draw my love

      Холодный свет уличного фонаря заливал темную комнату тонкими полосами, легко пробиваясь через плохо задернутые шторы. Тишина прерывалась тяжелым дыханием. Сквозь открытое настежь окно врывался свежий воздух и разрывал чужие легкие на части. Почувствовав несколько дней назад, что все запахи, привычные с детства, исчезают, Тэхен наивно понадеялся удержать их, наглухо заперев все окна, но сегодня, после целых двух визитов за день, все окончательно пошло крахом. Он не мог поверить, и все же это так: силы Художника оставляют его тем быстрее, чем чаще мысли захватывают воспоминания и чувства к Чонгуку. А сердце рвется на части каждую ночь, чтобы утром вновь собраться в жалкое подобие. Лучше стали лишь картины маслом, но какой от них толк теперь?       Тэхен смотрит в полутьме на еще один законченный пейзаж и не понимает, не знает, остался ли смысл хоть в чем-нибудь.       Вся тэхенова жизнь с того дня их встречи свернула с привычного пути, так и не найдя новый. День за днем ничего не менялось, и он все время чувствовал себя заблудившимся в кромешной тьме, которая постепенно становилась ему родной. Неподвижные тени, засевшие в углах, куда не доходил холодный уличный свет, непрестанно шептали ужасы, внушавшие страх и отчаяние, но Тэхен слышал это уже слишком много раз, он больше не удивлялся. И если поначалу ждал с нервной дрожью рассвет, то теперь никакие солнечные лучи и звуки жизни мира снаружи не спасали его. Хотя происходящее еще не поразило его так, чтобы он начинал что-то предпринимать, поддавшись эмоциям. Эти голоса и эти чувства упрямо оставались за глухой стеной, терзали душу, но не трогали рассудок.       Все это происходило приступами, чаще ночью, а в остальное время он, казалось, не чувствовал ровным счетом ничего. Такое состояние невозможно описать, потому что оно не похоже ни на что другое, при том, что это может быть и всем сразу. И среди подобного немого, не различимого состояния Тэхен с беспокойством думал, где же его собственные ощущения и где, если они есть, ощущения Чонгука, чью легкую, но полную тоски улыбку он порой чувствовал на своих губах.       Все же любая перемена, хорошая или плохая, проходила быстро — не успеешь хоть сколько-нибудь ее обдумать, прийти к чему-то, — и мысли, разметавшись во все стороны, на каждую мелочь вокруг, в конце концов возвращались в «болото безвременья» и застывали там то на час, то на два, или целый день. Тэхен не замечал и не запоминал эти периоды своего теперешнего состояния, обычно рисуя картины, привычно делая это не спеша, какой-то почти уснувшей частью ощущая себя, вконец отупевшим. А потом лишь зевал и с ужасающей усталостью ложился спать, не чувствуя рук, под утренние трели птиц за закрытыми окнами.       Засыпал без труда, как по щелчку выключателя, но просыпался скоро, в холодном поту и с бешено бьющимся сердцем, тут же забывая, что или кого видел во сне. Тэхен догадывался, что Чонгука, однако не хотел даже думать о том, чтобы попытаться вспомнить хоть раз, что там случилось во сне, потому что ощущения были просто ужасно паршивыми, а в груди кололо, словно кто-то снова и снова вонзал в него лезвия, медленно прокручивая прежде, чем резко вырвать из плоти. После такого он обычно ворочался в постели или бродил по квартире около часа, а потом так же легко засыпал снова. Кошмары не снились ему один за другим, но повторялись с твердой периодичностью, выматывая достаточно, чтобы в итоге сегодня ночью он встал у открытого настежь окна, набрал полную грудь прохладного свежего воздуха и сказал тихо самому себе, что больше не заснет, пока не примет решение, пока не найдет выход из этого адского круга мучений.       Кроме одного, до жути рискованного, вариантов не было и в помине, понятное дело. Безнадежно. Тэхен сжал ладони в кулаки от бессилия и поджал губы, смотря на улицу внизу. Несколько желтых листьев уже лежали на краю тротуара. Лето тихо, безмолвно близилось к концу.       Тем же утром пришло сообщение: «Вечером. Идем в 7 часов в бар. С тобой», — от Чимина. С сожалением и обреченностью вздохнув, Тэхен постепенно смирился с приглашением, от которого невозможно отказаться.       Хотя, честно говоря, процесс принятия прошел не очень-то и легко. За весь день, наливая себе одну кружку кофе за другой, он перебрал с десяток оправданий, с которыми можно было бы попытаться отвертеться от похода в бар. А потом, часу в четвертом, взглянул с тоской в окно, где небо, это так ясно видно сегодня, вот-вот обагрится яркими красками заката. Медленно и незаметно, если останешься ждать, внезапно и быстро, если отвлечешься хоть на минуту. Закрыв глаза, Тэхен подумал: «Что-то же должно случиться», — и в это самое мгновение он еще не осознал, что полностью смирился со всем, что было с ним «до» и что будет «после». Сразу же, как он доверил всего себя и свою жизнь судьбе, на душе полегчало. Пускай путь к принятию происходящего и занял немало времени, и отнял много сил, он на удивление легко снял с себя ответственность.       Когда небо чуть порозовело, а солнечный свет стал по-особому теплее, на лице Тэхена растянулась первая за много дней спокойная улыбка, его улыбка. Она осталась с ним до самой ночи.       Пусть он уже и не собирался отказываться, сбежать не оказалось совершенно никакой возможности. Только дверь перед ним открылась, как Чимин, полный сегодня особенной решимости и веры в лучшее, взял под руку готового к выходу Тэхена и не отпускал его всю дорогу и первую половину вечера. Ему совсем не хотелось и было даже немного страшно отходить от друга и оставлять его дольше, чем на пару минут. Несмотря на то, что и Юнги наблюдал за ним все время, а сам Тэ не выказывал никаких намерений бросать друзей и возвращаться в свое заточение, все же все трое, казалось, чувствовали, как постепенно надвигалось что-то странное, вызывающее легкую, едва заметную дрожь по всему телу.       Поначалу из-за этого чувства и много чего еще Чимин сильно волновался и говорил какие-то глупости, лишь бы говорить, и все было как-то невпопад, нескладно. В моменты осознания этого он удивлялся сам себе, не узнавая своего голоса, звенящего среди музыки и звуков чужого веселья и разговоров, и его разгоряченное беспокойством и бессонной ночью сознание преисполнялось самой искренней благодарностью хену, спасавшему их беседу раз за разом. Но выпивая стакан за стаканом, Чимин наконец-то успокоился и снова стал тем, кем и был раньше. Тон их общей болтовни то ни о чем, то об очень важном изменился и вошел в спокойное русло с неизменным призрачным оттенком тяжелой, но давно привычной грусти.       Парни сидели за круглым столиком вдали от основной массы людей, не спеша пили и говорили о жизни так, будто понимали и знали абсолютно все на свете, но сами никогда этого не касались и не переживали. Официантки проходили мимо и тайком поглядывали на них, а они сами не замечали ничего вокруг, застрявшие в своем личном, тронутом опасностью мире, в котором существовали порой совсем обособленно от реального.       — Наверное, это просто часть жизни, просто так есть и все, и никак по-другому случиться не может, — говорил Чимин уже тяжелым языком, прерываясь на маленькие спешные глотки коктейля ярко-оранжевого цвета, название которого никто и не запомнил. — Должно так быть — значит будет, хоть об стенку убейся, ничего же сильно не изменишь.       Всем троим еще полчаса назад дало по шарам, так что они давно потеряли первоначальную нить разговора, и он начал то и дело приближаться на опасно близкое расстояние к запретной сегодня, да и всегда теперь, теме. Каждый осознавал это, но из-за опьянения совершенно ничего не мог сделать, отдавая слова власти порывов, заставлявших говорить буквально все, что приходило на ум.       — И все равно, почему? У всего должна быть причина, где она здесь? — возражал Тэхен и наклонялся вперед, все ближе к другу, постукивая ребром слабо сжатой ладони по столу, который звонко дребезжал в такт ударам и музыки.       — Именно поэтому лучше придерживаться теории случайностей, — спокойно вставил Юнги с пониманием дела, смотря на Чимина. Тот только поморщился, не очень-то и желая соглашаться.       — Ну не знаю, хен, — ответил он, — как-то слишком круто и просто получается, если все — это случайность.       — Зато сердце не тревожит.       — По-твоему, лучше жить в вакууме и ничем не тревожиться? — снова возразил Тэ, клонясь теперь к другому своему другу. — То есть ничего не чувствовать?       — Я живу с Чимином, о чем ты? — рассмеялся Юнги и отпил свой виски перед тем, как ответить на сам вопрос. — По-моему, лучше жить в гармонии, где нет ни сильных тревог, ни бесчувствия.        — Гармония с Чимином? — мягко усмехнулся Ким. — Как давно?       — Я все еще здесь, если что, — напомнил Чимин, скрыв собственную улыбку за кромкой бокала.       — Нет, конечно, ты прав, но… — говоря это, Тэ неосознанно постепенно уводил взгляд от друзей, оборачиваясь на танцующих чуть вдалеке людей, чьи тела мешались друг с другом и яркими всполохами света софитов, лазерных полос. Вдруг его блуждающий без цели взгляд нашел знакомую фигуру в самой гуще толпы, и время сбилось с привычного ритма. Он потерял все: его ощущение, предмет разговора друзей, чьи голоса вовсе перестали различаться в общем шуме, свои сбивчивые пьяные мысли и, в конце концов, самого себя, — и это длилось ровно несколько мгновений, отмеренных тремя ударами сердца в груди, перехваченной невидимой цепью. «Неужели… он?» — раздался шепот в голове, и страх сжал горло. На четвертый удар сердца Тэхен встретился с ним взглядом на каких-то полсекунды, и ему показалось, что именно тогда он умер. Парень, танцевавший с друзьями в толпе, оказался так похож на Чонгука, что у Кима перехватило дыхание. И все же это был не он. Когда Тэ понял это, показалось, будто кто-то выстрелил в него, убив без жалости то ли вдруг вспыхнувшую надежду на счастье прямо в эту ночь, то ли страх перед ответственностью за решение, которое он тотчас принял бы, окажись тот незнакомец в самом деле его соулом. — Я жил и не думал, даже не надеялся узнать на себе эту связь, как у всех других. И если выбирать, я бы все равно не отказался от любви к нему, плевать, чего это в итоге мне стоит.       Друзья уже как будто давно говорили совсем о другом, и вернувшись в реальность только теперь, он увидел на их лицах лишь сочувственное непонимание. Чимин хотел было ответить что-то, но почувствовав неприятную неловкость, Тэхен допил залпом свой коктейль, встал и пошел в туалет, бросив «пойду отолью» и оставив друзей в пьяном недоумении.       Путь до уборной был не долгим, но и не легким, ведь стоило подняться на ноги, как все вокруг тут же завертелось и закружилось в два, а то и в три раза сильнее, чем пока он спокойно сидел. Люди шли навстречу, и казалось, требуется чертовски много сил и сноровки, чтобы огибать их, как вода камень. Поражаясь этой своей способности, Тэхен не заметил, как уже оказался в туалете. Там горел тусклый, обжигающе холодный свет и сильно пахло хлоркой. От справления нужды стало ужасно легче во всем теле, как будто он наполнился гелием, и только тогда до него дошло, как же сильно все это время он хотел в туалет. Другие парни входили и выходили, но от них почему-то оставались лишь смазанные тени и запоздалые звуки вроде грохота входной двери или щелчков кабинок. В какой-то момент Тэхен просто обнаружил самого себя перед зеркалом. Он держал руки под ледяной водой и смотрел себе в глаза не моргая. До мурашек странное ощущение охватило его всего, и помещение стало темнее в несколько раз.       — Эй, отвисни! — усмехнувшись, незнакомый парень, сполоснувший рядом руки, легко толкнул Тэхена в плечо и выключил воду в его раковине. — Не трать воду зря.       И ушел. Но Тэхен успел заметить, что это был именно тот, с кем они встретились взглядами чуть раньше. Парень, похожий на Чонгука так сильно, что даже, оказывается, говорит похожим голосом и совершенно тем же тоном. Ким смотрел ему вслед широко раскрытыми глазами, не веря происходящему. Сердце билось в груди как-то чересчур быстро и больно. Он вернулся к друзьям бледным, словно увидел саму смерть, еще и с ледяными, как у мертвецами руками, которых он почти не чувствовал. Юнги и Чимин о чем-то говорили, Тэ не сразу смог понять хоть слово, но стоило им произнести имя Чонгука, как все стало на свои места — они говорили о том, насколько сильной может оказаться связь между людьми, которые оказались связаны случайно. Или по велению судьбы?       — Да, она может оказаться настолько сильной, — вмешался он в разговор, почти спор, принимая сторону Чимина и смотря теперь только на него. Во взгляде Кима читалась неясная, но пугающая жесткость, и он спросил: — С первой нашей встречи я чувствовал все его сильные эмоции, как будто они происходили и со мной тоже, а потом я стал чувствовать и обычные. Так в чем вопрос? Если ему хорошо там сейчас, почему я этого не чувствую, а?       — Тэхен, но погоди, это же не может быть как постоянное... — перебил Чимин, но друг его как будто не услышал.       — Когда было плохо — чувствовал, — продолжал он, замкнувшись на одной единственной мысли, не дававшей покоя. Все это время он сторонился ее, но сейчас, освободившись от всех оков благодаря алкоголю, взглянул правде в глаза. — Это дерьмо же не может работать только в одну сторону? Что за бред?       — Тэ, погоди, — начал Юнги, протянув вперед раскрытую ладонь, но Тэхен не заметил и его.       — А знаешь, что я чувствую сейчас? — он не отрываясь смотрел на Чимина, словно обвиняя его одного во всем, что произошло. — Мне хорошо, легко и просто зашибись. Только вот понимаешь, я не могу сказать, что все эти чувства — мои.       — Тэхен… — Чимин смотрел на него своими большими глазами, вдруг затянувшимися пеленой подступающих слез обиды и стыда, но ничего более не смог сказать.       Тэхен же бросил уверенный взгляд в толпу танцующих и, найдя там снова тот мягкий, приглашающий теперь взгляд незнакомца, поднялся из-за стола.       — Пойду потанцую, — сказал он ровным голосом без единой эмоции и ушел.       Друзья смотрели ему вслед и прекрасно видели, к кому он идет, и понимали, что, вероятнее всего, могут больше не ждать Тэхена сегодня ночью. Юнги устало глянул на время на телефоне и вздохнул, беря Чимина за руку и нежно, но крепко сжимая ее в своей. А тот чувствовал такое всепоглощающее чувство вины, что не мог отвести взгляд от места, где еще минуту назад сидел его лучший друг. Он словно только что прямо, без слов, но взглядом, обвинил его во всем, что случилось: в их встрече с Чонгуком, в их любви, — и Чимин почти слышал, что его сердце крошится, как тонкое стекло под подошвами жестких сапог. Шел уже второй час ночи.       — Может, поедем домой? — предложил Юнги через несколько минут, когда напитки были допиты, а друга не стало видно вовсе. — Он не ребенок, вернется сам, тем более что, кажется, у него интерес здесь появился.       — Ох, хен, — Чимин вздохнул и вдруг упал на сложенные на столе руки, хватаясь пальцами за давно растрепавшиеся волосы. — Случайность или нет, но это я их познакомил…       Он не договорил свою мысль, но этого и не нужно было, Юнги все понял, понял, что Чимина гложет сорвавшееся с цепи чувство вины. Нельзя было оставлять все так, ни в коем случае. И в этот момент ко всему прочему вместо попсовой танцевальной заиграла спокойная и даже грустная музыка, которую поставили, чтобы парочки могли станцевать медляк, и только одна пара во всем баре незаметно для всех боролась с тьмой, подступавшей к ней со всех сторон.       — Чимин-а, даже не думай! — воскликнул Юнги, хватая парня за плечи и притягивая к себе, чтобы крепко обнять. — Сам же сказал, как должно было, так и случилось, не твоя это вина!        — Но, хен… — он пытался выбраться из крепких рук.       — Не виноват, понял меня? — вдруг отстранившись, старший посмотрел ему в глаза, умоляя поверить его словам. — Не виноват…       К счастью, Чимин эхом отозвался на эти слова, почти без сил повторив их дважды, и попросил:       — Может, давай еще немного чего выпьем, а потом поедем? Вдруг все-таки вернется?       И Юнги согласился. Хоть и не считал, что они еще хотя бы раз увидят Тэхена сегодня рядом, но все равно сходил и взял себе виски, а Чимину слабоалкогольный коктейль. Еще около часа они посидели там вдвоем, переговариваясь по мелочи и пристально наблюдая за танцующими людьми, а потом совсем не со спокойной душой, но со смирением поехали домой, вызвав такси. Конечно, с решением друга они ничего не могли поделать, и все же смутное чувство нехорошего, в чем есть именно их вина, не отпускало еще очень долго, пока они оба не уснули дома в объятиях друг друга долгим неспокойным сном.       Тэхен, ясное дело, возвращаться не собирался ни к друзьям, ни к себе домой этой ночью. Пока другие люди и музыка увлекали его за собой в давно чуждый ему мир легкомысленного наслаждения, он прекрасно понимал, к чему все идет и чем закончится, и ничего с этим не делал, поддаваясь порывам. Голова кружилась, громкие звуки выбивали из головы все мысли, и в итоге от него осталось лишь тело, да и его он контролировал через раз. Сейчас ему совсем уже не хотелось думать, страдать и пытаться найти выход, словно он забрел в темноте в угол, в котором в целом даже понравилось, и остался там наслаждаться течением времени и людьми, взявшимися из ниоткуда, пока глубоко внутри, под тысячью пластами уговоров и обещаний самому себе, так и застряла между ребер гадкая, похожая на детскую, обида за собственные домыслы.       «Раз уж ему стало хорошо там, раз у него все в порядке, тогда будет и у меня», — думал он, притягивая к себе танцующего рядом парня, и когда заиграла медленная, режущая по сердцу песня, совершенно бесстыдно прижался к нему всем телом, позволяя чужим рукам искать свои пути на его коже, шедшей мурашками под легкой рубашкой. Тэхен понравился ему, и тем более теперь, когда он двигался так соблазнительно и непозволительно близко, незнакомец совсем передумал отпускать его этой ночью.       Мир кружился вокруг все сильнее, краски и очертания людей вокруг смешивались в одну пугающую до дрожи сюрреалистичную картину, в одной части которой полотно вот-вот должно было сгореть, будто художник разозлился настолько, что прожег свечой собственную ошибку, не в силах исправить ее. А Тэхен лишь поддавался чужим рукам, позволял другому вести себя куда угодно, и даже не потому что оказался чертовски сильно пьян, а потому что этот парень, у которого он так и не узнал имя, был так сильно, так невозможно и неправильно похож на Чонгука. Но если бы не алкоголь, он не позволил бы себе такого, ведь его сердце разорвало бы на части.       На утро, конечно, ему было жаль, что он все-таки себе позволил. А может, скорее, даже просто совестно, ведь он предал самого себя в эту ночь, не успев перед этим смириться с тем, что никто никому ничего не должен. На самом деле просто упрямо не хотел, потому что это значило бы тогда, что в мире, в котором пусть и существуют соулмейты, для него самого нет абсолютно ничего волшебного и святого, ничего, во что можно было верить всей душой, ради чего жить иначе, чем все вокруг.       Утром его тело предательски болело, хотя эта боль и вполовину не дотягивала до головной, от которой череп, казалось, треснет от любого громкого звука, да и в ушах все еще звенело от оглушающей музыки. Рядом спокойно спал незнакомый парень, прикрытый совсем немного пустым шелковым пододеяльником. Несколько минут, боясь пошевелиться и умереть от боли, Тэхен лежал и рассматривал татуировки, покрывавшие все его тело, неосознанно отыскивая цветок Художника, если он есть. Потом парень, как будто услышав мысли Кима, перевернулся на спину, и на груди цветка тоже не оказалось, так что Тэхен вздохнул с облегчением и осторожно поднялся.       Чужая комната закружилась, но через несколько мгновений успокоилась, вернувшись на свое законное место. Часы на комоде у стены напротив показывали одиннадцать двадцать, а в открытое окно врывались приглушенные расстоянием разговоры прохожих. Две женщины обсуждали погоду, и одна из них жаловалась, что жара, похоже, возвращается, и в таком случае ее мужу снова станет плохо. Ее подруга согласилась и высказала свое желание перебраться до зимы к родственникам в Ёнчхон, на что другая ответила, что и там от жары не спасешься, если уж все это снова начнется. И они обе снова запричитали, что в этом году лето выдалось просто ужасным, а погода, бог знает почему, просто сошла с ума. Не зная зачем, Тэхен вслушивался в их разговор, и по спине его шел холод.       Смутно ощущая неладное, он посмотрел на лежащего рядом парня. На душе стало как-то тоскливо, и все же при свете дня он уже совсем не был так похож на Чонгука, как показалось ночью в баре, но не менее красивый, может, даже больше. Стараясь не делать резких движений и не шуметь, Тэхен выбрался из постели и пошел в ванную, отыскивая ее интуитивно и думая, что раньше, при других обстоятельствах, он захотел бы остаться с этим незнакомцем, узнать его ближе и, если бы тот так и не встретил своего соула, возможно остался бы надолго. Когда-нибудь в другой жизни это и правда могло бы случиться, может, и жизнь одинокого Художника окрасилась бы новыми красками близкого человека рядом. Но уж что есть, с тем и живешь.       Прохладная вода душа смыла всю дрему с Тэхена и освежила его мысли, в которые тихо и незаметно вернулась все та же верность, из-за которой он не покидал все те дни своей квартиры. Теперь она звала его обратно, и он вовсе не был против подчиниться. Будить хозяина квартиры, конечно, не стал, как бы банально это не выглядело, ему не хотелось сейчас говорить хоть с кем-то, тем более с тем, с кем он переспал по пьяни. Тэ прекрасно понимал, что ничего у них не выйдет, но какая-то давняя, уже забытая привычка остановила его в дверях, и он подумал, не оставить ли парню свой номер. Но все-таки не стал и, мотнув головой, прогнал себя из чужого дома, в котором тому, кем он стал теперь, место не должно было быть.       Дома все оказалось так же, как и прошлым вечером, когда он его покидал: все тот же воздух, только немного проветренный, потому что окно оставалось приоткрытым, тот же беспорядок и та же атмосфера затворничества и душевных страданий — все родное и привычное сердцу. Тэхен даже усмехнулся, остановившись на кухне и осмотревшись вокруг. Как будто вернулся в родной дом после долгого отсутствия, изменившись внутренне, встретил воспоминания о себе прошлом и на добрых полчаса поддался приятной ностальгии, прекрасно зная и не обманывая себя на этот счет, что день-два — и от легких, маленьких изменений в нем не останется и следа, все вернется на круги своя. Сердцу скоро снова станет больно, и Тэхен ждал этого с дрожью в руках.       Влиться обратно в свою старую рутину оказалось немного сложнее, так что он сидел за столом на кухне и совершенно не знал, чем заняться, то ли полежать и заглянуть в глубину своих мыслей, то ли начать писать новую картину, то ли вообще усадить себя перед ноутбуком и вконец забыться сериалом. Ничего из прежних занятий сейчас как будто не было ни к месту, ни ко времени, и в конце концов, чтобы сделать уже хоть что-нибудь, Тэхен встал и сделал себе кофе, а потом снова сел за стол и в ожидании, пока напиток немного остынет, задумался.       Только теперь ему вспомнилось (запах кофе пробудил воспоминание) то обещание самому же себе прошлой ночью о том, чтобы не спать и искать выход из всей сложившейся ситуации. Конечно, тянуть и дальше непонятно что было так же невыносимо и неприятно, как слушать скрип старой оконной рамы, которую беспрестанно тревожит ветер. Тэхена аж передернуло от воспоминания того высокого звука, словно режущего барабанные перепонки и пробирающегося до самых костей. То окно можно было хотя бы хорошенько смазать, что отец и сделал вскоре, а что делать с незваной любовью и настоящей связью соулмейтов, Тэ и представить не может. К тому же, хоть это и дошло до него только сейчас, проблема касается не его одного, а их с Чонгуком, поэтому, по сути, и принимать решение в одиночку нельзя.       Дав мыслям время пометаться еще в одну и другую сторону, попивая противный языку кофе, где-то через час Тэхен оказался в очередном тупике, только в этот раз с твердым пониманием того, что для решения проблемы, разрушившей весь прежний уклад жизни и сильно поранившей сердце, ему нужен Чонгук. Но теперь он был далеко, как будто даже в другом мире, куда Тэхену путь сейчас был определенно закрыт. И что же оставалось?       Он достал телефон из кармана и уставился в черный экран, не сразу понимая, в чем дело, потом со вздохом нашел зарядку и подключил ее. Через две минуты телефон включился, и Ким ожидал увидеть штук десять минимум сообщений от Чимина, как обычно. Но в этот раз не увидел ничего. И на душе сразу стало неприятно от воспоминаний о том, как он поступил и что наговорил другу этой ночью, а отсутствие хоть слова от него явно показывало, что Чимина это задело, причем сильно. Теперь же Тэхену нужен его совет, но он чувствует, что не имеет права просить его, пока не получит прощение.       Написать надо было, вечно от проблемы бегать не станешь, но пришлось конечно постараться, чтобы подобрать нужные слова, да и по-простому Тэхену было стыдно, и сильнее всего, когда он отправлял свое искреннее сообщение:       «Чимин-а, извини меня, что ушел вчера и сказал то, что сказал. Я не виню тебя на самом деле ни в чем, не знаю, что меня ударило сказать такое. Мне правда жаль, я придурок полный».       В принципе, ничего больше говорить и не нужно было, главное, что он честно признал свою вину перед собой и другом. Осталось только ждать, правда, не так долго, как Тэхен приготовился. Ответ занял у Чимина не больше трех минут, ведь он на самом деле уже часа четыре как проснулся и бродил по своей квартире в ожидании какой-нибудь весточки от лучшего друга, его самого терзала совесть за то, что оставил его в баре одного и просто уехал, несмотря на то, что и ждать тогда нечего было. Так что, не зная этого, они чувствовали одинаковую вину за произошедшее.       «Я понимаю, почему ты сказал все это вчера, ничего, все нормально, ты был расстроен, ясно от чего.       У тебя все в порядке сейчас? Как ты? Извини, что уехал сам, не сказав, тебя уже не найти было… ты. с кем-то уехал или один?       Не говори, если не хочешь», — написал Чимин и, сидя в этот момент за кухонным столом, вскочил и нервно прошелся к окну, выглядывая на улицу и сжимая телефон в руке. А Тэхен улыбнулся сообщению друга с нежностью и грустью пополам.       «Все в порядке, я в норме. Уехал с одним парнем, но это было на одну ночь, ничего больше», — ответил он неуверенно, а потом добавил: «Спасибо, что вытащили меня туда, мне стало легче после этой ночи». Захотелось еще пару раз поблагодарить, но он не стал, понимая, что только уйдет дальше от темы, на которую изначально хотел поговорить. Заветная тема и так отдалялась благодаря Чимину:       Чимин: «Не знал, что тебя иногда тянет на подобные отношения) как хоть его звали?»       Тэхен: «Я не спросил, ушел утром, пока он спал».       Чимин: «Но все-таки почему? Так расстроен был или так пьян?»       Тэхен: «И то и другое. Вообще он в темноте был особенно ужасно похож на...»       Чимин, конечно, все понял и так, но оба почувствовали странное, как будто само имя было под запретом между ними, не то, что какое-то обсуждение дела, касающегося двух соулов. Из-за этого и молчание затянулось, хотя оба друга держали телефоны в руках, смотря на их общий диалог в приложении, думая написать что-то, но не решаясь и тут же передумывая. Нельзя было тянуть бесконечно, Тэхен это понимал и, собравшись с духом, начал уже печатать, но не успел и полдела изложить, как пришло сообщение от Чимина, и пришлось все стирать, чтобы потом подойти к теме заново.       «И все же… тебе нужен только он, да? И это так и будет?» — писал он, и в каждом слове чувствовалось искреннее сожаление. Его руки тряслись, пока он это печатал.       «Да, — уверенно согласился Тэхен, чувствуя, как сердце разгоняется, ведь пришло время поговорить о том самом. — Все будет продолжаться как сейчас, и это хреново. Очень. Только я не смогу ничего с этим сделать один, понимаешь? Мне нужен он».       Чимин щелкал ногтями правой руки, пока читал сообщение снова и снова, и кусал губы, думая. Нет, он все понимал и в каком-то смысле понимал, что к этому все придет, но что должно было ответить?       «Что ты хочешь конкретно от меня?» — написал он в конце концов, совершенно не уверенный, правильно ли так сказать сейчас, но понимая, что нет никакого смысла ходить вокруг да около.       Тэхен: «Мне нужен твой совет. Твоя помощь».       Чимин: «Спрашивай. Хотя я не уверен, смогу ли помочь тебе…»       Тэхен: «Сможешь. Только ты и можешь помочь. Мне нужно увидеться с Чонгуком. Именно встретиться и поговорить, чтобы найти выход из всего этого. Я не смогу принять решение один, это будет неправильно. Но я не знаю, как он сейчас, будет ли готов, если я приеду, не откажется ли говорить… мне написать ему? Он может проигнорировать или даже в чс кинуть…»       Читая сообщение, Чимин медленно сползал по спинке дивана и начинал хмуриться все сильнее. Юнги, сидевший за письменным столом, не мог не заметить этого и не обратить внимание. По выражению лица Пака он уже понял, с кем и о чем идет разговор, поэтому с тихим вздохом оставил ноутбук и сел рядом на диван, готовый выслушать и помочь. Чимин не мог подобрать слова, поэтому просто показал парню сообщение друга.       Чимин: «Не уверен, что именно ты задумал, но поиск решения — это правильно. Насколько я знаю, как он сам пишет, у него сейчас все хорошо, он работает в кафе с бывшей одноклассницей, вроде у него новые друзья там. Не знаю, Тэ, стоит ли тебе писать ему. Но и просто так ехать к нему не надо, вряд ли ему понравится подобный сюрприз, если… если он начал новую жизнь. Это обязательно, чтобы вы встретились?»       Тэхен: «Обязательно, Чим. И я это сделаю, поможешь ты мне или нет».       Чимин: «Ладно, хорошо… давай только не прямо сразу? Я могу поузнавать, не прямо, как он насчет всего этого, и потом скажу тебе, как будет лучше сделать? Дело ведь серьезное, нельзя спешить».       Тэхен: «Хорошо, договорились. Сколько ждать?»       Чимин: «Дай мне хотя бы неделю. К тому же скоро сентябрь, он должен будет уже вернуться в Сеул».       Тэхен: «Окей, жду. И пиши мне сразу, как что-то будет проясняться».       Чимин: «Конечно, Тэ.       Все будет хорошо».       На последнее Тэхен ничего не ответил, только поджал губы, заблокировав телефон. Один из камней, загромоздивших плечи, сейчас спал, и даже где-то замелькала маленькая самонадеянная надежда провернуть кое-что. Запретное, но ему все больше кажется, что не такое уж и опасное, если сделать все правильно. Кофе сделал свое дело, так что после столь обнадеживающего разговора, решимость и силы наполнили его тело, а в глаза закрался подозрительный огонек. Не в силах думать теперь о чем-то еще, Тэхен пошел за ноутбук и принялся искать любую информацию, которая скоро ему очень пригодится, чтобы поставить в их с Чонгуком жизни все на свои места. К счастью или к сожалению, но отговорить и остановить его было некому.       — Не знаю, хен… — уже третий раз сказал Чимин, задумчиво вертевший в руке телефон, и хмурился только больше. — Не знаю, получится ли?..       — Если его решение действительно твердо, — говорил Юнги и одной рукой осторожно разминал плечо своего парня, пытаясь хоть как-то помочь ему расслабиться и успокоиться насчет друга, — мы не сможем в любом случае что-то сделать с этим. Но если нет, время покажет. Какая-никакая, но возможность, что он остынет и примет происходящее, есть.       — Я просто боюсь представить, чем все это закончится, Юнги-хен, — с жутко усталым выражением лица и тяжелым вздохом Чимин наконец оставил в покое телефон и, расслабив тело, пристроился к Юнги. — До чего они оба могут додуматься в итоге…       — Посмотрим, может, и не додумаются, — он обнял его и мягко поцеловал в макушку. — А если и додумаются, придумаем, как спасти.       «Если они вообще захотят быть спасенными», — горько усмехнулся про себя Чимин, но не стал произносить такое вслух. Им всем стоило сейчас действовать осторожно и спокойно и надеяться на лучшее. Но он чувствовал лишь еще большую усталость и просто не мог не готовиться к худшему.