— Ты что, правда никогда не делал этого раньше? — недоверчиво спросил Чуя, оглядываясь через плечо на Дазая.
Мужчина пожал плечами, глубоко засунув руки в карманы пальто. В кои-то веки он на самом деле повязал красный шарф вокруг шеи для тепла, а не в качестве аксессуара. Холодный воздух покалывал кожу. Ранний утренний свет просачивался сквозь листву.
— Когда был моложе, конечно, делал, — признал он, тихо зевая. — Но за последние десять лет?.. — он на мгновение задумался, — Ни разу.
Чуя отвернулся, сосредоточившись на подъёме по ступенькам святилища. Разумеется, по традициям поход в храм был довольно обычным явлением, и, возможно, сам факт того, что он не закатил истерику, когда Дазай настоял на том, чтобы пойти с ним,
говорил сам за себя, но...
Желание того пойти с Чуей в храм в первый день нового года заставило его почувствовать тепло внутри немного
сильнее, чем он хотел признавать.
— Ну, — голос Чуи звучал буднично, даже если ему так
не казалось, — ты доволен тем, как прошёл год?
Дазай задумывается, его глаза задерживаются на лице Чуи чуть дольше необходимого, заставляя щёки того пылать под его пристальным взглядом.
— Да, впервые за долгое время.
Чуя тут же
пожалел, что задал такой вопрос, потому что он молча надеялся, что знает
причину, по которой прошлый год был лучше для Дазая, и... он отчаянно пытался, начиная с Рождества, не питать надежд.
— Ага, ну... — он повернулся и сделал последний шаг, когда они подошли к павильону. — Ты должен воздать благодарность, иначе вся эта удача может обернуться вспять.
Дазай ухмыльнулся, подойдя к Чуе чересчур близко, и обнял его за талию.
— Никогда не думал, что ты
суеверный, чиби.
Чуя пожал плечами, не оборачиваясь на него. Потребовалась некоторая решимость, чтобы вынудить себя смотреть в сторону, не отрывая взгляда от земли. Он
не был суеверным типом, вообще никогда. Большую часть своей жизни он называл себя чересчур скептичным, что
раздражало большинство людей. В конце концов, среднестатистический человек не смотрит на уменьшающийся банковский счёт и хреновое резюме и не думает: "Знаешь, что дальше?
Сахарный папочка", но...
Тогда до Чуи почти поражающим образом дошло, что он уже
давно не думал о Дазае в таком ключе.
Он также мог сказать, что Дазай о чём-то задумался, даже если тот и
пытался это скрыть. Это не столь явно — он всё ещё внимателен, поддразнивает, его пальцы тяжёлые и тёплые там, где они обёрнуты вокруг пальцев Чуи, даже под перчатками. Но он
тише, чем обычно, и Чуя
чувствовал его мысли, плывущие в воздухе вокруг них, словно тёмное облако.
Какая-то его часть хотела спросить Дазая, о чём он думает, но, зная его, это было бы как-то связано или с кем-то мёртвым, или с человеком, который
скоро умрёт, или с кем-то, кто хочет смерти
Дазая.
Всё то, что, строго говоря, такой человек, как Дазай, не должен
обсуждать с кем-то вроде него. Даже если по какой-то причине босс Мафии всегда говорил с Чуей как с равным — это
не так. Раньше он никогда не чувствовал необходимости напоминать себе об этом, но...
Его глаза не были столь послушными, как Чуе бы хотелось, они постоянно косились в сторону, ловя взглядом лицо мужчины, лёгкий изгиб его губ, острую линию челюсти. И нравилось это Чуе или нет, но слова были
там, мерцающие, отвратительные маленькие неоновые огоньки в виде сердечек, пляшущие вокруг них двоих в его голове.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Боже, я люблю тебя.
И это было
унизительно.
Не только потому, что Чуя более чем
осознавал, какой может быть реакция Дазая — вероятно, что-то язвительное, дразнящее его, потому что именно Чуя с самого
начала настаивал на том, что он не хочет и
не нуждается в парне, что это
чисто финансовые отношения.
И посмотрите на него сейчас. Держит Дазая за руку, краснея и отводя взгляд в сторону, как будто они два старшеклассника в какой-то
сёдзе, бляха, манге, а не
взрослый мужик, разыскиваемый преступник, на минуточку, и студент университета, который
фактически продал свою девственность за пару
обуви от "Gucci".
Конечно, Чуя знал, что всё было
не совсем так, что он, возможно, умаляет свои собственные переживания за последние несколько месяцев, пытаясь защитить себя, но...
В сознании Чуи не было
ничего страшнее, чем прошептать эти слова, а Дазай
не скажет их в ответ.
Короче говоря:
Небольшая
молитва на новый год не повредит.
Добравшись до входа в храм, первым делом Чуи было выбросить свой
прошлогодний амулет, достав его из заднего кармана. Он был маленький, прямоугольный, с выгравированным на поверхности дерева благословением.
Дазай, в своей
бесконечно раздражающей манере, с любопытством наклонился, пытаясь взглянуть.
— Что там было?
Ощущение его
близости было несколько непрошенным напоминанием о том, как чертовски
хорошо пахнет его лосьон после бритья, а также о том, где
именно находился рот Дазая, как только Чуя
проснулся этим утром... отчего рыжий подпрыгнул, прижав благословение к груди, и резко обернулся, бросив на того яростный взгляд.
— Какая разница?
Дазай был, мягко говоря,
удивлён агрессивным ответом на такой невинный вопрос, но...
Теперь ему
безнадёжно любопытно.
— Что ж, — он слегка склонил голову набок, его чёлка упала на глаза, — до этого я просто хотел узнать, но
теперь мне кажется, что ответ будет немного интереснее, чем я первоначально предполагал... — он снова потянулся к дощечке, его губы дёрнулись от забавы, когда в ответ Чуя упрямо прижал её ещё крепче к передней части своей куртки.
— ...Гляди, — Чуя стиснул зубы, но так-то уже не из-за
холода, — это был источник
максимального личного разочарования в течение
большей части года, так что я не в настроении слушать, как ты смеёшься над этим.
У Дазая хватило
наглости выглядеть шокированным и оскорблённым тем, что Чуя ожидал от него такого — а он,
несомненно, ожидал, — отстранившись назад, скрестив руки на груди и
притворяясь обиженным.
— Кошмар, чиби думает, что я буду
издеваться над ним из-за такой серьёзной вещи, как
удача—
Чуя резко закатил глаза, упираясь ногами в землю.
— Ой,
заткнись, ты, тупой старикан!
Они были не
одни, кстати. Как правило, храм на Новый год посещает
очень много людей. Ты часами стоишь в очереди, толкаешься туда-сюда между другими семьями и компаниями студентов, ожидая
своего шанса помолиться и получить благословение.
Но, учитывая, с
кем пришёл Чуя, тут никого не было, кроме них двоих, прислужниц храма и телохранителей Дазая. Один из них, похоже, был совершенно
шокирован, услышав, что Дазая Осаму, главу Портовой Мафии, Мясника из Йокогамы, одного из самых
страшных людей в стране, называют...
Стариканом.
Этот ужасный, всемирно известный преступник, однако, казалось, находил это
до жути забавным, хватаясь за грудь, притворяясь
смертельно раненным.
— Чуя всегда так
плохо ко мне относится, даже после всего того, что я для него делаю.
— Учитывая, как глубоко твой член был в моём горле прошлой ночью, думается мне, что я хорошо к
тебе отношусь...
— Ты сказал, что тебе понравилось! — довольно
громко запротестовал Дазай, обхватив рукой спину Чуи, хватка была железной, когда он притянул того ближе, его тёплое дыхание обдувало чужое лицо. — И если ты ещё
не забыл, я
более чем компенсировал это сегодня утром.
Бёдра Чуи
всё ещё немного побаливали от ответного действия Дазая, но он
прав.
— Но старикан, Чуя,
серьёзно? — пальцы Дазая в перчатках сжали подбородок Чуи, заставляя того поднять на него взгляд. Как только их глаза встретились, Чуя в очередной раз вспомнил, как же он,
бля, попал. — Мне всего
тридцать два, — указал Дазай лёгким, беспечным тоном, который противоречил
отсутствующему взгляду его глаз, наклоняясь, пока их лица не оказались
так близко, что Чуя почти сдался и наклонился
сам, чтобы свести их губы вместе. Но Дазай проявил к нему немного милосердия. — Я в самом
расцвете сил.
Мысли Чуи могли бы вернуться быстрее, если бы после этого губы Дазая не накрыли его собственные. Его верхняя губа скользнула между губами Чуи, нежно посасывая, пока Чуя не испустил тихий
вздох, не в силах удержаться от того, чтобы обнять одной рукой чужую шею, прижимаясь ближе. Он так
привык к ощущению рук Дазая, что не позволял себе думать о том времени, когда больше не сможет
чувствовать их, когда Дазай не будет смотреть на него так, когда его глаза будут обращены на кого-то другого.
Сейчас, в его объятиях, тая напротив его груди — это
приятно, уютно.
Когда Дазай, наконец,
отстранился, Чуя изо всех сил пытался найти ответ, что-нибудь,
что угодно, чтобы заставить себя казаться немного менее страдающим, чем он был.
— ...Знаешь, — пробормотал он, не в силах оторвать взгляд от Дазая, — когда парни начинают говорить: "Я в расцвете сил", — шепчет он, приподнимаясь на цыпочки, чтобы
ещё раз чмокнуть Дазая в губы, — они уже обычно
не в расцвете сил.
Дазай тихо присвистнул, мотая головой, его глаза
блестели от веселья, когда он посмотрел на рыжего.
— Ты мне сегодня вообще
никакой поблажки не даёшь, да? — когда Чуя самодовольно улыбнулся в ответ, невинно, как только мог, Дазай отступил назад, пожав плечами и крутя что-то на мизинце. — Ничего страшного, мне всегда
нравилось, что с тобой приходится туго...
И тут Чуя заметил, что держит Дазай.
Благословение.
— Эй! — он вытянул руку, пытаясь выхватить его, но рефлексы Дазая оказались быстрее, и тот резко дёрнул его вверх, подальше от пределов досягаемости, — Не будь
козлом, Дазай—
Его погибель наступила в ту минуту, когда Дазай на самом деле
прочитал эту чёртову вещь.
Чуя замолчал, лицо раскраснелось, руки до сих пор в возмущении тянулись, и наступила долгая пауза, пока Дазай обрабатывал кандзи, написанные на маленькой дощечке.
"Богатство".
— Оу, — улыбка медленно расплылась по его губам, дрожа, когда он пытался сдержаться от фырка в бесспорной
забаве, — это
уморительно...
— Вообще
нет, — громко запротестовал Чуя, протягивая руку, чтобы наконец вырвать вещь из чужих рук, топая, чтобы бросить её в утилизирующее ведро ко всем другим от туристов, которые приходили в течение ночи и раннего утра, выбрасывая их собственные благословения с прошлого года. — Ты хоть понимаешь, как
это бесило? Я буквально не мог купить
скрепки в сентябре, Дазай, они были
охренеть какой большой тратой денег!
— Ну да, — то, что Чуя был
прав, Дазай признает позже, потому что сейчас он
вообще не мог удержаться от смеха, сгорбившись и обхватив руками живот, издав такой заразительный громкий хохот, что Чуя почти сам начал смеяться
над собой. — Но сколько стоила эта куртка?
— ... — Чуя
довольно раздражённо посмотрел на него, натянув подбитую мехом кожаную куртку вокруг своих плеч
немного сильнее, — Не помню, — (
помнит — больше, чем стоимость одного учебного семестра), — но суть в том, что в конечном итоге у меня всё
как-то с ног на голову перевернулось... — это только заставило Дазая смеяться
ещё сильнее, — но я провёл большую часть года
без гроша!
— Но, — глаза Дазая следят за тем, как пальцы Чуи швыряют амулет в ведро, погребая его под десятками других бессмысленных маленьких тотемов, уголки его губ устремляются вверх, — ты ведь
получил богатство в 2019 году, разве нет?
Надутая губа Чуи была достаточным признаком того, что он
знал, что Дазай прав — он просто не хочет
слышать это прямо сейчас.
— Давай просто помолимся и
покончим с этим, — проворчал он себе под нос, хрустя сапогами по тонкому слою льда на каменной дорожке и направляясь к главному зданию. Он остановился перед перилами в ожидании догоняющего его Дазая.
Тот был всего в нескольких шагах позади, сдерживая широкую
улыбку.
— Это не очень
благочестивое отношение для кого-то, кто собирается молиться за удачу в новом году... — его ухмылки было достаточно, чтобы Чуя захотел пнуть его в
голень, но он сдержался, потому что...
Ну, суеверный или нет, но он был почти уверен, что если пнёт Дазая в голень, пока они здесь, то это принесёт ему
хреновую удачу.
Чуя молитвенно поднял руки, дважды хлопнув в ладоши. Глухие удары его ладоней, обтянутых кожей перчаток, раздались в воздухе, и он наконец поймал себя на том, что размышляет...
Каким
на самом деле был его год.
Иногда странно осознавать, что
двенадцать месяцев назад он стоял так со своими школьными друзьями. Он смеялся, стараясь не задерживать взгляд на мальчике, с которым он будет идти
домой, целовать его под уличными фонарями в четырёх кварталах от своего дома, потому что именно на таком расстоянии Чуя чувствовал себя
комфортно, прикасаясь к своему парню без риска, что его отец заметит их.
Тогда ему было восемнадцать, и он как раз заканчивал вступительные экзамены. И тогда Чуя полагал, что всё будет
хорошо, потому что он уедет в университет, он будет продолжать встречаться с мальчиком, который был записан под вымышленным именем в его телефоне —
девичьим именем, — и его родители никогда
не узнают.
И вот теперь
он здесь, в другом городе, стоит перед незнакомым храмом, рядом с человеком на
тринадцать лет старше его, пытаясь представить, где он хотел бы быть
через год, и...
Чуя правда
не знал ответа на этот вопрос. Если бы вы
заставили его, он бы сказал, что надеется, что он всё ещё будет учиться в
универе, что он всё ещё будет дружить с Ацуши, и...
Может быть, в каких-то глубоких,
приносящих боль недрах отрицания он надеется, что Дазай всё ещё будет стоять с ним и
в следующем году.
Всё это время, когда Чуя задумчиво склонял голову, Дазай не сводил с него глаз. Чуе не нужно было поднимать взгляд, чтобы почувствовать их тяжесть, давящую сзади на шею.
— ... — Дазай дважды хлопнул руками и склонил голову рядом с Чуей. Тот не знал,
о чём молится Дазай — или, если уж на то пошло, молятся ли вообще боссы Мафии о
чём-нибудь, — но после минутного молчания его глаза снова открылись. — Если я попрошу тебя кое о чём, ты ответишь мне серьёзно?
Чуя нахмурился, когда он посмотрел на Дазая, уперевшись рукой в бедро.
— А почему ты думаешь, что я могу ответить
не серьёзно?
Взгляд, который Дазай устремил на него, не был особо
раздражённым, но он был достаточно острым, чтобы Чуя сдался, скрестив руки на груди.
— Ладно, — вздохнул он, покачиваясь на каблуках сапог и отворачиваясь от храма, — что там?
— Переезжай ко мне.
Желудок Чуи унёсся по скоростной полосе движения в стратосферу, и когда его лицо приобрело чуть более глубокий оттенок фуксии, это не имело
никакого отношения к холоду. Дазай
не выглядел так, будто он шутил, и Чуя... когда Чуя посмотрел ему в глаза, часть его
отчаянно хотела думать, что это было нечто
большее, чем просто желание
лёгкого доступа.
Он уже спрашивал раньше. Так-то, он спрашивал
несколько раз, но всегда в странное время. Когда Чуя выбегал за дверь, неуклюже пытаясь добраться до пар; после
секса, когда Чуя всегда чувствовал, что его разум был просто слишком одурманенным, чтобы придать этой просьбе какое-то
реальное значение.
И поэтому Чуя никогда раньше не рассматривал это предложение
всерьёз. Его ответы всегда были несколько пренебрежительными, он относился к Дазаю так, словно тот
шутил.
Именно этого Дазай и просил его сейчас
не делать.
— ... — прежде чем ответить, Чуя заставил себя сделать глубокий вдох, его руки слегка сжались вокруг своей талии, как будто это могло каким-то образом
скрыть уязвимые,
нервные эмоции, скрывающиеся под рёбрами. — Почему ты
хочешь, чтобы я переехал к тебе, Дазай?
Когда глаза Чуи впились в стоящего перед ним человека, он молча пытался найти
слово, чтобы описать, кем для него является Дазай. Работодателем? После всего, через что они прошли, это почти принижает его.
Другом? Его желудок неуверенно подпрыгнул в громком
"нет".
Технически самое близкое слово —
любовник. Но это означало бы некоторую эмоциональную близость, и это было бы...
ужасно.
Дазай раскинул перед собой руки, и он казался просто...
раздражённым.
— Знаешь, Чуя, ты
постоянно всё усложняешь, — тот отстранился, слегка затормозив. Дазай обычно был резок с
другими людьми, но не с
ним. — Действительно, с чего бы мне хотеть, чтобы ты был рядом чаще?
С одной стороны, да, Чуя не был
глуп, он знал
очевидную причину, по которой Дазай хотел, чтобы он переехал к нему. К тому самому парню, с которым Чуя просыпался в постели уже... ну, больше месяца. Порой это заканчивалось ощущением, что он застрял в середине какой-то затянутой романтической комедии, и
он — не обращающая ни на что внимание героиня, которая отказывается видеть, как очаровательный романтичный главный герой
хочет его, но...
Вы никогда не знаете, когда смотрите эти фильмы, что если подобная девушка отталкивает
идеального парня, то кто-то
до этого сказал ей, что она была недостаточно хороша. Объектив камеры не может проникнуть внутрь её головы и показать вам, как она
боится почувствовать себя ничего не стоящей
снова. Ясное дело, это может
раздражать, когда ты видишь, как она отталкивает его снова и снова, даже когда его привязанность кажется такой
очевидной, но...
Иногда, даже когда это кажется самой
очевидной вещью в мире — что кто-то будет любить тебя безоговорочно...
...Он всё равно бросает тебя.
Так что
нет, как бы сильно Чуя не хотел быть каким-то сюрреалистичным,
уверенным, бесстрашным человеком, который мог бы просто
отбросить страх в своём нутре всякий раз, когда он думал о том, чтобы
признаться, что правда
хочет переехать к Дазаю, и всё, что могло бы сопутствовать этому, если бы Дазай
на самом деле имел
это в виду...
Чуе было девятнадцать. И иногда вещи вроде этой... это
страшно.
Но этот случай не был
полным провалом. Чуя всё равно делал успехи в том смысле, что
старался быть немного более
честным, чем обычно.
— ...Я не готов, — признание прозвучало так тихо, что Дазай, казалось, почти не расслышал его, но как только он это
сделал, его глаза слегка расширились от удивления.
Чуя поймал себя на том, что ждёт, когда Дазай запротестует, попытается сказать ему, что он дразнит его, или, учитывая высокие ставки в их нынешней ситуации, то, что Чуя сказал, мол, он
не готов жить в
роскошном пентхаусе, было немного
смехотворно, но...
Этих слов не последовало.
И, может быть, если бы Чуя оставил это так, всё было бы
в порядке. Но в глазах Дазая он увидел нечто такое, что, как он осмелился предположить, могло быть
разочарованием, и...
Это заставило Чую почувствовать необходимость
объясниться.
— ...Когда я перееду к кому-то в первый раз, — медленно объяснял Чуя, его сердце колотилось в груди, когда он изо всех сил пытался хотя бы посмотреть Дазаю
в глаза, — я хочу, чтобы это было... — боже, он чувствовал себя так
глупо, говоря это, но... — ради чего-то настоящего.
Почти
сразу же
по тому, как потемнели глаза Дазая, он понял, что его объяснение не совсем
оправдалось, как и скрытый
за ним подтекст.
Я хочу, чтобы с тобой всё было по-настоящему, ты, дурак.
— Я понял, — Дазай больше
не смотрел на него, повернув голову, чтобы окинуть пристальным взглядом храм, он показался таким отдалённым на мгновение, что Чуя не был уверен,
дотянутся ли до него его пальцы, если он попытается дотронуться до его руки — как будто они могли пройти сквозь него, словно сквозь
дым.
— ...Дазай—
Тот больше не смотрел на него, развернувшись, чтобы осмотреть пруд с карпами.
— Почему бы тебе не пойти и не получить новое благословение? Пока нет очередей.
Чуя поймал себя на том, что нерешительно смотрит на спину Дазая, испытывая странное искушение протянуть руку и
дотронуться до него, но часть его была обеспокоена тем, что Дазай
точно понял,
что имел в виду Чуя, и теперь он просто искал способ легко отвадить рыжего.
Но буквальное расстояние между ними будто увеличилось за счёт ментальных переживаний. Оно вдруг стало слишком большим, чтобы пересечь его на своих двоих. Чуя безвольно опускает руки.
— ...Хорошо, — он развернулся, удерживая себя от того, чтобы потянуться к нему, как какой-то прилипчивый,
неуверенный в себе маленький идиот, шагая к стендам, где стояли прислужницы храма, раздающие благословения на новый год.
______________________________
Дазай часто приходил в этот храм вместе со своей матерью. Он никогда не говорил об этом Чуе, даже когда они обменивались шутками, поднимаясь по ступеням, по которым Дазай ступал сотни раз до этого, перешагивая через две за раз, и его мать раздражённо кричала ему вслед.
— Осаму! Ты идёшь слишком быстро—
Он поднял глаза к небу, вглядываясь сквозь густые облака, начинающие просачиваться над горизонтом Йокогамы. И он подумал про себя, что, возможно, позже пойдёт снег.
— Разве вы не должны быть с остальными? — Дазаю не нужно было поворачивать голову, чтобы понять, что сзади него стоит исполнитель. Он с лёгкостью ощущал присутствие старика позади себя, этот взгляд сквозь монокль, который смотрел на его спину уже много лет.
— Чуя-сан заставляет Рюноскэ и Гин тоже вытянуть благословения, — пожал плечами Хироцу, заложив руки в перчатках за спину. Ветер аккуратно играл его волосами, откидывая их с лица. — Похоже, он им нравится.
"Ну разумеется, — подумал Дазай про себя, самоуничижаясь. —
Они его ровесники".
Это пришло ему в голову в тот момент, когда голос Чуи звучал так
нервно и неуверенно.
"Я не готов".
Конечно, учитывая разницу в возрасте, было очевидно, что в их жизненном опыте будет огромная пропасть. И всё равно Дазай не мог
понять этого. Он потерял счёт тому, сколько женщин он привёл в свою постель за эти годы. Мужчин тоже, но реже.
Но Дазай никогда не просил никого из них остаться после восхода солнца.
Он никогда не знал их
дней рождения, их любимых блюд, того, как звучали их голоса, когда они просыпались утром. Он никогда этого
не хотел. Это никогда не имело
значения. Они были безликим, безымянным отвлекающим манёвром — кем-то, кто удержит его, пока он, наконец, не нажмёт на
курок.
В тот момент, когда всё изменилось, это было не совсем
романтично.
Воспоминание о Чуе, прижатому к тёмному седану, извивающемуся под его руками, напряжённому, неуверенному — почти испуганному, что он может получить
удовольствие, — всё это осталось в глубине сознания Дазая, даже сейчас. Раскрасневшиеся щёки, что почти соответствовали его волосам, закатанные глаза. И Дазай знал, что Чуя не должен был
быть там и с кем-то вроде него. Он должен был быть в каком-нибудь ущербном баре со своими друзьями, жаловаться на экзамены, планировать свой следующий визит домой, чтобы увидеть своих родителей — не в уязвимом, по общему признанию,
опасном положении, с человеком, которому у него не было причин доверять.
В какой-то момент, когда Дазай наблюдал, как тот пытается отдышаться, цепляясь за его плечи, он понял, что Чуя
хотел быть там. Он просто не знал, как это сказать. Всё это пришло к нему с поразительной ясностью.
Чуя
тоже был один, отчаянно пытаясь найти хоть какое-то подобие
почвы под ногами. И поэтому, даже если он
был запуган и был не его поля ягодой, даже будучи
использованным, он был готов
попробовать.
И в то время это показалось...
— Невероятно, — вздохнул Дазай, его палец снова вцепился в Чую так, что тот чуть не подпрыгнул, а руки взлетели вверх, крепко сжимая плечи напротив. Он чувствовал себя пойманным в ловушку под таким пристальным взглядом, пытаясь отдышаться. И тогда он не мог знать, насколько сильно Дазай боролся с собственным выходящим из-под контроля сердцебиением.
— Ч-что?
— Ну, — улыбка Дазая была кривой, что-то между возбуждением и... горечью. — Ты — нужная вещь в нужное время.
Никто толком
не знал на какой отметке по шкале мрачного расположения духа Дазай Осаму находится: высоко, низко или где-то посередине. Кроме Одасаку. Его друг умел читать лицо Дазая, как книгу романа, которую он перелистывал достаточно много раз, чтобы знать, чем всё закончится.
Иронично, учитывая, что ему не суждено это увидеть.
Но знаки всегда были, если знать, где их искать. Как правило, его выходки переходили в нечто более
экстремальное, жестокое или просто
комедийное, всегда по-разному — он и
сам точно не знал, как это будет. Но заставить Хироцу встретиться с
восемнадцатилеткой только потому, что он позволил провалиться переговорам?
Это был огромный, гортанный крик о помощи, и никто его не слышал. Его хватка на выступе ослабла, и он не был заинтересован в том, чтобы подтянуться обратно.
До тех пор, пока...
— Ты скучаешь по ним?
— ...Иногда.
Он обнаружил, что хочет поймать кого-то
другого.
— Мне всегда было интересно, почему люди кормят только карпов, когда приходят сюда... — Хироцу наклонился, разглядывая пруд по другую сторону ограды, оранжевую и чёрную рыбу, извивающуюся под мягким потоком воды. Упитанные, счастливые, не подозревающие о внешнем мире.
Дазай пожал плечами в лучшем случае безразлично, его пальто свободно свисало с плеч, когда он перегнулся через перила.
— Предполагается, что они приносят удачу?
— Ну да, — голос Хироцу всегда был низким, хрипловатым — он был порождением десятилетиями выкрикиваний приказов подчинённым и вдыханием сигаретного пепла в лёгкие. — Но ведь именно кошки нуждаются в пище.
Это замечание было первым, что заставило Дазая оторвать хмурый взгляд вдаль, и он увидел маленького пятнистого котёнка, извивающегося между лодыжек исполнителя, громко мяукая.
— Вы им всегда нравились, — сухо заметил Дазай, думая о маленьком оранжевом боге смерти, который недавно стал его соседом. — Мне никогда так не везло.
— ...Моя жена всегда кормит бездомных на нашей улице, — мягко ответил Хироцу, раздвигая лодыжки, чтобы кошка могла удобнее проскакивать между ними, довольно помахивая хвостом. — Сейчас наш задний двор больше похож на дикую колонию.
Дазай не смог удержаться от того, чтобы тихонько фыркнуть себе под нос, потому что он вполне мог
представить себе жену исполнителя, делающую что-то подобное.
— Будете кормить эту?
Хироцу помотал головой и потянулся почесать кошку за ушками.
— У этой есть дом, — ответил он, постукивая пальцем по тёмному кожаному ошейнику на её шее. — Она не нуждается в спасении.
Взгляд Дазая лениво метнулся к другому меховому комку, на этот раз длинному, тощему, который растянулся на ступенях храма, наблюдая за ними со слабым интересом, но не приближаясь.
— А как насчёт того?
— ...Этот бродячий, — заключает Хироцу после минутного наблюдения. — Он может подойти поближе, когда достаточно проголодается, но ему потребуется время, чтобы поесть из моих рук.
Дазай правда не понимал,
зачем он этим занимался. Может, потому, что он всё ещё пытался обдумать то, что
сказал Чуя, или потому, что он просто хотел дать парню время, чтобы получить своё благословение без того, чтобы Дазай пристально смотрел на Акутагаву — он как бы всё ещё
злился на него, кстати.
"Я хочу, чтобы это было ради чего-то настоящего".
То есть то, что
у них было, было
не по-настоящему, это было просто...
Дазай стиснул зубы, а коренные сжались до такой степени, что стало почти больно.
Финансовым соглашением.
— Этот тоже бродячий, — задумчиво произнёс Хироцу, указывая на угол ближайшей стены: маленький, испачканный полосатый котёнок, зелёные глаза которого смотрели на них из тени. — Но мне кажется, у него раньше был дом.
Дазай немного озадаченно нахмурился.
— ...Как вы смогли понять это?
Хироцу откинул волосы назад и достал из кармана маленький пакетик с едой.
— Он подобрался совсем близко, но до конца пути не дойдёт, — объяснял старик, плотнее обматывая шарфом плечи. — Он подождёт, пока я подойду к нему, и, — он сделал первый шаг, слабо улыбнувшись, когда котёнок в ответ ещё больше съёжился за стеной, — потребуется немного больше убедительности.
Дазай приподнял бровь, находя хобби своего исполнителя немного
странным для человека их профессии, но в то же время увлекательным.
— Разве кот, который привык к людям, не подойдёт к вам быстро?
Хироцу помотал головой, осторожно встряхивая пакетик, чтобы привлечь внимание маленького существа.
— Нет, — его следующие слова запали в память Дазаю больше, чем всё остальное в тот день. — Я уверен, что он так скучает по дому, что боится снова остаться на холоде.
Старик побрёл прочь, намереваясь поухаживать за малышом. Дазай позволил это, его глаза вернулись к стенду с предсказаниями, где его рыжий остановился между Акутагавой и Гин, глядя на их дощечки, смеясь над какой-то шуткой, но Дазай стоял слишком далеко, чтобы расслышать её.
Чуя
хотел быть с ним. Дазай знал это наверняка. Каждый раз, когда Чуя
смотрел на него, это знание ещё больше укреплялось в его сознании. Но Чуя
явно не верил, что Дазай чувствует то же самое, даже после такого долгого
ожидания, уговоров, попыток
доказать ему это.
На данном этапе Дазай почувствовал, что у него остался только один вариант.
Создать
контраст или, говоря более ясно, показать Чуе, как
на самом деле будут выглядеть чисто
финансовые отношения между ними двумя.
______________________________
Чуя уставился на свою собственную дощечку с благословением, плотно поджав губы в уголках.
Гин получила богатство — забавно, почти как какой-то мелочный намёк от имени Вселенной на странную судьбу Чуи
в прошлом году. А Рюноскэ получил
хорошее здоровье, что, учитывая тот факт, что он
совсем недавно преодолел свою хромоту, казалось долгожданным знаком поворота в удаче исполнителя в нужное русло.
Дощечка в пальцах Чуи, однако, сбила его с толку.
"Изменение".
После окончания года, который уже принёс
столько перемен в жизнь Чуи, он чувствовал небольшое... издевательство, будто бы в нём ещё осталось хоть что-то, что может
измениться.
И даже тогда "изменение" имели
несколько иной контекст. Во что, собственно, рыжий изменится к концу всего этого?
Он задумчиво провёл большим пальцем по кандзи, мысленно продумывая различные варианты.
Чуя правда
не был суеверным человеком. Удача, всегда думал он, — это именно то, что ты из неё
делаешь. И возможно, если бы он смог понять, каким человеком он хочет
стать, он
смог бы проникнуться этим благословением.
Одна рука легла ему на плечо, тёплая и знакомая. Чуя перевёл взгляд и увидел там привычные забинтованные пальцы.
— Готов идти?
— Ага, — быстро согласился Чуя, засовывая дощечку в задний карман. — Спасибо, что пошёл со мной сегодня, — он взял одну маленькую
каплю храбрости, используя её, чтобы дотянуться и прислонить свою руку поверх руки Дазая, нежно сжимая её.
Но, к
замешательству Чуи...
Дазай убрал руку, его взгляд был отстранённым и... отчасти
холодным.
— Мне всё равно больше было некуда пойти.
Чуя последовал за ним прочь от храма, чувствуя лёгкую...
тревогу.
Напряжение между ними росло уже
довольно долго. Но теперь казалось, что верёвку натянули так туго, и она вот-вот лопнет. И что бы там
ни думал Дазай, что ж... Чуя был совершенно уверен, что они оба достигли своего предела.
Тогда он этого ещё не знал, но
скоро узнает —
Что
к концу этого года ни один из них уже никогда не будет прежним.
