Cupio

      Я приподнимаю записку, хмурясь. В голову закрадывается всё больше сомнений. Происходит что-то не очень хорошее. Руки начинают дрожать.       Пихнув листок в карман, быстро разворачиваюсь и возвращаюсь в квартиру. Запираю дверь. Под мышкой чёрный пакет.       Я должен убедиться, что ошибся в своих догадках.       Залетаю в спальню, бросая «подарок» и ножницы на пол. Достаю записку и аккуратно разглаживаю её, оставив на столе. Её обязательно нужно будет осмотреть внимательнее.       — Это что?       Длинный светлый коготь указывает на пакет.       — Боюсь представить.       Я сажусь на колени и беру в руки ножницы. Персифаль опирается на спинку кровати, заинтересованно наблюдая за моими действиями. Нужно просто убедиться, что я себя накручиваю.       Быстро разрезаю податливый чёрный материал, добираясь до содержимого.       И роняю в него ножницы. Со стороны кровати доносится неприятный скрип древесины, которую царапают когтями.       Не накручиваю…       — Кажется, это тебе, — я поворачиваю голову к твари и тупо смотрю на него.       Тот же вообще не подаёт признаков жизни, вцепившись рукой в ворот своего свитера. Хорошо, спокойно. Не теряя самообладания, Бен.       Я прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Зря.       — Мне нужно отойти!       Вылетаю из комнаты, не беспокоясь о том, что хлопнул дверью слишком громко. Запираюсь в ванной. Подойдя к раковине, облокачиваюсь на неё и утыкаюсь лбом в кран. Меня никогда не рвёт в таких случаях, но подташнивает знатно.       Стоит ли уточнить, что конкретно таких случаев в моей жизни ещё не было?       Я поднимаю голову к зеркалу и шокировано смотрю себе же в глаза. Как? Кто? Главное, кого?.. Персифаль наверняка в курсе. Ему же доставили. Мясо…       — Дева Мария.       Я обхватываю голову руками и почти роняю её в раковину. У меня в комнате, считай, труп. Разделанный. Труп. У меня.       — Разве я мало страдал?..       Это же убийство. Пускай не я, но кто-то, пусть даже и тварь, убил невинного человека. А труп подбросили мне. Я соучастник? Свидетель?       Так и будет, если я ничего с этим не сделаю. Я не могу оставить его или выбросить. Но надо избавиться как можно скорее. Возможно, мне уже грозит срок. Конечно, тело доставили с одной единственной целью…       Хорошо, я просто надеюсь, что Персифаль расправится с этим быстрее, чем я выйду из ванной. А торопиться я уж точно не собираюсь.       Я слегка ополаскиваю лицо водой и сажусь на закрытый унитаз. Мне нужно избавиться от первого шока и мыслить трезво. Как учил Алрой. Разложить в голове всё по полочкам. Вдруг понимаю, что конкретно в этой ситуации мне хотелось бы разбираться вместе с Персифалем. Конечно, это можно сделать позже. Я просто дам ему время.       Хорошо. Если подумать логически, мне всё же ничего не грозит. Сейчас. О теле не знает никто, кроме нас двоих и отправителя.       Я закусываю ноготь на большом пальце.       Не факт. Я понятия не имею, сколько тварей к этому причастны. А ведь Персифаль ни с кем из сородичей не контактирует. Вдруг меня озаряет. Кто-то знает, что он живёт у меня! Страх мгновенно захватывает меня волнами колючек по всему телу. Кто-то следит за ним? За мной? Другие твари? Бред. Другие твари желают ему смерти.       Меня озаряет второй раз. Да ведь отравить тварь — как нечего делать! Чёрт возьми! Я быстро вскакиваю и иду обратно в комнату. Распахиваю дверь.       — Не жри!.. Да чёрт бы тебя побрал, неразборчивая ты псина!       Ну конечно. Пакет пустой. Ищу глазами тварь, не сразу понимая, что мои плечи подрагивают от волнения. Персифаль забился в угол комнаты рядом со шкафом в какую-то напряжённую животную позу, внимательно следя за каждым моим движением.       — Ты же не будешь нападать на меня, правда?..       Я на всякий случай делаю шаг к двери. Мало ли он распробовал и теперь себя не контролирует. Или как это у них должно работать?       — Персифаль?       Молчит. С такого расстояния я, конечно, вижу плохо, но у меня такое ощущение, что у него глаза в разные стороны разъехались. Я не знаю, как правильно поступить. Рискнуть и подойти? Он либо собирается напасть на меня, либо реально отравился и умирает. Я решаю побыть героем.       — Персифаль, ты всё это съел?       Я осторожно делаю несколько шагов ему навстречу. Теперь вижу, что он очень быстро дышит. Блять, вот это уже похоже на отравление! Подхожу смелее и приседаю рядом.       — Эй?       — Не трогай меня.       — Послушай, если там был яд…       — Не было там ничего, — он шипит это сквозь стиснутые зубы.       Наклоняюсь к его лицу. Глаза на месте.       — А что тогда?       — Больно.       Начинает дышать ещё быстрее, широко раскрыв ноздри. Телом застыл как камень.       Я несильно хлопаю себя по лбу. Он говорил же, что ему будет больно даже от человеческого мяса. Сажусь на пол, оперевшись спиной на кровать и склонив голову в его сторону. Значит, яда там не было. Или он просто ещё не подействовал.       — Почему бы не выбрать более удобную и расслабленную позу?       Вместо ответа он закрывает глаза, сильно стиснув веки, стиснув зубы. Совсем тихо не то шипит, не то скулит. Я даже испытываю сострадание. Наверняка это и правда очень больно.       А вообще, надо сказать, что справился он на ура. Из того, что я успел рассмотреть, в пакете лежали неплохие такие куски от рук и ног. В ванной же я пробыл от силы минут десять. То есть, сожрал Персифаль это всё в считанные мгновения. Не слишком ли быстро и много? Я запрокидываю голову назад. Нет, оставлять «на потом», конечно, совсем не вариант. Тем не менее.       Он снова скулит, уже громче. Интересно, когда такая боль проходит? Если сравнить с несварением у людей, то там может затянуться и на час или больше. Так-то мне бы пора спать.       В шею вдруг утыкается чужая голова. Конечно, спать в такой ситуации никак нельзя. Я удобно устраиваю свой подбородок на его макушке. Кожу щекочет горячее дыхание. Было бы не так неприятно, не будь оно таким быстрым и неровным.       Закатываю глаза от своей же дебильной мысли. Хвост Персифаля судорожно дёргается, ударяя пол. Вздыхаю и осторожно кладу руку ему на плечо. Если он терпит это после каждого приёма пищи на протяжении пяти лет, то ему и правда можно начать сострадать. В целом, мне кажется, я уже начал, и даже не сегодня.       — Надеюсь, это всё хотя бы окупится. В смысле, ты теперь не умрёшь, и тебе хватит на какое-то время?       — М…       Полагаю, что это согласие. И хорошо. Пока ко мне домой не заявилась полиция и пока Персифаль не умер, можно расслабиться. Шок проходит окончательно. В конце концов, у меня ведь были мысли о том, чтобы посодействовать ему в поисках еды. Так что нечего врать себе сейчас. Правильный человек сказал бы, что надо ужаснуться и подумать о бедной, ни в чём не повинной жертве. Но я Бенджамин, а не правильный человек. Я уже давно потерян.       На душе вдруг становится так непривычно легко. Кто-то подкинул мне труп? Ну и что. Я спал с тварью? Ну и что. Вру всем своим знакомым и предаю человечество? Ну и что. Никто и никогда не узнает об этом. Для правильных людей я вполне себе правильный. Я всегда натягиваю на себя белое пальто. Но я устал соответствовать общественным ожиданиям. Устал пытаться вызывать в себе эмоции, которых нет. Я просто хочу наконец-то расслабиться, быть собой и пустить всё на самотёк.       Моё плечо вдруг начинает несильно побаливать. Дёргаюсь.       — Если тебе надо что-то прикусить, чтобы было легче, так и сказал бы! Я тут, вообще-то, не резиновый.       Вместо того чтобы отпустить, он только болезненно стонет, царапая когтями паркет. Я раздосадовано вздыхаю. Вообще, он вполне себе может быть аккуратным, если захочет. То есть, зубами он цепляется далеко не в полную силу.       Я снова утыкаюсь ему в макушку и смачно зеваю. От волос слегка несёт чем-то кровавым. В целом, он никогда не пахнет слишком резко. Возможно, даже слабее, чем люди. Тогда, в его доме, человеческими трупами провоняло всё вокруг, отчего мне и стало тошно. А сам он источает что-то такое едва уловимое, узнаваемое в других вещах и, если это можно так описать, живое. По сути, как обычный человеческий запах, если его смешать с чем-то ещё. Ничего интересного.       Я прикрываю глаза. Слишком позднее сейчас время. В сон клонит неистово, а Персифаль в данный момент греет не хуже одеяла. Плечо, кстати, отпустил. Да и в целом вроде бы немного расслабился.       — Я спать хочу.       — Хоти.       Стучу подбородком по его голове.       — Нет, я серьёзно. Я сейчас усну прямо так.       Он недовольно цокает, но слегка отклоняется, чтобы я мог вылезти и забраться на кровать. Мои кости счастливо хрустят.       — Ты не пойдёшь?       — Пойду, куда я денусь.       Забирается следом, осторожничая и пытаясь обойтись минимумом телодвижений. Набрасываю на него одеяло.       — Что-то ты стал чересчур заботливым, — он снова утыкается куда-то мне в плечо.       — Так ты же сдохнешь без моей помощи.       — Договоришься сейчас.       — Да-да-да, старая песня.       — Спи уже.       Сплю. Закрываю глаза и почти сразу проваливаюсь в крепкий сон.       Надо ли мне завтра на пары?       Я стою посреди степи. Пожелтевшая осенняя трава колется об босые ступни. Под пижаму забирается промёрзлый ветер.       Я смотрю вверх, едва ли не плачу от страха.       Высоко-высоко, среди ясного акварельно-прозрачного голубого неба зависли часы. Огромные, давящие одним своим видом, словно весом, и нагоняющие панический ужас. Они идут. Медленно, секунда за секундой отсчитывают время до чего-то столь невообразимо ужасного, что не поддаётся разуму. Стрелка движется, не издавая ни звука. Хочется забраться на неё, упереться ногами, руками, изо всех сил толкать её назад. Повиснуть на ней, тянуть, умолять, цепляться, ломая ногти и захлёбываясь слезами.       Что бы я ни делал, часы продолжают идти. Считают. Наблюдают.       Мне страшно, мне хочется сбежать. Но бежать бессмысленно. Время прописывает миру свои правила.       На горизонте появляется фигура. Встаёт точь-в-точь под часами и раскидывает руки в стороны, приглашая пасть в пожирающие объятия. Я направляюсь к ней, ведомый чувством восхищения. Снег под ногами становится холоднее с каждым шагом.       Мы стоим друг напротив друга. Я, правильный человек, – и он, скрывающий свою жизнь под маской из собачьего черепа. Из дыр, ранее служивших собаке глазами, на меня смотрят невыносимо голубые глаза твари. Ветер обдувает меха, в которые он одет. Обдувает и его собственный мех на длинном, мощном хвосте, на больших лапах. Белый-белый, словно снег под ногами. Но нет, он не альбинос. У виллиаских альбиносов кожа светлее. Я уверен в этом, словно каждая моя догадка – это истина.       Он протягивает вперёд свою руку и указывает на меня. Кожа на его пальцах всё такая же белая-белая. Но так надо, он же не человек. Когти на его руках настолько длинные, что могли бы проткнуть мои запястья насквозь.       У Персифаля они короче.       Голубые глаза под черепом внимательно изучают меня, перебирая каждую клеточку моего тела, каждую мою мысль. Белые-белые пальцы обхватывают мой указательный на правой руке. Я замечаю, что половина фаланги на нём отсутствует.       Я резко открываю глаза. Судорожно дышу. Моя комната. Я дома. Всё хорошо. Это просто кошмар. Этого не было.       Некоторое время боюсь двигаться, но после переворачиваюсь на другой бок. Утыкаюсь носом в чужую спину. Всё тело липкое от пота. Жарко. Я слегка приподнимаюсь на локтях, стягивая с себя одеяло, и нащупываю под подушкой телефон, чтобы узнать время. Почти пять часов утра. Всё в порядке. С громким выдохом падаю обратно на подушки.       Ну и бред же. Видимо, я слишком много думал об этих паразитах. Поворачиваю голову в сторону Персифаля, рассматривая его неясный силуэт. Надо бы уснуть снова. Прикрываю глаза.       Я слышу, как в соседней комнате тикают часы. Меня передёргивает. Время идёт. Но сон приходить отказывается. Я лежу так десять минут, двадцать. И ничего. С досадой переворачиваюсь на другой бок. Ну давай же, чёртов организм. Нам обоим это необходимо. Укрываюсь с головой. Проходит ещё пятнадцать минут. Класс. Сон потерян.       Всеми обожаемого Морфея и его царства не существует.       Я ложусь ровно, раздосадованный этим фактом. Тупая ночь. Тупое время. Тупой сон. Очевидно, в этом виновато чудовище на другой стороне кровати и его влияние на мою жизнь. Обидно. Хочу кофе и изюма.       Мне становится скучно, и я, поднявшись, наклоняюсь к Персифалю и заглядываю в его лицо. Спит. Тут черти в моей голове начинают плясать. Максимально тихо сползаю вниз и нащупываю руками кисть его хвоста. Эта конечность меня уже вконец достала, поэтому я собираюсь…       — Если ты думаешь, что я глухой и тупой, то я хочу тебя сильно разочаровать, — получаю хвостом по лицу.       — Да блять, ты же спал! — потираю нос.       — У меня очень чуткий сон, это во-первых. А во-вторых, любой проснётся, если над ним будут так натужно сопеть.       Закатываю глаза.       — И сколько же ты не спишь?       — Около двадцати секунд, — он садится на кровати, сонно вытягиваясь и хрустя костями. — Ты-то чего вскочил?       — Ко мне сон не идёт.       — И поэтому тебе не пришло в голову ничего лучше, чем позариться на мой хвост?       — Ну-у… Ну, вообще-то да.       — Который раз, кстати, — виляет перед моим лицом.       — Он меня бесит. Как ты с ним живёшь вообще?       Я перехватываю конечность и рассматриваю со всех сторон, растрепав кисточку. Всё равно ни черта не видно. Тварь сначала дёргается, уже протянув ко мне руки, но потом успокаивается, замерев на месте. Да ладно. Я собираюсь что-то сказать по этому поводу, но смотрю в его лицо и выдаю не совсем то, что хотел.       — У тебя глаза не светятся…       Фыркает.       — Они только некоторое время отражают окружающий свет, как лампочки. Если света долго не было, то и глаза затухают.       — То есть?..       — Если ты посветишь на меня телефоном, они снова станут яркими.       Моя рука уже тянется за мобильным. Но Персифаль ловко перехватывает её и толкает меня на кровать. Ложится сверху, закинув на меня лапу.       — Я сейчас собираюсь спать, а не быть твоей подопытной собачонкой.       — У тебя какая-то помешанность на сравнении себя с собачонкой, ты замечал?       — Заткнись и спи.       — Я бы с радостью, но мне тут препятствует огромная жаркая туша, — пинаю его ногу своей.       В отместку он забирается на меня полностью, распластавшись.       — Твою мать, сколько ты весишь? — я даже глаза выпучиваю.       — Да Время его знает. Думаешь, в условиях моей жизни есть место на то, чтобы взвешиваться? — складывает руки на моей груди и кладёт на них подбородок. — Это ведь я ещё и худой, как никогда прежде.       — Да я чувствую. Скрипишь тут об меня своими костями.       — А сам-то, — тычет пальцами мне в бока.       — Так, ты спать собирался вообще-то!       Издаёт какой-то нервный смешок и скатывается с меня, возвращаясь на прежнее место. Хвост перекидывает через талию, ближе к себе. Идиот. Отворачиваюсь и устраиваюсь поудобнее. Ещё некоторое время пялюсь на дверь, но всё хорошо. Сон наконец-то приходит.       Теперь просыпаюсь уже в девять. Недосып почти не ощутим. Быстро сбегав в ванную, затем набрав чистой одежды в шкафу и окончательно проснувшись, я прихожу к тому, что раньше мой сонный мозг посчитал не столь существенным, чтобы этим стоило заняться мгновенно. Грёбаное мясо! Я быстро комкаю пакет, пихая его под кровать. Выкину отдельно. Хватаю записку, прячу в ящик стола. Наконец пинаю коленом спящего Персифаля под зад. Действует мгновенно.       — Какого чёрта ты опять буянишь?! — он садится, быстро моргая и пытаясь разлепить глаза.       — О, ты перенял от меня привычку чертыхаться, кажется.       — Бенджамин!       Тяну его за рукав.       — Кто принёс тебе человечину? Это очень важно!       Тёмное лицо искривляет злобная гримаса.       — И ты ради этого снова не даёшь мне выспаться?! Это же вполне может подождать.       Он отцепляет мою руку от себя и снова ложится на кровать, отворачиваясь спиной.       — За нами ведь наверняка… Да не наверняка, а точно следят!.. Да вставай же, тупое ты ленивое существо! — я снова пинаю его, на этот раз стопой.       — Так, — резко поднимается и становится передо мной, угрожающе возвышаясь. — Не выводи меня из себя, пожалуйста. Времени ради, почему ты на любое событие, колыхающее твою никчёмную человеческую жизнь, реагируешь истерикой?       — Да потому, что я пытаюсь не колыхать её всеми возможными способами: я трачу уйму мартиновых денег на психолога, я пытаюсь преодолеть тревожность и депрессивность. А твоё присутствие постоянно подкидывает мне ещё, и ещё, и ещё, — с каждым «ещё» я обречённо стучусь лбом об его ключицу.       Он издаёт какой-то измученный не то стон, не то вой.       — Какой же ты раздражающий. Так и быть, я пожертвую своим драгоценным сном и уделю немного времени твоим проблемам. Но потом ты не трогаешь меня весь день. Вообще.       — Идеально.       Персифаль кивает сам себе, вдобавок ударяя хвостом спинку кровати. Складывает руки на груди, готовый слушать.       — Кто прислал пакет?       Хмурится.       — Ты больной? Откуда я знаю?       — Должен знать.       Он обходит меня, направляясь к подоконнику. Забирается на него.       — С чего бы? Я же с тобой был.       Я немного теряюсь.       — Это-то да, но что насчёт тварей, которые на твоей стороне?       — Таких нет.       — Тайные союзники?       — Исключено.       — Бред какой-то… Ведь должна быть хоть одна тварь, которая…       — Это были не твари, Бен, — он роется в заднем кармане своих штанов и достаёт небольшую вещицу. Бросает мне в руки.       Я с удивлением рассматриваю номерную бирку.       — Кто-то очень спешил, раз не удосужился снять её с ноги. Наверняка в морге надо было действовать быстро. Да и стоило умудриться доставить его в таком хорошем состоянии. Почти свеженький, — он улыбается, обнажая все зубы.       У меня внутри всё холодеет. Не может быть. Человек?.. Какой человек в здравом уме станет помогать твари выжить? Я шокировано поднимаю взгляд на Персифаля. Рассматривает свои пальцы, всё ещё улыбаясь.       — Ты знаешь, кто это?..       — Сказал же, не представляю, — он переводит взгляд на меня, как-то хищно взмахивая кончиком хвоста и не прекращая улыбаться. Что-то мне это не нравится.       Я подхожу к письменному столу и снова достаю записку. Почерк мне абсолютно ни о чём не говорит. Судя по голосу из телефона, это был мужчина. Скорее всего, средних лет или даже старше. Прячу номерную бирку, сверху кладу письмо. Доброжелатель, да?..       — Получается, люди в курсе, что у меня дома живёт тварь.       — Один человек. Интересно, правда?       — Скорее, нервно. Почему один?       — Я вижу сразу несколько причин, но мне уж очень лень расписывать их тебе, — свешивает ногу, покачивая ею.       — Персифаль…       — Да-да-да. Это очень важно, иначе случится что-то плохое, — он сдавленно хихикает себе под нос.       Я подхожу к нему, хватая за плечо и немного разворачивая к себе. Замечаю, что взгляд у него немного расфокусирован, но стоит мне обратить на себя внимание, как он тут же полностью сосредотачивается. Склоняет голову к плечу.       — Что?       — С тобой что-то не так.       — Разве ты не всегда так считал?       — Да нет же, — наклоняюсь к нему, внимательно смотря в глаза. Неужели всё-таки отравился?       — Со мной всё в порядке.       — Ты странно себя ведёшь.       Внезапно тянется ко мне, опираясь руками на подоконник. Сталкивается со мной лбами.       — Насколько странно?       — Ровно настолько, чтобы мне стало не по себе. Ты дурачишься или что?       Скалится, уткнувшись своим носом в мой.       — Если бы я тебя не знал, я бы сейчас тебя съел. Ты ужасно классно пахнешь.       Я кривлю лицо, ударяя его по затылку.       — У тебя это сезонное, что ли?       — Откуда я знаю, я раньше с людьми не сталкивался на длительный период. А ещё мне в голову пришла одна идея относительно тебя, которой я пока не собираюсь делиться. И знаешь, что?       — Ну?       — Это интересно.       Закатываю глаза. Ну и бред.       — Мне куда более интересна твоя мысль по поводу случившегося, а не то, почему у тебя от запахов крыша едет.       — Подумай сам, — он снова распластывается на подоконнике, закинув ноги вверх. — Сложно найти себе компанию по интересам, которая горела бы совместной идеей помочь твари. Ладно, если бы это были учёные, но не патологоанатом же.       — Ой, ты такие сложные слова знаешь? — я язвительно ухмыляюсь.       — Именно. К тому же, я придерживаюсь версии о том, что он действовал быстро.       Игнорирует мой подкол. Я вспоминаю, что и сам собирался быть серьёзным.       — Хм… Да и в записке было «доброжелатель», а не «доброжелатели».       — Ну вот, — он садится. — Я думаю, если он захочет, то ещё покажется на глаза. А пока что тебе не о чём беспокоиться. Даже если кто-то знает, что я часто бываю здесь, он не будет болтать об этом.       — Хочется верить… И всё же, человек. Чертовщина какая-то, — я мотаю головой.       Персифаль только пожимает плечами, поэтому я решаю пока что оставить эту тему и заняться насущными делами. В конце концов, выбор у меня небольшой. Ждать новостей, да и только.       Как и обещал, я оставляю тварь в покое.       На кухне нахожу Мартина.       — Утра.       Он зачем-то внимательно и долго смотрит на меня.       — Что-то не так?       Отводит взгляд, кивая на тумбу.       — Я оставил тебе немного тостов с яичницей.       Благодарно киваю. Беру тарелку и сажусь напротив него. Завтракаю в тишине. Атмосфера почему-то немного давит. Возможно, брат встал не с той ноги. Не хотелось бы сейчас разбираться ещё и с ним.       Закончив, я направляюсь к раковине.       — Оставь. Сам потом сделаю.       Пожимаю плечами. Сам так сам.       Немного покачавшись с носка на пятку, я понимаю, что разговаривать он со мной не собирается, поэтому решаю разумно уйти. Сегодня всё какое-то не такое.       Обратно в спальню не хочется, поэтому я устраиваюсь в гостиной, копаясь в телефоне. Филипп засыпал меня аудиосообщениями. Не хочу их слушать. Вот Кэтрин наоборот не даёт о себе знать. Решаю сам отправить ей несколько сообщений в стиле «привет, как дела». В сети её сейчас нет, а жаль.       Я начинаю скучать. Может быть, позвонить подруге? Не знаю, предложить встретиться там.       Внезапно я вспоминаю, что у меня сейчас должна быть лекция. Последняя неделя дистанционного обучения, чёрт возьми! Быстро ищу на телефоне нужный курс. На семнадцать минут я уже опоздал. Разумнее было бы забить и вообще не появляться, но я планирую пропустить завтрашние практические вместо этого. Подключаюсь к серверу и, написав преподавателю несколько извинительных предложений, разваливаюсь, закинув ноги на журнальный столик и слушая его монотонный голос.       Настолько монотонный, что в какой-то момент даже начинаю засыпать. Всё равно думать об обустройстве линии на заводе не особо интересно.       — Бенджи?       Вскидываю голову. Видимо, Мартин всё же решает поговорить.       — У тебя пара?       — Да, но не бери в голову, — я сбавляю звук в телефоне до минимума.       Садится рядом.       — Думал отложить на потом, но… — вздыхает. — У меня сегодня день решительных действий. Знаешь, я всегда пытался быть с тобой открытым. Знаю, что ты пытался тоже… — он закусывает губу. — Да к чёрту. Не люблю бессмысленные вступления. Бен, ты взрослый человек, и имеешь полное право на личную жизнь, в которой нет моего присутствия. Но если ты регулярно приводишь кого-то к нам домой, мне хотелось бы, по крайней мере, быть в курсе.       Я моментально вытягиваюсь.       — Ты знаешь, я не…       — Бен! Не держи меня за идиота, пожалуйста. На диване светлые волосы, в душе светлые волосы, в твоей комнате постоянно будто слоны топают, ты всегда там с кем-то разговариваешь, часто на повышенных тонах.       Я собираюсь возразить.       — И нет, это не скайп, потому что твоего собеседника я тоже отчётливо слышу.       Возражений не остаётся. Блядство.       — Ты знаешь, я никогда не стану просто так врываться к тебе в комнату. Но мне всё больше кажется, что ты пытаешься выставить меня слепым, глухим и тупым. Я даже догадываюсь, почему.       — Не хотелось бы мне слышать эти догадки.       Он устало потирает виски. Преподаватель в телефоне начинает нести что-то о поколении, на которое нельзя положиться.       — Бен, давай начистоту. У тебя там парень?       — Да с чего ты взял?!       — Не паникуй. Как ещё это, по-твоему, выглядит со стороны? Я слышу мужской голос из твоей спальни, порой даже поздно ночью, когда выхожу в туалет, — я прямо чувствую, как моё лицо становится всё бледнее. — Да, Бен, я про вчерашнюю ночь говорю. Соответственно, этот человек ночует у тебя, плюс пользуется ванной. А теперь скажи мне, пожалуйста, когда в последний раз у тебя были такие близкие друзья? Я знаю о Кэтрин, знаю о том, как тебя достаёт Филипп. Но тут ты ни слова не говоришь о человеке, который проводит с тобой намного больше времени, чем они оба вместе взятые.       Моё лицо уже вряд ли отличается цветом от моего белоснежного свитера.       — Знаешь, я ещё и не раз вспоминаю о том, как ты рвался на работу в Индианаполис ради какой-то там девушки. А после про неё ни слова. Напрашивается логичный вывод. А была ли это девушка? Или, может быть, парень, который втихую почти что переехал в нашу квартиру, чтобы быть с тобой вместе?       Я обхватываю голову руками, цепляясь в свои волосы. Это ни хрена не логичный вывод.       — К тому же, сегодня утром я наткнулся на большую вскрытую коробку прямо под дверью, — блять! — Свозите сюда его вещи?       Я делаю глубокий вдох. Выставляю перед ним руки, словно пытаясь защититься.       — Мартин. Дорогой мой заботливый Мартин. Слушай. Ты заблуждаешься. Это… Понимаешь…       Почему оправдания так сложно придумывать?       — Бен, мне тоже сложно. Но, в конце концов, мы семья. Ты единственный родной человек, который у меня остался. И я попытаюсь, правда, очень попытаюсь принять это. Да, это сложно, да, я уже вряд ли смогу воспринимать тебя как прежде. Но я точно не собираюсь поднимать этот вопрос не в твою пользу.       Я сижу, скрючившись, как креветка. На душу валун за валуном падает его мнение. Конечно же, Мартин не прав. Но и, чёрт возьми, не совсем ошибается! Я не знаю, как выйти из этого! Я просто не знаю! У меня нет времени придумывать оправдания.       — Я понимаю, почему пока что не хочешь нас знакомить. Я и сам ещё не до конца это всё переварил и принял. Не хотелось бы показаться не с лучшей стороны… Но мне хотя бы будет легче, если я буду знать правду.       Что ж. Ну что ж. Бежать некуда. Я начинаю глупо нервно хихикать.       — Знаешь, ты не совсем угадал. Он не из Индианаполиса и он не мой парень. У нас… Сложные отношения.       — Но они не совсем дружеские, я прав?       Киваю. Он кивает тоже.       — Бенджи, я правда приму это. Всё же для меня главное, чтобы рядом с тобой был хороший человек. И я готов переступить через свои принципы – даже если это мужчина.       Я хихикаю всё громче, скатываясь по дивану вниз. О-о-о, Персифаль – очень хороший человек. Если не брать во внимание небольшой изъян в том, что в этом существе нет абсолютно ничего человеческого – просто идеальный!       Резко затыкаюсь. Хотя бы это я обязан сохранить в тайне. Сажусь ровно.       — Нервы.       — Всё в порядке, я тоже нервничаю. Как-никак это непростой и откровенный разговор.       Я прикрываю глаза. Не думал, что до этого дойдёт, но раз уж дошло, надо поддерживать его теорию. Всё будет хорошо.       — Знаешь, я ужасно счастлив, что мой брат именно ты. Мне кажется, ты самый понимающий Мартин из всех возможных Мартинов в мире.       Он с улыбкой треплет меня по голове.       — А ведь в детстве ты превращал мою жизнь в сущий кошмар.       — Ты мою тоже. Но всё изменилось после смерти родителей. Я осознал, что только ты у меня остался, и что мне придётся приложить все возможные усилия, чтобы поставить тебя на ноги.       — Марти, мне всегда было стыдно за это. Я отнял у тебя шанс на хорошую работу и спокойную жизнь.       Он притягивает меня к себе.       — Я всё наверстаю, когда ты закончишь учёбу. К тому же, если бы не эта работа, я бы никогда не встретил Люси, — он ненадолго замолкает, обдумывая что-то. — Знаешь, я сделал ей предложение…       Я резко отстраняюсь.       — Ты сейчас серьёзно?! — кивает. — И ты всё это время ходил с таким каменным лицом и продолжал переживать обо мне?! — кивает. — Постой… Что она сказала?..       Его лицо расплывается в блаженной улыбке.       — Мартин, мать твою!       Я обхватываю брата и крепко прижимаю к себе. Обнимает в ответ.       — Так, когда ты успел?       — Сегодня утром. У неё смена начиналась в шесть тридцать, я решил подъехать к этому времени и сделать сюрприз. Говорил же, во мне сегодня много решительности.       — Ты серьёзно? Господи, только тебе могло прийти в голову подобное.       — Зато настроение на весь рабочий день. Вечером, кстати, привезу её к нам.       — С ночёвкой?       — Скорее всего. Будем праздновать.       — Мне освободить комнату?       Он озадаченно хмыкает.       — Хорошо было бы. Но ведь я не ошибусь, если скажу, что твой таинственный не-парень сейчас тоже здесь?       Я виновато сцепляю зубы.       — Да-а.       — В таком случае, не вижу другого выхода, кроме как разложить диваны, — он задумчиво стучит пальцами по подлокотнику. — Думаю, как-то совсем неприлично получится, если мы даже не увидим друг друга.       — Я не готов, Мартин! А он против! Всё в порядке, никто не обижен!       — Бен, это странно выглядит. Мы живём в одном доме, а он от меня прячется. Я чувствую себя неловко и негостеприимно.       — Ты только что говорил, что и сам пока не переварил это. Вот буквально только что!       — Так и есть, но всё же…       Он устало откидывается на спинку дивана. Я знаю, что об этом не следует беспокоиться, потому что он ни за что не будет лезть в мою комнату против моей воли.       Тут мой мобильный начинает трезвонить. Смотрю на экран и корчу рожу. Филипп, чтоб его. Мартин заглядывает мне через плечо.       — Не понимаю, почему ты просто не перестанешь общаться с ним.       — Я подловил себя на том, что я какой-то слабохарактерный в этом плане. А ещё у меня в голове постоянно сидит идея о том, что мне нужно больше друзей, потому что Алрой когда-то так сказал.       Я вздыхаю и поднимаю трубку. Сразу же встаю и ухожу в коридор. Привычка.       — Бен?       — Он самый, — я скучающе рассматриваю зелёные обои, принимаясь их ковырять.       — Как ты? Я тебе там писал, но ты, видимо, не заметил, поэтому решил позвонить.       — Я в порядке. Был занят, — прислоняюсь лицом к стене.       — Понятно. Слушай, погода сейчас такая хорошая. Давай встретимся где?       У меня со злости аж зубы сводит.       — Нет. Фил, я не хочу видеться с тобой настолько часто.       В идеале – никогда.       Я решаю пойти в спальню. Зажимаю телефон между ухом и плечом, поправляя ворот свитера, и сажусь на кровать.       — Пожалуйста, Бен!       — Почему ты всегда просишь об этом так, будто бы от того зависит твоя жизнь?       Мне в шею сзади утыкается чужая голова. Филипп на том конце линии издаёт какие-то странные звуки, похожие на пищащий кашель.       — У меня столько новостей. Да и ты расскажешь что-то.       — Мне нечего тебе рассказывать, — я кладу ладонь Персифалю на затылок, постукивая по нему пальцами.       Он внезапно пихает свою голову мне под подбородок. Тяну за ухо.       — Ну, хоть что-то же у тебя в жизни происходит.       — Совершенно ничего.       — Бен, ну ведь не сложно же!       Я хмурюсь.       — Какого чёрта ты кричишь?       Он ненадолго затихает. Персифаль лениво перебирает складки на моём рукаве, нервно дёргая носом, когда Филипп начинает говорить слишком громко.       — Прости. Но знаешь… Я ведь искренне хочу с тобой дружить!       — Да, я в курсе. Но в последнее время ты просто давишь на меня, и только.       — Тем более, позволь мне загладить вину.       — Не сейчас, Фил. Оставь меня в покое на какое-то время.       — Что ж, хорошо. Как скажешь. Я не хочу надоедать.       Он быстро переобувается и сбрасывает, не дав мне ничего ответить. Какого хрена? Цокнув, кидаю телефон подальше на кровать и сам падаю на неё же, раскинув руки в стороны.       — Все сегодня какие-то странные. Ты в том числе.       Он забирается мне на бёдра.       — Разве?       — Ага. Кстати. Мартин в курсе о тебе. Но считает, что ты человек.       — Какая жалость, — ложится сверху, широко размахивая хвостом и едва ли не сбивая предметы с тумбочки.       — Я смотрю, тебя вообще ничем не напугать.       — Так и есть, — довольно прикрывает глаза.       Видимо, под давлением всех сегодняшних странностей я и сам начинаю чувствовать себя как-то не так. Особенно, когда Персифаль начинает лезть ко мне. Я смотрю на его лицо и понимаю, что, в общем-то, не особо против. Стоит ли мне пытаться подавить в себе эти порывы?       Протягиваю руку и провожу пальцами по его подбородку, слегка отклонив чужое лицо в сторону.       — Что? — скалится.       — Никогда не замечал, чтобы у тебя росла борода.       — У виллиасцев мужского пола это больше редкость, чем норма. Это как с цветом волос. Ты можешь быть брюнетом, а можешь и не быть.       Я случайно задеваю пальцами его губы. В голову лезут всякие странности.       — Сколько тебе лет?       — Я не помню. Кажется, двадцать семь. Но на деле около ста.       — Ничего себе. Почему так?       — Виллиасцы перестают расти со временем. Этот возраст определяется случайно, но чаще всего до сорока. Считай, это наше проклятие.       — Проклятие?       Он перехватывает мою руку своей. Прижимает пальцы к своему носу и глубоко вдыхает.       — Да. Время в моём мире огорчилось и оставило нас.       — Какая странная фраза.       — Но так и есть. Мы пытаемся его вернуть, но пока безуспешно. Как видишь, последняя попытка привела к тому, что всему живому пришлось срочно эвакуироваться на Землю.       — Стой, так поэтому?!..       Он кивает, прикрывая глаза. Чёрт возьми, я сейчас ненароком узнал тайну, которая тревожит человечество вот уже пять лет?       — Бен, ты мне нужен!       Я закатываю глаза, услышав голос Мартина. Какая-то чарующая атмосфера, успевшая появиться в воздухе, вмиг рассеивается.       — Слезай.       — Не хочу. Ты сейчас на удивление отзывчивый.       — Не привыкай только.       — И не собирался.       Он как-то особенно вкрадчиво улыбается, и от этой улыбки по моему телу начинают бегать огромные мураши. Что я творю…       — Бе-ен!       — Пять минут, Марти! — кричу в ответ.       Персифаль скатывается с меня и садится рядом. Сажусь тоже.       — Времени ради, почему ему всегда что-то надо?       — Потому что он мой брат… Почему ты постоянно говоришь о времени?       — Потому что.       Ну и не надо. Я встаю, потягиваясь.       — Мне сегодня снилась какая-то хрень, где было время и твари. Наверняка из-за тебя и твоей речи… Эй!..       Он внезапно хватает меня за плечи и разворачивает к себе. Смотрит как-то взволнованно и недоверчиво.       — Чего ты?       — Не может быть… Бен, это был хороший сон или кошмар?       Я озадаченно хмурюсь.       — Ну, скорее, кошмар. Не понимаю, почему это важно.       — Ты сказал, там были твари?       Он меня слегка встряхивает.       — Да что такое?! Одна тварь, и всё!       — Как он выглядел?!       — Персифаль, какого чёрта, это всего лишь сон!       — Как он выглядел, Бен?! — сжимает мои плечи всё сильнее, и в его выражении лица я подмечаю испуг.       — Я не знаю, не видел! На нём как будто бы был череп! Отстань!       — Плохо, плохо, плохо, — он сминает одежду на моих плечах, сильно нервничая. — Послушай, Бен, это очень важно. В этом сне ты думал или говорил обо мне?       — Да откуда я знаю, боги!       — Вспоминай! — встряхивает. — Любая мысль, хоть что-либо, связанное со мной, тебе приходило в голову?!       Да отстань же ты, блять.       — Нет, не приходило. Успокойся, чёрт возьми!       — Ты уверен, что нет?       — Уверен!       Наконец-то отпускает. Глубоко вдыхает и расслабляется. Он верит в сны или типа того? Странно.       — Хорошо. Это очень хорошо, — даже слегка улыбается.       — Хорошо то, что я не думал о тебе во сне? — скептически приподнимаю бровь.       — Да. Ты мой умница!       На эмоциях он внезапно обхватывает моё лицо ладонями и наклоняется ближе. Я успеваю подумать о том, что сейчас случится что-то неожиданное, но нет. Замерев на секунду, отпускает меня и отстраняется. Почему-то этот жест вызывает во мне небольшое раздражение и негодование.       — Думаю, брат тебя уже заждался.       Я киваю, слегка потеряв связь с реальностью, но встаю и выхожу из комнаты. Прикрывая за собой дверь, успеваю заметить, как тварь нервно бьёт хвостом по кровати.       День сегодня определённо безумный.