draw my love

      Больше Чонгук не писал Тэхену и не виделся с ним. Направлял все силы и время на учебу и подработку и в какой-то момент времени совсем перестал замечать, что спит в сутки от силы пять-шесть часов, а в дни смен и того меньше. В университете близилась сессия и сдача проекта, в баре периодически выступали известные и не очень группы, прибавлявшие посетителей, так что работа кипела, времени на отдых и безделье совсем не оставалось. В целом все шло отлично, да и оказалось проще, чем думалось сначала. Чонгук даже часто чувствовал себя счастливым, пока не… шел где-нибудь и не слышал запах сирени. Тэхена нигде рядом видно не было, ни разу, но этот запах порой преследовал его целыми часами, куда ни пойдешь — он остается рядом.       Такое происходило почти каждый день, длилось по-разному, от пары минут до нескольких часов, начиналось в совершенно разных местах и ситуациях, и в итоге какое бы спокойствие Чонгук ни нашел в работе или учебе, в чем угодно, — оно рушилось в одно мгновение, и он вновь оказывался среди обломков собственной жизни. Смотрел вокруг и не знал, что с этим делать и как долго сможет терпеть. Сколько бы он ни пытался притворяться, что все в порядке, это так и не стало правдой.       Тэхен не видел его уже почти три недели и за это время успел передумать сотню вариантов «почему», ни один из которых его не устраивал. Ко всему прочему он никак не мог понять для себя, хорошо или плохо то, как все складывается. Чонсок, периодически теперь спрашивавший о них обоих, считал, что Чонгук делает Тэхену одолжение и поступает более благоразумно, в отличие от Кима, который так и рвался найти встречу, хотя бы случайную, хотя бы на пару минут, но так и не решался. Он не хотел опускаться до преследования и выслеживания, только при этом не мог перестать об этом думать, планируя в мыслях, как, где и во сколько можно было бы найти Чонгука.       И как-то однажды эти мысли вдруг вырвались вслух при разговоре с Чимином. Тот посмотрел на него с серьезным подозрением и недоверием. Тэхен вел себя все более странно с каждым днем.       — Кажется, у него занятия кончатся в пять, потом к семи на работу… или к восьми, и я думаю, можно было бы где-то между домом и универом найти его.       Они оба не успели осознать, как разговор сошел к такому. Но Тэ даже и бровью не повел, не замечая, о чем именно говорит и каким голосом.       — Тэ, погоди… ты сейчас серьезно? — спросил Чимин и сильно нахмурился. — Скажи, что ты шутишь, и я просто не понимаю этого.       — Чего? — он словно только сейчас очнулся и вернулся в реальность.       Они сидели у Кима на кухне и пили соджу. Чимин чувствовал вину за то, что теперь проводит с другом слишком мало времени, пытаясь случайно не свести снова их с Чонгуком, потому что, по правде говоря, часто собирался по какой-то быстро состоявшейся привычке. И вот сегодня пришел к вечеру с извинительными бутылками, весело звеневшими в пластиковом пакете. Правда, потом ему начало казаться, что это было зря, и лучше бы он купил тортик к чаю, но уже поздно. Тэхен немного захмелел.       — Как часто ты об этом думаешь?       — Не знаю, так, а в чем дело? Это плохо?       — Тэ, это нездорово. Ты же не собираешься реально… выслеживать его?       Он чуть не захлебнулся соджу, которое пил в этот момент из горла.       — Выслеживать?! Я же не маньяк, Чимин-а!       — Прости, но это прозвучало именно так…       — Я думаю об этом, да, но… — Тэхен не нашел оправданий, только теперь почувствовав, насколько действительно готов делать то, о чем строит самые настоящие планы.       — Тэхен…       — Да я просто… скучаю по нему. Сильно, очень. Просто представь, как бы ты себя чувствовал, если бы Юнги вот также взял и ушел, кидая тебя в игнор?       — Мне было бы очень больно, но мы ведь соулы, это другое, ты же понимаешь, — Чимин выпил два больших глотка от полной неуверенности в том, что говорит. — Тебе нужно отпустить его, думать о другом или о других. Такое случается, что человек не хочет… Значит, он не твой. Я представляю, как это трудно, но надо как-то стараться не зацикливаться. Понимаешь?       Тэхен почти не слышал его. В голове крутилось желание рассказать правду, и его тут же пресекал здравый смысл. Никому не станет лучше, расскажи он, насколько все серьезно, потому что именно расставание с Чонгуком способно решить проблему, как бы это ни было больно и мучительно для обоих. И все же Тэхену ужасно жаль, что все-таки нельзя рассказать. «Они думают, я просто влюбился», — эта мысль застревает ржавым обломком арматуры в груди. Парень пьет, и это не помогает.       Этим вечером, как теперь и всегда, в общем-то, Чимин всеми силами старается избегать разговоров, хоть как-то касающихся Чонгука, но, черт возьми, такие темы сами просятся, лезут на язык, и он еле успевает поймать себя на том, что собирается произнести вслух. Вот и сейчас это случилось в очередной раз, и он корил себя, что не удержал разговор в нейтральном русле. Тэхен молчал и с тоской смотрел в окно, где медленно догорал закат и ясное небо темнело, открывая свои редкие звезды. Так сильно хотелось сейчас, чтобы Чонгук оказался рядом, чтобы хоть посмотреть на него, встретиться взглядами и, может быть, прикоснуться, но… нельзя.       Погода в Сеуле вернулась в норму за эти три спокойные недели. Настало самое обычное лето, как и многие годы до этого. Никаких аномалий и странностей, и люди стали спокойнее, как будто весь город наполнился приятным, теплым спокойствием. И только двое знали, какой ценой. Тэхен все чаще стал наблюдать округу, выходя на балкон и стоя там по часу, он думал о том, что пока другим хорошо, люди в безопасности и нет никаких угроз, ему самому становится только больнее. С каждым днем, проходившим, как обычно, без намека на какое-нибудь особенное событие, его психическое и физическое состояние понемногу ухудшались, и сначала он этого даже не замечал. А потом Чимин принес выпить, и алкоголь быстро растворил в себе все стены, которыми Тэхен отгородился от своих же собственных проблем. Они дали знать о себе уже после первой бутылки, поэтому он на ней не остановился.       Скоро совсем стемнело, и демонов, повылезавших из темных углов, разгонял лишь тусклый свет лампочки над плитой. В попытке отвлечь друга Чимин еще поспрашивал его о работе, потом рассказал о своих делах и о новом проекте Юнги. Но хоть убейся, разговор так особо и не клеился, ведь мысли и сердце Тэхена были совершенно в другом месте, далеко отсюда, в темном шумном баре, где незнакомка, целовавшая его, пахла для Чонгука цветами сирени.       — Тэ? Что с тобой? — Чимин вскочил тут же, как увидел, что друга клонит вперед и он почти падает, хватаясь за голову.       Внезапный взрыв непонятного шума заполнил его голову, разрывая на части, она прямо трещала по швам. Как будто адская смесь криков, голосов и музыки, в которой совсем, кажется, нет ритма. Его всего затапливает океаном чужих ощущений, и он вырывается из него лишь через несколько минут, обнаруживая себя на полу в руках Чимина. Все тело горит, дыхание сбилось, и сердце сильно бьется в ребра.       — Тэхен?! Что с тобой? Слышишь меня? — Чимин напуган до чертиков и совершенно не знает, что делать, пока друга трясет и тот мечется взглядом по комнате, будто что-то ищет. — Может, в больницу? Или скорую вызвать?       До Тэхена не сразу доходит, что он слышит, но безумие ощущений постепенно сходит на нет, и мысли возвращаются в норму. Тяжело дыша, он поднимается и идет на балкон, на воздух. Чимин взволнованно следует за ним, готовый в любой момент поймать, если друг начнет падать в обморок или ему снова станет так же плохо. Но тот, пусть и нетвердой походкой, доходит до перил и тяжело на них опирается, смотря вдаль. Чимин встает рядом, вторит тяжелому вздоху.       Ночь тихо накрывает весь город. Спокойствие разливается по округе, а на небе горит даже больше звезд, чем обычно. Все так хорошо, что… даже не верится.       — Знаешь, Чим, — вдруг говорит Тэхен очень тихо, неуверенно, его сердце бьется медленно и тяжело, — все гораздо серьезнее, чем может показаться.       — Прости, Тэ, но я никак не могу понять, о чем ты говоришь… — Чимину грустно и обидно. Он смотрит на друга и в самом деле не может понять, что у того на душе, хотя раньше всегда мог, даже угадывал мысли. Как будто их связь в одно мгновение бесследно исчезла. — И ты не хочешь рассказать?       — Не уверен, что стоит.       — Почему?       Тэхен не ответил, лишь продолжив смотреть на звезды, сияющие во тьме ночного неба. Он представил в голове разговор, который мог бы состояться сейчас, как Чимин станет волноваться за него, и решил, что в самом деле не стоит. Какое лицо будет у друга, когда он услышит обо всех галлюцинациях, которые Тэ переживает, о запахе сирени, о связи с Чонгуком и ее последствиях? Какая тревога поселится в его сердце? Все это ведь не будет стоить того, тем более, что Чимин вряд ли чем-то вообще сможет помочь. Поэтому Тэхен так ничего и не сказал, смотря то на небо, то на загрустившего друга. Придется справляться как-то самому, в одиночку. Но он как мог утешал себя, что все же не одинок, даже если о проблеме никому не расскажешь. Хотя обоим от этого становилось грустно. «Ничего не поделаешь».       Они простояли молча несколько минут, пока Тэхену не стало лучше, пока его сердце и разум не успокоились окончательно, а дыхание не выровнялось. После тихого перерыва он снова почувствовал себя готовым продолжать пить и позвал друга обратно одним жестом. Казалось, даже простые слова ему сейчас трудно произносить вслух. Мысли так и не покинуло волнение: что же происходит там с Чонгуком? Потому что было ясно — что-то определенно случилось и повлияло на состояние обоих из-за их связи. Даже ветер за окном подул чуть сильнее и агрессивнее. В какой-то момент, когда соджу во второй бутылке осталось на донышке, Тэхену стало немного страшно, словно глубоко в душе он уже знал, что будет дальше. И появилось сомнение, что даже расставшись, не видя друг друга, они все равно уже оба встряли, и им из этого не выбраться, потому что однажды они уже встретились, а прошлое не изменить. Если бы не… Но это лишь «если». Теперь оно ничего не значит. Безысходность.       — Эй, и что это за фигня была?! — напарница накинулась на него сразу, как он вернулся за бар.       С середины вечера она уже была раздраженная, потому что многое, и в личном, и в работе, шло сегодня не так, как надо. А Чонгук совсем замотался. Столько посетителей, одна из официанток внезапно заболела, и ему пришлось взять часть ее обязанностей на себя, да еще ко всему прочему в голове началась какая-то каша.       — Извини, я… не знаю, даже понять не успел, что произошло, — оправдывался он, но слабовато.       — Ладно она уже в хлам пьяная и одинокая, но ты-то? Неужели не можешь контролировать ситуацию, в первый раз что ли? — Юнвон с подозрением посмотрела на него и подошла поближе, принюхиваясь.       — Чего?       — Проверяю, не накатил ли ты на рабочем месте, — она еще раз оглядела его с ног до головы, особенно вглядываясь в глаза. — Запаха-то нет, но выглядишь ты… как будто реально выпил! Признавайся!       — Честное слово, ни капли! — Чонгук возмутился, ведь раньше он даже повода не давал считать его хоть сколько-нибудь безответственным на работе. — За кого ты меня держишь, блин?       — Ладно, верю, но все равно ты ведешь себя сегодня странно, — девушка подумала еще, попутно принимая заказ на два пива и наполняя первый бокал, добавила: — Не выходи больше из бара в зал, я сама все сделаю.       — Что? Почему?       — Потому что лучше не надо, ты все равно выглядишь, как будто реально пьянеешь, так что стой здесь на месте и разливай пиво без лишних телодвижений.       — Ты бы меня еще заставила в трубку подышать, чтобы убедиться, что я трезв… — Чонгук недовольно пробурчал себе под нос, все же принимая приказ старшей.       Та на него только метнула недовольный взгляд и продолжила разливать пиво. Две недели этот ребенок работал и вел себя даже слишком нормально и хорошо, как будто наигранно, Юнвон не могла этого не заметить со своей женской проницательностью, но не приставала с расспросами раньше, потому что в работе проблем не возникало совсем. А вот сегодня с самого открытия с ним что-то странное, как если бы что-то случилось, выбивающее из колеи. Она решила обязательно поговорить с ним об этом после смены, даже если он сам не захочет и будет отнекиваться. Все-таки ее сердце старшей в семье сестры волновалось за него, как за родного.       Где-то с двух часов ночь, казалось, остановилась, и все, кто был в баре, застряли в нем навсегда. Рабочая смена тянулась непозволительно долго и муторно, а Чонгук все это время сам был не уверен, что трезв на самом деле, потому что все вокруг немного уплывало, мысли путались, а желания освобождались. Он точно уверен, что не пил, ни глотка не сделал ничего, кроме воды с лимоном, и все равно ощущения не лгали, а завертевшаяся в голове навязчивая мысль после работы взять и завалиться спать к Тэхену уж точно.       Голова начала болеть, когда Чонгук, почти приклеенный теперь к бару, подумал, что, вероятно, смена никогда не собирается заканчиваться. Его очень сильно утешило, когда часы на телефоне показали половину четвертого, а в зале поубавилось народу, хоть это и не бросалось ему в глаза, перед которыми, чем ближе рассвет, тем четче, маячили какие-то краски и стал мерещиться звук воды иногда. К концу рабочей ночи он вообще перестал что-либо понимать. «Безумие какое-то». Но по крайней мере прошло ощущение опьянения. Хотя след произошедшего все же остался горечью на языке, такое неприятное послевкусие. Во всем этом было что-то ужасно неправильное, и, когда последний посетитель ушел, а бар закрылся, Чонгук окончательно запутался в себе и своей жизни и ничего внятного не смог ответить напарнице, как бы та ни старалась разговорить его, задав целую кучу наводящих вопросов. Если не мог сам себе, то как ему объяснить все кому-то еще? Кое-как он смог отвертеться, да и Юнвон прекрасно видела растерянность на лице друга, поэтому отпустила его, как только они убрались и посчитали кассу.       Правда, выйдя на улицу, Чонгук сделал два шага да так и остановился, смотря на экран телефона, где в центре уведомлений, кроме системного, ничего не было. А хотелось, чтобы было? Он глубоко вздохнул и почувствовал запах дождя, который обещал начаться очень скоро. Небо уже затянули плотные тучи, скрывая за собой восходящее солнце. Чонгук закусил губу, думая: «Неужели больше не напишешь?» — при том надеясь то ли на это, то ли на обратное. Конечно, он понимал, что сейчас все идет как должно, но все же в душе хотел получить сообщение от Тэхена снова, хотел увидеть и поцеловать его.       В памяти вспыхнул поцелуй пьяной незнакомки. Она была милой, но он совершенно ничего не почувствовал. Поцелуй был пустым, совсем не таким, как… Чону захотелось отвернуться от самого себя и уйти подальше, стало ужасно жаль, что такое провернуть невозможно. Задумавшись, он двинулся вверх по улице, совершенно не замечая, что вообще-то его дом в совсем другом направлении. Уставшее тело само вело туда, куда так рвалось сердце.       Он так устал, так сильно устал, что ему просто нужно было оказаться дома.       Чимин уехал на такси домой около трех ночи, они оба не заметили, как прошло время, когда отвлеченные темы наконец-то пошли друг за другом сами по себе. Тэхен проводил его и еще немного постоял у подъезда, смотря вокруг. Не светало, небо оставалось по ночному темным, ему это не нравилось. Атмосфера была жутковатой и грустной одновременно, но внутри, в квартире, оказалось не лучше, когда Тэ вернулся и встал посреди комнаты. Без друга стало снова жутко одиноко и тихо, и через пару минут возникла сильная необходимость чем-то себя занять. Поэтому он решил взяться за кисти. По крайней мере, раньше это всегда приносило удовольствие и умиротворение.       За любимой работой время шло как-то легче, и Тэхен рисовал до самого утра, даже не думая о сне, медленно трезвея и пьянея заново образами, возникавшими в голове. У него получились в итоге две небольшие, но очень красивые картины: пейзаж из прошлого в Тэгу и натюрморт из подручных предметов, в который случайно попала стопка листов с карандашными набросками портретов Чонгука. Периодически Тэ делал их по памяти, когда не мог уснуть, и судя по толщине стопки, это происходило слишком часто. По привычке он даже успел прикинуть, за сколько сможет их продать.       А потом по телу прошла дрожь, взгляд метнулся на приоткрытую дверь балкона, за которой небо стало темно-синим, и с него западали первые капли дождя. Он усиливался с каждой секундой завораживая, и за его шумом Тэхен не сразу услышал несмелый стук в дверь. Сердце дрогнуло. Кто еще мог прийти к нему в такое время? Он поднялся, и ноги чуть не подвели его. И хотелось, и страшно было открывать дверь, но разве мог он сделать вид, что его нет дома, когда любимый уже здесь, а за окном во всю расходится ливень.       Чонгук прекрасно понимал, что делает сейчас, как и то, что у него просто нет сил держать себя подальше от Художника, с которым природа связала его против своих же правил. Зачем ей было это делать? Это испытание двух случайных людей кажется просто пустым и бессмысленным. У Чонгука трясутся сначала только руки, потом все тело, и то ли от холода, то ли от волнения. Ему показалось, он постучал слишком тихо, из-за двери не доносилось никаких звуков, и отчаяние почти напало со спины, чуть не вцепилось острыми клыками, раздирая плечи в мясо. Чувство безнадежности, неправильности, невозможности поступить правильно и хоть что-то сделать нормально. Внутренне Чонгук сжался в комок, силясь уйти, но оставаясь на месте как вкопанный. «Лучше бы тебя там не было», — думает он, и дверь медленно открывается.       Радость встречи смешалась с горечью и сожалением. Все эти три недели, почти целый месяц, все, чего они оба хотели больше всего, — это снова оказаться рядом друг с другом. Хоть и нельзя, не нужно, считай, запрещено, но от того только сильнее желание. С Чонгука все еще капала вода, а у Тэхена на лице и руках осталась синяя и черная краска. Как и в тот раз несколько минут они молча стояли и смотрели друг другу в глаза, как будто смиряясь с фактом своих чувств и тем, что они снова идут против правил, которые сами же себе установили. Тэхен протянул руку и завел Чонгука внутрь. Ни слова, тяжелые вздохи и невыносимое чувство дежавю.       — Чонгук-а…       — Нет, хен, не говори ничего, — Чонгук приблизился, оперся на его плечи и провел пальцем по высохшему следу от масляной краски на щеке. — У тебя краска на лице.       Тэ усмехнулся и хотел ответить, что сейчас смоет, но Чон опередил его, сказав:       — Тебе идет, — с трудом улыбнулся. — Я так устал…       Больше ничего говорить не нужно было. Тэхен осторожно стянул с него мокрую футболку, дал сухую одежду и, когда тот переоделся, уложил в постель, пристроившись рядом, но не решаясь обнять, прижать к себе покрепче. Ему казалось, сделай он хоть что-то большее — и мир вокруг них рухнет, исчезнет. По крайней мере, он хотя бы теперь рядом и на время сердце успокоилось.       Мерный шум дождя усыплял, и после долгих недель почти без сна Чонгук чувствовал, что именно сегодня, именно здесь с Тэхеном наконец-то получится хорошо выспаться, но… засыпать совсем не хотелось, не хотелось терять время, которого у них и так, считай, нет. Ким тоже не мог позволить себе уснуть. Его тревожат мысли о последствиях их встречи, хотя при этом он чертовски рад, что они вместе сейчас. Вот так в тишине лежат и просто смотрят друг на друга, рассматривают, изучают, будто видят в первый и последний раз в своей жизни. У Чонгука от усталости слезятся глаза.       — Это плохо, что я здесь? — тихо спросил он, хмурясь и вздыхая. Кажется, что вот-вот слезы заскользят по лицу на подушку уже от сожаления и грусти, перемешанных со счастьем. — Я не должен был приходить, да?       — Да, не должен, — Тэхену тоже жаль, он осторожно берет его дрожащую руку в свою, поглаживая, чтобы успокоить. — Но я все равно ждал тебя, я рад, что ты пришел.       — Слушай… я, я понимаю, что да, но все равно скажи, ты ведь тоже… чувствуешь это? То, что между нами? — Чонгук метался взглядом по стене и потолку, боясь от чего-то посмотреть Тэ в глаза, но крепче сжимая его руку в ответ. — Я помню, ты тогда сказал, что у Художников не может быть соул…       Он не смог закончить и все-таки встревоженно посмотрел на Тэхена, кусая губы и ругая себя за то, что начал этот разговор.       — Тогда я еще не знал, но потом, — голос звучал низко и хрипло, как будто он не разговаривал сотню лет, — мой хен Художник рассказал мне, что такое возможно, но случается очень-очень редко.       — Так мы соулмейты?!       Чонгук вскочил, смотря на Тэхена в страхе перед его ответом, боясь услышать подтверждение. Но тот молча кивнул, тоже поднимаясь и садясь напротив.       — Сирень? — Чонгук в отчаянии зарывается руками в волосы и низко опускает голову.       — Да, сирень…       Тэхен осторожно касается его плеча, и тот вздрагивает.       — Эй, Чонгук-а, все не так плохо, — пытается утешить, хотя знает, что обманывает и его и себя же. — Хен сказал мне, что…       — Нет! — он вдруг вскинул голову и посмотрел прямо и уверенно на Тэхена. — Не хочу ничего знать, хен. Не говори мне об этом.       — Но, Гук-и, ты должен знать, что…       Но он просто уткнулся носом ему в шею и закрыл глаза.       — Нет, не должен.       Хотя сам должен был рассказать кое-что такое же важное. Но сейчас ничего этого не хотелось, все мысли о проблемах только вгоняли в тоску и отчаяние. А Чонгук просто хотел отдохнуть от всего, от всей своей жизни.       Тэхен обнял его и больше не сказал ни слова, прокручивая в голове переписку с Чонсоком и только сейчас понимая, что Чонгук, получается, потерял своего первого, истинного соулмейта. Мысль об этом не покидала его до утра, и ему было так жаль младшего. Все-таки это настолько больно, что не все даже находят в себе силы пережить потерю. «Поэтому ты так боишься?» — думает он, смотря на засыпающего рядом Чонгука и не зная, что касается лишь вершины айсберга.       Дождь льет размеренно и приносит запах холодной свежести, а они оба, слушая его шум, даже не подозревают, насколько все плохо для них обоих. И это едва ли возможно исправить.