draw my love

      День все разгорался, и к вечеру прохладнее не становилось вовсе. Тэхен сначала и представить не мог, над чем будет работать, потому что вообще сказал это друзьям только, чтобы они ушли, а потом вдруг взял кисти с красками, новый холст и не смог остановиться до самой ночи. Работал даже в полутьме и не замечал этого. Обычно анализируя каждое свое действие и получившийся результат, в этот раз он рисовал словно во сне, едва ли контролируя движения кисти. Все мысли были об одном, так или иначе возвращались к Чонгуку и тому, как внезапно тот ушел. Не то чтобы в этом было что-то необычное и не свойственное любому человеку. Просто он ушел и унес что-то с собой. Это не давало покоя.       Два раза за ночь Тэхен прерывался, просыпаясь, чтобы выпить чаю покрепче и перекусить бутербродом. До готовки не было дела, он оборачивался через комнату на холст и не понимал, почему пишет именно это, почему в его голове вдруг возник образ места, в котором он совершенно точно никогда в жизни не был, и почему, смотря на картину, возникает ощущение, будто оно что-то значит. Еще один вопрос без ответа. Под утро у Тэхена уже возникает целый ворох смутных ощущений насчет его собственной жизни, в которой спокойное и тихое существование сменяется прямо сейчас на нечто, что, он не уверен, хотел ли бы вообще.       В каком-то смысле, конечно, хотел, одной сильно заскучавшей частью себя, желающей новых ощущений и событий. Только при этом ведь всегда есть и другая часть, с излишней осторожностью относящаяся ко всему новому и необычному, привыкшая к старому порядку вещей и не желавшая подставляться под удар, оберегающая спокойствие размеренной жизни. Прямо сейчас Тэхен переживал подобную борьбу впервые настолько сильно и совсем не знал, что ему с этим делать. Хотя в глубине души и понимал, что делать нечего, что должно случиться — то и случится. Так что был ли смысл увиливать и убегать от этого? Тэхен считал, что нет, и уже неосознанно готовился к чему-то, что совершенно точно скоро изменит его жизнь.       А Чонгук только тому и радовался в ту ночь, что количеству посетителей в баре. Потому что приготовление коктейлей и разлив пива занимали его голову и не давали проходу мыслям о…       — И все-таки, где ты был перед сменой? Что такого отвлекло тебя, что ты забыл про работу? — спросила напарница, когда ближе к утру большинство посетителей уже отправились по домам, напившись вдоволь. Она убирала чистые бокалы и не дотягивалась до верхней полки без маленькой табуретки, а Чонгука отгоняла с самого первого дня, не позволяя помогать. — И не говори мне про сон, я не поверю, что ты просто проспал.       — Ты слишком любопытная, тебе не кажется? — ответил Чонгук, не оборачиваясь к ней, чтобы не показать смущение, максимально тщательно вытирая барную стойку. Он вполне мог протереть в лакированном дереве дыру.       — Нет, — с легкой улыбкой ответила Юнвон и подошла поближе, чтобы выловить взгляд младшего напарника. Конечно, она прекрасно видела, что происходит, и ей до жути было интересно узнать подробности. — Ну хотя бы имя скажи?       — Какое имя?       — Ой, Чонгук-и, — она легко толкнула его локтем, усмехаясь, — понятное же дело, ты с кем-то был.       — Какая разница с кем…       — Так, значит, я права?       — Нет.       Смущение Чонгука было уже слишком очевидным, и он видел, что напарница не верит ни одному его слову, но не знал, почему все еще предпринимает попытки отвертеться от правды. На самом деле ему не хотелось признаваться даже перед самим собой. Все-таки однажды он дал себе обещание, что ничего такого не повторится, и честно надеялся, что сможет сдержать его.       — Чонгук, ты несешь бред, ты знаешь это? Может, тогда просто скажешь что-то типа «извини, я не могу рассказать тебе об этом, это слишком личное», а не…       — Извини, я не могу рассказать тебе об этом, это слишком личное, — он повторил слово в слово без единой эмоции на лице, пока они сходили с ума у него в голове. Работа шла так хорошо сегодня, надо же было напарнице начать личный разговор. Гуку нравились ее участливость и желание помочь, он знал, что она может, но в этот раз ему все это виделось бестактным любопытством.       — Издеваешься надо мной?       — Прости, просто… — Чонгук посмотрел ей в глаза, замерев на несколько долгих мгновений, и со вздохом сказал честно: — Я не уверен ни в чем, что сейчас происходит, так что не готов сказать. Не заставляй меня, ладно?       Видит бог, он выглядел таким милым и несмелым ребенком в этот момент, что Юнвон, понятное дело, больше не стала ничего выпытывать, умиляясь до состояния внутреннего писка и воображаемых сердечек вокруг нее.       — Хорошо, да, конечно, — она тепло улыбнулась ему и положила руку на плечо. — Я все понимаю, не торопись ни в коем случае. И если что, можешь поговорить со мной, ты ведь знаешь, я знаток любовных дел.       — Да почему сразу любовных-то… — тихо пробурчал Чонгук, улыбаясь и почти признавая в душе правоту подруги. Черт возьми, ведь она и правда в таком не ошибается.       Было уже четыре утра, и последние посетители с неохотой уходили. Под конец смены всегда наваливается уборка и подсчет выручки, они легли на усталые плечи, но сегодня — более приятно, чем обычно. Чонгук приводил рабочее место в полный порядок и был ужасно рад не думать ни о чем, кроме работы. Хоть и знал, что как только выйдет из бара и направится домой, мысли и воспоминания, смешавшись, снова накроют его с головой. А потом он, скорее всего, снова не сможет уснуть, ворочаясь на диване под сопение, помноженное на два, из соседней комнаты и пение птиц за окном.       День с самого утра обещает быть жарким, но в квартире Юнги и Чимина всегда темно и прохладно, как в пещере. Кое-как, конечно, только к восьми или девяти, когда оба соседа уже уйдут по делам и на работу, Чонгук сможет с трудом провалиться в сон. В котором его давно ждет один из нарочно забытых дней его прошлого, пока за плотными шторами солнце нещадно сжигает город.       Его смех, казалось, разносился эхом по всей безлюдной улице. Это было в конце лета в Пусане до того, как семья Чонгука переехала. Было раннее утро после бессонной ночи, когда все еще было хорошо. Он держал его за руку.       — Хватит, будешь смеяться так громко, моя мама услышит нас через два квартала и придет раздавать пинков за то, что мы не спим, — говорит Чонгук и еле сдерживает смех, наблюдая за чужим весельем.       Да, они должны были выспаться перед поездкой на большую экскурсию, но не смогли уснуть и сдались после двух часов ночи, решив пойти гулять по спящему городу. Теперь уже солнце слепило им глаза, ярко выползая из-за крыш домов и листвы деревьев, а через час надо было бы явиться домой к завтраку, чтобы ещё через час снова встретиться у школьного автобуса. Расставаться им, конечно, жуть как не хотелось.       Пытаясь отдышаться от смеха, друг обнял его и почти повис без сил. Он ниже Чонгука на целую голову и даже сейчас жалуется «ах, какой же ты высокий, Гук-а, я еле дотягиваюсь», но обнимает, и они оба знают, что ему так очень даже удобно. Никто уже не помнит, в чем была соль той шутки.       Птичья трель разносится прямо над головой, мимо не спеша проезжает машина. Серебристая. Солнце играет на ней бликами, пока она не скрывается за поворотом.       — Надо идти, — говорит Чонгук тихо и прижимает друга к себе ближе.       — Надо… — отзывается тот, поднимая взгляд.       Все вокруг тебя кажется таким волшебным, и даже сказки про соулмейтов стали реальностью. В самом деле, Чонгук все еще не мог в это поверить, хоть они и встретили друг друга почти целый год назад. Хоть сердце и замирает в который раз, когда он целует его так нежно. Гук тут же краснеет — боится, что кто-то увидит.       — Ну все, пойдем теперь, — говорит, отстраняясь, а он снова смеется и улыбается своей счастливой, все еще детской улыбкой. Самой искренней и чистой.       Их ждет такое классное приключение, и они спешат домой, чтобы поскорее снова увидеться и быть вместе. Автобус отправляется в семь сорок, ни минутой позже. Чонгук ждет поездку в Тэгу с таким нетерпением, словно знает, что там его что-то ждет, но…       Он просыпается в полутьме пещеры со слезами на глазах, переворачивает намокшую подушку на холодную сторону и ложится на спину, смотря в потолок. В квартире так тихо, что Чонгук боится в этой гробовой тишине вдруг услышать собственные всхлипы. «Лучше бы все-таки не ложился», — думает он, хмурясь и отчаянно прогоняя слезы. Некоторые воспоминания так тяжело бывает запрятать подальше, чтобы продолжать жить нормальной жизнью, и тем больнее, когда они берут и возвращаются вот так, сами по себе. Хотя Чонгук знал, что вызвало их, но не хотел, совсем не хотел об этом думать. Ему хотелось уснуть и забыться, но страх повторения сна заставил в конце концов лежать дальше. Лежать и мучиться одному, пока Юнги или Чимин не вернутся, чтобы было ради кого надеть свою столь привычную маску.       Тэхен же весь этот день продолжал работать над картиной, нихрена не понимая, что, зачем и почему, но продолжая и уже прикидывая, за сколько можно было бы продать ее. Он неосознанно убеждал себя, что действительно собирается выставить ее на продажу. «Вообще не могу представить, что это за место и где оно может быть», — думал Тэ, осматривая почти законченный результат. Время уже шло к вечеру, на улице и в мансарде стояла духота, а на телефоне светилось уже пять пропущенных вызовов и несколько сообщений. Все это Ким заметил, лишь когда закончил и позволил себе выйти на балкон, чтобы подышать и хотя бы осознать, сколько времени он провел в забвении работы.       Солнце садится, ветра почти никакого. Воздух раскален, но уже понемногу остывает. Закатные лучи окрашивают небо огнем и бликуют от крыш домов прямо в глаза. Дыша как будто впервые с ухода друзей, Тэхен проверяет сообщения и принимает решение не перезванивать никому.       Одна пара записалась на завтра для соединения душ, Чимин спрашивал как-то слишком настойчиво о том, как дела, а старые знакомые звали провести с ними время, что буквально означало «выпить». И еще что-то странное, Тэхен смотрел на этот диалог несколько минут, раздумывая, что бы такое могло значить — один из самых талантливых Художников Кореи и по совместительству его хен и наставник написал сообщение в три часа утра, но удалил его. В чате торчало только белое поле с едва заметным уведомлением об удаленном сообщении. Пока отвечал Чимину привычными фразами на расспросы, Тэ думал, стоит ли спросить у хена, хотел ли тот что-то или просто ошибся диалогом. Они давно не общались просто так, не по делу, так что, очевидно, это наводило на мысли о том, не случилось ли чего.       Но он все-таки решил, что не будет приставать, оставив пока еще не возникшую проблему, и позволил более личным размышлением завладеть собой. И главной причиной стал Чонгук. Смотря на город, тонущий в закате жаркого дня, вдыхая горячий воздух, Тэхен чувствовал, что начинает скучать без парня, который чересчур явно скрывает что-то, но который дарит чертовски странное приятное тепло, находясь рядом. Только вспомнив об этом, захотелось снова почувствовать.       Мимо балкона совсем близко к лицу пролетел голубь и чуть не задел крылом, а потом так же быстро исчез в листве клена, как и появился. Его хрупкое тельце скользнуло жалким серым пятнышком перед глазами Тэхена, он его даже не заметил, набирая сообщение Чимину с просьбой дать номер Чонгука.       Ким и задумываться не стал почему, просто взял и узнал номер, чтобы написать. Слишком сильно и внезапно ему этого захотелось, чтобы еще терзать себя внутренними разборками и сомнениями. Чимин ответил не сразу, так что пришлось подождать, признаться, это было немного мучительно, зато ответ был, как обычно, с кучей намеков и негласным одобрением, и все это в окружении понимающих и смеющихся эмоджи. Тэхен только и цокнул языком, закатывая глаза, но улыбаясь. Друг вечно такой восторженный, когда дело касается чужих отношений, а вот насчет своих всегда был куда серьезнее. Особенно, когда все только начиналось.       Тэхен мотнул головой, отмахиваясь от воспоминаний о тяжелых разговорах с Чимином о том, каково это — терять связь соулмейтов из-за того, что один из пары отказывается от другого. Думать о таком снова было бы плохим решением. Позволить себе думать. Поэтому, неровно вздохнув, но все же без сомнений Тэхен набрал сообщение и сразу его отправил.       «Привет, Чонгук-а! Это Тэхен. Надеюсь, ты не сильно опоздал вчера на работу?» — и стал ждать. Ответа не было долго, он уже успел заскучать и сходить на кухню за чаем с печеньем, от которого в животе заурчало.       Включив музыку, чтобы не было так скучно, Тэхен заварил себе еще рамен в пластиковой баночке, каких у него в запасе было хоть целый дом корми, и стал думать, чем заняться. В мыслях то и дело возникало желание встретиться с Чонгуком, он каждый раз в такие моменты неосознанно оборачивался на картину, оставшуюся на мольберте. И вздохнул, когда в очередной такой раз телефон коротко завибрировал от пришедшего сообщения.       «Привет, Тэхен. Все нормально, не опоздал».       И все, больше ничего не было. Будь они сейчас рядом, настало бы очень неловкое молчание. Тэхен пялился в экран, нахмурив брови, пока рамен с чаем тихо остывали. Возникло ощущение, будто Чонгук не хочет говорить или занят, но при этом оставался онлайн, как будто ждал, что еще Тэ ему напишет, потому что сам не умел завязывать беседу. В итоге в голову не пришло ничего, кроме:       «Что делаешь?»       «Еду на работу», — почти сразу ответил Чонгук. Его сообщения выглядели сухими и безэмоциональными, но на самом деле прямо сейчас он так волновался, что даже не додумался спросить в ответ. Поэтому молчание снова воцарилось в диалоге на несколько минут.       Тэхен лениво пытался доесть рамен, но больше двух третей не влезло, потом совсем перехотелось, и вкус показался гораздо хуже, чем был буквально пять минут назад. «Что же делать?» — спрашивал он себя, блуждая взглядом по кухне и прокручивая в голове последнее сообщение. Что же было делать? Явно не тянуть кота за яйца, посчитал Тэ и написал:       «Мне совсем нечем заняться сегодня вечером, будешь ли ты против, если я приду в твой бар выпить чего-нибудь?»       На удивление, ответ пришел буквально сразу: «только если ты ничего не натворишь» и адрес. Тэхен усмехнулся в удивлении.       «Что я, по твоему, могу натворить?»       «…       ну мало ли чего, тут всякое бывает, когда все пьют».       Тэхен рассмеялся, не отрывая взгляда от телефона. «Что же ты так обо мне думаешь, Гук-и?» — спросил он и смог бы держать пари, что Чонгук смутился, поэтому добавил с подмигивающим эмоджи: «обещаю ничего плохого не делать».       «Все так говорят», — только и ответил тот, на самом деле и правда смущенно улыбаясь экрану телефона. В этот момент незнакомка, сидевшая напротив в вагоне метро, с интересом наблюдала за изменениями в его лице и думала про себя, что ему, наверное, пишет его девушка. Чонгук не замечал ничьих взглядов на себе, а его сердце билось чуть быстрее обычного, и в груди немного тянуло от ожидания, что Тэхен придет сегодня вечером. Он молился, чтобы парень передумал, и очень хотел, чтобы нет. Тем не менее сегодняшняя ночь определенно обещала быть непростой.       Уже выходя на поверхность своей станции, откуда до бара буквально пять минут, до Чона вдруг дошло, что Юнвон просто не отлипнет от Тэхена, когда тот придет, и мало ли что начнет у него спрашивать… Бедный парень устало вздохнул и хныкнул себе под нос, предвидя все неловкие ситуации, которые его теперь ждут.       В это время Тэ выходил из дома с довольной улыбкой, не спавшей с лица до самого бара, куда он добирался нарочито неспешно. Когда он наконец зайдет в подвальное помещение с тусклым светом, она станет только шире от одного лишь вида Чонгука за работой, разливающим пиво пока еще не напившимся посетителям.