Течение любви

      Тёмное небо рокотало. Ярко-зелёные глаза, горящие, как у кошки, глядели на неё из окутывающих Эйфелеву башню теней. Сердце заколотилось в груди.       Серёжки издали не предвещающий ничего хорошего писк.       — А вот это уже не к добру, — подначил её Кот Нуар, выходя на свет. Располовинив шест, он обманчиво некрепко держал его части, раскидав их по обеим рукам.       — Не подходи! — крикнула она, сжимая руки в кулаки.       — Или что? — Он ослепительно улыбнулся, и его улыбка была остра, как и его когти. — Это конец, Ледибаг. Ты потеряла своих союзников, твоё йо-йо бесполезно, и, судя по писку твоих серёжек, я готов поспорить, что у тебя осталась всего пара минут, прежде чем твоя трансформация спадёт. Тебе же лучше будет, если ты сдашься сейчас. Ты должна это понимать.       — А что, если не понимаю? — спросила она, вытирая кровь с рассечённой губы.       Он безрадостно рассмеялся. Иначе никогда и не бывало.       — Значит, ты глубоко заблуждаешься.       Он метнулся вперёд чёрным пятном, атакуя её парными дубинками. Металл замерцал у неё перед глазами, гипнотизируя серебряными бликами. Затем, вскинув руки, она ухватилась за концы обеих дубинок. Они замерли в миллиметрах от её лица. Её руки дрожали, а подошвы скользили по намокшему от дождя металлу, пока она изо всех сил старалась сдержать его натиск. Взгляд его зелёных глаз прожигал её насквозь.       «Всё кончено, — казалось, говорил он. — Хватит уже сопротивляться».       Стиснув зубы, она оттолкнула его, вложив в этот толчок всю свою силу. Он запыхался, вынужденный бороться, чтобы удержать свои позиции, но ни он, ни она никак не могли одержать верх. Они всегда были равными соперниками.       — Ты не сможешь сдерживать меня вечно, — прошипел он. — Твоё время на исходе.       И, словно в подтверждение его слов, её серьги издали очередной писк. Осталось всего одно пятнышко.       Паника охватила её разум, заскреблась у неё в груди. И всё же она слишком долго сражалась как Ледибаг, чтобы сдаться сейчас. Она не могла позволить Бражнику захватить её талисман. На неё рассчитывал весь Париж.       Она ослабила хватку, ухмыльнувшись, но не позволила дубинкам врезаться в неё, а проследовала за их движением, управляя им, так что смогла прогнуться и сильно пнуть его по ногам, нарушая равновесие. Он совсем не грациозно рухнул вниз. Адреналин зашкаливал, когда она заползла на него в отчаянии, чуть ли не рыча сквозь зубы. Царапаясь и выламывая пальцы, она вырвала обе дубинки из его хватки и отшвырнула их куда подальше. А затем потянулась за кольцом.       — Катаклизм!       Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но каким-то чудом ей всё-таки удалось прижать к земле его запястья. Раздался раскат грома. Дождь лишь усилился, а разрушающая сила обволакивала скованную руку Нуара, похожая на распадающиеся чёрные звёзды. Он прожигал её взглядом ярко-зелёных глаз.       — Почему? — прошептала она.       — Что? — нахмурился он.       До перевоплощения осталось совсем мало времени. В лучшем случае, какие-то секунды. Возможно, именно поэтому в глазах защипало. Возможно, именно поэтому слова сорвались с её губ.       — Почему ты так поступаешь? Почему ты на его стороне? Моя квами говорила, что всё должно было быть иначе. Она говорила, что мы должны были быть командой. — По её маске стекали слёзы. — Она говорила, что ты должен был помогать мне.       Что-то промелькнуло в его взгляде.       Серёжки запищали в последний раз. Маска и костюм испарились в розовых искрах. Теперь она была обычной женщиной в джинсах и футболке, с синяками по всему телу, свесившей голову, признавая поражение. Её руки ослабли: по крайней мере, в них не осталось той силы, что могла бы удержать Кота Нуара. Но он не пошевелился. Даже не попытался высвободиться. И даже не посмотрел на Тикки, которая измождённо опустилась на землю рядом с ними.       — Э-этого не может быть, — дрожащим голосом произнёс он. — Маринетт?       Она вскинула голову, услышав, что он назвал её по имени. Он был белым, как мел, и его глаза округлились.       Удивление и ужас.       Внезапно он подскочил, как пугливый кот, вырвавшись из её хватки, и впечатал силу разрушения в ближайший металлический столб, чтобы избавиться от неё. Затем, схватив свои дубинки, он растворился в ночи.       Всё произошло в мгновение ока.       Можно было бы подумать, что его тут никогда и не было, если бы не превратившийся в пыль столб.       — Тикки, — выдохнула Маринетт, — что, блин, только что, нафиг, произошло?       — Судя по реакции Кота Нуара, я бы сказала, что он тебя знает.       Грудь сжало, и дыхание спёрло.       — Но он убежал. С чего бы ему убегать только потому, что он меня знает? Он уже много лет помогает Бражнику терроризировать Париж. Он уже много лет сражается со мной. Ему ничего не стоило забрать мой талисман. Почему тогда…       — Маринетт.       Её добила печаль, звучавшая в голосе Тикки. Печаль, потому что, разумеется, Тикки не нужно было объяснять ей, почему Кот Нуар сбежал, узнав, что она – Маринетт Дюпэн-Чэн.       Кот Нуар не просто знал её – по всей вероятности, она была ему небезразлична.       Что значило, что и она его тоже знает.       Маринетт ощутила жжение в горле. Сглотнув образовавшийся комок, она обняла себя. Она не знала, что делать, и не знала, что думать. Она бы, вероятно, так и просидела там несколько часов кряду, если бы Тикки не заставила её пошевелиться.       — Пойдём, — мягко сказала та. — Пора домой. Ты ничего не решишь тем, что будешь сидеть здесь.       — Ты права…       В конце концов, даже Кот Нуар ушёл.       И теперь Маринетт придётся жить с осознанием, что один из её опаснейших врагов, вероятно, также был и одним из её ближайших друзей.