He Works Hard for the Money

      — Детка, — он вздрагивает от низкого гула голоса Дазая на другом конце линии, что вибрацией проходит по позвоночнику Чуи. — Не будь таким злым, — Чуя стоит посреди пентхауса, пытаясь расправить плечи и сосредоточиться на том, что ему нужно сделать. — Прошло уже шесть дней.       Шесть долгих дней как Дазай уехал в командировку в Сеул в начале недели. Он умолял Чую поехать с ним, утверждая, что это займёт всего три дня, и теперь Чуя радуется, что отказался, потому что он пропустил бы целую неделю занятий.       — А это не моя вина, — жалуется Чуя, демонстративно игнорируя дверь в спальню. — Я не собираюсь дрочить для тебя.       — Ты так красноречив в своих описаниях, ангелок, — весело говорит Дазай в динамике. Чуя ненавидит его, правда, и именно поэтому он стоит в его гостиной, одетый только в одну из рубашек Дазая и пару мягких, откровенно пушистых носочков, и поливает растения, пока их хозяина нет в городе. — Одна из многих вещей, которые я люблю в тебе.       Заметьте, не Дазай покупал растения, это Чуя их купил. И нужно ли было Чуе оставаться в доме Дазая всё то время, пока того не было, и ухаживать за суккулентами и бонсаем? М-м, нет. Было ли это тем, что Чуя твердил себе каждую ночь, когда забирался в их — ну, то есть Дазая — постель, уткнувшись лицом в чужую подушку, засыпая? В точку.       И есть шанс, что Дазай уже знает об этом, потому что у него понатыканы камеры безопасности по всему зданию, но Чуе нравится думать, что этот тип не настолько жуткий и не проверяет их только чтобы посмотреть, обнимает ли Чуя его подушку, пока спит, или нет.       Принятие желаемого за действительное во всей своей красе.       — Хвали меня сколько хочешь, — ворчит Чуя, бросая пустую чашку из-под латте в мусорное ведро и направляясь к холодильнику. — Я не буду этого делать, — он тянется к ручке, когда слышит это, и даже почти не верит, но —       — Пожалуйста.       Рука Чуи застывает, пальцы свободно обхватывают ручку холодильника, но не тянут. Его челюсть слегка упала, потому что Дазай звучит... ну... будто ему очень нужно, только вот Дазаю всегда нужно...       Но ещё он звучит так... обречённо.       И в этот момент, впервые, Чуя видит возможность взять власть в свои руки, и он это делает.       — Ну я даже не знаю... — он задумчиво барабанит пальцами по холодильнику, ухоженные ноготки стучат по нержавеющей стали. — А что я с этого получу?       — Ты думаешь, я буду вести переговоры в этой ситуации? — Дазай немного задыхается, и слышится резкость в его голосе, с которой Чуя уже хорошо знаком. — Я даже немного горжусь тобой.       Чуя не ожидал, что покраснеет от этих слов, но он не может отвлекаться, не тогда, когда наконец поймал Дазая на крючок.       — Ну так это же ты всегда говоришь, что нельзя давать врагу слабину.       — А я теперь враг? — Дазай говорит недоверчиво и восхищённо, а Чуя кусает губы, чтобы сдержать улыбку.       — Может быть, — напевает он, в последний раз постукивая указательным пальцем по холодильнику, прежде чем отойти от него. — Ты сейчас трогаешь себя, Дазай? — его собственный голос низкий, он мурлычет почти по-кошачьи, и он слышит, как у Дазая перехватывает дыхание.       Прямо сейчас у Чуи больше преимуществ, чем когда-либо при физическом присутствии Дазая, потому что как только босс мафии берёт его в свои руки, Чуя тает. Прямо сейчас Чуя может постоять за себя.       — Я пытаюсь, но мне нужна... — вздох Дазая звучит как слабый треск по телефонной линии, но у Чуи всё равно мурашки бегут по рукам.       — Моя помощь, — Чуя заканчивает за него, глаза скользят к мигающему красному огоньку одной из камер слежения в углу. — Ты смотришь? — паузы на другом конце провода достаточно, чтобы сказать, что да, смотрит, и тут Чуя отбрасывает всё смущение.       Он отворачивается от камеры, позволяя рубашке Дазая съехать в сторону, осторожно сползая с одного из его плеч, когда он идёт в спальню.       — Это не очень-то похоже на переговоры, милый, — Чуя мягко улыбается, толкая дверь в комнату Дазая и включает свет. Обычно он не стал бы заморачиваться с этим, но...       Для камеры важно освещение, в конце концов.       Он ставит телефон на громкую связь, прежде чем бросить его на кровать, протягивая руку, чтобы поиграть с пуговицами на рубашке.       — М-м-м, а я ещё и не начинал, — хмыкает Чуя. — Меня пока не убедили, так ведь? — Дазай издаёт низкий звук, нечто среднее между фырканьем и рычанием, и Чуя вздрагивает.       — Я могу взять тебя с собой в следующий раз...       — Куда, в командировку? — размышляет Чуя, задумчиво теребя верхнюю пуговицу. — Нет, спасибо.       — Нет, — он слышит шорох на другой линии, будто Дазай маневрирует своим компьютером, чтобы лучше видеть. — На отдых. Куда захочешь, — губы Чуи расплываются в ухмылке, и он расстёгивает одну.       — Знаешь, заманчиво, — Чуя наклоняет голову набок, снимая носки. — Но я, возможно, захочу поехать куда-то далеко, ты сможешь выделить для меня время? — мягко спрашивает он, поворачивая голову ровно настолько, чтобы Дазай мог видеть выражение его лица через камеру — то, как застенчиво он выглядит.       — Чёрт, Чуя... — выдыхает Дазай, и сердце Чуи начинает колотиться. — Куда угодно. Назови место.       — Я никогда не был в Нью-Йорке... — задумчиво произносит он, расправляясь с очередной пуговицей. Рубашка наполовину расстёгнута, обнажая его соски, твёрдые и приподнятые, вместе с гладкими плоскими мышцами, от которых у Дазая улетает голова. — Как думаешь, мне понравится?       — Да, — Дазай никогда раньше не звучал так хрипло и отчаянно. — Боже, я... — Чуя слышит знакомый щелчок расстёгивающегося ремня, и теперь именно он трепещет от желания, — Отвезу тебя на Пятую авеню и куплю тебе всё, что захочешь.       — Звучит неплохо, — улыбается Чуя, расстёгивая ещё пуговицу, показывая пупок и подтянутый торс. — Обещаешь?       — Обещаю, — выдыхает Дазай на другом конце, и Чуя, наконец, расправляется с последней пуговицей, двигаясь, чтобы снять рубашку, но Дазай рычит, — Нет, оставь её.       Самолюбие Чуи не жалуется ни на что из этого — вообще ни разу. И даже в сотнях километрах отсюда, командный тон в голосе Дазая заставляет чувствовать слабость в коленях.       — Хорошо, — Чуя ложится на кровать, рыжие волосы рассыпаются под ним на подушках, когда его ноги раздвигаются, обнажая его наполовину твёрдый член.       Он держит одну руку над головой, положив её на лоб, чтобы успокоиться, в то время как другая скользит вниз, крепко держа себя и медленно гладя. Его дыхание учащается, и оглушительной тишины со стороны Дазая достаточно, чтобы сказать, что шоу оценено по достоинству.       Чуя работает с собой, проводя большим пальцем по головке, распространяя предэякулят, пока весь его член не становится скользким, что облегчает скольжение руки вверх-вниз. Он знает, как ему нравится, и даже если сейчас он предпочитает большие, огрубевшие руки Дазая, этого всё равно достаточно, чтобы выгнуться и застонать.       Теперь он слышит тихие стоны и мычание из динамика телефона — и знает, что Дазай получает удовольствие от этого, поглаживая себя, пока наблюдает, как Чуя задыхается и извивается в его постели, и от этой мысли Чуе становится ещё жарче. Он тянется, чтобы обхватить яйца другой рукой, перекатывая и мягко дёргая их, его шея напрягается от того, как сильно он вдавливает голову в подушку. Он уже близко, так близко, имя Дазая у него на губах, слетает с языка, как тут —       — Стой, — голос Дазая звучит так твёрдо, так повелительно, что Чуя мгновенно замирает. Его грудь вздымается, член горит и трётся о живот, он пульсирует и готов к разрядке. — Ты ведь знаешь, где смазка?       Глаза Чуи внезапно расширяются, и его вновь обретённая уверенность исчезает пугающе быстро. Дрочить для Дазая — одно, но это...       — Дазай... — он ненавидит, как разбито звучит его голос, насколько он плох в этом, — Я не...       Не то чтобы Чуя не делал этого с собой раньше. Он до сих пор так делает, когда они с Дазаем вынуждены расставаться на несколько дней, или когда он хотел заранее быть подготовленным, когда шёл к нему в офис, — но то совсем другое. Сейчас Дазай наблюдает, а Чуя своими пальцами... это... он просто...       У него получалось не так хорошо, как у Дазая.       — Я буду говорить, что делать, ангелок... — он звучит как дьявол на плече у Чуи, нашёптывая ему грехи, пока тот не сдаётся. У Чуи никогда не было и шанса. — Ты мне доверяешь?       И в Чую словно поезд врезался, потому что да, доверяет. Он распростёрт и открыт вот так, и всё для Дазая, чтобы он мог видеть — как же иначе? Чуя даже не может заставить себя ответить, у него пересохло в горле, поэтому он просто кивает, с трудом сглатывая.       — Хорошо, — выдыхает Дазай, и его голос на другом конце провода звучит так тепло, словно под ним скрывается нежность. И, может быть, это противоречит здравому смыслу — да, определённо так, — но Чуя сейчас сделал бы всё, чтобы заполучить ещё больше этого. — Верхний ящик.       Чуя тянется к нему, руки немного дрожат. Он всё ещё тяжело дышит и мучительно твёрд, какое-то время возится с крышкой, прежде чем ему удаётся открыть её. Он щедро выдавливает смазку на ладонь, осторожно растирая её по пальцам, разогревая, как делал Дазай миллион раз до этого. Раздвинув ноги чуть шире, он тянет руку, чтобы коснуться себя, но Дазай снова приказывает ему остановиться.       — Подожди, — теперь его голос звучит более сосредоточенно, будто он перестал трогать себя, чтобы внимательно отдавать Чуе команды. — Не торопись, начни с груди.       Чуя прикусывает губу, но повинуется, скользкие пальцы передвигаются по рельефным мышцам. Они слегка касаются сосков, и он закрывает глаза с тихим вздохом.       — Да, — выдыхает Дазай, — задержись там.       Пальцы Чуи медленно потирают и крутят их, и когда его глаза закрыты, а голос Дазая звучит в ушах, легко представить, что это Дазай прикасается к нему, а не он сам к себе. Он помнит, как Дазай скребёт зубами по соскам, когда работает над его телом, как тот останавливается и сосредотачивается на одном месте, пока Чуя не начинает трястись.       Когда он начинает извиваться и тяжело дышать, Чуя двигается дальше, и на этот раз Дазай его не останавливает. Он проводит пальцами по животу и бёдрам, кладёт на них ладони, широко разводя, пока Дазай шепчет ему инструкции. Наконец, его пальцы скользят мимо члена, тяжёлого и пульсирующего от потребности во внимании, и трутся о проход.       Дыхание Чуи затруднено, глаза плотно закрыты. На другом конце провода Дазай словно загипнотизирован.       — Это потрясающе, Чуя... Ты издаёшь такие красивые звуки, ты знал об этом? Блять, если бы я был там...       — Что бы ты сделал? — спрашивает Чуя, прерывисто дыша, плечи трясутся от желания, когда его палец втирает смазку с медленной точностью.       — Боже, детка... — Чуя оскорбится позже, что он застонал от этих слов, но прямо сейчас он лишён чувств. — Я бы разорвал тебя на части, — и он бы так и сделал. Чуя это знает. Вот почему его тело дрожит и ноет по Дазаю прямо сейчас. Потому что он хочет, чтобы его трахнули, развернули и прижали к матрасу, пока Дазай вбивается в него, ноги превращаются в желе, разум тает. — Но сначала я бы вдавил в тебя один палец, медленно и осторожно.       Чуя делает, как он говорит, проникая в кольцо мышц кончиком пальца, мыча в глубине горла от этого ощущения. Он не толкает глубоко, как обычно с нетерпения делает, находясь один. Он не спеша скользит внутрь, извиваясь от ощущения каждой фаланги, растягивающей его, когда они продвигаются внутрь. Чуя трётся подушечкой пальца о стенки, дышит медленно и глубоко, покраснев до самой груди. Он работает аккуратно и тягуче, всё под мягким подбадриванием Дазая, пока следующие инструкции не отдаются эхом по его спине.       — Думаю, ты готов к ещё одному, м-м? — Чуя кивает, даже не осознавая, что делает, позвоночник слегка выгибается, когда он добавляет свой безымянный палец, медленно скользя обоими внутрь и наружу, нажимая глубже каждый раз, пока они не оказываются внутри него. Чувствуется приятное растяжение, слабое жжение, которое отдаётся из мышц прямо к основанию его члена, но этого недостаточно.       — Разведи их... вот так... да, — тихо стонет Дазай при виде бёдер Чуи, выгибающихся от матраса, резкий стон покидает рыжего от ощущения его пальцев, ножницами скользящих по стенкам, раздвигая их шире.       Чуя не ненавидит это, нет, ему определённо нравится, но это отличается от того, как делает Дазай. Его пальцы длиннее, толще, и они обещают нечто большее. Даже с боссом мафии, напевающим на ухо, Чуя хочет намного больше.       — Дазай, я... — выдыхает Чуя, стиснув зубы и дрожа. — Я не могу, мне нуж—       — Я знаю, что тебе нужно, — уверенности в его тоне достаточно, чтобы спина Чуи выгнулась сама собой. — Согни их, — приказывает он, и Чуя делает это, прикусив губу так сильно, что удивляется, как он её не прокусил, — Ещё немного... глубже...       — Блять!       Глаза Чуи резко открываются, когда его пальцы касаются простаты — чего у него самого раньше никогда не получалось. Это всё равно, что пробежаться пальцами по проводу под напряжением, посылая через него толчки удовольствия, от которых его тело замирает и трепещет. Член дёргается у живота, пульсирует в такт сердцебиению Чуи, и он жаждет этого, ему нужна разрядка.       — Видишь, как ты сужаешься, когда касаешься её? — Чуя практически скулит, когда он снова проводит пальцами по этому месту, бёдра трясутся. — Это просто охуенно вокруг моего члена... Но мне всегда нравилось чувствовать, как ты распадаешься на части под моими пальцами.       Чуя знает это — с того первого раза, когда они трахали его на парковке, до того, как Дазай безжалостно дразнил его за столом неделю назад — пальцы Дазая ощущаются внутри более знакомо, чем свои собственные.       — Добавь ещё, Чуя, — третий палец его добивает. Теперь, когда он знает, каков угол атаки, Чуя безжалостно трется об него. Неуклюже, но приятная растяжка от пальцев и постоянная стимуляция доводят его до исступления. По телу слегка струится пот, чёлка прилипла ко лбу. Рубашка Дазая помялась и прилипла к телу в некоторых местах, съезжая с плеч.       Его мышцы плотно сжимаются каждый раз, когда Чуя касается простаты, крепко стискивая его пальцы. Невыносимая тоска по чему-то большему, более толстому никуда не делась, он хочет больше, но сосредотачивается на стонах Дазая на другом конце провода, работая пальцами быстрее.       — Прекрасно, Чуя.       Именно эти слова, отчаянные и желающие обладать, толкают Чую через край. Всё его тело напрягается и выгибается от матраса, а другая рука летит к члену, рьяно работая, и тогда он дёргается и изливается на живот. Его мышцы пульсируют вокруг пальцев, сжимаясь так сильно, что Чуя едва может ими пошевелить.       Его горло почти першит от выкрикивания имени Дазая.       Чую медленно отпускает, грудь его тяжело вздымается, руки безвольно лежат рядом на кровати. По тихому сбитому дыханию в телефонном динамике Чуя понимает, что его любовник тоже закончил. На мгновение воздух затихает, наполняясь только звуком дыхания Чуи. Когда он поворачивает голову, чтобы увидеть пустое место на кровати рядом с ним, он хмурится.       Чуя приподнимается на локтях, глядя на мигающий красный огонёк камеры наблюдения в дальнем углу.       — Тащи свою задницу обратно, — рычит он довольно свирепо для того, кто всё ещё дрожит всем телом. — Сейчас же.       — Думаю, что смогу успеть на четырёхчасовой рейс в Токио, если выеду сейчас, — Дазай звучит самодовольно, будто спланировал всё с самого начала, а это была славная такая разминка. — Дождёшься?       Чуя корчит лицо, встаёт с кровати на неустойчивых ногах, прижимая телефон к уху, и направляется в душ.       — Поторопись, — он хочет казаться резким, требовательным, но в его голосе слышится тоска, от которой лицо Чуи горит.       Ему даже не нужно видеть Дазая, чтобы понять, что у того на лице эта глупая улыбка, немного кривая и высокомерная, но с теплотой в глазах, от которой в животе у Чуи всё переворачивается.       — Конечно, милый.       Чуя щелчком вешает трубку, твёрдо кладя телефон на стойку. Он смотрит на него один момент, пытаясь найти в себе силы, чтобы разозлиться на Дазая, потому что теперь он знает, что это была просто прелюдия, он уверен в этом...       Но Чуя не может остановить маленькую улыбку, которая появляется на его лице, ведь Дазай возвращается домой.