Громкий рот, большая жопа

Энджел орал. Аластор подумал, что они сделали очень верно, установив в некоторые комнаты шумоизоляцию. Если в этот притон приедет ещё десяток таких вот Энджелов Дастов, начнётся полный пиздец. Может быть, парнишка и орал красиво, с высокими стонами и трепетным шёпотом, но не все же так умеют. Энджел стоял на краю кровати в коленно-локтевой, пока его руки крепко держали, не позволяя притронуться к себе. В заднице у него был здоровый вибратор, и Аластор постоянно менял скорости, добавлял движение, впрыскивал смазку или заставлял игрушку двигаться — и всё одним пультом. В Аду делали потрясающие игрушки, что даже Даст визжал как сука. Хотя, быть может, дело было в том, что ещё один — крошечный и тонкий — вибратор был в уретре члена Даста. Он тоже умел вибрировать и слабо бил током для острых ощущений, за что Аластор его заочно полюбил и сам же купил. О, Даст очень красиво кричал. И плакал — тоже очень красиво. — Я на секунду, — сказал Демон Дасту, выходя из его спальни. Последнее, что он услышал, были жуткие проклятия, которые его лишь рассмешили. Валентино ещё тогда сообщил, что Радио Демон не получит за съёмку ни гроша. Аластора и это довело уже до истерики и дикого хохота: Валентино, очевидно, думал, что сможет заинтересовать его своими скромными копейками. Собственно, так Аластор и ответил ему, но порнушник хотел откупиться проще. — Я же знаю, что ты попросишь что-то ужасное, — ответил Валентино в этот раз. — Само собой. Попрошу. Ещё и в неподходящий момент попрошу. Валентино, дорогой, ты слишком полезный должник, чтобы я отпустил тебя так просто. На том конце провода громко выругались. Аластор тихо рассмеялся. В одно время на Радио Демона объявляли охоту и за голову назначили хорошую цену. С тех пор, конечно, многое изменилось, и мало кто решится посягнуть на его место, однако, теперь Аластор начал вести осторожную игру, заводя не только врагов, но и должников. Риск быть наёбанным тоже присутствовал, но опять-таки не в его случае: он громко и с блеском покарал ряд уёбков, которые решили его кинуть. Аластор успел завести публику. Врагов, к слову, так и не убавилось. Скоро должен был выйти тот фильм. Даст давно нигде не снимался, а неожиданно изменённая афиша всех даже заинтриговала. Лицо или имя Радио Демона нигде не светились, но ходили слухи, — наверняка, дело рта кого из ебучей съёмочной бригады! — что господин Аластор не только присутствовал на съёмках, но и участвовал. Даст громко хохотал из-за этого, чем действовал на нервы, а потом Демон решил, что из этого можно сделать неплохую рекламу Отеля. Валентино пришёл в бешенство. — Или спиши долг, или катись нахуй! — ответил Валентино, в который раз услышав про выставку про Отель. Аластор молча ждал, когда до него дойдёт всё, что он ему наговорил. — Не думаю, что ты и с Дастом так легко управился, — пробубнил он, — ебёшь его, небось. А говорили, что тебе это неинтересно. Трепло ебаное! Аластор устало вздохнул, подошёл к двери Энджела, открыл её, чтобы Валентино всё-всё услышал. Даст по-прежнему орал, но ещё и ругался. Совсем не сексуально. —…ты его там режешь что ли? — тут же затих Валентино. — И такое бывает, — довольно протянул Демон, прикрывая дверь. Он успел заметить, как Даст, заплаканный и раскрасневшийся, громко скулил, не имея возможности вырваться из привычного захвата щупальцами. Оставляя маленькую щёлочку, Аластор нащупал пульт, сбавляя скорость сзади, плавно трахая его, успокаивая. Уретральную он врубил сильнее. — Пидорас! Ненавижу! В коридоре вновь стало тихо. Аластор убрал монокль и принялся стягивать перчатки. Валентино уже молился, вспоминая всех несуществующих богов. Еретик ссаный. Радио Демон на мгновение подумал, что было бы прикольно сжечь порнушника в прямом эфире и забрать его канал, но тут же появится Вокс, который точно начнёт ебать ему мозги. Зато так он мог забрать Даста из его анального рабства, в которое он сам же себя и загнал. Забрать, чтобы… что? Энджел ласково звал его папочкой, подставлялся и позволял делать с собой всё, что угодно. Взамен он получал адскую прожарку — то бишь жестокую еблю, в искусности которой не было границ. Они по-прежнему ни разу не повторялись, и в конце Даст всегда был доволен, как бы ни ругался в процессе. У Аластора не было стремления убить или искалечить его. Он хотел лишь скрасить себе вечер, посмотреть на зарёванного Даста, иногда даже хотел трахнуться, но тут уже выходило стихийно. Каждый получал, что хотел: Даст — хуёв, и порой действительно много, получал удовольствие, с которым его вряд ли кто-то познакомил бы так же изящно, а Аластор развеивал скуку, вспоминал жизнь во время жизни, и вот последнее его особенно раздражало. Тогда он был слаб и даже глуп. Единственными яркими воспоминаниями тех времён были прекрасные эфиры на радио, жопа Даста и десятки кровавых жертв. Почему-то казалось, что нихера не изменилось, потому что Аластор всё так же вел эфиры на радио, забавлялся чужими страданиями, а сейчас ещё и немного Энджелом. Даст никогда не просил взамен что-то ещё. Аластор сам мог принести ему пару игрушек и оставить, потому что самому они были нахуй не нужны. Он мог купить Энджелу какую-нибудь адскую смесь скорости, чтобы того вставило, чтобы извивался сильнее. Объебанный Даст — это целое произведение искусства. Он нихуя не соображал, и иногда Аластору это очень даже нравилось. Демон убавил скорость уретрального вибратора, тупо отключил Валентино, потому что секунда прошла давным-давно, а он давно не слушал нытье порнушника. Его ждал Энджел, который по-настоящему страдал от удовольствия и не мог кончить. Аластор осторожно прикрыл дверь, когда вошёл в комнату. Энджел тихо дышал: вибратор выпал из задницы и валялся на полу, пока второй просто тихо жужжал. Вся работа коту в сраку! — И как ты это допустил? — спокойно спросил Аластор, поднял жирный дилдак и постучал Дасту по губам. — Пошел нахуй вообще! Кинул меня! Иди еби своего Валентино! — тяжело выплюнул Энджел. Обиделся. Аластор качнул головой и занёс руку, чтобы хлёстко ударить Даста по заднице. Он встал ближе, посмотрел на то, как часто сжимается его открытая дырка. Они долго забавлялись, пока телефон Радио Демона не доебал его, а потом он просто вспомнил про незаконченное дело. Но всё-таки ему не стоило уходить, потому что Энджел был зол, обижен и уже давно не возбуждён. Аластор догадывался, что Даст не согласится на такие игры с кем попало. Парень распалялся рядом с ним так быстро, так легко позволял всякое-разное. Эта вседозволенность пьянила, возбуждала. Аластор любил контролировать, а Энджел был конченым мазохистом. Даст отдавал себя, с радостью раздвигал ноги, а ещё неоднократно говорил, что не любит дрочево игрушками, если на него никто не смотрит. Аластор об этом не подумал, но понял свою ошибку, когда вернулся. Кислая рожа парня его почему-то ни капли не веселила. Демон облизнул два пальца, с нажимом опускаясь ими по ложбинке, надавил на края ануса, легко входя внутрь. Энджел тихо застонал и дёрнул бёдрами. Аластор продолжил, нежно потрахивал его, пока дыхание Даста не успокоилось. Пальцы входили и выходили медленно, скорее мягко гладили. А потом Аластор вышел и вновь шлёпнул. — Гнида! Какая же ты гнида! Прелесть Даста была в том, что он не играл в процессе, а будто реально ненавидел его. Демон никогда не давал ему то, что он хочет вовремя, тянул до последнего. Аластор крайне редко целовал его, а Энджел часто пытался коснуться его губ, но в итоге его разворачивали спиной или отвлекали на что-то другое. Аластор довольно усмехнулся, отшлепал его, другой рукой трахая пальцами. Пальцы ласкали, а ладонь жалила ягодицы. От контраста Даст перестал адекватно выражать свои мысли: то ругался, ведя бёдрами, то зажимался, потому что пальцев было мало. Демон поглаживал его поясницу, чтобы в следующий момент ударить. Сладкая мука, как он выяснил, самая лучшая. Энджел не привык к такому и отзывался активнее, любил, когда его так мучили. Аластор мог перевернуть игру за мгновение, сделать так, что вместо удовольствия Даста обожгло острой болью. Только у Аластора даже не привстало, хотя ему было интересно, во что это всё могло превратиться. Он вернул игрушку, вошёл ею до упора. Даст выгнулся, просипел, кусая губы. Парнишка явно устал, сперва измотанный долгими мучительными пытками, а потом вовсе оставшийся брошенным. Даст ненавидел бездушные игрушки, и сейчас это было заметно. Энджел слишком часто просил выебать его по-человечески, но Аластор так не умел. Парень начинал извиваться, думал, что проблема в нём, но дело было совсем в ином. Радио Демон тем и был сильнее — его нельзя было подкупить чьей-то жопой или деньгами. Аластор любил шоу, и Даст их устраивал, но, кажется, ему самому этого было бесконечно мало. — Убери эту хуйню и дай мне кончить уже! — прохрипел Даст, потянулся на месте, сгибая колени — точно кот. Аластор взял его за загривок, почти удовлетворённый его вымученным видом. Убирать он ничего не планировал, вновь нажал на кнопки, включая несильную вибрацию. Энджел тихо застонал. — Не давай ей выпасть, а то я опять уйду, — ласково приказал Демон, сжал пальцы на его плече. Энджел стиснул игрушку в себе, молча кивая. Аластор проворачивал такое, бросая его пару раз, и в такие моменты Даст посылал его искренне. Ему нужно было внимание, которого его лишали, а вместе с ним — и былого возбуждения. Аластор решил, что удовлетворяется самим фактом насилия, но замер посреди процесса, когда понял, что зачем-то снял перчатки, хотя раньше этого не делал, думал о том, как сделать Энджелу плохо настолько, чтобы было хорошо. Он никогда не контролировал силу, не делал этого сейчас, но какие-то тупые мелочи проскакивали. Член не стоял, внутри бурлило горячее желание увидеть чужие слёзы, услышать крики. Но Демон будто стал нежнее и даже расстроился, когда заметил, что Даст вот-вот просто вырубится от бессилия. Энджела перевернули на спину. Пара щупалец пропала, освобождая две руки. Светлые ладони сразу зашарили по телу, опустились на член. Даст откинул голову назад, зажевал губу, выгибаясь от прикосновений к себе же. Он всегда безостановочно пиздел, а сейчас заткнулся. Такой грустный. Аластор потянул его к себе за бёдра, успев вовремя удержать его у края. Сейчас Энджелом можно было вертеть, как вздумается. Из-за приличной заминки, из-за ебучего затянувшегося звонка Даст остыл. Как насильно дрочить насухую. Ему нужен был контакт, нужен был Аластор. Радио Демон опустил взгляд, наблюдая за тем, как Энджел быстро дрочит себе, посмотрел на его лицо, замечая складку между его бровями. Даст не мог кончить ни с рукой на члене, ни с тихо жужжащей хуйней в заднице. Ему нужно было чужое тело, горячие прикосновения. Энджела нельзя было удивить вычурными игрушками, если к ним не прилагалась хотя бы пара чужих жарких ладоней. Он смотрел на Аластора с мольбой, с беззвучной просьбой сделать хоть что-нибудь. Аластор дошел слишком далеко, чтобы бросать его. Он был гибким, поэтому Демон легко смог закинуть его длинные ноги себе на плечи, нагнулся, опираясь на кровать по обе стороны от его головы. Аластор смотрел в его лицо, пока Энджел не распахнул глаза, вымученно застонал. Аластор всегда доводил работу до конца, и жалостливый взгляд Даста больше расстраивал, чем приносил удовлетворение. Ему это не нравилось, но больше бесило то, что Даст перестал вести себя как блядь, которой нужен только хуй, да побольше, сам Аластор пытался с этим что-то сделать. Стоило Аластору коснуться его, как волоски на светлом мехе встали дыбом, словно ожили. Прикосновения оказались приятнее любых игрушек. Хуй знает, к чему это всё вело. Раньше Аластор бы просто ушёл, но сейчас он почему-то остался, гладил чуть дрожащие бёдра одной рукой, почти касаясь носом его носа. Даст судорожно сглотнул, замедлился. — Скажи, что у тебя стоит, — прошептал Даст, когда Аластор коснулся щекой его щеки. У него не стоял, но что-нибудь придумать он мог. Ноги на плечах подрагивали, нетерпеливо тряслись. Аластор опустился ниже, скользнул с бедра на живот, обхватил член горячей ладонью. Энджел замычал, помог себе, двигая игрушкой внутри, неудовлетворённо застонал. По-прежнему мало. Он двигался, словно скакал на члене: толкался в руку и насаживался одновременно. Аластор крепче сжал пальцы, с оттяжкой надрачивая. Демон медленно, под крик Даста вытащил уретральный вибратор и выкинул его, размазывая по члену выступившую смазку. Энджел стал стонать громче, отзываться на прикосновения активнее. Живое прикосновение, тяжесть чужого тела и жар возбудили его. Энджел облизнулся, повернул голову, касаясь носом бледной щеки, затем лизнул её, зажал голову Демона ногами и затрясся, кончая. Аластор продолжал гладить его, пока дрожь не утихла. Они почти что обнимались, как обнимаются обычные пары после секса, но Радио Демон не любил эту сладкую хуйню, потому собрался по-тихому свалить, но не успел. Энджел поймал его раньше: сбросил ноги с плеч и обхватил голову ладонями, жарко и сытно целуя. Аластор тут же выпрямился. — У тебя встанет на меня, — прохрипел Даст ему в губы, — о, я сделаю всё, чтобы встало. На меня, Радио Демон! Энджел захохотал, словно умалишённый. Аластор бы сказал, что у него вообще-то вставал несколько раз, но решил умолчать. Ему не нравилось то, каким он сам становился, однако, Аластор на удивление успокоился, когда Даст стал снова нахальным собой.