draw my love

      У Чонгука не было никаких объяснений или оправданий тому, что сделал, поэтому вернувшись домой, измотанный до предела, он, не раздеваясь, просто упал на диван и уснул самым неприятным и нежеланным сном всей его жизни, сном, в котором обязательно снова переживет тот поцелуй. Весь день прошел в тумане бесконечных обезумевших мыслей, раздиравших душу на куски, но провалиться в туман снов не стало благословением и избавлением. Как будто больше покой и вовсе не вернуть. По крайней мере, Чонгук всегда знал, что белая полоса его жизни однажды в любом случае закончится, был готов к этому. И все же так не хотелось, чтобы именно таким образом. Не с таким человеком, как Тэхен.       Пару раз он произносил его имя во сне, и это совершенно никого не удивляло, только Чимин, ошивавшийся полночи вокруг Чонгука, нервно дергался и оборачивался, когда слышал это. В целом ночь прошла более чем спокойно, за исключением неисчезающей давящей атмосферы предчувствий плохого, захватившей мысли каждого.       Юнги вообще хотел лечь спать сразу, как младший вернется, но из-за беспокойства Чимина не смог даже дойти до кровати. Потом и желание поработать над музыкой тоже обломилось. В итоге они сидели на кухне, пили: один — чай, второй — кофе, и либо молчали, сидя в телефонах, либо говорили о Чонгуке и Тэхене. Время тянулось долго, то останавливаясь вовсе, то пролетая незаметно. У Чимина было тяжело на душе за Чонгука, а у Юнги — за Чонгука и Чимина, но он этого совсем не показывал, поэтому около четырех утра Пак сказал ему, чувствуя вину:       — Иди спать, может, если хочешь? Не обязательно сидеть со мной.       — Без тебя никуда не пойду, — ответил Юнги, поднимая на него усталый, но смиренный взгляд.       Чимин смотрел на него теперь с еще большим сожалением, не зная, как загладить вину за то, что хен отказывается от сна или любимого занятия из-за него.       — Это ничего, что я сижу с тобой вместо сна, — сказал тот, успокаивая, и взял его за руку. — Все в порядке, я хочу быть с тобой сейчас. Как и всегда.       — Спасибо… — он улыбнулся ему самой чистой благодарной улыбкой.       И все-таки вскоре после этого, как бы сердце не болело за Чонгука, а мысли не витали беспокойными пчелами вокруг одного и того же, Чимин с тяжелым вздохом без слов позвал Юнги спать. Надо было хотя бы попытаться, да и младшему сейчас ничем помочь нельзя, только себе и любимому заработаешь усталость и мешки под глазами. Правда, даже во сне им обоим не удалось избежать волнений, а на утро еще и ждал нелегкий разговор. Который, однако, так и не состоялся.       Избегание проблем — всегда самое простое на первый взгляд, ты можешь делать вид, будто все в порядке и ничего не случилось, так что и не приходится стараться, прикладывать усилий и испытывать неприятные ощущения, решая эти самые проблемы. Вот только чем дольше так делаешь, тем быстрее они растут, неразрешенные, необдуманные, и тем больнее станет в тот день, когда тебе хватит смелости все-таки разобраться с ними. Но Чонгук по глупости своей и неопытности полагал, что сможет притворяться так долго, что все решится само собой, как-нибудь просто пройдет, исчезнет, хоть едва ли верил глубоко в душе, что у кого-либо в мире за всю историю человечества такое получалось, тем более касаемо чувств.       Он убегал от проблемы, очень большой и серьезной проблемы, весь день, шатаясь по городу и делая вид, будто просто так гулять, развлекаться и выпивать для него обычное дело. Даже познакомился с несколькими интересными людьми, повеселился с ними на славу и не собирался когда-либо снова их увидеть. Весь день в итоге оказался каким-то сумасшедшим сном, а потом в настоящем сне он еще раз переживал все это, только в десять раз более абсурдное. И в оба раза призрачный поцелуй продолжал гореть на губах мягким, несмелым напоминанием, возвращавшем мысли обратно. Мучительное ощущение, невозможно было терпеть и избавиться невозможно. Выход только — ждать. Вот только хватит ли сил и терпения?       Чонгук прекрасно знал, что его ждет утром. Видел всю ту кучу сообщений, пропущенные звонки и напуганное лицо Чимина, ждавшего до поздней ночи, пока он не придет наконец домой. Знал его как облупленного и поэтому, как бы ни хотелось лежать на диване целую вечность, заставил себя встать в восемь утра и опять ушел, сам не зная куда, не оставив записки и не собираясь что-то объяснять или оправдываться. Как-то вдруг Чонгуку стало плевать буквально на все, кроме того гадкого, волнующего, вгоняющего в отчаяние факта, что, судя по всему, он все-таки действительно, на самом, черт возьми, деле, влюбился в Тэхена. В Художника. Он.       Это просто совершенно не укладывалось в голове, потому что в мире нет ничего более невероятного, невозможного и жалкого, чем любовь между Художником и рожденным в день Памяти. «Такого же вообще не может быть! — в пылу думал Чонгук снова, в этот раз идя по набережной и со злостью сжимая кулаки, спрятанные глубоко в карманах джинсов. — Да не бывает такой херни!» Это раздражало его по-настоящему, аж до дрожи и желания бить стены, разбивая костяшки пальцев. А потом он вспоминал тепло губ Тэхена на своих и вздрагивал, останавливаясь. От такого уже хотелось плакать, желательно, чтобы как пятилетний ребенок — навзрыд и с криками, с отчаянной мольбой прекратить все это.       Подобные возвращения к реальности случались не часто, Чонгук все-таки умел отвлекать самого себя от проблем, и все же каждый раз становилось все тяжелее, а сам он как будто только больше отдалялся от возможного решения. Правильного или нет, хоть какого-то. Медленно, но верно его отбрасывало в совершенно не ту сторону, где он терялся все сильнее, и кто-то бы мог помочь, да он не хотел никому этого позволить. «Это только моя проблема», — засело у него в голове еще с того рокового дня, в который он пролил слез больше, чем за всю свою жизнь, и сорвал от крика голос так, что его пришлось восстанавливать с медицинской помощью. «Это только моя боль».       Только он все так и не знал, что с ней делать. Как убрать ее, как приглушить, как ужиться с ней. Все возможные варианты решения ему не нравились, никакой исход он не хотел. Поэтому продолжал второй день ходить по городу как лунатик и доводить свои тело и душу до изнеможения. Чонгук так крепко встрял, так сильно запутался, что ближе к вечеру ему вдруг подумалось: «А может, мне показалось?» И тут же он выстроил такую огромную надежду на это! Как все было бы здорово и просто, если бы и правда ему показалось, если он ошибся, если на деле-то ни он сам, ни Тэхен не влюбились в друг друга, а тот поцелуй не значил ровным счетом ничего. В итоге, забыв все ощущения, которые испытывал раньше, Чонгук убедил себя, что ничего не чувствует. «Да и кто вообще влюбляется так быстро? Такое уже невозможно после двадцати», — говорил себе и верил. А потом с легкой руки, спокойный и даже немного обрадованный, решил поставить последнюю точку над i, чтобы точно подтвердить собственные слова, и пошел прямиком домой к Тэхену. «Просто увижу его и ничего ведь не почувствую снова».       Уверенность и решимость так и окружили его разум, он даже не заметил, что навернул еще три круга вокруг его дома прежде, чем войти наконец в подъезд и подняться на последний этаж. Хотя глубоко внутри все-таки чувствовал себя полнейшим идиотом от всего: от того, что накручивал себя так сильно, от того, что многое напридумывал, а особенно от того, что бессовестно обманывал сам себя, конечно, он не признавал этого и не думал об этом. Вот он уже стучит в дверь и, не слыша никаких звуков за ней, с облегчением вздыхает. «Наверное, ушел по делам или спит», — думает Чонгук со спокойной улыбкой и успевает сделать шаг назад, после которого из квартиры послышались шаги и грохот чего-то тяжелого. За пару секунд до того, как открылась дверь, он успел пожалеть обо всем сотню раз.       Тэхен открыл нежданному гостю с недовольным, взволнованным лицом, но недовольство тут же исчезло, как и не было. Весь день думая о нем, он ждал и в то же время боялся, что Чон все-таки придет к нему. Еще какое-то время они смотрели друг на друга, молча стоя на пороге, и чувствовали, как их сердца бьются все быстрее.       — Чонгук-а? — тихо произнес Тэ, всматриваясь в лицо гостя в полутьме. — Почему ты не дома?       Испытав за прошедшие два дня несколько слуховых и тактильных галлюцинаций, Тэхен немного сомневался, что видит его на самом деле. Ему так сильно хотелось увидеться, что мозг вполне мог создать настолько реалистичную иллюзию.       И все же он здесь. Стоит прямо перед ним, хоть и молчит, не в силах сказать и слова. Тэхен осторожно берет его за руку и заводит внутрь, закрывая дверь. Она тихо щелкает, но даже от этого звука Чонгук нервно дергается. Он ошибся. Чертовски сильно ошибся. Запах сирени бьет ему в нос, и он не может не понимать, что это значит.       — Не расскажешь мне, что случилось? — тихо спрашивает Тэхен, проводит его в комнату, хочет усадить на диван, но Чонгук останавливается и не двигается дальше. — Чимин очень волнуется за тебя, я тоже. Что случилось, Чонгук-а?       Молчание. У него нет сил ответить честно, но солгать — тоже. Он никак не может понять, почему все это происходит. Почему он так сильно ощущает энергию Тэхена? Почему к нему тянет так сильно? Почему он чувствует запах цветов рядом с ним? Все это он уже испытывал однажды, и в этом вся проблема. Второго соулмейта быть не может. И все же…       Тэхену больно на него смотреть. Легкая несмелая дрожь бьет тело Чонгука, его глаза полны тоски и страха, и где-то там глубже еще есть отчаяние. У Художника щемит в груди, он чувствует, что может помочь, но не знает как. Не знает, от чего спасать его, ведь он молчит, даже не посмотрит в ответ, уставившись в пустоту.       — Чонгук-а…       За окном зашумел сильный ветер. Деревья забросало в стороны, а ночное небо стали быстро затягивать тучи, звезд на нем и так не было видно много, но теперь оно превратилось в бездну. На город надвигается гроза и прохлада, о которой многие так мечтали. Тэхен осторожно касается лица Чонгука и приподнимает его, безмолвно прося посмотреть на него. Легкий холод уже крадется по полу, желая окутать изможденные жарой тела. Забывшие о нем, они теперь легкая добыча. Чонгук боится посмотреть на Тэхена и почувствовать, как сердце разрывается пополам, но поднимает взгляд, и оно чуть не останавливается. Круг жизни замыкается. Чонгук видит в глазах Тэхена весь мир. Это страшнее всего на свете для него, ведь такого быть не должно! Но как можно изменить собственные чувства? Как можно заставить себя не чувствовать? Невозможно.       — Эй, ну что такое? Я же вижу, что-то случилось, Чонгук-а, ты можешь довериться мне, — Тэхен говорил тихо и нежно, почти шепча на ухо, становясь все ближе, и от этого сердцу было еще больнее. — Я смогу помочь тебе, если ты расскажешь мне. Я хочу помочь, мне тяжело просто наблюдать, как тебе плохо…       Чонгук все еще молчал и дрожал уже всем телом, не предпринимая попыток успокоиться, и Тэхен в конце концов просто крепко обнял его, прижал к себе и стал поглаживать по голове. Все, что ему осталось сейчас, — быть рядом и давать понять, что он не один. А Чонгуку, казалось, нужно было времени в целую вечность, или даже две, чтобы полностью осознать и принять происходящее в нем. И хотя Тэхен чувствовал сейчас абсолютно то же самое, на него это не действовало так же сильно, потому что он всегда знал, что соулмейт-связи ему никогда в жизни не узнать. Он думал, что просто влюбился, пусть и так необычно, так странно. Но из-за Чонгука, из-за его энергии, просто из-за него самого такого, каков он есть, все казалось таким, каким и должно быть. Тэхен не удивлялся. Он восхищался чувством, плотно обернувшим его сердце и душу самым приятным на свете запахом цветов, которому однако не придавал нужного значения.       «Черт возьми, зачем я пришел?» — спрашивал себя Чонгук и понимал, что иначе и не могло быть. Все эти два дня единственное, чего он хотел больше всего, — это оказаться рядом с ним. Вдруг, словно очнувшись от бури в своей душе, он обнаружил, что уже сам сильно прижимает Тэхена к себе за талию.       — Тэхен…       Первая попытка заговорить беспощадно тонет в первом раскате грома, от которого он вздрагивает. Еще очень долго они стоят так в молчании, не замечая и не слыша всего, что происходит за окном, как тяжелые капли дождя падают с неба, как пугающее благословение, барабанят по крыше, как ветер гнет деревья и ломает их ветви. Мысли Чонгука разбрасывает в стороны каждый раз, когда он пытается приготовиться объясниться, так что в итоге у него просто вырывается бессвязным потоком:       — Тэ, я не понимаю, почему это происходит, потому что так не должно быть, не бывает… но ты, и я просто не могу иначе, меня тянет к тебе, как… и все это, как тогда, повторяется, я не хочу снова терять… почему соулмейты вообще существуют, почему все получается, я не могу, не могу…       Он заставил себя остановиться, чтобы не наговорить лишнего, и тяжело выдохнул, немного расслабляясь. Тэхен усмехнулся, волнение и напряжение почти совсем отпустило его после таких слов. Он решил, что Чонгук просто боится слишком серьезных отношений, боится найти соулмейта и потерять его, потому что боль от такой потери невыносима. Откуда Тэхену знать, что это уже произошло, задолго до него.       — Знаешь, Чонгук-а, это не то, о чем стоит волноваться, по крайней мере со мной, — сказал он с улыбкой, зарываясь рукой в его волосы и легонько целуя в шею, от чего Чонгук вздрагивает, но не отстраняется. — Ведь я Художник, у нас нет соулов, но… — смотрит ему в глаза с таким теплом и спокойствием, — меня ужасно сильно тянет к тебе, Гук-и.       Чонгук хочет возразить, хочет сказать все как есть, но не может. Потому что Тэхен смотрит на него вот так. Не остается выбора, кроме как сдаться. Чон в отчаянии, его сознание медленно угасает, чтобы остаться в итоге на мучительном уровне нескончаемого предобморочного состояния. Он с мольбой смотрит на Тэхена, цепляясь за его футболку, словно утопающий.       — Ты хочешь быть со мной? — спрашивает Тэхен, и Чонгук не может соврать.       — Да…       Ему почти физически больно говорить это. Но буквально все: тяжесть в груди, волнение, страх, отчаяние, боль в легких при каждом вздохе, — исчезает и растворяется в оглушающем громе и ярких всполохах молний, когда Тэхен целует его. Целует нежнее, чем кто-либо в жизни, волшебно, невероятно. И Чонгук практически сходит с ума в прямом смысле этого слова. Дыхание сбивается, тело горит огнем. Больше скорость, больше страсти. С каждой секундой поцелуй становится все желаннее, несдержаннее. Обоим хочется большего, и они это чувствуют, прижимаясь друг к другу плотнее. Чонгук нетерпеливо льнет и трется, забывая обо всем в возбуждении, и Тэхен тянет его за собой к дивану, не отрываясь ни на секунду. Никогда и никого раньше он так сильно не хотел, как хочет сейчас Чонгука.       Мир перестает существовать вокруг и в их памяти. Для парней не остается ничего, кроме разгоряченных тел, с которых слетают вещи одна за другой, небрежно падая на пол. Тэхен покрывает обнаженную грудь Чонгука нежными поцелуями, проводит по ней ладонью, задевая соски, от чего тот нервно дергается в сторону, но сразу возвращается, потому что хочет еще. Ему ужасно мало одних только прикосновений и поцелуев, ему необходимо большее. Но Ким продолжает играться, медленно спускаясь ниже и наслаждаясь тем, как парень тяжело дышит и тихо скулит под ним, а дрожащие руки цепляются за плечи.       Город за окном погружается в сводящую с ума пучину урагана, какого не бывало несколько десятков лет. Тэхен поднимается обратно, чтобы расцеловать лицо Чонгука, улыбаясь от его желания, целует шею и ямочку за ухом, думая, что может играть так целую вечность, просто чувствуя, как тело под ним сгорает от страсти, но как только парень неровно выдыхает ему на ухо, разум отключается, как по щелчку. Дрожь проходит по всему телу. Обоим в штанах уже слишко тесно, чтобы продолжать оттягивать момент. И они позволяют себе сорваться.       Младший дрожит и извивается под старшим, осознавая все, каждое движение, каждый вздох, и проклиная себя за то, что делает сейчас, но, черт возьми, он не может остановиться, утратив способность контролировать собственные действия еще когда только вошел в квартиру. А Тэхен даже и не думает о том, что мог бы остановиться. В его голове теперь пусто, и, отскакивая от стенок черепной коробки эхом, разносятся сладкие вздохи и стоны парня, которым так жутко сильно хочется обладать. Тэхен берет его, не причиняя боли. Хотя сейчас ни один из них не смог бы ее почувствовать. Как и тела, души стали единым целым. Эта связь наполняла их целиком сумасшедшим наслаждением, приятнее которого ничего нет во всем мире, и тем оно желаннее, тем сильнее сводит их с ума, чем запретнее и невозможнее. И оба в самом деле чуть не теряют рассудок в момент кульминации.       Они держат друг друга в крепких объятиях так, словно уже сейчас навсегда теряют друг друга. Чонгук плакал, а Тэхен целовал его слезы.       Проснувшись утром, он не увидит его рядом.