30 дней

По прогнозу погоды обещали солнечный день. Но небо затянули темные тучи, и, по-видимому, за ними следовал дождь. Тилль слишком расстроился, выходя из небольшой кондитерской. Это значило лишь то, что Кристофу придется сегодня несладко. Линдеманн давно уговаривал друга уехать на юг, где тепло, где много солнца, а дожди редкость, где климат намного благоприятнее, но тот просто отнекивался. «Я не могу бросить ребят и группу, из-за своих страхов. Это было бы просто ужасно с моей стороны» — однажды сказал Шнайдер, выпивая очередную таблетку успокоительного. На коробку со свежими пончиками потихоньку капал дождь, и Тилль вызвал такси, хотя до дома оставался один квартал. — Кристоф, я принес тебе кое-что, вылезай из кровати. — проговорил мужчина, снимая массивные ботинки, испачканные городской пылью и ненавязчивым дождем, — Кристоф? Он зашел сначала в зал, ожидая увидеть свою истеричку на диване, закутанным в плед или верблюжье одеяло, которое они привезли из России, но в комнате было подозрительно тихо. «Странно» — подумал Линдеманн, проходя в спальню и стягивая с себя черную рубашку. Он огляделся, но признаков Шнайдера не было. Как будто квартира пустовала несколько месяцев. Этим временем дождь разошелся не на шутку, тарабаня по стеклу, а ветер то и дело, что завывал, отдавая грузным эхом по комнатам. Тилль ненароком подумал, что Кристоф ушел куда-нибудь после того, как он сам смылся, но его ботинки и куртка были в прихожей. Рука потянулась к шкафу, но тут ухо уловило еле слышимый всхлип откуда-то из-за кровати. Мужчина прошел как можно ближе и увидел: на полу лежит огромный комок из одеяла, а рядом пачка успокоительного, купленного совсем недавно, но наполовину пустого. Тилль спустился на колени и медленно потянул руку к торчащей кучерявой макушке. — Кристоф, давай вылезай, — мужчина потянул одеяло, открывая лицо собеседника, — пожалуйста. Тем более ты лежишь на полу, а на улице ветер. Простудишься еще. — Нет, я не хочу, — Шнайдер перехватил руку Линдеманна, поглаживая его ладонь, — дождь сильный? — Не буду врать, так что да, довольно сильный, — он понимал насколько тяжело для Кристофа переносить эту новость, но любимому он никогда не врал, и не собирался, ведь правда это неотъемлемая часть отношений, — я купил немного пончиков, твоих любимых. Так что вылезай и пошли на кухню. — Тилль, я боюсь. Давай я подожду пока дождь закончиться, а после хоть на край кратера действующего вулкана, хорошо? — Шнайдер стянул одеяло, оголяя лишь нос, — ну или я приму еще таблеток. — Насчет таблеток. Хватит. Завязывай с этим, — мужчина наклонился, а после потянул тушку с пола на кровать, цепляя одеяло как можно сильнее, — вот так. С пола мы тебя подняли, — он прилег рядом, оказавшись напротив такого родного и любимого лица, — я понимаю, у тебя довольно редкая фобия, но давай мы постараемся вместе перебороть страх, — большая ладонь легла на ткань, где-то в области таза. — Мне сложно перебороть себя, пойми. Как бы я не хотел, но не получается. Иногда я чувствую себя таким идиотом, что жить не особо хочется, — он подвигается ближе к собеседнику и утыкается холодным кончиком носа куда-то в плечо, медленно водя им туда-сюда, — как только ты меня терпишь? — Я не терплю тебя, а люблю. Это две больших разных вещи, Кристоф. То, что ты страдаешь омброфобией, не делает тебя ужасным или в конец отвратным человеком. Пойми это, — Тилль поглаживает мягкие волосы, — мы все тебя любим. Но по поводу таблеток. Я не забираю свои слова обратно. Тебе придется бросить это дело, а то твоя печень просто не выдержит. — Хорошо, — Кристоф замолк, — а пончики с чем? — С малиной. — Ты как всегда, — Шнайдер распутал кокон и вылез, — пошли. Но надеюсь, окно на кухне закрыто плотно, и не пропускает капель. — Не переживай по этому поводу, я все окна закрыл, — сначала Линдеманн просто шел сзади, но перед входом на кухню звонко шлепнул Шная по ягодице, — надеюсь твоя фобия не помешает нам. — Ты мое лучшее лекарство, Тилль.