет довольно далеко. Я всё ещё искренне удивляюсь тому, что его начальник не предпочитает поезда или даже самолёты. Помнится, как-то спрашивал об этом на досуге, на что Марти ответил мне, что у того что-то вроде фобии разбиться насмерть. В машине он чувствует себя комфортно и спокойнее, доверяя знакомому водителю и находясь в небольшом пространстве. По мне, так шансы не уменьшаются абсолютно. Даже наоборот.       В понедельник нам сообщают о том, что со среды университет переходит на дистанционную форму обучения. Радости студентов нет предела. Наконец-то не придётся кутаться в куртки всю пару. Особенно если пара в подвале.       В связи с этим, остаток недели проходит просто волшебно. Я слушаю лектора, сидя за ноутбуком в своей комнате, на своей кровати, и пью при этом горячий кофе. Счастлив до одури.       Даже начинаю ходить на все пары. Почему бы и нет, раз так легко и удобно. Вообще, наш университет практикует дистанционное обучение каждый год в начале весеннего семестра. Длится оно две недели. Это же будет длиться четыре.       Первая же неделя, кстати, проходит чересчур быстро. Я только смотрю сериалы, учусь и иногда убираюсь. Хотя вот в четверг ближе к полудню у меня возникает внезапное желание научиться рисовать. Даже черкаю что-то невнятное. Посмеиваюсь со своих же потуг, и на том заканчиваю.       На выходных снова созваниваемся с Кэтрин.       — Скучаю – жуть! Поскорее бы выбраться куда-то вместе.       — Не то слово. Что ни говори, но сидеть весь день дома бывает достаточно уныло.       — А давай в музей какой сходим, как потеплеет?       Пожимаю плечами.       — Давай.       В поле зрения камеры появляется одногруппница Кэтрин. Джой, кажется. Радостно машет мне.       — Приве-е-ет! Сколько лет, сколько зим!       — Привет.       Подруга закатывает глаза.       — Как ты? Собачки в подъездах больше не пугают?       — Это ж когда ещё было, — я улыбаюсь.       Надо же, я совсем забыл об этом событии. Не то чтобы оно было каким-то запоминающимся, но всё же. Почему-то становится забавно. Кажется, будто тогда я был наивнее, что ли.       В дверь моей квартиры внезапно раздаётся громкий стук. Я даже вздрагиваю. Подруга недоуменно щурится.       — Это у тебя там?       — Да, пришёл кто-то. Подождёшь?       — Да не вопрос.       Я сбрасываю звонок и иду к входной двери. Соседи, что ли.       Как всегда, забываю сначала взглянуть в глазок. Открываю её и замираю, забыв, что хотел сделать или сказать дальше. Сердце начинает колотиться в разы быстрее. Я ожидал кого угодно, но не его.       Проходит в квартиру, отталкивая меня рукой. В замешательстве закрываю дверь.       — Я почему-то не ожидал, что снова вас увижу.       — Я тоже.       Его заметно потряхивает от холода. Голос хриплый и безразличный. Мне становится очень странно и страшно. Как будто на улице середина октября.       — Что вам нужно?       — Пережить зиму.       Он скрывается в ванной, громко захлопывая за собой дверь. Слышу, как включает воду.       Я возвращаюсь в свою комнату. Мне максимально не по себе. Ведь правда решил было, что больше его не увижу. Но тут не угадаешь – от этого типа можно ждать чего угодно. Мне больше некомфортно от того, что он ведёт себя всё так же, как и в то утро, когда мы виделись в последний раз. Уж лучше бы насмехался или подшучивал. Так хоть привычнее.       Спустя минут семь появляется в дверном проёме. Проходит в мою комнату и забирается на кровать, прячась под одеяло.       — Вы собираетесь здесь спать?       — Именно. И тебя я на своём месте не потерплю, — спихивает меня ногами.       — Так-то и место не ваше.       Он недовольно щурит глаза, после обнажает клыки, угрожающе скалясь на меня и издавая визжаще-рычащий звук. Быстро убираюсь с кровати.       — Да понял, понял. Чего беситься сразу.       Беру ноутбук и ухожу в спальню Мартина. Видимо, на ближайшее время жить я буду здесь. Честно, совсем не понимаю, в чем причина такого его поведения. И ведь не спросишь даже. Нет, попытаться-то, конечно, можно. Но я уверен, результат будет нулевой. Он даже претензии не особо мне высказывает. Иногда складывается ощущение, что Персифаль – достаточно закрытое существо.       В ноутбуке висит пара сообщений от Кэтрин. Подруга спрашивает, созвонимся ли дальше. Я отказываюсь. Настроения уже нет никакого.       Достаю из комода Мартина чистое постельное белье и перестилаю кровать. Если он собирается переждать тут зиму, то это минимум до тех пор, пока не потеплеет. С какой-то стороны я его даже понимаю. Если в той квартире, где он нашёл пристанище, уже давно нет отопления, а другие сородичи его к себе не подпускают, то иного выхода у него нет. Либо замёрзнуть, либо прийти греться ко мне. И всё же это понимание не перекрывает того факта, что мне такое соседство нахрен не сдалось. Плюс, что делать, если придёт Мартин?       Я решаю не забивать себе голову, пока надобности особой нет. Сажусь на кровати и прислоняюсь к окну. Чем крута комната брата, так это именно этим большим панорамным окном прямиком у кровати. С восьмого этажа открывается неплохой такой вид на город. В детстве мне нравилось зависать тут вечерами и наблюдать за машинами на шоссе. Та ладно уж, и сейчас нравится.       Я опираюсь на подоконник, положив подбородок на руки, и прикрываю глаза. Всё ещё не верится, что он здесь. Вот так внезапно. Жизнь всё страннее и страннее. Интересно, много ли у неё ещё сюрпризов для меня.       Утром направляюсь в гостиную, чтобы подключиться к серверу и поприсутствовать на парах. Мельком заглядываю в свою спальню. Тварь спит где-то под двумя одеялами. Ну и хрен бы с тобой. Только бы не мешал.       Завариваю кофе, ожидая начала занятия, и разваливаюсь на диване. Не думаю, что буду что-то конспектировать. Лень мне.       Уже спустя пять минут бегу за ручками и тетрадью. Преподаватель собирается задавать вопросы в конце пары. Не хочется проколоться.       Записываю материал максимально коряво и сокращённо.       Где-то в одиннадцать Персифаль высовывается из спальни. Миновав гостиную, направляется куда-то на кухню. Пытаюсь не обращать внимания.       Осталась одна пара. Практическая работа, которую я усердно выполняю. Изучение микропроцессорного устройства промышленного робота. Звучит круто, на деле – херня. Хотя сам предмет довольно-таки занятный и непонятный.       Пока я витаю в мыслях об учёбе, тварь заходит в гостиную. Смотрит на экран ноутбука, подёргивая ухом всякий раз, когда преподаватель произносит что-то. Я ожидаю, что он мне сейчас что-то скажет.       Но нет. Не обратив на меня ни капли своего тварьего внимания, проходит к книжному стеллажу, вытаскивает случайное чтиво, даже не удосужившись взглянуть на название, и устраивается на подоконнике сбоку. Вроде как начинает читать.       Мне же становится не по себе. Не хочется даже шевелиться лишний раз, зная, что сзади сидит тварь, почему-то настроенная крайне недоброжелательно. А я-то даже не знаю, чем насолил. В идеале, после того, что между нами было, на его месте должен быть я. Но в итоге именно я сижу и парю себе мозг по поводу того, что вообще происходит.       — Мистер Фэйн сегодня, видимо, уснул.       Голос преподавателя выводит меня из размышлений. Обращаю внимание на чат. Блять. Включаю микрофон.       — Я здесь. Извините, связь пропала ненадолго.       — Ну-ну. Вопроса моего вы не расслышали?       — Нет. Извините, — я мысленно даю себе подзатыльник.       — Что ж. Повторяю именно для вас. Посмотрите на третий пункт вашей работы. Каким образом вы будете подавать сжатый воздух от пневмосети?       — Ну… Эм…       Я смотрю на свои записи и зарисовки, кусая губы. Ничего не понимаю.       — С кем ты разговариваешь?       Раздражённо прикрываю глаза. Заткнись, пожалуйста. Почему ты решил поговорить со мной именно сейчас?       — Мистер Фэйн? Не можете ответить? Как я слышу, вам там совсем нет дела до нашего занятия. Или ваши друзья отвечают за ваши итоговые баллы в конце семестра?       — Нет, что вы. Нет. Извините, пожалуйста. Это не друзья. Это мой дядя, — я поворачиваю голову назад и крайне многозначительно смотрю на тварь.       Фыркает.       — Тогда прошу передать вашему дяде, что у вас сейчас пара и ему не стоило бы впредь отвлекать всех нас от работы.       — Да, конечно. Извините, — как же я рад, что мы не включаем камеры во время такой учёбы.       — Ну, так что насчёт вопроса, мистер Фэйн?       — Я не знаю…       — Подать сжатый воздух вы можете, открыв входной кран под номером четыре. Имейте в виду, я спрошу это во время защиты работы.       Я выключаю микрофон и со стоном выдыхаю. Какого же чёрта все так тяжело. Поворачиваюсь к твари.       — У меня сейчас пара. Не беспокойте меня, пожалуйста.       — Меня уже не интересует, — переворачивает страницу, даже не взглянув на меня.       Киваю сам себе и возвращаюсь к занятию. Напряжение в комнате возрастает.       После этого события проходит ещё два дня. Персифаль по-прежнему почти со мной не общается, лишь изредка бросаясь какими-то нервными фразами. Я по-прежнему сплю в комнате у Мартина и учусь на дистанционном. И мечтаю, чтобы меня оставили в покое. Я нервничаю, пугаюсь, и мне просто максимально не по себе от мысли, что тварь где-то в соседней комнате, раздражается от каждого моего вдоха. И хрен знает, что ему взбредёт в голову, пока я сплю или иду в туалет. Реально, как в октябре.       Кроме этого, я начинаю замечать, что с каждым днем он всё более вялый. А ещё заметно похудел. Свитера, которые до этого даже как-то подчёркивали его незамысловатую фигуру, теперь висят немного мешковато. Всё время спит и греется.       Не буду врать себе, мне интересно, что происходит, и хочется всунуть нос в его дела. Накануне я даже попытался спросить об этом, но получил лишь оскорбление, мол, не моего человеческого это ума дело. После этого отстал.       Однако сегодня придётся пристать снова. Я прохожу на кухню, где он устроился на подоконнике, набросив на себя одеяло и свесив лапы.       — Извините…       Не отвечает. Я подхожу ближе.       — Персифаль?       — М?       Поворачивается ко мне. Смотрит как-то туманно.       — Сегодня домой приезжает мой брат. Нам с вами надо как-то немного мириться, если собираетесь оставаться тут.       — Даже не попытаешься прогнать домой? — снова отворачивается.       — А смысл?       — Пару месяцев назад он у тебя был.       — Вас это смущает?       — Нет. Просто вспомнил.       Он издаёт странный хриплый звук, содрогаясь всем телом. Кашляет?       — Персифаль?..       — Ты вернёшься спать в свою комнату?       — Да.       Пожимает плечами, и на том я понимаю, что его желание говорить со мной на сегодня исчерпано. Иду в комнату Марти, в которой уже успел немного обустроиться, и стаскиваю всё обратно, пытаясь стереть следы своего присутствия.       После залипаю в какое-то нелепое шоу с участием второсортных звёзд. Жую изюм и пытаюсь вместе с ними выиграть викторину, не думая больше ни о чём.       Мартин возвращается ближе к девяти. К тому времени Персифаль уже сидит в моей комнате с закрытой дверью. Ведёт себя тихо.       — Привет.       — Привет, — снимает обувь, улыбаясь. — На ужин будет что? Я сегодня пропустил обед, поэтому голоден не хуже твари.       Я криво улыбаюсь. Нашёл сравнение.       — В холодильнике осталось немного тунца, если тебя интересует.       — Вполне, — кивает и идёт мыть руки.       Остаток вечера провожу с ним, слушая истории с рабочих будней и подробности знакомства с родителями Люси.       — Знаешь, я подумываю сделать ей предложение через пару месяцев, если всё хорошо будет.       — Ты уверен?       — А почему нет? У нас сейчас всё на высоте. Я люблю её.       Мотаю головой. Слишком быстро.       — Ты переедешь к ней жить?       — Скорее она к нам. А даже если я к ней, — теребит пальцами край скатерти, размышляя. — Ничего страшного в этом не вижу. Ты всё равно проводишь без меня большую часть времени и прекрасно справляешься.       — Ну да.       Я улыбаюсь. Если Люси переедет к нам, я тут буду уже не особо к месту. Особенно для неё. Почему-то эта мысль слишком навязчиво вертится у меня в голове. Но пока я пытаюсь её отбросить.       — Мне завтра к вечеру снова на работу, так что хочу выспаться, — он вытирает руки.       Не хочу расходиться. Не хочу в свою спальню. Не знаю, как спать рядом с ним.       Но вечер не резиновый. Умывшись, Мартин желает мне доброй ночи и захлопывает дверь в свою комнату. Остаюсь посреди гостиной. Что ж, Бенджи. Вот и пришёл твой час.       Вздыхаю и иду в спальню.       Тварь лежит в кровати, смотря в потолок. Забираюсь с другой стороны, пытаясь лечь как можно дальше от него и отворачиваюсь. Надо уснуть.       — Тебе не холодно без одеяла?       Блять.       — Холодно. Но все мои одеяла у вас.       Копошится. Минутой спустя сваливает тяжёлое одеяло мне на голову.       — Ну и чтобы что? — скидываю с себя, пытаясь расправить.       — Просто так.       Поворачиваюсь к нему. Скалится. Удивлённо приподнимаю брови. За всё это время он ещё ни разу не улыбался, даже насмешливо.       — Ну, что ты так смотришь?       Мотаю головой.       — Ну, давай, давай. Ты же хотел мириться.       — Чего это вы вдруг?       Пожимает плечами.       — Мне скучно.       — Вы такой странный.       — Знаю.       Я закидываю руки за голову. Он вдруг дёргается и раздражённо рыкает.       — Вы чего?       Шумно выдыхает и прикрывает глаза.       — Ничего, что касалось бы тебя.       — Странно, но почему-то мне кажется, что это именно меня и касается.       — Тебе кажется.       Он отворачивается от меня и укрывается с головой. Нет, мне не кажется. Но и доставать я его с этим не буду. Захочет – сам расскажет.       Почти весь следующий день Персифаль проводит в моей комнате. Зато, как только за Мартином захлопывается входная дверь, тут же выбирается и присоединяется ко мне на кухне. Я как раз готовлю себе жареную картошку. Стою у сковородки и лениво тычу в неё лопаткой.       Садится на стул лицом ко мне, положив руки на его спинку.       — Ты плохо мешаешь.       — Знаю.       — Тогда почему не мешаешь лучше?       — А оно мне надо?       — По сути. Тебе же это есть.       Пожимаю плечами.       — Я не умею лучше.       Взмахивает хвостом, поднимаясь со стула. Одежда висит на нем даже хуже, чем вчера. Подходит ко мне.       — Дай сюда.       — Вы серьёзно?       — Серьёзно, — отбирает у меня лопатку и отодвигает чуть вбок, становясь на моё место. Ловкими движениями перемешивает.       — Откуда умеете?       — В моём мире многие виллиасцы живут поодиночке. Я в том числе.       Мне становится интересно. Раз уж он наконец-то настроен поболтать, то почему бы и нет. Опираюсь спиной на кухонную тумбу, сложив руки.       — Какой он, ваш мир?       Масло на сковороде шипит всё громче, стреляя и попадая ему на ладони. Отвечает не сразу.       — Как огромная рана.       Я хмурюсь. Почему-то не такого ответа я ожидал. Странно.       — А почему вы всегда называете себя виллиасцами?       — Так называется мой вид и одновременно национальность. Хотя слово «тварь» за пять лет к нам самим неплохо прилипло.       — Вот как.       Он замирает, уставившись на сковородку. Кладёт лопатку и опирается об плиту, поставив руки по обе стороны от неё. Прикрывает глаза.       — Что такое?       Мотает головой.       — Вам плохо?       Поворачивает ко мне озлобленное лицо и агрессивно щёлкает зубами.       — Да блин, хватит недотрогу играть. Я же вижу, что что-то не так.       — Тебе-то какое дело?       Я замолкаю. А ведь действительно, чего это я. По сути, мне и вправду нет никакого дела до его состояния. Не должно быть.       — Ты волнуешься?       — Нет.       — Волнуешься.       — Нет.       — Ну волнуешься же.       — Нет, говорю!       Он слабо хихикает.       — Я не перестаю тебе удивляться. Нет, правда. Это так удивительно и интересно, — склоняет голову набок, лукаво улыбаясь мне.       — Что интересно?       — Ты интересный, Бен. Честно, я бы никогда не подумал, что люди такие. Ты сложный и полон неожиданных действий и решений. Особенно по отношению ко мне. Мне очень интересно за тобой наблюдать. В связи с этим ты меня очень привлекаешь.       — Звучит не как комплимент, а как угроза.       Он улыбается ещё шире, опустив уши вниз. Внезапно подходит ко мне вплотную и слабо обхватывает руками за плечи, демонстрируя какие-то недообъятия. Сначала стою дуб дубом, потом осторожно похлопываю его по спине. Мне слегка непонятны его порывы. То он говорить со мной не собирается, то обниматься лезет. Возможно, я его просто растормошил немного.       Под пальцами чувствую позвонки.       — Вы совсем иссохли уже. Могу я наконец узнать, в чём дело?       — Я простудился.       — Серьёзно?       — Да. И поэтому был вынужден перебраться к тебе.       — И всё же.       Выдыхает куда-то мне в макушку.       — Я очень голоден, Бен. Я так голоден, что мне и на ногах держаться тяжело. В такую погоду никто и носа из дома не высовывает. Обычно я и так хожу с пустым желудком, а сейчас тем более. А ещё больше я хочу пить.       — Так тут же есть вода.       — Я не могу пить вашу воду, тупица пятнистая.       Несмотря на содержание, говорит он это совсем не злобно. Отстраняется от меня.       — Не надо оскорблять мои веснушки, — я выключаю огонь под сковородкой. — И что же вы пьёте тогда?       — Кровь.       Вздыхаю:       — И почему я не удивлён.       — Не вижу причин для удивления.       — Вы-то, может, и не видите. Кстати, вы ещё обещали мне рассказать, почему вы едите только людей. Уже раза три.       — Разве?       — Ага.       Я сажусь за стол. Ну вот. Теперь мне неловко есть, зная, что он голодает. Садится напротив.       — Помнишь, я говорил тебе про мутаген, который присутствует во всём в моем мире?       Киваю.       — Так вот, я не могу питаться тем, что его не содержит. То есть, чем-либо не из моего мира.       — Но люди же…       — Я знаю. Если я захочу съесть, допустим, эту картошку, я её съем. Сначала ничего не будет, она пойдёт по компонентам куда надо и всё такое. Но потом организм поймёт, что её состав не содержит в себе мутагена и начнёт отторгать её. Это выражается мучительной блевотой, адской болью в желудке, спазмами нервных окончаний, повышенной температурой и, чаще всего, летальным исходом.       Я морщусь, удручённо смотря в свою тарелку. Персифаль ложится на стол и продолжает:       — Вся проблема в том, что мой организм устроен так, что он просто не воспринимает что-то настолько не похожее на него по составу, как картошка. Это если простыми словами. В этом деле нам и помогает мутаген в нашем мире. Там он позволяет употреблять почти всё. Но тут его попросту нет. И единственное, что нам остаётся, чтобы просто не умереть от голода, это питаться чем-то максимально похожим по составу на нас самих. Это всё ещё больно, я всё ещё чуть ли не на стенку лезу после очередного приёма пищи, но это и близко не стояло с болью после приёма хоть чего-либо иного.       Он замолкает, тоже смотря в мою тарелку. Персифаля становится жаль. В каком-то смысле я начинаю понимать его мотивы. Это меня даже немного пугает.       А потом я вспоминаю, с каким азартом и усердием меня гонял Седеус и как увлечённо рассказывал о выдирании хребта Персифаль. Вся жалость тут же испаряется. Сучьи дети. Ладно, они бы хоть виноватыми себя чувствовали, но ведь нет!       — Жрёте нас вы всё равно с неимоверным удовольствием.       — А то ты будто наблюдал, как мы жрём, — почесывает нос подушечкой пальца. — Но вообще, не отрицаю. Такая бессовестная хищная черта в нас присутствует.       Я хмыкаю и приступаю к еде. Картошка чуть припеклась снизу. А в целом неплохо.       — Приятного аппетита.       — Ага. Вы-то что планируете делать?       — Если б я знал.       Он несколько раз сжимает руки, хрустя костяшками пальцев. Сами пальцы мало того что длинные, так теперь ещё и костлявые до жути. Смотрит на них и прислоняется щекой к столешнице, тяжело вздохнув.       Можно с уверенностью сказать, что после этого разговора наши отношения вновь чуть наладились. Говорить мы начали больше, да и в целом он повеселел. Несмотря на это, его состояние всё ещё нельзя и близко назвать нормальным. Как я понял, без еды и воды он вполне может продержаться месяц-другой. Второй уже подходит к середине, кстати говоря. Да и простуда его никуда не девается. Из-под одеяла почти не вылезает, покашливает и много чихает. А в остальном всё такой же.       — То есть, лекцию вам просто читают через групповой звонок?       Я сижу на диване, разложив перед собой конспекты. Он же стоит сзади, опираясь на спинку локтями и заинтересованно покачивая хвостом.       — Ну, получается так.       — Хотелось бы мне послушать, чему вас учат.       Я протягиваю ему свой конспект. Мотает головой.       — Я не умею читать на твоём языке.       — В смысле? Ты же читал мои книги последние пару дней.       Он кладёт голову на сложенные руки, тупо смотря в монитор моего ноутбука.       — На самом деле нет. Я пытался понять смысл, но ничего не получилось. Кстати, почему это ты на «ты»?       — Я не заметил даже.       — Определись уже, бесишь.       — Да, надо бы. Постойте, почему вы вообще говорите на английском?       — А ты как думаешь? Выучил за пять лет. Так-то у меня свой язык.       — Какой?       — Виллиаский.       Я захлопываю тетрадь, поворачиваясь к нему.       — А скажите что-то на виллиаском.       — Много хочешь.       — Да не очень.       Он закатывает глаза. Несколько секунд обдумывает что-то, внимательно смотря мне в глаза. Вдруг подаётся вперёд, так близко, что прижимается своим носом к моему. Я невольно вздрагиваю. Широко распахивает глаза и чётко произносит:       — Mor mnie, tewsta mo collew f'u.       Персифаль выговаривает это быстро, звуки при этом странным образом получаются шипяще-щёлкающими и витиеватыми. Я моргаю пару раз.       — А?..       — Что слышал, — отстраняется.       — Нет, серьёзно. Как это переводится?       — Этого я тебе не скажу.       — Почему-у-у?       — Потому что ты тупой, — тычет мне в щеку.       — Вы меня обматерили, да?       — Само собой. Сказал тебе в красках о том, какой ты мерзкий.       — Другого я от вас и не ожидал.       Он посмеивается, уходя в ванную.       Спустя ещё несколько дней он даже не желает вставать с кровати. Или не может. В животе у него громко урчит. Честно, я переживаю. Я бы никогда раньше о таком не подумал, никогда бы и мысли такой не допустил, но… Блять. Пусть бы уже кого-то сожрал.       Я сижу на кровати, наблюдая, как он дышит во сне, цепляясь взглядом за выпирающие рёбра и понимаю, что очень изменился. В какой момент я перестал истерить из-за каждой неловкой мысли в его сторону? В какой момент я стал относиться к нему так спокойно? К чему это приведёт? Я не знаю. Но я не вижу смысла себе врать. Я хочу, чтобы он поел. Не хочу этого видеть, не хочу об этом слышать. Но хочу, чтобы это случилось.       — Сколько время?       Я ухмыляюсь тому, насколько нелепо составлен вопрос, пока он сонно копошится и вытаскивает ноги из-под одеяла. Смотрю на часы.       — Почти десять. Мой брат сейчас дома, поэтому стоит пока быть тише.       — Я снова проспал весь день. Классно.       — В последнее время вы спите всё больше и больше.       Он в удовольствие зевает, широко разинув пасть.       — Это нормально. В это время у меня уже должна была начаться спячка. Также я экономлю силы.       — Так вы ещё и в спячку впадаете.       — Всего на две недели. Это больше традиция, чем функция организма.       Какие дебильные существа.       — Это странная традиция, честно говоря.       — Согласен.       Он немного придвигается ко мне и кладёт голову мне на колени, переворачиваясь на спину и разваливаясь на всю кровать. Умиротворенно выдыхает.       — Ну нет. Я не буду неподвижно сидеть и ждать, пока вы поспите. Тем более если вы собираетесь спать две недели, — я спихиваю его с себя обратно на подушки.       — Хоть бы раз дал мне пригреться вдоволь, — садится и потягивается. — И не собираюсь я спать две недели. Уж точно не в этом мире.       — Кто ж вас знает.       — Действительно, — снова заваливается набок.       — Неужели дальше спать?       — Мгм.       — Ну, пиздец.       — Ты слишком много материшься.       — Вас это волновать не должно.       Шипит что-то нечленораздельное, укрываясь с головой. Пожимаю плечами и тоже ложусь спать, отползая как можно дальше.       Январь подходит к концу. Мои опасения по поводу того, что Мартин столкнётся с Персифалем, вскоре исчезают. И сам я постепенно привыкаю к такому соседству. Только потому, что он почти не встаёт и почти не разговаривает. С каждым днём я всё реже вижу его хоть где-либо помимо кровати. Честно, иногда я боюсь, что он умер от истощения. Почти каждую ночь лежу к нему спиной и вслушиваюсь в то, дышит ли. Дышит. И хрипит.       Я даже предложил было сгонять в аптеку и купить для него каких-то лекарств от простуды. На что Персифаль ответил, что наши лекарства на него действуют так же, как и еда. В тот день больше ни разу не заговорил со мной.       На следующий день повторилось то же.       И ещё через день.       И ещё.       И ещё.       Я всерьёз начинаю понимать, что такими темпами он умрёт к марту. Понимает ли это он?       И должно ли мне быть всё равно?