Стань моей дойной коровкой

Нильс переехал в лабораторию: там теперь находилась и постель, и место приема пищи, и вообще вся его жизнь, так и заключённая между этими двумя вещами. Одним из неоспоримых плюсов было то, что Савос теперь находился рядом постоянно: учёный настоял на этом, отчасти из-за усиливающегося эффекта экспериментов, который надо было держать под контролем, отчасти из-за простого желания видеть своего мальчика чаще и ближе. Его мальчик был теперь действительно только его: объёмный, раздувшийся, как воздушный шар, он беспомощно нуждался в биологе каждый момент существования. Безумное ощущение обладания и внутренней победы наполняло его — всё шло по плану, быстро и беспроблемно. Одним утром Савос проснулся от зова по имени и, протерев глаза, обернулся к любовнику, будящему его. Тот сидел на кровати, расставив массивные ляжки, и держался за грудь. Она явно выделялась даже на фоне огромного живота, складками закрывающего верхнюю часть ног: абсолютно женские надувшиеся формы, плотные, будто наполненные, сжатые в пальцах Нильса. Он смотрел на свои соски, которые теперь можно было обхватить кулаком, и аккуратно массировал их, закусывая губу. — Что случилось, Нил…? — спросил было ещё не до конца проснувшийся Савос, как вдруг увидел, в чем было дело. Сквозь пальцы парня просачивалась белёсая жидкость, оставаясь на коже мокрыми разводами. — Лактация… — тихо постулировал учёный, медленно подходя к кровати и не отрывая взгляда от толстых пальцев, запачканных субстанцией. Да. Сомнений не могло быть. — Что? Уверен? — Нильс смотрел вниз, с трудом находя взглядом предмет спора. Плотные щёки закрывали ему глаза, а валик тройного или уже четверного подбородка не позволял опускать ему голову. Шея так увеличилась в обхвате, что даже по бокам формировала складки. — Савва, так должно быть? Савос не отвечал. Он молча и даже немного торжественно обозревал картину. Это был результат его кропотливой работы, наконец-то близившейся к завершению. Плоды стараний и жертв их обоих. Это — финишная прямая, ведущая к беспрецедентному научному успеху. Но самое главное — новое и невероятное превращение Нильса, его Нильса — в самое изощренное и идеальное тело для него самого. Разве что размеры… несколько… мелковаты? Учёный выпал из ступора и почти ринулся к любовнику, всё ещё нерешительно ожидающего ответа. Его не последовало: сильные руки накрыли влажные набухшие соски, ставшие уже даже не по-человечески крупными, и на пробу сжали навершия. Нильс гортанно протянул вздох, запрокинув голову; жирная спина пережалась затылком. Он подался вперёд, к ласкающим рукам, чтобы продлить момент — и тогда же пальцы взяли соски в плотный обхват и сделали дрочащее движение вверх-вниз. Молоко начало выступать с двойной силой. Теперь это были уже не редкие капли, сравнимые с потоотделением — оно выступало и текло струйкой вниз, по тугой груди, качающейся огромными набитыми шарами, потом на живот, такой же массивный и крепкий, и заливалось в многочисленные складки жира в районе бёдер. Их и ноги, когда Нильс сидел, было уже почти не видно. Он растолстел настолько, что животик и бока, одновременно надуваясь вперёд, расползались по телу вширь. Из-под жира торчали только такие же ягодицы: из-за сложения по женскому типу, они оттопыривались не хуже живота и груди. Они, напротив, были лишены складок, целлюлита и всех обычных дефектов кожи: необъятные, толстые ляжки были налиты и словно расперты изнутри жиром, трясясь и подпрыгивая при малейшем движении. Истекающий Нильс дрожал от манипуляций, возбуждаясь и пристраивая руки на свой член. Для этого ему приходилось подлезать под килограммы собственного тела и с трудом дотягиваться до органа, которого теперь мастурбировало свисающее пузо простым трением. Савос не обращал внимания на его движения — он был занят наблюдением и, конечно, экспериментом. Аккуратно отняв руки от сосков, он рассмотрел жидкость: обычное грудное молоко. Стоило бы взять на анализ, но это потом. Сейчас ему пришла мысль намного интереснее. Он сел на кровать, закинув голени любовника к себе на бёдра. Сажать того на колени было уже тяжело, а ближе сесть он просто не мог, упираясь в плотный живот. Поэтому ноги с широкими распухшими щиколотками и умильно круглыми пятками легли вокруг талии биолога, а сам он прижался грудной клеткой к массивному телу Нильса. Он чувствовал, как мягкое тело плющится и пружинит о его собственное, набитое брюхо давит на него, лежащего поверх. Лицом он оказался как раз перед мокрой грудью, требующей внимания. Он осторожно приблизился к ней… и накрыл ртом красный торчащий сосок. Нильс вскрикнул и закусил полную губу — ему показалось, что сейчас это самое чувствительное и эрогенное место, которое могло бы быть на его теле. Он ощущал, как нежную кожу медленно ласкает чужой язык и губы, а к ним вскоре подключаются ловкие пальцы. Сначала легко, еле касаясь, затем настойчивей и настойчивей, и, наконец, переходя к натуральному минету для его огромного налитого соска. Второй был в таком же крепком плену другой руки. Парень чувствовал как не хватает ему обычной мастурбации, как по-новому ощущает накал новое тело, и как он все активнее течёт молоком. Скосив глаза на Савоса он увидел, как оно пачкает губы и потихоньку наполняет его рот. — Соси его. Объяснять было излишним. Учёный сделал жадный глоток. Потом ещё один. А потом со всей силы всосал в себя изласканную грудь. Нильс закричал от накатывающего оргазма. Невероятное ощущение тяжелой груди, оттягивающейся молоком, и присосавшегося к ней любовника, вбирающего ее в себя, сплели тугой узел наслаждения в нем и, кажется, резко затянули его. Его сосали так плотно, так вытягивающе, как не было ни разу во время оральных ласк; грудь опустошалась и вновь наполнялась из-за резких и агрессивных стимуляций — пока восстанавливалась одна, Савос с вожделением переходил к другой. Он помогал себе ладонями, то сминая и нещадно впиваясь ногтями в неё, то отпуская и так же голодно обхватывая свисающий жир боков. Он зарывался пальцами в складки, а затем с отмашкой шлепал по ним, оставляя красные отметины. Ягодицы дёргались от хлестких ударов и сжатий — освобождаясь из плена рук, они гигантским жирным куском сала опускались вниз, как будто даже ещё больше разбухая от этого. Отвисшие ляжки бились о тело биолога, плотным капканом окружая его. Так продолжалось какое-то время, и скоро Нильс обильно кончил куда-то под себя, упиваясь моментом и безвольно разваливаясь на кровати, отпихивая от себя увлекшегося ученого. Тот расстроено утёр губы и, доведя себя, обессилено брякнулся рядом. Восстанавливать дыхание пришлось обоим. Всё-таки, такое случается не каждый день. Они лежали рядом, соединив руки: биолог тихо и закрыв глаза, его подопытный — тяжело дыша всем массивным телом, уставившись в потолок. Потом он перевёл взгляд на партнёра и зацепился за что-то взглядом. — Хи, ты посмотри, — Нильс уставился на это что-то. — Мне нравится. С этими словами он перевернулся, подмяв под себя свои складки, и положил расплывшиеся ручки на… урчащий животик любовника. От такого количества выпитого молока он надулся, и теперь у вечно подтянутого Савоса тоже образовалось небольшое (или даже не очень небольшое) круглое брюшко. Кожа непривычно натянулась, и заполненный желудок сильно выделялся на стройном теле. Возникало ощущение дежавю. — Это было прекрасно, — сказал биолог, не разлепляя глаз. — Ты был прекрасен. В целом, это оно и есть. Почти. — Почти? — Нильс сильно поразился и хотел задать вопрос, но его не дослушали. — Встань и к замерам. С трудом парень встал перед кроватью, грузно передвигая тело в пространстве. «К замерам» — это значит пришло время фиксировать достигнутое, и эту команду требовалось выполнять, вытягиваясь по струнке на специальной площадке с датчиками, сканерами и шкалами. Естественно, без лишних слов — это тоже было интуитивно понятно. Подошёл, постоял, потом можешь получить в награду тройную порцию приторной, слащавой ореховой пасты, замешанной с сахарозой и протеином. Чтобы наверняка. Савос тоже поднялся и зашёл за кафедру аппаратов напротив площадки. Заплёл хвост из растрепанных волос и взглянул на приборы. А затем в полголоса, чтобы его слышал только рекордер, начал диктовать: — Промежуточно итоговый вес: 543 килограмма. Обхват груди — 227 см, талии — 183 см, бёдер — 268 см. Гормоны соответствуют референсным значениям и поддаются внешнему медицинскому контролю. Обильная лактация, сексуальная активность выше среднего, вся иная — отсутствует. Отклонений в поведении не замечено, кроме ожидаемого несерьезного понижения интеллектуальной деятельности. Продолжение и увеличение вживляемого коровьего биокомпонента возможно. Потенциальный позитив-исход: прогрессирующее увеличение веса без верхней границы, регрессирующая когнитивная функция, вплоть до уровня донора гормонов. Заключение: развитие эксперимента возможно. Савос выключил диктофон и захлопнул тетрадь с записями. Ему показалось, что корова с прикреплённой фотографии имеет очень знакомые черты.