draw my love

      В субботу, то есть двадцать девятого августа, Чонгук решил еще поработать, но уже в середине дня понял, что ему тяжело. Ожидание встречи с самого утра поселило в душе смятение, голова варила сильно, однако не в рабочем направлении, и многое просто-напросто не получалось, все валилось из рук, как будто он в одночасье разучился готовить даже самые обычные лимонады. Да еще и Саран работала в тот день только со второй половины, и без нее Чонгук чувствовал себя совсем беспомощным. Конечно, Джэхен это заметил. Он предложил ему пойти домой и отдохнуть еще немного, если нужно. Из-за шедшего с ночи проливного дождя посетителей было совсем не много, поэтому Чонгук с благодарностью согласился и пошел домой после двух. Саран пришла только в три, поэтому они так и не встретились.       «Ты в порядке? Брат сказал, ты сам не свой был…» — написала она другу сразу после того, как пришла и обо всем узнала.       «Да, нормально, просто из-за ожидания все как-то не так», — ответил Чонгук, не зная, как объяснить свои неудачи в работе даже самому себе. Да ему и думать об этом совсем не хотелось, не то что объяснять кому-то еще. В итоге, пометавшись по дому от дивана к кухне, от кухни к ноутбуку в спальне, Чонгук все-таки решил переждать в одиночестве и попросил себе выходные до второго сентября. И брат, и сестра Ким, на его удивление, оказались совершенно не против, поэтому хотя бы одна из множества причин для волнения отпала, и он смог посвятить свое свободное время всем остальным.       Поначалу он, конечно, наивно полагал, что сможет справиться с собой и заняться чем-то, отвлечься и все такое, но уже через полчаса попыток увлечься одним давно ждавшим, когда его уже посмотрят, сериалом, это оказалось совершенно нереальным. Даже дышать спокойно и то было трудно, не говоря уже о каком-нибудь занятии или развлечении. В конце концов, все, что ему осталось, — это включить телевизор на фон и размышлять о предстоящем, то прохаживаясь по дому, то лежа: на разных боках попеременно, на спине, на животе, — и снова по кругу. Только к концу дня ему удалось как-то отвлечься прогулкой до магазина и готовкой, по крайней мере, потому что просто пришлось: в холодильнике ничего не было, а желудок молил о пище в полном отчаянии, протестуя против бесконечного вливания в него чая и энергетиков. И когда Чонгук наконец вышел на улицу поздно вечером, разошедшееся мечтательное настроение уступило место осознанию реальности.       Поспав в кои то веки крепко и спокойно, он мечтал о Тэхене с самого пробуждения, на самом деле, почти не замечая того, что происходило вокруг, и теперь ему стало даже стыдно за это. Чонгук совсем забыл про дождь и смело вышел под него, промокнув за секунды. Пришлось вернуться, сменить легкую кофту на куртку и взять зонт.       Ливень лил уже почти сутки, по тротуарам и дорогам протянулись глубокие грязные лужи, так что и тонкие кеды тоже быстро промокли. Они неприятно хлюпали, а это он еще не дошел до магазина на соседней улице. Тяжелые капли били по плотной материи зонта и высоко отскакивали от нее. Чонгук поднял взгляд к небу и едва смог разглядеть очертания огромных черных облаков, нависших махинами над всем городом. И даже при свете уличных фонарей казалось, что все вокруг неизбежно поглощает тьма.       Ледяная капля упала на его лицо и медленно скатилась по щеке, как слеза. Чонгук не смахнул ее, только наклонил зонт чуть вперед и ускорил шаг. И когда дошел до магазина, понял, что не зря, потому что тот закроется через двадцать минут.       Он не хотел ничего конкретного, поэтому история повторилась, разве что в более беспорядочном и ухудшенном варианте, ведь в этот раз подгоняло еще и время. Уставшая девушка за кассой не прогоняла его, конечно, даже не посмотрела, когда он вошел, но все равно ему казалось, что если он не выберет себе еду за десять минут, то его точно попросят выметаться отсюда. Поэтому Чонгук набрал охапку лапши быстрого приготовления, один огурец и пачку шоколадного молока, хотел взять банановое, оно ему больше нравится, но не заметил, как схватил другое, и оказался на кассе спустя всего пять минут. Девушка окинула его хмурым взглядом и молча начала пробивать, очевидно никуда не спеша, в отличие от него. Дома ее тоже никто не ждал, и она совсем не хотела туда возвращаться, тем более под таким дождем. Ей было плевать, окажется она в своей холодной маленькой однушке в двенадцать или в час ночи, или вообще через несколько дней. А у Чонгука почему-то так забилось сердце, что, пока она сканировала его дешевую лапшу, он увидел в холодильнике рядом с кассой соджу и, не думая, добавил две бутылки к остальным продуктам. А потом еще шоколадный батончик с орехами, один из лежавших на кассе. Он почувствовал на себе взгляд и поднял глаза от своих покупок. Девушка пробивала соджу с усталой усмешкой на губах.       — Пить в одиночестве — верный путь к алкоголизму, — сказала она негромко и понимающе посмотрела на этого странного, чем-то взволнованного покупателя.       — А если пить с кем-то, то процесс замедлится? — совершенно серьезно и даже с честным интересом спросил Чонгук. Девушка чуть не засмеялась, потому что он выглядел как ребенок, с его большими любопытными глазами.       — Конечно, — ответила она в шутку и назвала окончательную сумму.       Но вместо того, чтобы оплатить, собрать покупки в пакет и уйти, Чонгук застыл на пару секунд, а потом вдруг зачем-то предложил:       — Тогда не хотите выпить со мной?       Где-то с четверть вечности для него и не больше пяти секунд для нее, девушка смотрела на парня и пыталась понять, шутит он или нет. Но его невинное лицо убеждало, что нет.       — Ну давай, — согласилась она, и Чонгук сразу купил еще две бутылки соджу и наконец оплатил покупки.       Собрав в тишине все в пакет, он замялся, забегав взглядом вокруг, нерешительно посмотрел на девушку, которую он видел впервые в жизни, но к которой что-то почувствовал, и в итоге произнес через силу:       — Я подожду на улице?       Она кивнула, не уверенная по его интонации, был это вопрос или утверждение, и начала собираться, чтобы закрыть магазин. Часы на ее тонком запястье показывали без пяти одиннадцать, а дождь снаружи лил еще сильнее. Может, если бы ей было что терять, она бы не согласилась, имея в своей жизни хоть какой-нибудь якорь. Но, к сожалению, его не было. Ничего, кроме пустых дней, разделенных на работу-дом и наоборот в разных соотношениях, в зависимости от ее рабочего графика три через один. Выполняя привычные действия, запомненные до автоматизма, девушка, конечно, думала о том, чем обернется сегодняшняя ночь, однако какой бы ни был исход, ее это все не очень волновало. Выпьет ли она много или мало; станет ей плохо на утро или нет; окажется этот странный парень маньяком, убийцей, насильником, психом или всем вместе, или вполне обычным нормальным, просто немного одиноким; все было для нее сейчас одинаково. Она устала. Не только в этот вечер — в последние несколько лет. Так что, выйдя на улицу, закрыв двери на сигнализацию и опустив защитную решетку, она спокойно раскрыла свой прозрачный дешевый зонтик и, взглянув на ждавшего ее парня, сказала:       — Меня зовут Ли Сонми.       — Приятно познакомиться, — он слегка поклонился и хотел улыбнуться, но не вышло, лицо словно превратилось в камень и стало таким же мертвенно спокойным и смиренным, как у его новой знакомой. — Я Чон Чонгук.       — Приятно познакомиться, Чонгук, — она тоже поклонилась. Сонми рассматривала его лицо в тусклом свете фонаря, пока они стояли в молчании несколько мгновений, и хотела как-то по-другому обратиться к нему, но не могла понять, старше ли он или младше.       Потом он, словно очнувшись, кивнул в сторону своего дома:       — Нам туда. Пойдем? Я недалеко живу.       — Пойдем, — согласилась Сонми и достала из кармана зажигалку и сигареты.       Запахи табачного дыма и сырости от дождя вдруг так странно смешались для Чонгука. Холод прошелся по спине, в горле встал ком, но этот новый запах ему понравился. И понравилось, как Сонми молча и спокойно шла рядом с ним и курила черные сигареты. Как будто они знают друг друга уже сотню лет и без лишних слов просто идти ночью вместе домой для них — самое обычное и привычное дело. Чонгук не знал ее на самом деле, но ему ужасно сильно захотелось узнать. Он смотрел на нее полпути, а потом она смотрела на него, и так по очереди в кромешной тьме, которую рассеивал лишь тусклый то теплый, то холодный свет. Они изучали и узнавали друг друга без слов.       Она ниже его ростом на целых две головы и выглядит хрупкой, таких всегда хочется защищать и оберегать, но Чонгук чувствует в каждом ее движении уверенность, внутреннюю силу и понимает, что именно ей чья-то защита ни к чему. Она привыкла справляться со всем сама и не просить помощи у кого-то. Как и он сам. Эта мысль немного задевает, и его губы трогает едва заметная улыбка. Ее темно-каштановые, чуть выше плеч, слегка вьющиеся от влаги волосы, ее карие глаза, в темноте совсем черные, ее губы и хороводный взгляд, в котором нет ни капли надежды на что-то ужасно большое и прекрасное в жизни, движения ее рук, — все это напомнило Чонгуку… Тэхена. В тот день, когда они впервые встретились, когда рядом с восторгом и счастьем Чимина и Юнги, соединивших свои души, он выглядел таким холодным, спокойным и равнодушным к собственной судьбе. Чонгук попробовал представить, что было бы, если они не встретились бы вовсе, и ему стало очень грустно. Потому что следующим воспоминанием стали полные счастья и любви глаза Тэхена, его широкая улыбка, его смех в те дни, когда они позволяли себе любить друг друга. Безвозвратно потерянные дни.       Чонгук отвел потяжелевший взгляд, и в следующее мгновение, кинув на асфальт докуренную сигарету, уже Сонми посмотрела на него.       Чтобы увидеть его лицо, приходилось задирать голову, и ей это сразу не очень понравилось. Высокий и сильный, но двигается так, будто совершенно не умеет пользоваться этим. Или не хочет. В магазине был взволнованным, даже немного напуганным ребенком, а теперь, Сонми тихо удивляется про себя такой перемене, смотрит с такой спокойной и темной тоской куда-то вдаль, как будто чуть-чуть улыбается, при этом сдерживая совсем другие чувства, и она понимает, что у него что-то случилось. На секунду у нее перехватывает дыхание, когда она вдруг вспоминает, понимает этот взгляд — такой же был у одного ее одноклассника, который покончил с собой за месяц до выпуска. Ей хотелось ошибаться в этом, но нет, сходство было определенное, тьма в воздухе вокруг него, тьма в глазах и какой-то неправильный, неестественный огонек, какая-то пугающая искра. Сонми решила, что в таком случае нет ничего удивительного и странного в том, что он позвал незнакомую девушку к себе выпить соджу. «Если мы ждем скорый конец, что же нам остается, кроме как выпить с кем-то?» — подумала она, и в общем была почти права. Чонгук в самом деле ждал конца и этой ночью хотел быть с кем-то, кто ничего не знает, кто просто побудет рядом и с кем он не будет чувствовать приближение этого самого конца. Он не сказал об этом вслух, но Сонми, казалось, и так чувствовала, что ему нужно, и была именно той, с кем ему хотелось сегодня быть. Они пришли домой мокрые, несмотря на зонты, наследили у порога и сразу прошли на кухню. Тепло дома очень быстро согрело их.       — Хочешь посмотреть что-нибудь? — предложил Чонгук, пока доставал два невысоких стакана для соджу. — По телику, наверное, уже ничего интересного нет, а в тишине как-то…       Молчать с ней было хорошо и спокойно, но вот говорить пока все еще неловко, и он почти заикался на каждом слове.       — А ты часто смотришь телик ночью? — спросила Сонми, по хозяйски помогая разобрать пакет с продуктами, убирая одно в шкаф, другое в холодильник.       — Ну, не очень, так-то вообще раньше не смотрел, — ответил он, наблюдая, как она на удивление в правильные места расставляет его покупки.       — Тогда ты просто не умеешь искать, по ночам могут крутить вполне неплохие фильмы, — она закрыла верхний шкаф, куда убрала лапшу быстрого приготовления, оставив две из них на столе, и слегка улыбнулась одними губами.       Чонгук понял ее без слов, нашел пульт от телевизора, висевшего на стене в кухне, дал его ей, а сам подошел к плите, чтобы поставить чайник.       — Тогда найдешь что-нибудь?       — Есть предпочтения? — она включила телевизор и сразу принялась быстро листать каналы, убавив звук на слышимый минимум.       — Вообще никаких, — ответил он и перешел к распаковке лапши. Они ведь собрались выпить, какая разница, что будет играть на фоне? И только после этой мысли до него дошло, что он уже сотню лет не смотрел какой-нибудь фильм ради того, чтобы именно посмотреть его. «Надо исправить это, что ли, — подумал он, высыпая приправы из пакетиков в коробки по очереди, себе и Сонми. — Пока есть время». Хотя его осталось совсем немного.       — Ну вот, хороший фильм, — сообщила она, наконец остановившись на одном канале. — Правда, начался полчаса назад. Это «Снеговик», я смотрела, рассказать, что было?       — Кажется, я читал статью про книгу, — Чонгук вгляделся в экран в попытке уловить суть происходящего на нем сейчас. — Там маньяк убивает женщин и оставляет на месте преступления снеговиков?       — Да, у него было хреновое детство, об этом как раз в самом начале говорится, а еще главный герой — алкаш, — Сонми усмехнулась и, перегнувшись через стол, придвинула стаканы на середину, намекая, что пора. — Как раз подходит нам.       Чонгук улыбнулся в ответ и открыл первую бутылку, чтобы разлить ее на двоих. Они легко чокнулись стаканами с безмолвным тостом и выпили. Горлу стало горячо с непривычки, язык зажгло, и он поморщился. Сонми это показалось забавным, но она уж не стала смущать его и спрашивать, насколько редко он пьет и пьет ли вообще, или это его первый раз. Пару долгих минут они молча смотрели телевизор, а потом закипел чайник. Залив кипятком лапшу с приправами, Чонгук нашел вторую пару палочек и поставил коробочки с ними на стол. Осталось лишь подождать немного, пока заварится, но их желудки, словно сговорившись, громко заурчали друг за другом. Сонми беззвучно рассмеялась, а Чонгук слегка покраснел, но усмехнулся.       — Кажется, я последний раз ела только в обед, — сказала она, осторожно прикладывая ладони к коробке лапши и грея их ее теплом. — А ты?       — Честно говоря, не помню, когда нормально, в последние дни живу на каких-то перекусах и вот таком, — он показал на лапшу.       — А от чего так? Нет времени?       — Да нет, так-то, наоборот, много, я еще выходных себе взял дополнительных, просто как-то не до еды.       — Чем занят так, что даже не до еды?       — Жду.       — Ужасное чувство, если долго длится.       — Согласен, изматывает.       Они совсем не смотрят друг на друга, повернув головы к телевизору и подперев их руками, и оба как отражения друг друга. Кухня постепенно наполняется запахом лапши с кучей специй и усилителей вкуса, тревога из фильма не уходит дальше экрана, а за окном мерно шумит дождь. Новые знакомые сидят в полутьме кухни, потягивают соджу и чувствуют себя старыми друзьями.       — Что-то важное ждешь? — спрашивает Сонми и допивает стакан, не моргнув и глазом. Она каждый раз удивляется самой себе, как это стало ей так привычно — пить по вечерам.       — Очень важное, — Чонгук тоже пьет, но у него остается еще одна треть. — Кое-кто должен приехать…       Он не думал, что будет так трудно сказать это вслух, однако как только сказал, ему стало гораздо легче на душе, как будто один из камней, лежавших на ней, оказался птицей, которую давно пора было выпустить на свободу.       — Важный для тебя человек? — тут она заглядывает под крышечку и удостоверяется, что лапша заварилась.       — Самый важный.       Допив разом оставшееся соджу, Чонгук тоже открывает свою, и они наконец переключают внимание с фильма на еду. Как раз там началась реклама. Горячий пар чуть не обжег им лица, но запах разошелся просто чудесный, если не думать, каким количеством химии он достигнут. Сонми глубоко вдохнула и промычала от удовольствия.       — Умеешь ты выбирать эту фигню, — заметила она с довольной усмешкой и наполнила их стаканы.       — У меня большой опыт.       Пока ели, они снова перестали говорить, ночную тишину разбавляли только звуки телевизора и хлюпанье лапшой. Когда дети так делают, мамы всегда говорят «не хлюпай!», но теперь они взрослые и совершенно одинокие и могут себе позволить насладиться вкусом лучшим способом: втягивать в себя лапшу, набивать ею рот, почти давиться и немного обжигаться. Съев все за один присест и закончив почти одновременно, они откинулись на спинки стульев и довольно вздохнули.       — Блин, вкусно как, но я бы еще штуки три съел, — сказал Чонгук, чувствуя себя более уставшим от поедания горячей лапши, чем от целого дня работы на ногах.       — Ты целый пакет накупил, — тихо рассмеялась Сонми, лениво протягивая руку за стаканом. — Что тебе мешает заварить еще?       — И правда, ничего не мешает.       И он встал и заварил себе еще одну порцию лапши, а через десять минут еще третью, и только тогда почувствовал себя почти полностью сытым. После каждой ему становилось очень жарко, потом он остывал, и снова все повторялось. Несмотря на чувство усталости и лени после горячей еды, Чонгук все равно был беспокойным, хотя сам этого не замечал. Но Сонми, сидевшая расслабленно и двигавшаяся, только чтобы поднести стакан ко рту, видела и подмечала каждое его неловкое движение, вздохи, взгляды, то и дело метающиеся к окну, за которым не видно ничего, кроме поглотившей город тьмы. Ей не казалось все это чем-то таким уж странным и из ряда вон, скорее интересным, и пока они распивали вторую бутылку соджу, она раздумывала над тем, чтобы поговорить и узнать, что именно так тревожит его, конечно, за исключением приезда самого важного человека.       Спустя два стакана с начала их вечера и когда набитый едой желудок перестал быть слишком тяжелым, Сонми попросила показать ей, где туалет, и вернувшись, все-таки решила попробовать подобраться к сердцу Чонгука поближе, раз уж они пьют вместе сегодня. Да еще и этот дождь. Когда она возвращалась по темному коридору, в котором отсветы с кухни уже плясали по стенам и растекались по полу, ее передернуло от того, как внезапно и громко шум ливня ворвался в захмелевшее сознание, в первое мгновение совершенно отрезвив, а во второе — заставив опьянеть в два раза сильнее. Но вернувшись, Сонми по-свойски достала из холодильника новую бутылку и наполнила стаканы почти до краев.       — Ты не выглядишь тридцатилетним, откуда такой опыт? — спросила она, вернувшись на свое прежнее место, и наклонилась чуть вперед, подперев подбородок руками.       — Рано пришлось начать заботиться о себе самому, — ответил Чонгук, чувствуя на себе ее взгляд, но заставляя себя смотреть на экран телевизора.       — Что-то с родителями?       — Умерли.       Впервые в жизни ему оказалось так просто и легко сказать об этом кому-то. Казалось, он заранее знал, что Сонми отреагирует на такое совсем не так, как все остальные. В ее словах не было ни капли жалости, от которой Чонгук всегда чувствовал себя лишь еще более жалким. Раньше он не понимал, что она ему совершенно не нужна, даже противна, но все вокруг жалели его с самого детства из-за особенности его рождения, и это казалось абсолютно естественным, хотя на деле было чистым, стерильным притворством. А сейчас Сонми как будто кинула в него комок грязи, и это ему так понравилось, что несмотря на тему разговора, он улыбнулся. Ее слова звучали так по-настоящему.       — Ох, та же фигня, — махнула она рукой и отпила немного соджу. — Мама умерла, когда мне было пятнадцать, она курила постоянно, не выпускала сигарету из рук, и у нее обнаружили рак легких, а папаша свалил от нас еще раньше. К сожалению, я его помню, та еще скотина была, надеюсь, он тоже умер. А мне потом пришлось жить у тети, которой я нахрен не нужна была, так что в семнадцать нашла работу и переехала на съемную квартиру.       Слушать ее рассказ, хоть и печальный, было приятно, она говорила так, будто это все не про нее, не из ее жизни и ее не касается. Сначала Чонгук даже позавидовал ей, присмотревшись к выражению ее лица, понял, что как раз ей и тяжелее всех тех, с кем случается подобное и кто открыто страдает. Все-таки Сонми приходится тратить силы еще и на то, чтобы не показывать, как больно от воспоминаний и как хреново от настоящего.       — А у тебя как? — спросила она, вздохнув, и медленно перевела понимающий взгляд от стола к его глазам, менявшим выражение от сочувствия к ней до сожаления о себе.       — У меня день рождения через, кажется, уже два дня, — ответил он, припоминая, какое число теперь. Эта ночь по ощущениям как будто оказалась вовсе вне времени.       — Аа, — закивала Сонми, а потом покачала головой. — Ребенок Дня Памяти… тогда все понятно, даже и спрашивать больше не буду.       — Да, не повезло, — Чонгук усмехнулся.       Не сговариваясь, они подняли стаканы и, не чокаясь и не произнося вслух, выпили за родных, которые их покинули.       — Хоть вообще ни с кем не сближайся, чтобы больно не было, — вздохнула Сонми и потянулась к карману джинсов. — Можно здесь покурить или выйти на улицу?       — Кури здесь, я только окно открою.       Чонгук встал, и голова резко закружилась, так что его снесло немного в сторону, он чуть не промахнулся мимо ручки окна, но все-таки открыл его полностью. В это же мгновение раздался щелчок зажигалки, и комната наполнилась такими не похожими друг на друга запахами: холодной свежести и едкого сигаретного дыма. Когда Чонгук вернулся к столу, Сонми сказала, продолжив свою прежнюю мысль:       — Я не про тебя конкретно, а вообще про всех. Каждый день у кого-то кто-то умирает, но… — она пододвинула пустую бутылку из-под соджу, чтобы скидывать туда пепел. — Если никого не любить и не привязываться, какой тогда к черту смысл жить? То есть, не то что смысл… не знаю, если жить без чувств к кому-то, то выходит как-то слишком тоскливо, одиноко, пусто.       — Людям нужны люди.       — Совершенно верно, — она затянулась и улыбнулась одной быстро промелькнувшей мысли. Они встретились взглядами. — Поэтому ты и позвал меня выпить сегодня, а? — он ответил ей лишь улыбкой. — Но в конце концов, нам просто приходится принимать на себя риски.       — Хотя у некоторых они чересчур завышены.       — Ну, а это уже лотерея, — усмехнулась Сонми и дернула бровью.       — Тогда выпьем за удачу? — предложил Чонгук, и они выпили наконец-то с тостом, произнесенным вслух, как нормальные люди.       Понемногу фильм подходил к концу. Они то смотрели его, ловя каждое событие и каждое слово, то говорили о чем придется и совершенно не понимали, о чем речь на экране. В какой-то момент, вернувшись к нему, Чонгук около минуты пытался понять, какого черта происходит, пока не спросил у Сонми, а она со сдержанным смехом ответила, что это реклама. Когда же тот закончился и пошли титры, он вышел в туалет, а когда вернулся, ему показалось, что он был там гораздо дольше, чем думал, потому что Сонми уже сидела на его месте за столом и ела чипсы, которые нашла в шкафу, а по телику начался какой-то новый фильм.       Это был «Звонок». Старый, но все еще хороший фильм ужасов. Где-то в его середине, когда последнее соджу было почти допито, Сонми вдруг спросила:       — Если бы тебе осталось семь дней, что бы ты сделал в первую очередь?       — Мне уже осталось три, — просто ответил Чонгук, как будто и не заметил, о чем они говорят. — И я собираюсь любить самого важного для меня человека.       Сонми понимающе кивнула и с сожалением подумала о том, что не ошиблась, увидев в его взгляде смирение со своей близкой смертью, еще когда они шли к нему домой.       — Пожалуй, лучше и не придумаешь… — она вздохнула и украдкой взглянула на него.       Чонгук выглядел совершенно спокойным, его губы даже слегка улыбались, и в ночной темноте, наполненной шумом дождя и ветра, гнущего деревья и бьющего в окна, это его состояние напугало ее. Тот парень, одноклассник, выглядел таким же в последние дни перед самоубийством, и Сонми вдруг подумала, что ей будет искренне жаль, если Чонгук перестанет бороться и полностью смирится. Несмотря на свою собственную жизнь и свое отношение к ней, она все же считала, что нет ничего хуже, чем опустить руки. Это значит сдаться и признать себя слабаком.       Не зная об этом, они думали об одном и том же, пока смотрели фильм вполглаза и хрустели чипсами. А потом Чонгук вдруг спросил:       — Как считаешь, то, что происходит с нами, происходит по какой-то причине? Для чего-то?       — Неа, — хмыкнула Сонми и пожала плечами. — Наша жизнь — это просто куча событий. Чаще это следствие наших и чужих решений, иногда случайность. Я же говорила, лотерея, жизнь — сплошная игра на удачу…       — В которой мало кто выигрывает, — закончил за нее Чонгук.       Она невесело усмехнулась, кивая, и увидела по его лицу, что в ее словах он нашел какой-то ответ на свой другой, не высказанный вопрос. И в этом всем не пахло ничем хорошим. Сонми снова закурила и сказала себе, что больше ничего личного не спросит у Чонгука, а утром вернется домой и забудет, что вообще встретила его. Правда, пришлось приложить некоторые усилия, чтобы поверить и сделать вид для себя самой, будто последнее — возможно.       Дождь все шел, шумел до самого утра, и только ближе к пяти ветер начал смещать его с пьедестала. Друзья на одну ночь так и просидели в итоге на кухне всю ночь. Где-то к четырем они начинали засыпать сидя, но потом внезапный приглушенный грохот с улицы вернул их из дремы: это от ветра упало дерево на соседней улице, и Сонми снова начала листать каналы на телевизоре. Им нечем было заняться кроме этого, а соджу давно кончилось, и они так и сидели, то разговаривая ни о чем, то не разговаривая вообще.       Уже утром, когда над городом давно должно было подняться солнце, но из-за плотных туч все еще казалось, будто сейчас ночь, Сонми сказала, что ей пора домой. Хотя, как и в начале ночи, ей также нечего было там делать, никто не ждал ее, но она все-таки решила, что надо возвращаться, и на этом их маленькое приключение должно закончиться. Чонгук не стал ничего спрашивать и не стал предлагать остаться еще, молча соглашаясь с ее решением. Когда она уходила, на улице разошелся сильный ветер, а от дождя остались лишь огромные лужи по всем тротуарам и дорогам, и мелкая изморось, незаметно оседавшая на волосах, из-за которой у Сонми они становились совсем кудрявыми, как с химической завивкой.       — Ну, прощай, Чонгук, — сказала она с грустной улыбкой, стоя на пороге его дома.       — Спасибо, что провела со мной время, — ответил Чонгук с такой же улыбкой.       Она подала ему руку, и он пожал ее. И стало вдруг так жаль.       — Сонми, ты хочешь жить? — вдруг спросил он, и с таким отчаянием, что ее бросило в дрожь.       — Да… — ответила она неуверенно, но все же честно.       — Хорошо, — Чонгук улыбнулся самой счастливой улыбкой, какую Сонми когда-либо видела.       Она не удержалась и поцеловала его в щеку.       — Прощай, — сказал он.       И смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Весь следующий день с мыслями о Тэхене в его голове соседствовали мысли о Сонми и многих других, похожих на нее, и обо всех других людях в общем. Обо всех, кто хотел жить, и чьи жизни в одно жалкое мгновение стали зависеть от него и его возлюбленного.       Чонгук знал, что он должен сделать, и теперь точно был к этому готов.