Зеркало Венеры

Когда я вернулась домой, то наконец смогла выдохнуть. И, лежа в ванне вечером, я только и думала, что о чудесных небесных глазах и маке губ. И лежа в постели я тоже думала об этом, перекатывала ее имя на языке и пыталась напомнить себе, что первая же встречная девушка, которая проявила ко мне внимание, не обязана стать мне любовью всей жизни. И не станет ведь, так это всегда и работает. Но я все равно думала об Ирене всю неделю и совершенно извелась на выходных, гадая, стоит ли мне написать ей письмо. Но я никак не могла найти для этого повода. Я даже успела спросить у Евы адрес, и та поиграла бровями, когда писала мне его на листочке, но, а толку-то? Решиться я все равно не могла, так ничего и не написала, и отвлекла меня только Энн со своей совершенно неожиданной новостью. Я разбирала бумаги в своем кабинете, пытаясь отвлечься от постоянных каких-то совершенно подростковых мыслей, когда Энн принесла мне чай, а после сначала хотела уйти, но задержалась. — Миз, позвольте обратиться? — сказала гестия, встав напротив моего стола и слегка нервно теребя свой фартук. Я подняла взгляд от бумаг, окинула ее взглядом и кивнула. — Конечно, Энн, что ты хотела? Она помялась, будто смущалась сказать мне что-то. Или была слишком взволнована или не уверена. — Миз, как вы помните, у меня есть муж, — начала она, и сначала я не поняла, к чему она клонит. Мне подумалось, что, может, ей хотелось бы, чтобы я устроила его на работу. Раньше Энн никогда не жаловалась на размер своего жалования, я и не думала, что ее может что-то не устраивать. Такой была моя первая мысль, но Энн, похоже, думала вовсе не о том. — В общем… мне кажется, я могу быть беременна. Я немного опешила, смотря на нее. Такие новости слышишь очень редко от женщин, которые не могут позволить себе эротов. Бывают же такие случайности, подарки от Геи… — Твой муж оказался фертильным? — переспросила я, не скрывая своего удивления, и Энн слегка замялась опять. — Миз, мне только кажется, — пробормотала она. — Но даже если тебе кажется, тебе нужно посетить больницу. — Да, это как раз то, о чем я хотела вас попросить. Миз, там такие огромные очереди для гражданок, я подумала… я подумала, может, вы сможете помочь мне попасть туда немного быстрее? — я видела, как неловко ей было просить меня об услуге. Энн работала на меня уже десять лет, я взяла ее гестией в свой дом, когда ей было всего шестнадцать. Тогда я опасалась немного, что, может, столь юная девушка не сможет в полной мере и со всей ответственностью выполнять свои обязанности. Но я ошибалась, Энн была очень старательной и внимательной гестией. Потому я просто не смогла ей отказать. К тому же, если она и правда беременна, то это большое событие. — Разумеется, — ответила я со всей серьезностью. — Я лучше приглашу врачию на дом, так будет быстрее и надежнее. Позвоню сегодня же, думаю, она сможет прийти завтра. Энн улыбнулась мне неловко и благодарно. — Спасибо, миз. Она поклонилась мне и вышла из кабинета, оставив меня в мыслях обо всем этом. Я прекрасно помнила, как три года назад Энн пришла ко мне, чтобы просить дозволения на брак с мужчиной-дриадой. Насколько я помнила, ее муж был достаточно болезненным и тщедушным, в поле он работал так себе, учитывая его состояние здоровья. Но я даже и подумать не могла, что такой мужчина мог оказаться фертильным. Оставалось надеяться, что состояние его здоровья никак не скажется на ребенке. Главное, чтобы все закончилось хорошо. Я отложила документы, и на глаза попалось письмо, запечатанное сургучом, а не обычным клеем. Я приподняла брови. Это было чем-то необычным, мало кто делала так в наши дни. Я взяла письмо, повертела его в ладонях. Бумага была плотной и приятной на ощупь. На конверте был только выведен мой адрес простым, но понятным глазу и приятным почерком. Присмотревшись к печати, я увидела букву М, всю в завитушках и цветах. Сердце забилось чаще: неужели это от миз Марсе? Я глубоко вдохнула и аккуратно вскрыла письмо. Как оказалось, письмо было не со всей от той миз Марсе, от которой я ожидала. Писала одна из ее матушек, как позже выяснилось по подписи, Беатриса. Уважаемая миз Аделар! Мы были бесконечно рады видеть вас на нашем приеме в субботу прошлой недели. Наша дочь очень заинтересовалась вами, и только о вас и говорит в последнее время. Мы решили, что будет очень хорошо, если вы посетите еще одно мероприятие в нашем доме, которое произойдет в следующее воскресенье. Начало в полдень. Мы будем очень рады видеть вас снова. Беатриса Марсе. Я прижала ладонь к лицу и опустила ресницы. Сердце забилось чаще. Ирена и правда еще раз хотела меня видеть? Я почувствовала, как потеплели уши и щеки. И ее матушки тоже не прочь были увидеть меня опять. Я довольно вздохнула. Если я понравилась ее родительницам, это определенно был хороший знак… Ну вот, снова я думаю не о том. Первым делом я позвонила Еве, чтобы рассказать об этом. Она посмеялась надо мной добродушно, а потом сказала ехать и даже не сметь думать о том, чтобы отказываться от такого предложения. Раз уж сама мать Ирены написала мне, то все может быть очень серьезно. Я послушалась ее и потом, через Еву же, связалась с миз Софией и спросила у нее, есть ли у них в имении телефон. Получив подтверждение этому, а также номер, на который можно позвонить, я незамедлительно сделала это и облегченно вздохнула, услышав, что трубку подняла миз Беатриса Марсе. Мне было неловко, но я все равно поинтересовалась, могу ли я приехать заранее, в субботу. Я подозревала, что все подруги миз Марсе тоже живут загородом, и ехать им недалеко, потому они и устраивали очередной обед так рано, в полдень. Мне же не хотелось опаздывать, и я с облегчением услышала позволение. — Для Ирены это будет сюрприз, — сказала миз Беатриса Марсе. Она говорила негромко, и я слышала улыбку в ее голосе. Это было приятно. Я знала, что многие матери, особенно старшего возраста, очень ревностно относятся к своим дочерям, а к тем, с кем они тесно общаются, и в ком заинтересованы, очень подозрительны. Но это оказалось не тем случаем. Я понравилась не только Ирене, но и ее родительницам. Моему везению можно было лишь завидовать. Матери Беллы, помню, невзлюбили меня сразу. И также быстро симпатия прошла, когда ее не стало. Я волновалась перед тем, как поехать. Только у меня было еще одно дело, чтобы хоть как-то отвлечься от того, чтобы только и ждать субботы. Сначала я хотела позвать акесо на дом, но когда я позвонила в больницу, мне сообщили, что по таким вопросам все же нужно приезжать лично. Тогда мы собрались вместе с Энн. Она была смущена, что я уделяю ей столько внимания, но я просто не могла не сопроводить ее. Анализы были готовы уже к пятнице: гестия Энн действительно оказалась беременна. Мне сразу же пришлось подписать ей документы об отпуске по беременности. Она попросила пока не указывать ничего по поводу отпуска по уходу за ребенком, и я не стала. Я понимала, матери тяжело находиться с ребенком в четырех стенах постоянно, так что лучше уж пусть она сама будет работать, если ей позволит самочувствие, а ее гименей пусть сидит дома. Все равно по ее словам он не приносил в семью много денег. А пособия по беременности агора выплачивала огромные, так что они вполне смогут прожить на них. А в субботу после обеда я уже выехала в имение Марсе. Мэри, сидевшая напротив меня по обыкновению, обронила:  — Вы выглядите очень счастливой, миз. Общение с этой семьей пошло вам на пользу. Я только улыбнулась ей в ответ и так и продолжила мечтательно смотреть в окно. Жара немного спала, и теперь температура была приятной и комфортной для обыкновенного зеленого костюма. Наконец-то я в нем не задыхалась, хотя когда светило солнце все равно становилось душно. Но это можно было перетерпеть. К тому же, я была настолько поглощена собственными мыслями, что погода и великолепие зелени за окном нисколько меня не волновали. Я думала только о небесных глазах. Когда мы подъехали к имению, первая, на кого я наткнулась, была как раз Ирена. Она подбежала ко мне откуда-то из сада. На ней было светло-зеленое, почти желтое, платье, которое голым оставляло плечи, и накидка поверх, чтобы они не обгорели. На голове у нее была милая шляпка, увитая цветами. И выражение ее лица было бесценным. — Что вы делаете здесь? — спросила она, настолько растерявшись, что даже не поприветствовала меня. Я и сама впрочем была нисколько не лучше. — Ваша матушка сообщила мне, что завтра здесь будет еще один званый обед. Она пригласила меня. — Оу. Ирена громко вздохнула. — Мне никто ничего не сказала, — поделилась она. Мне нужно было немного времени, чтобы отдохнуть с дороги и поприветствовать ее родительниц, но мне захотелось забыть обо всем этом и сразу же пойти с ней на прогулку. Однако я сдержала себя, взяла себя в руки и вежливо извинилась. Она сказала, что пойдет и сообщит матушкам о том, что я приехала, и ушла в дом. — Миз Аделар, как я вам рада! — миз Беатриса Марсе вышла встретить меня. Я улыбнулась ей, пожала ее руку. — Спасибо вам за приглашение, — ответила я, мазнув взглядом по Ирене, которая застыла на веранде. — Простите мою супругу, ей нездоровится, поэтому выйти встретить она вас не сможет. — Ничего страшного. Надеюсь, она быстро поправится. Мне выделили ту же комнату, что и в прошлый раз. С собой из дома я взяла только крошечную сумку с необходимыми вещами личной гигиены. Миз Беатриса Марсе предложила мне перекус, но есть мне совершенно не хотелось. Я позволила Мэри остаться в своей комнате, чтобы передохнуть с дороги, но она не желала оставлять меня без своего сопровождения, и тогда я торопливо выбежала обратно в сад, чувствуя себя двадцатилетней. Ирена сидела на больших садовых качелях, упираясь в землю ножкой в мягкой туфле. Вторую она вынула из обуви и подогнула, спрятав под тканью юбки. На нее падала тень от навеса. Качели были обиты какой-то мягкой тканью, так что похожи они были на какой-то подвесной диванчик приятного бежевого цвета. Я подошла. Прежде, чем я бы успела сказать что-то, она подала голос первая: — Присядьте со мной. Я послушалась. — Я так рада, что вы здесь, — сказала Ирена. Она обмахивалась шляпкой, и этот ненавязчивый легкий жест очень меня отвлекал, так и притягивал внимание. Полоска солнечного света то и дело падала на ее ногу, когда она покачивала ей, подсвечивая светлые волоски, создавая вокруг кожи легкий ареол. Я смотрела и не могла оторваться, а в горле пересыхало. Я не чувствовала такого уже очень и очень давно, что даже казалось, что никогда не было ничего подобного. Это, конечно, было не так. Но я позволяла себе тонуть в иллюзии новизны. Я позволяла себе дышать полной грудью и не чувствовать за это вины, хотя, я знала, возможно, ночью она навалится на меня и сожрет изнутри. Я все еще думала о Белле иногда. Думала о березе. Но не сейчас. — Вы часто проводите какие-то мероприятия для подруг? — спросила я, ища повод для разговора. — Матушки — постоянно. Каждые две недели. Иногда, и каждую неделю. Она повернулась ко мне. Взглянула глаза в глаза. — Но мне так скучно с ними. Все их подруги… очень сильно меня старше. Матушки хвалятся моим образованием, а я ведь только и делаю, что сижу тут! Она вздохнула очень горестно. — Так что я очень вам здесь рада, — добавила она опять и закусила губу. Они у нее были такие яркие, как цветочные лепестки, но видно было, что это не помада, а природный цвет. — Мне было с вами очень приятно в прошлый раз, — добавила она, слова с ее языка соскользнули так легко, что я смутилась скорее этой прямолинейности, чем смыслу самих слов. — Я рада, что смогу скрасить ваше время, — ответила я, улыбнувшись. Она улыбнулась тоже. Ужин подали на террасе. Мы с Иреной сидели рядом, а не друг напротив друга. На этот раз за столом была только миз Беатриса Марсе, мистер Луи и миз Ирена. Ну и я. — Надеюсь, с вашей супругой ничего серьезного, — сказала я осторожно, искренне волнуясь. В прошлый раз миз Алиса Марсе показалась мне очень приятной и милой женщиной. Выглядели они на один и тот же возраст, но мне казалось, что миз Беатриса все-таки была немного старше. Возможно. — Давление, — ответила миз Марсе, пожав плечами. — Ничего, бывает. Погода меняется, она очень к ней чувствительна. У нас здесь есть несколько акесо на всякий случай. Так что все будет в порядке. Очень мило, что вы беспокоитесь. Мы разговаривали. В основном говорили я и миз Марсе. Ирена иногда вставляла какие-то реплики, но звучали они несколько скучающе. Луи же все время молчал, едва-едва улыбался из вежливости и почти не поднимал глаз от тарелки. Ужин тоже был вегетарианским. Как и в прошлый раз. У гелиоса в тарелке было совсем мало. Вечером мужчины много не едят, это я знала, но мне казалось, что гелиосы могут быть и более свободны в этом отношении. На следующий день к полудню приехали гостьи. Их было немного, и я снова оказалась в центре внимания этих пожилых уже женщин. Гелиосов или гименеев с ними не было, так что мистер Луи не стал составлять нам компанию, и мы были не стеснены присутствием мужчины. Ирене, видно, было скучно. Но она смотрела на меня, слушала. Иногда что-то даже вставляла в общий разговор, но, похоже, она очень ждала окончания этого обеда. После приема пищи я вежливо извинилась перед гостьями и вышла из-за стола, сославшись на то, что мне нужно подышать свежим воздухом. А уже через несколько минут Ирена прибежала в сад за мной. Я не хотела уезжать от нее. Она показала мне чудесное место на берегу реки. Она водила меня по саду и окрестностям, указывая на красивые растения и обширные поля. И я внимала ей, слушала, дыша солнечным теплом. Когда я вернулась домой, то вспомнила о том, что Энн теперь временно не сможет работать. Взамен Энн я сначала хотела временно нанять еще какую-нибудь гестию, но на следующий же день в газетах «Вестница Полиса» было напечатано о любопытнейшем скандале: мужчина несколько лет умудрялся притворяться женщиной и работать гестией в доме какой-то венеры. Он даже откуда-то умел читать. Кто его научил, было неизвестно. Уже на следующий день состоялось совещание в агоре по этому поводу, а еще через день был проведен суд. По его итогам мужчине выкололи один глаз, провели кастрацию, а потом отправили на принудительные работы. Я внезапно вспомнила о том, что убийце моей Беллы было назначено три года Колонии и казнь после. Три года прошло. Был ли он уже мертв? Он достаточно настрадался? Я надеялась на это. Ситуация с переодетым мужчиной была не первой. Такое уже случалось. До Последней Войны — тоже, но тогда это было чуть ли не в порядке вещей. Сегодня же это пресекалось. Все должны были быть на своих местах, как иначе установить новый порядок в покосившемся мире, который рухнул из-за старого? Впрочем, этот скандал волновал меня мало. Я немного отстранилась от агоры, заставить себя работать было сложно, но необходимо, конечно. Каждую неделю до конца лета я ездила в имение Марсе и проводила там порой по два выходных. Мы только и делали с Иреной, что гуляли да разговаривали. Мы ходили по саду под руку, мы часами сидели на скамейке у реки, смотря на мутную воду. Мы беседовали обо всем подряд, и я забывала о том, что за пределами этого чудесного сада существует еще мир. Я жила от встречи до встречи, и между ними порой корила себя за счастье, думая о Белле, которая была убита три года назад. Как могла я сейчас улыбаться и смотреть на другую, если признавалась в любви Белле, если мечтала всю жизнь прожить с ней? Я забывала об этих мыслях, стоило вернуться к Ирене, но они так и глодали меня. Но Белла так ни разу мне и не приснилась. Я продолжала навещать их и в сентябре, пропуская все праздники, посвященные плодородной Гее. Я полностью передала свои обязанности по составлению бытовых отчетов о не перерабатываемом мусоре на гестий. Я даже сократила свое общение с Евой. Мы разговаривали по телефону постоянно, но редко встречались, и я только и делала, что говорила об Ирене, забывая порой спросить про Хельгу или про миз Софию. Ева обижалась, но не слишком. Она понимала меня, хотя и шутила, что я очень сильно увлекаюсь. Я и правда увлекалась. Меня пугали эти ее шутки, потому что они были чистой правдой. Я боялась, как бы то, что я чувствую, не оказалось для Ирены пустым звуком. Ее взгляды, ее жесты в мою сторону были очевидны, но я не могла отделаться от такой мысли все равно. Ева постоянно говорила мне не надумывать себе чепухи. Миз Марсе всегда были очень рады видеть меня в их доме. Миз Алиса Марсе чувствовала себя то лучше, то хуже, поэтому она не всегда присутствовала на наших совместных обедах. Я очень плотно влилась в их семью, становилась гостьей почти всех их мероприятий, званых обедов и ужинов. Я вливалась в круги аграрий и общалась с людьми столько, сколько не общалась никогда в жизни до того. С удивлением я знакомилась с гелиосами. Пообщаться с мужчинами оказалось даже интересно, хотя они и не могли сказать очень многого и их компания очень быстро наскучивала. К концу сентября начинало холодать, а я начинала волноваться. В ноябре выпадет снег, и я не смогу приезжать сюда так часто и так легко. За все это время мы с Иреной стали очень близки, и она, похоже, тоже думала о предстоящей зиме с тревогой. Я старалась проводить с ней так много времени, как это только было возможно. Я совершенно не задумывалась о том, что между нами происходит. Я упустила тот момент, когда впервые подумала о том, что влюблена в нее, и это не стало для меня гигантским страшным откровением. Все произошло так естественно и незаметно для меня же самой, что теперь я лишь терялась и не знала, что мне делать. Она тоже не знала. Мы проводили теперь все больше времени в саду. Не каждая решалась гулять подолгу на открытом воздухе подолгу из-за прохлады, но нам она была только в радость, и никто не смела мешать нам. Теперь своей афине палладе я приказывала оставаться в доме. К своей Ирена обращалась с тем же указанием, чтобы нам точно никто не мешала. В один из последних выходных сентября было необычайно тепло, точно как летом. Ирена снова надела нежное зеленое платье, в котором в такую погоду не замерзнешь, и мы сначала погуляли недолго по саду, а потом устроились в одном из его углов, в приятной беседке. Мы были совсем одни. Только вдвоем. И разговор об обыденных вещах не заладился, оборвался. Ирена смотрела на меня очень взволнованно, будто хотела сказать или сделать что-то, но никак не решалась. Я прекрасно ее понимала. В своих мыслях я была такой смелой, да и по возрасту мне давно уже было положено. Но что-то меня останавливало. Я догадывалась, что. Я была не слишком опытна. Лишь раз в жизни я первая признавалась в любви и первая целовала. Это было уже десять лет назад, и я до сих пор помнила дрожащие и похолодевшие от волнения пальцы. — Миз Аделар, — пробормотала она. Она была такой красивой. Такой лучистой, что мне хотелось только смотреть, и я опасалась ее трогать. Я не думала о том, что могу как-то сломать это ощущение своим прикосновением, нет. Просто она казалась мне такой же, какой изображали древние люди богиню земли Гею. И от этой ассоциации, совершенно неуместной и слишком возвышенной, я слабела. — Зовите меня Марией, — сказала я, поддавшись порыву. — Тогда и вы зовите меня Иреной. Я кивнула. Про себя я уже давно звала ее так, лишь внешне сохраняя приличие. Теперь и это не было необходимо. Мы сидели посреди беседки, которая вся была увита не увядшей еще по осени зеленью, закрывая нас от посторонних взглядов. И я была просто уверена, что никто не потревожит нас здесь. Никто не зайдет. Никто не увидит. Никто не будет мешать! И сердце заколотилось чаще. Мне так хотелось ее поцеловать. Коснуться со всей нежностью, на какую я способна, а у меня ее скопилось очень и очень много. — Мария, я хотела спросить, — сказала она, и голос ее съехал на полушепот. Щеки покраснели, налились цветом, как нежные розовые персики. Я глубоко вдохнула. — Да? Не так это должно было происходить, я должна была сделать первый шаг, а не вынуждать на него совсем юную девушку, которая, к тому же, была настолько смущена, что едва могла говорить. Она опустила ресницы. — Я так хочу вас поцеловать, — сказала она совсем тихим шепотом. — Можно ли мне это сделать? Я не смогла вдохнуть, и кровь сразу же прилила к лицу, и я почувствовала, как горят даже уши. Сердце заколотилось в каждом сосуде тела разом, я ощущала его биение даже в кончиках пальцев, а в животе туго и сладко пережало, ухнуло, как от падения вниз. Было что-то невозможно трогательное и замечательное в том, что она спросила, а не просто сделала. Сначала я кивнула, но потом сообразила, что она не смотрит на меня. Ресницы ее были все еще опущены. — Да. Можно. Пожалуйста, сделайте это, — добавила я. Она глубоко вздохнула, плечи тяжело приподнялись и опустились. Ее ладони так неловко легли мне на плечи, будто она просто не знала, что делать со своими руками. Тогда я приобняла ее, и она сразу же вскинула голову. Глаза блеснули, и ее губы коснулись моих. Это ощущалось, как какой-то сон. Уже этим вечером я буду вспоминать происходившее сейчас и задаваться глупым вопросом, а было ли это на самом деле. От чувств и волнения я все запомнила расплывчатыми урывками, хотя очень хотелось помнить все до самой последней крошечной детали. Но в тот момент я чувствовала. Ирена прижалась ко мне вплотную, грудью к груди, и она была такой теплой, такой нежной. Я сжала ее в ответ крепко, обхватив руками, сложила ладони меж ее лопаток, придерживая. Она так трепетно вздохнула мне в губы, оторвавшись на пару сантиметров, но потом вновь коснулась, поцеловала уже смелее, и я приоткрыла губы, практически не двигаясь, позволяя ей вести, ведь я была слишком оглушена происходящим. Поцелуй окончился немного резко. Ирена отстранилась, прижимая ладонь к своим губам, и робко прошептала задушенным голосом: — Постойте, мне нечем дышать. Я видела, что она улыбалась. Глаза блестели ярко-ярко, хоть и опущенные вниз. Я улыбалась тоже. Потом я поцеловала ее, бережно, аккуратно, как самое большое свое сокровище, как солнце. И Ирена ответила мне, хватаясь за мои плечи вновь. Я чувствовала легкую взволнованную дрожь ее тела, и мне хотелось впитать ее полностью, запомнить, вспоминать потом и нежно эти воспоминания лелеять. — Вы мне небезразличны, — сказала она тревожным и смущенным шепотом, не отстраняясь далеко. Мы соприкасались лбами. Лица были очень близко, в любой момент можно было опять коснуться ее губ. — С самого начала! Как только я вас впервые увидела. Я так волновалась. Я думала, может, я слишком для вас молода… может… — Вы для меня идеальны, — оборвала я, и она вся покраснела. И улыбка стала такой несмелой. — Я тоже почувствовала это. С самого начала. Она громко вздохнула и подняла на меня небесные глаза. Мне хотелось целовать ее без перерыва. Губы даже гудели от этого желания, и внутри сладко покалывало, жаром растекалось под кожей, опаляя лицо. Ирена была такой нежной в руках, как молодой листок березы ранней весной, или как первая бабочка, и я могла только смотреть, почти что боясь держать ее слишком крепко. Но в то же время хотелось прижимать ее к себе. Я взяла ее руки в ладони и поцеловала тыльные стороны. Она смутилась сильнее, первым порывом попыталась отнять ладони, но потом замерла. — Скоро холода, — сказала она растерянным шепотом. — Мне будет так больно, что вы будете далеко. — Я знаю. Мне тоже. Но я постараюсь приезжать сюда все равно. — Дороги ужасно заметает, когда выпадает снег, — сказала она. — Сюда никто не ездит. Даже почта! — она горестно вздохнула. — А дожди дороги очень размывают. Экипажи просто застревают. Ни уехать, ни приехать. Ужасно. — Но у вас есть телефон. — Есть. Но… разве этого будет нам достаточно? Я знала, что нет. Она это тоже знала. — Может, я попробую поговорить с матушками, — сказала она задумчиво, а потом блеснула глазами и взглянула на меня. — Или лучше вы! Они очень тепло к вам относятся, вы ведь знаете. К вам они точно прислушаются. Скажите им, — торопливо пояснила она, прежде чем я могла бы задать вопрос, — что считаете, что мне полезно будет провести время в Полисе. Скажите, что мне стоит учиться самостоятельности… Что-нибудь такое. Придумайте! Прошу вас. Я не была уверена, что это хорошая идея. В конце концов, мне казалось неправильным обращаться с такой просьбой, вмешиваясь в их личные дела. Но с другой стороны Ирена была права. Ее матери питали ко мне очень теплые чувства и спрашивали мое мнение в некоторых вопросах. Но как начать разговор об этом? Как спросить? Как предложить? Я не знала. Миз Марсе ничего не знали о том, как мы с Иреной друг к другу относимся, хотя они, конечно, не были слепыми и наверняка видели все наши взгляды и вздохи. Но я опасалась. Некоторые матери могут быть очень ревностными в отношении своих дочерей, если их партнершами оказываются женщины, которые гораздо их старше. И я опасалась, как бы они не выступили против наших отношений. Мне совершенно не хотелось впутывать во все это матерей. Опыт с родительницами Беллы меня душил. Я понимала, что сейчас ситуация совершенно иная, что сравнивать очень глупо, но… Но. — Мария? — Я не знаю, — сказала я. — Как бы это не оттолкнуло их от меня. Попробуй ты сначала поговорить с ними, а потом, если не выйдет, тогда уже скажу свое слово я. Что думаешь? Ирена поджала слегка губы и наклонила голову вбок в задумчивости. — Хорошо, я попробую, — сказала она. — Но не сегодня. Когда вы уедете. Я кивнула, огляделась еще раз и, убедившись, что никого в округе нет, поцеловала ее снова. Ирена сразу же сбросила всю свою хмурость и взволнованность и расслабилась в моих руках, подаваясь поцелую навстречу. Я не могла от нее оторваться. Однако мне все же пришлось, как только мы обе услышали шаги. Торопливо мы немного расселись, чтобы расстояние между нами было приличным. Но это была всего лишь Мэри, моя афина паллада. Она заглянула в беседку, кивнула приветственно и извинилась за то, что прерывает нас. — Миз, экипаж готов, — сказала она. — Отправимся через минут двадцать. Перенеси пока вещи. Она кивнула и скрылась. Ирена громко досадливо вздохнула. — Я так не хочу, чтобы вы уезжали, — сказала она. — Я напишу вам, — пообещала я шепотом. — И я буду еще приезжать до того, как станет совсем холодно. А вы пока наберитесь смелости поговорить с матушками. Она кивнула. — Пообещайте мне, — попросила я. — Что поговорите. — Обещаю, — ответила Ирена. Я поцеловала ее еще раз и потом мне пришлось отпустить ее. Я вежливо попрощалась с обеими миз Марсе и даже с мистером Луи. Обычно, насколько я знала, гелиосы оставались вне поля внимания, но мне этот юноша по-человечески нравился, так что мне не хотелось обделять его. Он улыбнулся мне. Ирена проводила меня до экипажа и не решилась поцеловать меня, пока вокруг были другие люди. Я тоже не решилась, прекрасно ее понимая. Так мы и распрощались. Мы созвонились тем же вечером, когда я приехала домой, но много поговорить не смогли. Телефонная связь стоила дорого. Ирена только обронила, что с матушками собирается поговорить на днях. Я не понимала, почему она так боялась этого разговора, но торопить ее мне не хотелось. Для нее все это было очень новым, похоже. Мне хотелось бы спросить у нее или у кого-нибудь из ее родительниц, питала ли она к кому-нибудь когда-нибудь сильных чувств. Это не имело никакого особого значения, разве что для моего любопытства. Но это было бы слишком невежливо, да я и не знала, какой найти повод для таких вопросов. Я смогла приехать еще пару раз. Ирена сказала, что она спросила у матушек по поводу того, чтобы ей пожить в городе, но они сказали, что им нужно подумать. Она возмущалась и жаловалась мне, задаваясь вопросом, о чем же тут думать, а только смотрела на ее аккуратно заплетенные волосы, думая о том, что когда-нибудь мне будет позволено расчесать их и заплести самостоятельно. Я носила короткие волосы уже несколько лет, но мне казалось, что потерять навык плести косы просто нельзя. Но кто знает. Мне нужно будет на ком-нибудь это проверить. После меня захватили дела в агоре, касавшиеся Переписи. Мы разбирали ее результаты, составляли гигантские списки. Я участвовала во всем этом балагане уже второй раз и, как и в прошлый раз, ни у кого не сходились результаты, их приходилось перепроверять по несколько раз. Это было просто невыносимо. Мы занимались этим вместе с Евой, и она постоянно жаловалась и страшно страдала, что у нее так мало времени на дочь и миз Софию, о которой она так и не замолкала. Было приятно знать, что у них действителньо все хорошо, и что гименей им нисколько не мешает. Однако за Еву все же было несколько обидно: свадьбу она так с миз Софией и не сыграет. Она уверяла, что все в порядке, и я ей верила, ведь врать с такими лучащимися светом глазами было просто нельзя. Это невозможно физически, так мне казалось. Мы недолго разговаривали с Иреной вечерами и переписывались огромными письмами. Каждое ее письмо пахло ее духами, и я могла перечитывать ее строки снова и снова, чувствуя себя счастливой до неприличия. Я не могла порой сосредоточиться, будучи на работе, ведь постоянно думала только о ней и смаковала мечты о совместной жизни, хотя, может, и слишком с ними торопилась. Определенно точно торопилась.