Cupio

      Я стою перед обувающимся Мартином, выслушивая указания. В мыслях какой-то хаос.       — Мы вернёмся около восьми. Я тебя очень прошу, приберись к этому времени хотя бы самую малость, — застёгивает куртку, нервно дёргая молнию. — А ещё разложи диваны.       — Будет сделано, — я вручаю ему шапку. — Не переживай ты так.       — Не могу. Всё это слишком волнующе, и я в нетерпении.       Он бросает взгляд на своё отражение в небольшом зеркале, воодушевлённо улыбается сам себе, треплет меня по волосам и уходит (на деле, почти убегает), заперев за собой замок. Жду некоторое время, чтобы точно не вернулся.       — Открыты тварям все двери!       После моего многозначительного крика, Персифаль тут же высовывается из комнаты. Громко топая, идёт в гостиную. Я же вздыхаю и принимаюсь за уборку.       На самом деле, у меня не так много времени. Пускай до восьми ещё приличное количество часов, лучше всё сделать заранее. Если оставлю на потом, то могу забыться, или же влюблённая парочка вернётся пораньше. Так-то я ни сном, ни духом об их сегодняшних планах.       Кроме того, судя по всему, ужинать мы будем на кухне. С неё и решаю начать. Протираю поверхности, подметаю пол. Думаю, никто плакать не станет, если я не буду его мыть. Даже достаю всякие тарелки-стаканы, чтобы ополоснуть их и засервировать стол. Марти оценит. Тщательно выбираю салфетки. Вот честно, обожаю внезапные мини-праздники. Это почти всегда вкусная еда и приятная атмосфера. Тем более по такому поводу. Слегка улыбаюсь. Мартин – чей-то жених. Даже верится с трудом. Пускай Люси и показалась мне неприветливой во время нашего знакомства, но я уверен, что у нас будет время узнать друг друга получше.       Меня вдруг укалывает привычное чувство вины и мысль о том, что я лишний. Но я стараюсь от него отмахнуться. В прямом смысле машу рукой, когда направляюсь в гостиную. С кухней закончил. Времени ушло немалое количество.       Персифаль успел развалиться на диване, закинув ногу на ногу, а руки на спинку. Я перебираюсь через него, чтобы подойти к шкафу. Лениво протираю снаружи. Он всегда покрывается пылью быстрее, чем я успеваю отложить тряпку, и за это я его ненавижу. Внутрь даже лезть не хочу, там обычно всякий хлам.       Тут меня озаряет.       Открываю верхнюю дверцу, начиная копаться. Помню же, что закинул сюда. А с того времени совсем забыл и не перекладывал.       Бинго. Достаю из глубины слегка мятый пакет. Поворачиваюсь.       — Хэй, что я вспомнил!       Персифаль заинтересованно приподнимает бровь. Бросаю в него пакет.       — Это тебе.       — В смысле?       — В смысле загляни внутрь.       Он следует моим указаниям и с удивлением для себя достаёт белые шапку и шарф.       — Я их ещё осенью покупал, но совсем из головы вылетело. Да-да, специально тебе выбирал, — добавляю, встретив его недоумевающий взгляд.       — Не знал, что ты тогда питал ко мне такие тёплые чувства.       — Вообще, я надеялся, что мы подружимся или типа того.       Тварь обматывает шарф вокруг шеи.       — И как твои ожидания?       Я довольно продолжительное время молча смотрю на него. Прикрывает глаза, зарываясь носом в мягкий материал.       — Оправдались.       Протягивает руку.       — Иди ко мне.       Почему-то я опять вспоминаю свой сегодняшний сон. На мгновение становится очень не по себе.       Он хватает меня за запястье и тянет на себя. Усаживает на колени.       — Снова приставать будешь?       — Думаю, да, — обхватывает руками за поясницу.       — Ты, правда, сегодня странный.       — Хотя бы потому, что я поел и перестал быть развалиной. В остальном, если ты подзабыл, я всегда был таким.       Я поправляю шарф на его шее.       — Угадал с тем, что на тебе неплохо будет смотреться белый. Хотя не то чтобы я разбираюсь в таких сочетаниях. Выбирал по принципу «светлое к тёмному».       — Меня всегда бесил этот цвет.       — А жаль. Он хороший.       — И я доволен. Спасибо.       Я начинаю соскальзывать с худых ног, и он снова притягивает меня ближе, обхватывая сильнее.       — Ты даже не против, — склоняет голову к плечу. Заметил, что у него это частый жест.       — Мне немного надоело быть против.       Мой взгляд падает на часы позади Персифаля. Вздыхаю.       — Ещё диван нужно разобрать.       — Зачем? — отпускает меня.       — Мартин приедет со своей пассией. Они решили пожениться сегодня.       Тварь встаёт, освобождая мне пространство.       — То есть, они всегда будут вместе?       — Время покажет. У тебя дома не так? — я отодвигаю столик, стараясь ничего не задеть.       — Вполне себе так. Но есть некоторые отличия.       — Расскажешь? — с силой давлю на диван, чтобы он нормально разложился.       — Ну-у… Виллиасцы подходят к вопросу заключения брака очень тщательно, делая себе прогнозы чуть ли не на всю жизнь.       — Так, а в чём же заключаются отличия? Многие люди тоже так делают, — раскладываю второй диван.       — Несмотря на это, все виллиасцы по своей природе поли… Поли… Почему на английском так сложно произносится? В общем, в какой-то степени они начинают испытывать околоромантические чувства ко всем, кто им хоть немного приятен. Допустим, то, что я постоянно жму тебя к себе, как ты говоришь, пристаю, бодаю тебя головой — именно из-за этой видовой черты. Все виллиасцы до одури тактильные существа.       — Подожди, то есть, у тебя это проявляется и ко мне?.. — я недоверчиво смотрю на него, доставая постельное бельё.       — По сути. Я тоже удивился поначалу, но всё оказалось куда интереснее, чем я предполагал.       — Для меня это странно, — я заканчиваю формировать из двух диванов одну большую кровать и устало сажусь на неё. Он забирается с другой стороны и садится спиной ко мне. Опираемся друг на друга. — Зачем искать кого-то одного, если вы там все друг друга любите?       — Ты немного неправильно выражаешься. О любви ко всем вокруг не идёт и речи. Это немного другое, и мне очень сложно объяснить тебе подобное, потому что ты вырос в среде, где нормой является не допускать личного контакта с другими, если у тебя есть партнёр.       Я хихикаю.       — Проще говоря, вы все извращенцы.       Он пихает меня локтем.       — Да шучу я. Неудивительно, что в другом мире к этому совсем другой подход. Я бы сказал, судя по твоему поведению, что ты, хоть и полностью больной извращенец, но иногда и правда попросту тактильный и открытый. Чаще всего меня это бесит, — я кладу голову на согнутые колени. — Мартин, когда мы говорили о твоём существовании, решил, что ты мой парень. Он негативно к этому относится. А у вас существует гомофобия?       — Я не помню, Бен.       — То есть? — слегка запрокидываю голову назад.       — Сейчас её точно не существует. Мы просто в какой-то момент перестали обращать внимание на пол, — он хмыкает. — Помню, ты просил меня рассказать, почему я с тобой переспал тогда?       — Точно.       — По нескольким, зависимым друг от друга причинам. Видишь ли, когда произошло огорчение Времени, в моём мире произошли очень странные и необратимые изменения. Например, мы начали стремительно забывать обо всём, что было до этого. Откуда мы взялись, кем мы были. Хотя уверены, что точно помнили это до какого-то момента. Наш мир остановился, и у нас не осталось ни прошлого, ни будущего. Именно тогда же мы и перестали обращать внимание на пол друг друга. Не совру, если скажу, что все виллиасцы страдают от апатии, от бессмысленности. Просто потому, что ничего не меняется. Мы живём в замкнутом пространстве, где четыре времени года существуют одновременно, где нет городов, других стран, нет денег и какого-либо смысла. Мы делаем вид, что у нас есть работа, чтобы создать иллюзию движения. Дети посещают один и тот же класс в школе год за годом, чтобы сделать вид, что всё нормально, хотя на самом деле давно изучили всё, что только можно было. Бен, у нас пятилетние дети знают высшую математику. Разум работает, тело стоит на месте. Меньше всего нас волнует какой-то там пол.       Я не знаю, что ответить. Это звучит совсем нереально, совсем странно и невозможно. Это абсолютно не совпадает с моими представлениями.       — То есть, первая причина в том, что тебе плевать на пол?       — Да, — недолго молчит, обдумывая, что говорить дальше. — Необратимые изменения на этом не закончились. В какой-то момент мы поняли, что теперь бесплодны. И тут наш организм сделал огромный психологический и физиологический кувырок, пытаясь спасти вид от вымирания. Совершенно бессмысленно и тупо, но что поделаешь. Это как раз-таки то, о чём я тебе говорил. Жуткая тактильность, любвеобильность, либидо, превышающее стандартное человеческое в разы. Привыклось, конечно. Но новые повадки уже прочно укрепились в сознании и даже в культуре. Я набросился на тебя потому, что мне тогда снесло крышу после пяти лет отсутствия хоть какого-либо контакта, и потому, что у меня в голове мысль о том, что мне могут отказать очень слабая ввиду опыта только с такими же сородичами.       — Звучит это всё равно не очень приятно. Типа, ты же разумное существо, неужели прямо совсем сдержать себя в руках не получилось?       Спрашиваю я после того, как всё уже давно произошло. Молодец.       — Насколько я знаю, у некоторых людей тоже бывает так, что длительное отсутствие секса сказывается психологически. Умножь это ощущение на три, затем добавь пять лет полного одиночества – и получишь меня. Вообще, есть ещё одна, уже искренне личная причина. Видишь ли, я чертовски любопытный, если дело касается существ не моего вида. Ещё до попадания на Землю я был исследователем. Ну, это громко сказано. По сути, я всю свою жизнь прожил в лесу, делая заметки о жутких существах и пытаясь контактировать с ними. Тем не менее, я совсем не научился контактировать с себе подобными. Или с тобой.       — То есть, я для тебя интересен, как объект для исследования?       — Да нет же. Это приятный бонус во время нахождения рядом с тобой. Я подмечаю все твои привычки, жесты, реакции, сравниваю их со своими. Мы очень похожи, но в то же время, ты совсем другой. Ты вызываешь у меня столько любопытства, сколько не вызывает ни одно существо из моего мира. Пускай некоторых из них и можно назвать по-своему разумными, но они всё равно животные. А тут ты. Человек. Сказалось ещё и то, что я загнивал со скуки в полном одиночестве. Тогда, у меня дома, мне было та-а-ак интересно, каково заниматься сексом с тобой, что я даже не стал пытаться себя сдерживать. Собственно, утром я разозлился на себя именно поэтому.       Я довольно хмыкаю. В голове всплывают его слова с того вечера. О том, не заводит ли меня осознание того, что мы собираемся переспать, несмотря на то, что мы человек и тварь. Конечно, в этом есть доля какого-то фетишизма, но если говорить о любопытстве… Вполне себе похоже.       Теперь, когда я знаю о его мотивах и даже понимаю, как он может себя чувствовать, на душе становится совсем хорошо. Тем не менее.       — Если ты ещё хоть пальцем тронешь мою задницу без моего согласия, я солью полиции все данные о тебе и о твоём виде.       — Справедливо.       Вот. Теперь всё просто идеально. Я понимаю его, я перестал подстраиваться под мысли о том, как отреагировала бы общественность. Честно, я чувствую себя так хорошо сейчас, что мне хочется плакать. Какое охрененное ощущение. Алрой бы с ума сошёл от счастья.       Но вместо того, чтобы расплакаться как идиот, я внезапно решаю вылить эту энергию в другое русло. В целом, почему бы и нет. Тем более, день и его настроение сегодня прямо-таки располагают к себе.       Ощущая себя крайне коварным типом, я сползаю с кровати, поворачиваясь к твари и обнимая со спины.       — Чего это ты на нежности разошёлся?       Одариваю его самой широкой улыбкой из всех, что есть в моём арсенале.       — Помнишь, как мы бесились в снегу?       — Ещё бы.       — Так вот…       И я ощутимо дёргаю его за хвост. В руке даже остаётся несколько волосков, но я не обращаю внимания, сразу же вскакивая на ноги и убегая из комнаты. Наконец-то я сделал это! Ожидаемая реакция следует незамедлительно. Я залетаю в ванную, успев захлопнуть дверь буквально за секунду до того, как Персифаль наваливается на неё.       — Я надеюсь, ты помнишь, что это для меня – не проблема?       — Да-а-а.       Нервно осматриваясь, я отступаю назад, забираюсь в душевую кабинку и хватаю в руки шланг в качестве средства защиты. Из коридора слышно, как он агрессивно машет хвостом, задевая дверные косяки. Наблюдая за мной, можно было бы спросить, зачем это мне? Как будто я знаю. Просто так. От стресса тоже надо как-то избавляться.       Ожидаемо дверь слетает с петель после мощного толчка. Прямо как тогда, после Индианаполиса. Заметив меня, Персифаль медленно подходит, хищно растопырив когти. Я начинаю немного панически, немного истерически ржать и, нащупав пальцами кран сзади, включаю душ, щедро окатывая его с головы до ног тёплой водой. Ни секунды не медля, тварь бросается на меня. Не выдержав его веса, падаю на пол, больно ударяясь затылком и продолжая заливать всё вокруг себя. Мир перед глазами начинает немного вращаться. Персифаль угрожающе нависает надо мной.       — Какого хрена ты творишь?!       Вместо ответа я направляю струю воды ему в лицо. Тот подпрыгивает от неожиданности и быстро обтирается не менее мокрыми рукавами. Пока я снова начинаю нелепо хихикать, он нервно рычит. Пытается выбить шланг у меня из рук, отчего мы долго и молча возимся на мокром полу, творя беспредел. Я даже не ожидал, что у меня такая хорошая хватка. Когда же Персифалю это, наконец, удаётся, он в отместку начинает поливать меня, как розы в саду. Я пинаю его ногой, пытаясь отплеваться от излишков воды во рту и тяжело дыша.       — Что, герой-придурок на сегодня устал? — наклоняется ближе ко мне, коварно улыбаясь. С его волос мне на лицо капает вода.       — Да.       Я сажусь, поднимая руку вверх и выключая поток воды. Прислоняюсь к стенке кабинки, пытаясь отдышаться. Лицо Персифаля всё ещё слишком близко к моему. Я смотрю в его глаза с приоткрытым ртом, после чего запрокидываю голову и мучительно вою.       — Это же сейчас всё убирать!       — Ой, надо же, ты всё-таки вспомнил.       — Заткнись.       Мы молча сидим некоторое время, слушая дыхание друг друга. Все эмоции я выпустил. Теперь даже немного стыдно. Тварь вдруг утыкается своим лбом в мой и тявкающе хихикает.       — Ну ты и придурок.       — Не спорю.       — Больше никогда не дёргай меня за хвост. Это больно.       Киваю. Кажется, начинаю замерзать. Персифаля тоже потряхивает. Меня снова начинают посещать непривычные мысли. Которые, тем не менее, звучат очень привлекательно.       Заставив себя не думать об этом, просто кладу руку ему на плечо.       — Мы шарф испортили.       — Высохнет. Кстати, тебе придётся одолжить мне какую-то одежду.       — Не думаю, что у меня найдётся что-то твоего размера.       — Просто коротковато будет. А так мы вроде не сильно отличаемся по фигуре.       — Серьёзно?       — Да. Я был даже удивлён. Для того, кто совершенно не занимается спортом, у тебя вполне себе неплохое тело. А поскольку я сейчас очень тощий, возможно, мне твоя одежда даже мешковатой будет.       — Ох, ну пойдём, подберём тебе что-то.       Мы достаточно неловко поднимаемся на ноги. Я оцениваю масштабы бардака. Лениво пожимаю плечами.       — Пол протру, а остальное само высохнет.       Мартин бы уже убил за эти слова. Снимаю свитер, бросая его в ванную.       — Лучше всё-таки сам пробегусь в комнату. Возьми пока вон то полотенце и вытри себе волосы. Ну и остальные мохнатые части.       — Если я заболею, я займу твою кровать, а тебя выкину в окно, — он аккуратно ступает по скользкому полу.       Я широкими шагами пересекаю коридор и направляюсь к своему шкафу с одеждой. Даже не знаю, что бы ему такого придумать. Думаю, есть смысл дать ему не штаны, а шорты. Во-первых, любые мои штаны всё равно будут ему ужасно короткими из-за длины ног, а во-вторых, я не уверен, что он просунет в них свою широкую лапу.       Достаю шорты.       Вот насчёт верхней части одежды – я прямо теряюсь. Вроде как он всё же шире в плечах. Ну, длиннее меня уж точно. Получается, что бы я ни выбрал, оно будет смотреться коротко. Как он и говорил. Тогда и смысла думать нет. Сам сказал, что ему всё подойдёт.       Достаю свой запасной домашний свитер.       Успеваю сам переодеться и протереть волосы, а уже после зову его к себе.       — Переодевайся здесь, я пока придумаю, что делать с полом.       — Уж постарайся.       Он берёт в руки предложенные вещи и скептически рассматривает.       — Ты должен быть благодарнее.       — Да за что?!       Закрываю дверь. Вообще, дело плохо. Мартин и Люси приедут примерно через полчаса. Для начала развешиваю свои мокрые вещи на бельевой верёвке над ванной. Надо бы и вещи Персифаля сюда пристроить. К слову, я сейчас заметил, что за всё время пребывания у меня он их ни разу не стирал. Душ принимал почти каждый день, а однажды я даже застукал его за тем, как он чистил зубы моей пастой. Ну, как чистил. Елозил по ним пальцем. Объяснил это тем, что в человеческом мире нет такой зубной щётки, которая подошла бы ему. Я не стал ему доказывать, что уж любая щётка лучше пальца. Вот про одежду забыл. Тем не менее, от него никогда не воняло. Просто иногда пахло сильнее, чем обычно, но всё теми же нарциссами и кровью. Сейчас неплохая возможность, чтобы это исправить.       Я достаю швабру и делаю вид, что тщательно мою пол, равномерно размазывая воду по поверхности. Ванной всё не ограничивается, и мне приходится в итоге помыть коридор, чтобы деть куда-то влагу. Вообще, куда больше пострадали мы сами, чем комната. Удивительно, но оно и к лучшему.       Справляюсь минут за пятнадцать. Дополнительно развешиваю полотенца и убираю чересчур мокрые предметы на полку, подальше от мартиновых глаз. Затем решаю вернуться в комнату, чтобы забрать чужую одежду. На мокром полу остаются мои следы.       Я открываю дверь и на секунду впадаю в ступор. Сначала не понимаю, что не так, но потом до меня доходит.       — Вау…       Он вопросительно склоняет голову к плечу.       — Я впервые вижу твои ноги.       Оказывается, он не покрыт шерстью до пояса, как я себе представлял ранее. Ею покрыта только стопа, от пальцев до пятки. Затем её линия роста неравномерно заканчивается, переходя в такую же кожу «блондинистого» оттенка, как и на пальцах рук, и уже затем пятнами переходя в привычную тёмную. В целом, его ноги ничем не отличаются от человеческих примерно до щиколоток.       — Не совпало с твоими ожиданиями?       — Нисколько. Но выглядит прикольно.       Я собираю его одежду и отношу к бельевой корзине. В глаза бросается пуговица на задней части штанов, видимо, необходимая из-за наличия хвоста. Любопытно. По пути замечаю ещё кое-что, что требует незамедлительного вмешательства. Возвращаюсь в комнату.       — Поставь дверь на место.       Он делает недовольное лицо.       — По мне, и так неплохо. Не будешь постоянно прятаться там.       — Всего-то два раза было.       Он недовольно рычит, вставая с кровати и подтягивая шорты. Видимо, пуговица сзади всё же очень важна. Но ничего. Не умрёт, если немного так походит.       — Только давай быстрее, Мартин вернётся с минуты на минуту.       — Да понял я!       Оставляет меня в комнате одного. Слышу, как возится с дверью. Я удивлён, что её ещё не пришлось менять. Сама квартира, если можно так выразиться, крепкая. И не слишком старая. Вроде бы мой отец даже был причастен к строительству этого дома. Он был инженером. Мать часто меняла сферу деятельности, пытаясь найти что-то своё.       Я вздыхаю, прислоняясь лицом к стене. Пора бы навестить их на кладбище. Я слишком давно там не был. Мартин тоже.       Мне вдруг вспоминается, как когда-то я винил Персифаля в их смерти. Думаю, мне просто необходимо было выплеснуть на него ярость. Найти крайнего. После я редко когда об этом думал. Тем более, постепенно привыкая к твари.       Удивительно, как он смог перевернуть мою жизнь с ног на голову за каких-то несколько месяцев. Привнести, так сказать, краски. Конечно, Персифаль как личность весьма особенный и ненормальный. Потому и краски кровавые. Вот чем это обернётся в итоге – приходится только гадать.       — Я не уверен, что она теперь закроется, но попытаться стоит, — он проскальзывает мимо меня в комнату. — А ещё я, кажется, слышу шаги в подъезде.       Я киваю и выхожу в коридор, оставляя тварь в комнате. Все по местам, как говорится. Пытаюсь создать на своём лице видимость того, что всё прекрасно (не учитывая, конечно, мокрых волос). Персифаль не соврал, потому что уже через несколько секунд я слышу, как поворачивается ключ в замке. Выхожу навстречу. Надо, наверное, сказать что-то.       «Поздравляю с помолвкой»?       Или «надеюсь, мой брат не убьёт тебя чрезмерной заботой»?       Они заходят в прихожую. Из меня тут же вылетает громко-нелепое:       — Приве-е-ет!       Мысленно даю себе подзатыльник. Люси поджимает губы, пока Мартин снимает с неё куртку.       — Здравствуй, Бенджамин.       — Пойди разбери это всё, — брат кивает на пакеты, которые он положил рядом.       Я тут же подхватываю их и ретируюсь на кухню. Уже и забыл, какой у Люси неприятный взгляд. В какой-либо другой день я бы начал вредничать, но сейчас мне хочется поддержать Марти и быть доброжелательным. Тем более, после того, как он максимально вежливо отнёсся к ситуации с Персифалем. Ну, я уверен, что всё было бы гораздо хуже, узнай брат всю правду…       Я достаю многочисленную еду, завёрнутую в пищевую плёнку и несколько разных бутылок алкоголя. Опять что-то новое. Тут же начинаю расставлять это всё на столе. Похоже, заказали в ресторане или ещё где. Собственно, примерно на это я и рассчитывал.       Мартин заглядывает на кухню.       — Какого чёрта в ванной такой срач?       Указываю на свои волосы.       — Я неудачно помыл голову.       — Как можно было помыть её настолько неудачно?       Кажется, он не верит мне ни капли. Немного сверлит взглядом, строя в голове догадки, но после уходит. Меня такие претензии не беспокоят.       Они моют руки, затем мы с братом продолжаем разбираться с едой. Всего не так много, как хотелось бы, но ничего страшного. Главное торжество далеко впереди.       Люси в это время уходит в его спальню, чтобы оставить вещи. Уже вскоре мы садимся праздновать. До этого Мартин ещё немного выедает мне мозг на тему того, не хочет ли Персифаль присоединиться. Удаётся убедить и переключить его внимание на пассию. Пока что. В дальнейшем с этим надо будет что-то решать.       Брат разливает вино.       — Это не та дрянь, что мы пили на Новый год.       — А я помню, что было вкусно. Ты каждый раз так говоришь, да и вообще, не сильно же разбираешься, — ковыряю вилкой рыбу.       — Советовался с Норманом.       Люси поворачивается ко мне.       — Завтра мы поедем к моим родителям. Они пока не в курсе.       Пожимаю плечами. Зачем мне эта информация?       — Что ж, может быть, ты хочешь произнести тост? Поздравить нас?       — Да не особо…       Мартин пинает мою ногу под столом. Вздыхаю. Что ж, ещё одна минута позора в моей жизни. Не удосужившись встать, приподнимаю свой бокал.       — Надеюсь, вы будете счастливы и ваша любовь не сдуется через пару лет. Любви, здоровья там, детей – и денег, желательно.       Мартин обречённо закрывает лицо руками, потирая глаза. Мне не стыдно. Он прекрасно знает, как сильно я ненавижу такие моменты. Опускаю бокал, тут же выпивая почти половину. Гадость какая-то.       К моему удивлению, Люси тихо посмеивается. Быть может, она и собиралась выставить меня дураком. Бесит немного.       Несмотря на это, вечер проходит вполне приятно. Мы болтаем ни о чём и быстро разбираемся со скромным ужином и бутылкой вина. Его действие уже неплохо так ощущается. Тем не менее, мысли в голове остаются вполне себе ясными. Остальное даже не трогаем. Я лениво разваливаюсь на стуле, немного объевшись, пока новоиспеченная парочка нежничает друг с другом. Смотрю на них и чувствую себя как никогда лишним. Блядство, может, я попросту ревную Мартина к кому-то, кому он будет уделять больше внимания или типа того? Боюсь, что мне не на кого будет положиться, и я останусь один, пока он будет занят своей собственной семьёй? Конечно же, это нормально. Возможно, я просто немного наивно и незрело к этому отношусь. Надо бы поспрашивать об этом у Алроя.       Люси увлекает брата в нежный и любящий поцелуй, и я замечаю, как на его губах расцветает улыбка. Лениво подпираю щёку рукой. Нет, всё хорошо. Он счастлив, и это главное. В конце концов, моя жизнь тоже не будет всё время вертеться вокруг дома. Уже вскоре мне предстоит искать себе работу и серьёзно задумываться о будущем. Возможно, я даже смогу куда-нибудь переехать.       Я понимаю, что будет вежливо сейчас оставить их наедине, поэтому молча встаю со стола, под конец опустошив свой бокал полностью. Никто не пытается меня задержать, поэтому, лениво потягиваясь, я выхожу из кухни, заворачиваю в ванную, где ненадолго застреваю в душе, затем направляюсь к себе. В мыслях обрывками пляшут какие-то странные рассуждения.       Персифаль находится за моим письменным столом. Изучает наушники. В комнате темно, поэтому его глаза излучают слабый свет.       — Отпраздновал?       — Ещё как. В целом, мне даже понравилось.       Подхожу к нему, отнимая свою технику.       — Ты говорил, что его невеста тебя бесит.       — Так и есть.       Разворачивается на компьютерном кресле, вытянув ноги.       — В этом мире вообще существует кто-то, кто тебя не раздражает?       — Конечно. Алрой.       Персифаль вопросительно поджимает брови, слегка наклонив голову.       — Психолог.       Он кивает и ухмыляется, легонько потянув меня за нос.       — У тебя изо рта алкоголем воняет.       — А ты думал, мы там газировку распивать будем?       — Нет, конечно. Это я к слову, — что-то делает с моими рукавами. — Мне даже нравится. Уже и не помню, когда пил что-то такое в последний раз. А от запаха даже меня немного пробирает.       — Каким образом? Ты идиот.       — Поговори мне тут. Мой организм легко подобным подкупить.       — Конкретно твой или?..       Кивает, не дослушав. Разваливается на кресле, запрокинув голову и покачиваясь.       — У меня всё наоборот. Я даже не знаю, сколько мне надо выпить, чтобы нормально так опьянеть и перестать себя контролировать.       — Вот поэтому ты и скучный, — упирается в меня лапой, отталкиваясь.       — Всяко лучше, чем быть тобой.       Воздуха вокруг словно становится как-то меньше. Делаю глубокий вдох. Персифаль поднимается и проскальзывает мимо меня, в шутку клацнув зубами над самым ухом. По телу проносится табун мурашек.       В голову вдруг приходит интересная мысль.       — А открой рот полностью.       Он замирает перед самой кроватью.       — Зачем?       — Мне интересно.       Смеётся:       — Не испугаешься?       — Тебя-то? — я ухмыляюсь в ответ. — То время, когда у тебя была возможность напугать меня, прошло.       — Как жаль. Мне это действительно нравилось.       Он смеётся ещё громче, хватая меня за руку и притягивая к себе. Сажусь рядом. Лучше бы свет включить, но можно и так. Даже интереснее. Хочу раз и навсегда перестать его бояться.       Персифаль успокаивается и слегка приоткрывает рот, обнажая опасно острые зубы. Я почему-то не могу оторвать от них взгляд, хотя уже сотню раз наблюдал его клыкастый оскал. Такими только кости дробить. Затем он слабо двигает мышцами, будто собирается улыбнуться. И его тварья пасть мгновенно увеличивается в размерах, поджимая нос и опуская нижнюю челюсть. Я слегка вздрагиваю. Картина внезапная и не из приятных.       Замирает. Замечаю, что в уголках губ натягиваются тонкие ткани. Как у животных. Мышцы слегка подрагивают, будто бы ему тяжело держать рот в таком положении.       Я придвигаюсь ближе, оперевшись рукой об колено Персифаля и заглядывая в пасть. Да уж, пережуёт и не заметит. А клыки-то какие разнообразные. И мелкие, и крупные, и длинные, и тупые. Как с такими адекватно разговаривать? Что-то дёргает меня поступить максимально дебильно, и я протягиваю вторую руку, проталкивая её сквозь зубы. Охренеть, кажется, она реально без проблем влезет целиком!       Но он тут же перехватывает её, быстро вытаскивая и захлопывая пасть. Смотрит на меня крайне раздражённо.       — Ты хоть немного думаешь перед тем, как что-то сделать?!       — Сейчас точно нет.       Ощутимо ударяет меня по макушке.       — Это опасно!       — Понял, понял. Мне хотелось проверить, влезет ли она целиком.       — Бен, ты либо правда пьян, либо совсем больной. Ты мог просто спросить, — он раздражённо виляет хвостом.       — Знаю, — мне нечем оправдать своё действительно тупое действие, поэтому я перевожу разговор в другое русло. — Сколько там зубов?       — Ровно тридцать шесть штук.       — Странно, почему-то мне казалось, что больше, когда так делал Седеус.       — У страха глаза велики.       Скорее всего, так и есть. Я неосознанно убираю волосы с его глаз, витая где-то в своих мрачных мыслях.       — Никогда больше так не делай.       — Надо было тебе причесаться.       — Без тебя знаю. Ты меня услышал?       Киваю. Он недовольно вздыхает и убирает мою руку. Мы какое-то время просто сидим и смотрим друг на друга. Замечаю, как у него постепенно затухают глаза. В комнате уже совсем темно.       — Свет включить, что ли.       — Нет, и так нормально.       — Конечно, ты же видишь в темноте.       Почему-то я начинаю нервничать. В голове всплывают обрывки воспоминаний из той ночи, когда мы переспали. Тогда было так же темно. Только атмосфера сейчас совсем другая.       Тем не менее, я протягиваю руку и нащупываю выключатель от напольной лампы. Комнату заполняет мягкий тусклый свет. Успеваю заметить, как зрачки Персифаля мгновенно сужаются, превращаясь в две крохотные точки. Настолько маленькие, что их почти и не видно. Он смотрит на меня крайне внимательно, практически пустые жёлтые глаза чертовски гипнотизируют. Слегка склоняет голову к плечу, хрустя шеей. Да сколько можно.       Я понимаю, что, кажется, попал.       Не прерывая зрительного контакта, наклоняется ко мне и замирает. Я почему-то снова чувствую раздражение.       — Блять, давай уже. Я же не один об этом думаю весь день.       Персифаль запрокидывает голову, заходясь мягким, немного нечеловеческим смехом.       После чего прислоняется ближе и несильно прикусывает мою верхнюю губу. Сволочь.       — Как же ты достал.       — Тебя так весело дразнить.       — Нашёл развлечение.       Вместо ответа он что-то фыркает себе под нос, взмахивая хвостом, и снова прижимается к моим губам, на этот раз целуя нормально. Сразу обхватывает за плечи. Я же сижу камнем, гоняя по телу табуны мурашек размером с птицееда. После цепляюсь за ворот своего же свитера на нём, притягивая ближе и немного обнажая чужое плечо. Голова начинает кружиться, и я делаю глубокий вдох, улавливая его запах. Отвечаю на поцелуй.       Стыдно себе признаться, что я действительно не раз ловил себя на мыслях об этом. Но Персифаль, зараза, сегодня какой-то особенно притягательный. То ли от того, что ожил после еды, то ли дело в том, что я наконец-то успокоился после его рассказа. Без понятия. Но факт остаётся фактом. К чёрту все блядские нравоучения, страдающий морализатор Бенджамин Фэйн сегодня недоступен.       Заранее знаю, что, скорее всего, завтра буду убиваться. Но до завтра ещё надо дожить.       А пока что я сосредотачиваюсь на том, чтобы не задеть своим языком острые зубы твари. Натыкаюсь на его язык. Чертовски странное и уже давно забытое ощущение вспыхивает в голове.       Да, в моей жизни уже были поцелуи, и не раз. И такие глубокие, как сейчас, всегда вызывали смешанные эмоции. Это и прикольно, и не совсем приятно. Но не настолько, чтобы прекращать.       Он не выдерживает и отрывается от меня, тут же вцепляясь зубами в многострадальное плечо. Видимо, он просто не умеет не кусаться. По крайней мере, не всегда.       Скользит руками мне под свитер. Честно, я уже и забыл, что они такие горячие. Старые ощущения щекочут нервы, и меня слегка потряхивает.       Тем не менее, с удивлением для себя подмечаю, что сейчас мне не совсем страшно. Да, стоило сделать этот вывод пораньше, но я был несколько занят другим. Тем не менее, удивительно. Неужели у меня и правда получилось полностью послабить свои «железные устои»? Нет, дело не совсем в этом. Думаю, мы просто реально привыкли друг к другу. Возможно, сказалось сожительство. Персифаль и сам относится ко мне совершенно иначе, чем месяц назад. И позволяет мне больше в отношении себя. А раз так…       Я ненавязчиво повторяю его движения, забираясь руками под одежду, и с удивлением для себя обнаруживаю, что он вполне приятный на ощупь. Кожа тёплая, но не такая мягкая, как моя. Оно и понятно, твари больше двигаются. Вообще, назвать Персифаля мускулистым язык не поворачивается. Особенно сейчас.       — Поверить не могу, ты начал активничать.       — А ты возражаешь?       Скалится. Конечно же, он не против. Я скольжу руками по тёмным бокам.       — Ты вполне себе уверенный сейчас.       — Потому что это обоюдно, очевидно же.       — Нет, я о том, что ты как будто знаешь, что делать. Ты уже занимался с кем-то сексом до меня?       — Мгм, — я киваю, проводя рукой по его груди и задирая свитер выше. — Хотя, это и сексом толком не назовёшь. Нам было по шестнадцать, и мы захотели новых ощущений. Но испугались крови, и на этом всё закончилось. Оказалось, у неё просто начались критические дни.       — Мерзость какая.       — То есть то, что ты трахал меня в задницу – не мерзость?       — Нет, конечно. Это же мы с тобой.       Пихает меня, заставляя лечь, и забирается сверху. Тяжёлый.       — Знаешь, я был бы не против поменяться ролями.       Он ненадолго задумывается, закусывая губу.       — Заманчивое предложение. Но не в этот раз.       — Ну и зря.       Хихикает, расстёгивая мне штаны. Прижимает к себе, обхватывая ягодицы руками.       — Я же говорил, если ты ещё хоть раз тронешь мою задницу…       — Ты сказал, без согласия, — он смеётся громче, обнажая зубы.       И ведь даже возразить нечего. Сучий хер.       Проводит носом по моему торсу, слегка потеревшись. Уверен, нюхает. Я зарываюсь руками в его волосы, несильно дёргая за прядки. Резко приподнимается вверх, снова лезет целоваться. Сжимаю волосы сильнее. Он что-то задевает хвостом, сбрасывая на пол. Только бы не телефон.       Дыхание сбивается. Ноги сильно подрагивают. Не припомню, чтобы со мной когда-нибудь такое было. Скольжу пальцами по чужой спине. Затем по торсу, плавно спускаясь вниз. Мне немного не по себе, но ничего критичного. На секунду замираю, но он сам берёт мою руку и опускает вниз.       — Нечего брезговать, у тебя такой же.       — Да мало ли.       Я осторожно прохожусь ладонью по его промежности, прощупывая сквозь шорты.       — Ты не носишь бельё?       Мотает головой, слишком занятый моей шеей, чтобы отвечать.       — Извращенец, что ли? — вопрос, конечно, риторический.       — Скорее, несчастное существо без возможности обзавестись трусами.       Я прыскаю от смеха, утыкаясь лбом в его ключицу. А ведь мне это никогда и в голову не приходило. Хотя нет, вру. Помнится, я думал о том, есть ли на нём трусы. Ещё во вторую или третью нашу встречу. Так странно.       Персифаль слегка отстраняется и садится, чтобы раздеться. Я сажусь тоже. Он снимает шорты, и я не сдерживаюсь, громко выкрикивая:       — Он пятнистый!       Крайне скептично приподнимает бровь.       — И как это я раньше не заметил?       Я на всякий случай смотрю в сторону двери.       — Но серьёзно. Почему так?       — А я откуда знаю? Это половые пятна, и я с ними родился. Как и с теми, что на пальцах, на ногах и на спине.       — Охренеть, — я внимательно рассматриваю его член.       Реально от моего ничем не отличается – кроме того, что он наполовину тёмный, наполовину «блондинистый». Волос у него там, кстати, совсем нет. Обязательно спрошу насчёт этого. Анатомия удивительна.       Персифалю это, по всей видимости, надоедает, поэтому он многозначительно напоминает мне, что мы тут, вообще-то, не половые органы в детском саду рассматриваем. Прижимает к себе и скользит рукой мне в трусы, сжимая полувозбуждённый член. Как-то это у него получается настолько приятно, что я не сдерживаюсь и выгибаю бёдра навстречу. Обхватываю за шею, чтобы ему было удобнее. Он внезапно обвивает свой хвост вокруг моей талии, словно приобнимая, и мурашки начинают гонять по телу с новой силой.       Где-то на полу начинает звонить мой телефон. Всё-таки упал. Поворачиваю голову в ту сторону, но Персифаль не даёт возможности отвлечься, увлекая в новый поцелуй.       Блядь, я даже не думал, что с ним может быть так вполне себе неплохо. Настолько, что реально не хочется отвлекаться.       Я снова кладу руку на его, теперь уже обнажённый, член. Он охренеть какой горячий. Персифаль улыбается в поцелуй. Я всё же случайно задеваю языком его зубы, и чувствую, что он начинает побаливать. Сейчас это не особо волнует. Отрывается.       — Времени ради, какой же ты, оказывается, отзывчивый.       Вместо ответа, я сжимаю его мошонку, и внезапно слышу, как из его рта вырывается не то вздох, не то стон. Этот факт подначивает меня действовать активнее. Он даже ноги раздвигает сильнее. Всё абсолютно не так, как в первый раз. И абсолютно не так, как когда-либо до этого.       Внезапно в мои мысли закрадывается привычное, но неожиданное сейчас чувство вины за свои действия. Потихоньку нарастает, заставляя задуматься над тем, что же я всё-таки делаю, и что так нельзя. И это желание пострадать меня вдруг так раздражает, что я впиваюсь в губы твари передо мной, целуя, кусая, вымещая на него все проклятые эмоции, делая всё наперекор правильному себе. Персифалю, похоже, нравится. Чёрт возьми, я бы реально был не против побыть сверху. Когда-нибудь подумаем над этим.       Он отрывается от моих губ и проводит языком по ушной раковине.       — Что-то в тебе очевидно меняется.       — Снова мысли о том, что ты тварь.       — И?       — И поэтому допускать такого контакта нельзя.       — Можно, Бен. Нам с тобой сейчас всё можно… У тебя есть эрогенные зоны? — его голос понижается почти что до мурлычущего баритона.       Вздрагиваю.       — Я не знаю. Не было возможности проверить.       Кусает за мочку, слегка подрагивая. Я чувствую, что близок к тому, чтобы кончить. Ощущения непередаваемые.       Он вдруг отстраняется и полностью стягивает с меня всю нижнюю часть одежды. Остаёмся в одних свитерах. Налегает сверху. Я понимаю, что он собирается делать и начинаю нервничать. Вздыхает.       — Я крайне постараюсь, чтобы было не так больно, как тогда. Только, времени ради, расслабь задницу и настройся.       Я решаю довериться. Если сейчас всё было по-другому, то почему бы и не поверить в то, что и дальше будет так же. Пытаясь не дёргаться, устраиваюсь удобнее и глубоко вдыхаю, прикрыв глаза. Тут же чувствую, как он медленно и осторожно давит на задний проход. Боги, только бы не когтистыми пальцами. Стоп.       Я открываю глаза. Его руки по обе стороны от моего лица. И это явно пока что не член.       — Персифаль?..       Заметив мой недоуменный взгляд, он улыбается и заигрывающе двигает бровями. Подождите, что?!       — Ты сейчас серьёзно?!       Кивает, довольный собой. Охренеть. Просто охренеть. Куда катится этот мир.       Он делает внутри какое-то небольшое движение, и мне становится далеко не до того, что именно он там в меня засунул. Тихо шиплю, цепляясь за его плечи.       — Настолько больно?       — Не так, как в первый раз, но да.       — Ничего. Потерпи немного.       Киваю. Он продолжает. Я отмечаю, что сейчас он и правда куда аккуратнее. Я бы сказал, осознаннее. Именно этот факт меня успокаивает, и я продолжаю терпеть. Вскоре и правда становится лучше. Не совсем, не до конца, но лучше.       И мы переходим к непосредственно сексу. Боль накрывает меня волнами, которые то приходят, то уходят. Меня неистово трясёт, и я сосредотачиваю всё свое внимание на его глазах. Персифаль пытается двигаться плавно, хотя иногда не выдерживает, и его переклинивает на резкие, бешеные рывки. Снова синяки, снова укусы и кровоточащие плечи. Он бьёт хвостом по кровати так сильно и громко, что мне приходится перехватить его руками, чтобы не привлечь лишнего внимания. С рыком впивается в мои губы, приподнимая за бёдра. Меня трясёт так, что он с трудом удерживает в руках моё тело. В голове вспыхивает гамма ощущений. Взрывается, разнося все мысли в щепки. Невыносимо жарко. Немного больно. Охренеть как хорошо. Морально – и даже физически вполне себе. Никогда со мной такого не было.       В какой-то момент я сам с силой вцепляюсь зубами в его кожу, лишь бы не издавать громких звуков. Совершенно не забочусь о силе укуса, и поэтому ощущаю во рту привкус тварьей крови. Конечно, рана тут же затягивается. Он словно что-то нереальное. Демон из преисподней. Коварный соблазнитель. Самый невообразимый монстр на моей памяти.       Я натыкаюсь взглядом на его лицо, рассматриваю опущенные уши, сомкнутые глаза и губы. Протягиваю руки и цепляюсь за его скулы, как в первый раз. Прогибаюсь в спине. Случайно ударяю его дрожащими ногами. Кажется, будто у меня начинаются конвульсии. Персифаль рычит, входя под другим углом и ещё глубже. Я морщусь, шире раздвигая ноги. Чувствую себя чертовски испорченным и потерянным. Разум всё ещё пытается что-то там утверждать о вопиющей неправильности. Но мне впервые в жизни так плевать, что аж страшно.       Он закидывает одну руку куда-то мне за голову, второй небрежно проходясь по моему члену. Целует в шею. И я понимаю, что я всё. Запрокидываю голову, судорожно дыша и дёргаясь, как сумасшедший. Персифаль понимает, что я больше вряд ли выдержу, поэтому ускоряется ещё сильнее, чем до этого. Ещё немного двигается и кусается, прежде чем наконец-то кончает тоже.       Я широко раскидываю руки, немного выпучив глаза и дыша так, словно пробежал марафон. Он выглядит не лучше, приподнимаясь на дрожащих руках и прилагая усилия, чтобы отползти от меня и упасть рядом. Лежим и приходим в себя где-то минут пятнадцать. После чего Персифаль свистяще выдыхает через нос и произносит шёпотом:       — Пиздец.       Точнее и не скажешь. Я только набираю в грудь побольше воздуха, чувствуя, как колотится сердце. Надо бы в душ. Ещё раз. Как-нибудь.       Со стоном перекатываюсь на другой бок. Опять всё тело болит. К счастью, сегодня пострадала не спина, а только плечи.       — Как дальше функционировать? — бормочу в одеяло.       Он только мычит, видимо, чувствуя себя так же.       Пролежав ещё минут десять, всё же нахожу в себе силы встать.       — Ты куда?       — Мыться. Пойдёшь после меня.       Мычит. Я собираю свои штаны и неаккуратно напяливаю. Осторожно выбираюсь из комнаты и иду в ванную. Стоя в душевой кабине, долго пытаюсь унять дрожь в коленях. А когда, наконец, заканчиваю свои дела и возвращаюсь, то обнаруживаю, что Персифаль уже спит. Ну, как всегда. Устало падаю рядом. Пиздец. Очевидно, день сегодня не безумный. Он просто вконец сумасшедший и переломный. Таких дней в моей жизни ещё не было. Как и такого опыта.       Больше нет никаких сил думать, поэтому я закрываю глаза и потихоньку засыпаю, чувствуя, как начинает побаливать голова. Где-то на границе между сном и реальностью я словно чувствую чужое присутствие и улавливаю взмах чего-то белого.       Сон получается тревожным.