букет ко дню несчастных

шинобу улыбается мягко и нежно. шинобу — самая лучшая. шинобу — это мягкой взмах крыльев бабочки и улыбка, ради которой стоит разрушить все города мира. весь мир стоит разрушить и возвести вновь ради улыбки шинобу. доума ей очарован. доума в неё — влюблён. по крайне мере он сам так думает, но доказательств всё нет и нет и его это жутко расстраивает. как же так. он же так сильно любит шинобу. безмерно. безгранично. так любят богинь, так любят самых лучших людей в мире, так любят свою собственную жизнь. — ты пойдёшь со мной на свидание, шинобу-чан? — спрашивает доума и улыбается приторно-сладко. — нет, — шинобу бросает на него взгляд и вежливо улыбается. «улыбнись мне искренне», — молит в мыслях доума. цветов всё нет и нет. они не стремятся рвать кожу, оплетать его руки и показывать свою красоту. но ведь доума так любит! это несправедливо, считает он. доума изучает цветы и улыбается, когда кочо протягивает ему цветок гортензии*. — ты обронил, — но она — единственная, кто что-то роняет и роняет она свои холодные слова и улыбки в сторону доумы. вежливые, «никакие». шею доумы обвивает плющ*, жалит внутри и снаружи. между стеблями плюща пробиваются цветы дурмана*. доума чувствует себя счастливым. вот оно, истинное доказательство его любви к шинобу. вот оно, пробилось сквозь кожу, расцвело под его кожей и порвало её, чтобы показать её миру. — я люблю тебя, шинобу-чан, — говорит доума и кочо улыбается всё так же вежливо и «никак». — я знаю, — говорит она, но это — не прекрасная фраза из фильма, где после один из них вернётся во чтобы то ни стало к другому. — ты дурак, доума, — бросает она очередные слова в его сторону доума улыбается и смотрит на цветы, наконец-то осознавая, на что сам себя обрёк. — я и правда дурак, шинобу-чан, — говорит он своему отражению в зеркале. — а ты всё ещё моя любовь. и подтверждение этим словам лишь плотнее затягивающийся на шее плющ.