Противоположности. Болезнь цветов.

* * * Тэхён, Тэхён, Тэхён — так значит звать эту чертовку.

° ° ° — Чимин, могу ли я поинтересоваться, где ты был всё это время? — над безумно смущённым и отстранённым хранителем навис тёмной тучей Чонгук, который не стал, как глупый мальчишка рыскать под каждым столиком эту безответственную феечку. Чимин выглядел растерянно и будто совсем не пребывал в этом мире. Его глаза всё время уходили в сторону от Чонгука, наверно боясь смотреть в ярость и раздражение на дне зрачков, а может совсем по другой причине. Руки Пака слегка подрагивают, но не из-за алкоголя, а от чувств его переполняющих. На его губах улыбка сладкая, но отречённая, в сердце птицы поют в цветах жасмина, а в душе — пустота. У него нет слов в оправдание, кроме двух единственных — «забытая любовь». — Н-ну я… — он замялся под пристальным взглядом, в голове ту самую роковую встречу пересматривая и ком в горле из горечи и цветка одинокого пряча. Чимин выглядывал из-под неровных ресниц, окидывая Чонгука беглым взглядом, и улавливал безразличность своего человека. Наверное он просто должен был это спросить, мальчик даже не хотел. — Я встретил старого друга… Чонгук промолчал, развернулся и показал, что им уже пора. Сегодня Чонгук, наверное, в самом деле предался мимолётному испугу. Он знает давно, что хранитель его очень доверчив и пойти за любым может, стоит лишь пальчиком поманить или сладость любую показать. Чимин слабый по натуре, отпора никогда не умел дать, сломать его любой может лишь словами грубыми или несправедливыми, которые сердце его слабое режут, похлеще клинка стального. Чувствительный, как нежный цветок жасмина, что трепещет на ветру под лёгкими солнечными лучами. Видит в людях потерянных то, что им не под силам раскрыть в себе, то, что в душе их глубоко спрятано, и самим найти смысл этот сложнее, чем просто жить. Он помогает отыскать, дарит им «смысл» и надежду вселяет. Связан тесно с окружающим миром и восприятием на эмоции окружающих его людей. Рядом с ним всегда есть кто-то, ведь одиночество не переносит, боится, что на веки в заточение с самим собой останется, и бросят его все дорогие ему. Общительный поэтому, жаждет новых знакомств, чтобы рядом был всегда тот, с кем поговорить можно. Умеет слушать других, поддержать в момент трудный, когда даже хранители другие помочь не могут, с душой сильной справится. Чимин болтает без умолку на любую незначительную тему, способен с лёгкостью заинтересовать и быстро вовлечёт в тему разговора. Нужно, чтобы с ним говорили, видели его, ведь когда-то в темноте разглядеть не могли, рассеянную оболочку даже не видели. Этого нет теперь, и страх самый сильный глубоко в сердце спрятан. Теперь всё хорошо, свет, от него исходящий, даже в сотни миль увидать каждый сможет. Чонгук, как человек хранителя имеющий, страшится, что растворится его защитник и помощник, а другого возможно больше не будет. Он погрязнет в войне души: кровожадной, разрушительной и жестокой. Рассудка лишится от чувств неизвестных, и душа его реальность потеряет, умрёт. Это близкое существо возле него, как он помнит, было всегда. С самого младенчества Чимин находился поодаль от принца, с далека смотрел и будто не верил, что он был удостоен стать хранителем такого великого человека. Только он тогда не знал, что это испытание кровавое, с которым он справиться должен и не дать умереть ни себе, ни человеку собственному. Раньше, пока Его Высочество не видел, Пак за ним везде хвостиком ходил, из каждого уголочка показывался, только всегда обнаруживали его с потрохами и безразлично смотрели на него. Чонгук может и любит Чимина, на его нелепости лишь улыбался холодно, но в сердце родное что-то чувствовал, привычное. Когда душа ныла и на части от крови разрывалась этот хранитель боль забирал, раны залечивал и наставлял на правильный путь. Если бы не он, Чонгук давно гнил бы под слоем земли с надгробьем выточенным «Умер от болезни души». Принц никогда в долгу не останется, выполнит всё до последнего и будет обязан этой феечки до конца своих дней. Будет защищать и отвергать не будет, чтобы ни себе и ни ему боли не причинить. Чонгук не спеша плетётся по узкой дороге, которая ведёт в тайных проход в сад кронпринца в императорском дворце. На улице светать начинает, и путь красочней становится. Дымку ночи пасмурной месяц забрал. От неба ночного, звёздами рассыпанного, практически ничего не осталось, кроме редких мерцающих огоньков-звёзд и изящного полумесяца, повисшего над густым вековым лесом, что шумит слегка, колыхается. В спину Чонгука врезались первые лучи алого солнца, столкнулись с ночью в утро расцветающее. Восход. Тёмно-голубое небо разбавилось цветами яркими: красными, рыжими и жёлтыми. На длинных травинках капли росы застывали, как стекляшки чего-то разбитого, и на паучий паутине повисли, будто вот-вот сорвутся с тонкой нити и об камни в прах разобьются; в них восход отражался. Пушистый туман отступал незаметно с полей золотистых и лугов цветистых, куда домашний скот потихоньку крестьяне выпускали и гнали к пастбищам и рекам. Природа просыпалась от сна ночного, красотой своей в голову врезаясь. Тихо и спокойно, как во сне желанном. Только рано проснувшиеся маленькие скворцы и синицы здороваются со своими соседями-птахами, обсуждая предстоящий день и чудесную погоду. В лёгких забивается незабываемый запах утра, создавая невероятный букет из ароматов: свеже-скошенной травы, росой омытой, цветов небесных, воды родниковой, из-под ключа бьющегося, и трепета ветра со смешанными чувствами. Раннее утро всегда прекрасно своими пейзажи и чувствами, особенно для Чонгука. Для него в такие мгновения Время останавливается и не спешит идти дальше, оно ждёт терпеливо, пока Чонгук вдоволь насладится утром сказочным, а само отдыхает от постоянной работы для каждого в этом мире. С Временем точным у них небольшая договорённость на этот повод: никого и ничего не видеть и просто сделать так, чтобы они растворились в утреннем тумане, как жёлтый журавль в небе. Каждый новый день принца уносит новый поток дымчатого тумана и серебряной росы, забирает все чувства проблем и тревоги, беспокоящие внутри, под слоем грудной клетки — в сердце. Время любит больше жизни душу свою расслаблять, сердце слушать и хоть на немного дух перевести и миром окружающем насладиться. У них с Чонгуком есть это время, это время — утро, когда чистота разума приходит, и думать о заботах мирских не выходит. Раннее утро правда разум успокаивает и сердцу уснуть помогает. Чонгук вечность может стоять на этой дороге, что кустами цветочными и ягодными усажена; аромат вдали где-то чувствуется мёда сладкого и алкоголя горького. Это Время на долю мгновения глаза закрывает и стрелку свою бесконечную ломает. Ему спокойно, оно чувствует, что живёт. А Чонгук лишь компанию составляет, ведь ему самому почувствовать вкус жизни хочется. И он чувствует на кончике языка ту непонятную пряность. Он не знает, на что вкус жизнь, наверное, он просто никогда не жил. Герой, наверняка даст ответ, когда правда почувствует, как пахнут розы, как солнце поднимается на небосклон, и каково это любить. Чонгук бредёт в излюбленном темпе, чувствуя, как веки тяжелеют, и глаза открываться не желают. Его ночные похождения сказываются на здоровье, оставляя осадок ужасного недосыпа; когда НамДжун явится ровно к седьмому часу, он будет недоволен состоянием наследника. Чимин же удачно приспособился, устроившись на широком плече своего человека, прячась в мантии, мирно видел уже седьмой сон, всё ближе прижимаясь к Чонгуку, дабы тепло раздобыть, и при этом пряча прозрачные крылышки от продувающего насквозь ветра. Горячее сопение от феечки прямо в ухо, заставляет вздрогнуть от ощущения контраста в воздухе и тела. Чонгук холодный, а Чимин тёплый. Но не настолько горячий, как некто другой. Перед глазами всё тот же лёгкий стан юноши молодого, его глаза впечатлительные и страхом заполненные и голос нежный, за губами вишнёвыми спрятанный. Горячий, как огненная птица Феникс, об него обжечься запросто и ожог до самого сердца получить. Чонгук получил, и кажется, больше никогда не залечит, даже самыми ледяными компрессами. Вернувшись в свой дворец без каких-либо происшествий, Чонгук уложил рядом с собой на большую подушку Чимина и укрыл его одеялом. После чего Чонгук лёг рядом, перед чем он снял с себя мокрые от пота одежды. Устроившись как можно удобнее, Чонгук глаза свои мутные прикрыл, надеясь темноту увидеть, а не свет настолько яркий, что вздрогнуть заставляет. Глаза открыть теперь не может, его в плен заманили глаза этими пленительные со слезами чистыми. Этот юноша с карамельными глазами, дорогу всю преследовал его думы, влез под клетку грудную и там поселился, под слоем груди стальной, которую невозможно пробить. Чонгук не лез, не вмешивался. Он стал наблюдать со стороны, оценивал, сканировал насквозь, пытаясь понять что-то, только он пропустил тот момент, когда спасаться нужно, а не любоваться красивым. Его пленили и под замок посадили, откуда он теперь, вероятно, выбраться больше не может. Это впервые сердце его щеколду открыло, впустило гостя незваного и чаем напоило без ведома хозяина. Оно не подозревало, что ведьму встретило, что околдовала грудь чонгуковскую, соблазнила. Плевать кровью Чонгук желает, чтобы и сердце выхаркать, что предало его душу лунную, уничтожила, можно сказать. Принц признавать не намеривается, что красота эта на розу красную похожа, на его любимый цветок, что таланта в нём больше к искусству, чем у кого-либо, и что душою горячей и яркой одарён, к разрушению предназначенная… К гибели в бездне людской, внутри Чонгука. Запечатался в памяти, будто один единственный на этой грешной земле, на долго засел под кожей. Молодой принц никогда лиц чужих не запоминал, имён тем более. Но этот солнечный лик перед глазами отчётливо светится красным, </i>но не опасным</i>, сладким наоборот и нежным. Мальчишка этот, на ребёнка похож, глупый и забот не знающий, который в мечты верит и в любовь настоящую. Чонгук ненавидит миры со дворцами воздушными и лугами с мотыльками небесными. Ему по душе пещеры ледяные, с водами серебряными, луну полную отражающие, и с розами кровавыми, у которых шипы острее игл и прочнее стали. Этот юноша со сказками умрёт в правде жизни, и нелепая чушь, как Ви, с земли исчезнет. Чонгук выкинуть с головы желает этот звук иероглифов проклятых, чтобы не слышать, как множество людей одно и тоже твердят, и самому не думать об этом. Его губы красные с вишней спелой сравнивают, зовут его теперь, не просто недоговорённым словом, а Вишенкой — сладкой, красной и сочной. Спокойствие у Чонгука как море — непоколебимое и умеренное, но шторм над ним негодование у него вызывает, душит волнами корабли на дне тёмных песков и руки дрожать в агонии заставляет. Принц перетерпеть бурю не может, она поглощает его живьём, всасывает в глубь песков и думает погубить его там на дне. Она из него демона хочет сделать, с жаждой крови солнечной и слёз страдальческих. Но всех это может удивить, торнадо уже давно демона этого возвело, и кровью этот демон вишнёвой упиться желает и обладателя сожрать целиком. Он слишком манит, пьянит, и даже на розы смотреть желания нет. Для Чонгука есть теперь только роза одна, и даже если он не верит в эту чушь про душу, то сердце скажет ему о другом. Оно расскажет, что делать дальше, пока душе противостоять можно. Душа-то крушит образ этого гнусного Ви, уничтожает, обещает стереть его имя с лица земли, закопать поглубже и сжечь на пламенном костре, — лунная душа проигрывает в этом раунде. Сердце же возрождает разрушенный образ русоволосого, защищает, как ангел хранитель, и питается лишь одним его кротким взглядом из-под густых переливающихся ресниц. По телу нектар сладкий, горячий разливается, течёт по венам там, где заледеневшие сосульки в кожу вонзаются. Согревает. Голова кружится, будто в танце в том, который тот юноша перед всеми кружил, воск из-под свечей до предела раскалял. Тело ломит, словно Чонгук тяжести в гору в течение недель таскал, из-за чего спина разогнуться не может, и мозоли на пальцах кровоточить начинают. Боль от недосыпа ударить пытается прямо по картинке яркой, но даже она затмевается рядом с этим прекрасным цветком. Он твёрдо стоит и держится, не рассыпается на миллионы крупиц, а вырисовывается ещё чётче и красочнее с цветками вокруг и глазами блестящими от слёз. Чонгук желает в них задохнуться. Чонгук губы открывает и шепчет невнятно и тихо, но так, чтобы Природа услыхала и дала ответ:   — «Сердце режет, душа воет, глаза горят»,— ему нужны ответы, но вопросов где и как же взять? На мгновение, вопрос один из миллиона подходит к сердце его: «Что такое любовь?» ° ° ° Дворец Кронпринца — «Красный Дворец, резиденция принца цветов» Библиотека Его Высочества была неотъемлемой частью его дворца. Здесь книги вековые с летописаниями истории и произведения романтические душу расслабляют и покой дарят. Библиотека холодным камнем обделана и деревом сандаловым, от чего тут вечность аромат приятный застывает в воздухе. Ветерок приносил с собой мелкие листики бамбука, что раскинулся где-то возле дворца Его Величества Чон Хосока и пыльцы аромат от цветов в саду кронпринца. По гладким полам перо таинственной птицы скользило — совы белой, что любила наедине с Его Высочеством оставаться по ночам и слушать его поэмы красивые. В курильнице расслабляющие благовония томились и дымку к потолкам вздымали, где лестница тянулась на верхние этажи со стеллажами. Чонгук восседал на своём месте возле окна, на котором чаша с фруктами стояла, и семечки для птиц горсткой лежали. Красочные нектарницы и синицы слетались на окно и лакомились угощением, оставленным НамДжуном. Сам НамДжун на верхнем этаже был, по нужным местам расставлял книги, когда Его Высочество внимательно слушал урок своего учителя, что рассказывал про чудные явления звёзд и их расположение, которое может указать путь без карты. На самом-то деле, Чонгук всего лишь делал вид, что внимательно слушает своего старого наставника, изредка кивая головой на его высказывания. У принца в руке кисть была взята за самый черенок, мягкий ворс с чёрной тушью на конце на бумаге линии выводил. Она кружила, будто сама картину изображала, с самого сердца этюд беря. Чонгук, вероятно, не знает о чём думает в этот самый момент. Может об уроке астрономии со старым учителем, может о Чимине и Джине, что затеяли прогулку в одном из цветочных садах, а может о чём-то другом. Его разум пуст и хрустален, его можно насквозь просмотреть и прочесть, но читать там нечего. У него перед глазами кружится лёгкий силуэт, танцует. Те глаза освещают в темноте путь, способны заманить своим ярким светом таких путников как Чон Чонгук, а потом забавляться с ним долго. Он похож на лесную нимфу: проворную, коварную и жутко очаровательную, что Чонгука в свои сети словила, намереваясь играть с ним до конца его дней. Юноша тот под кожей сидит, даже спустя время от холода там не погиб. Но сегодня внезапно, сердце ожило, задребезжало, как крылья воздушного мотылька, пытаясь улететь от узлов его стягивающих. Чонгук не знает, что это может означать, но боль до самых кончиков пальцев, вынуждает задуматься и поскорее понять, почему это всё? Постоянно одна и та же картинка перед глазами, тот самый момент встречи с этими глазами, что прижились в его голове, такие солнечные и такие отвратные. Принц желает душу мальчишки разбить, чтобы больше жить на этой земле не смел, боль его с собой же забрал. Глаза он выколет кинжалом своим и кровью, по лезвию стекающей, любоваться станет. Она рубиновой будет, красной, как роза любимая. Только дня подходящего дождаться нужно, в этот раз рука не дрогнет с мечом, и мысли все рассеяться в тот же миг. Чонгук поставил себе цель: убить без пощады и упиться мольбой. Теперь он ждёт того дня рокового, сердце трезвонит, что он совсем скоро. Из-за мыслей дурных, а может счастливых, Чонгук все эти дни и правда думать не мог ни о чем. У героя этого, рассудка лишившегося, ещё одна проблема под ногами крутится. Хранитель его, Чимин, вечно красотой своей блестящий, постоянно вопросом задаётся, что же за думы его человека мучают? Пак наверняка чувствует все войны в духовном мире юноши, что давит на него нечто внутри и вытесняет душу его лунную. Его Высочество сам без понятия, что с его телом, что с душой творится! Но даже если бы он знал, всё равно бы не сказал. Наставник Чонгука оказалось давно покинул библиотеку, так и не дождавшись ответов на свои вопросы. Видимо, он знал что-то, что тревожит сердце молодого наследника, а может он просто как все: выполнил свой долг и ушёл на упокой. НамДжун незаметно подходит, лёгкими шагами ступая по полу, что даже острый слух принца не сразу улавливает приближение чужое. НамДжуна, вероятно, просто беспокоит состояние своего господина и друга, ведь уже столько дней прошло с той ночи тревожной. — Ваше Высочество, с тобой всё в порядке? Твоему состоянию, погляжу, не лучше, может позвать лекарей, чтобы они тебя осмотрели? — Джун говорит тихо, голосом своим всегда к себе располагает. — Мне никто не поможет, — Чонгук отчеканил почти грубо и брови изящные нахмурил, в руке кисти сильнее сжимая. — Я просто устал. — Хах, как тут не устать! — хихикает слуга, разговор пытаясь наладить, — Каждую ночь, как месяц взойдёт, в лавки и бордели бежать. — НамДжун знал всегда, как и Чонгук. — Нет, я не про это. — Чонгук с места своего встаёт и к окну разворачивается, из которого так и светит солнце золотистое, глаза принца закрывает. Яркое, как то солнечное создание, что лучи свои даже в ночи показать умудряется. — Луч солнца устремляется в даль, на горы ледяные и пещеры пустые, где не пробиться солнечному существу, но он это сделал, отыскал заветное место. И это сердце, НамДжун. — Я понимаю тебя. — он подходит ближе и кладёт свою руку на плечо принца, сжимает слегка. Чонгук лишь окинул его привередливым взглядом, показав, что не рад этой «доброй» руке. — Ты в любое время можешь поделиться со мной тем, что тревожит твоё сердце. Я знаю, ты сильный, но иногда эта сила может погубить. Чонгук лишь молчал, с нахмуренными бровями вникая в слова слуги. — Если мой принц желает, то мы можем развеяться на прогулке. Может боль с твоего сердца отступит, — НамДжун должен был что-то сделать, чтобы наследник не чувствовал себя настолько подавленным. — Я хотел показать тебе одно место у реки, которое я нашёл на нашей прошлой прогулке. Оно заберёт все твои волнения, Ваше Высочество. — Последую твоим словам, НамДжун. ° ° ° Как и договорились этим утром, уже в обед Его Высочество и верный слуга на своих скакунах резво перепрыгивали небольшие ручьи и рвы — мчались на произвол судьбы. На лицо Чонгука был натянут тёмный капюшон, а сам он выглядит поистине, как настоящий наёмный убийца! У него на поясе звенел меч, с каждым прыжком его лязг из ножен был холоден и безмятежен. Он внушал холодное отречение и чувство одинокого волка. По сравнению с ним, НамДжун и правда выглядит как жалкий слуга, хоть и старше принца больше десятка лет. Погода в этот знойный день стояла необыкновенная. Ни жаркая, и не холодная, ветер был лёгким и трепетал волосы Его Высочества, что виднелись из-под длинного капюшона. Пушистые облака, освещённые золотистым солнцем, переливались и плыли своей дорогой, куда-то в конец небосклона, или растворялись на пол пути, будто их и не было вовсе. Зелёные листья колыхались на ветерке, и разнообразные цветы танцевали своими прекрасными лепестками. Пчёлы на лугах летали с одного цветка на другой, пыльцу слаще другой пробовали и на свои маленькие ножки цепляли, домой к себе уносили. Такие дни Чонгук особо не любил: было слишком ярко, слишком сладко и слишком душно. Чонгук больше предпочитал холод и ветер пронизывающий, дождь серебряный и грозу ядрёную. Такое ему было больше по душе, чем цветов цветение и птиц голосистых пение. В одной деревне, что была неподалёку от леса, друзья оставили своих коней, тщательно скрывая свою личность, пытаясь по меньшей мере попадаться людям на глаза. Несколько небольших домиков, плотно прижались друг к другу, парочку лавок, что кипели своей жизнью и уличных торговцев и артистов. Маленькие дети со своими хранителями, бегающими вокруг, резвились и играли в весёлые игры; собака спокойно лежала под лучами солнца, согревая облезлый  хвост. Типичная деревушка поодаль главного города: спокойная и тихая. Взрослые в такое время работают на полях, оставляя ранним утром своих детей под присмотром хранителей, чтобы те обеспечили им безопасность и не заставили скучать. Сейчас подходило время обеда, все на улице что-то жевали, и НамДжун не упустил шанса дать озорной девчушке с двумя маленькими косичками тёплую булочку. Она смущённо поблагодарила и приняла угощение, шустро убегая к своим завистливым подружкам. Чонгуку приходилось лишь фыркать со скрещенными руками на груди и наблюдать исподтишка за детскими играми. Они смеялись, бегали и чуть ли не сбивали прохожих с ног. На самом деле Чон засмотрелся, как детишки гоняют мяч, пытаясь друг у друга забрать его, на девчушек, что плели друг другу косы, сплетали венки и запускали воздушных змеев к самому солнцу. Они были счастливы, словно этот день в их жизни самый лучший. Чонгук не сможет понять их потому, что никогда не чувствовал, что такое детство и что значит держать мяч, вместо деревянного меча для тренировок. Так режет глаз, что Чонгук отворачивается и смиренно ждёт НамДжуна, пока тот раздаст детям угощения. Он знает, что Ким это делает не за благое дело, а так, чтобы очистить свои карманы или продемонстрировать своё «доброе сердце». Как только слуга закончил, они направились по дороге через деревья клёна в гущу леса. Чонгук идёт сзади НамДжуна, который показывает путь и наслаждается видами, когда Чон кажется ещё более подавленным. Слуга, как можно подумать, не перестаёт рассказывать о каком-то очень «интересном» случае в его жизни, совмещая это с поучительными рассказами. Чонгук, естественно, пропускал все его дурацкие слова мимо ушей, находясь в глубокой хандре. Она тянула его вниз, голову его мыслями странными заполняла и над душой его измывалась. Вокруг темнота обволакивает его, окутывает своими лапами смертельными и душит за шею, от чего перед глазами искры рассыпаются. Эти искры — глаза те солнечные, пленительные, словно у богини красоты прекрасной, которой равной ни в одном мире нет. Она перед глазами, в голове пытает его сердце, о чём-то сказать хочет. Даже лес сказочный, с тенистыми деревьями и кустами густыми не спасает от пожара внутри, который разгорается всё сильнее, всё нутро опаляет и ожоги до самого сердца оставляет. Душа его горит, когда в ней обычно льды таять даже летом не могли. Она плывёт в лаве этой смертельной: в опаляющей всё под кожей, — стонет, как умирающий зверь, но помощи найти не может. Она не спасётся, как и Чонгук. Если душа его лунная взорвётся от жара от сердца исходящего, он исчезнет вместе с ней. Теперь, кажется, Время не только останавливается утром, оно стоит круглосуточно, застыло на месте в то самое утро, когда никто из них сбежать не сумел. Они оба захвачены, за решёткой этой чертовки. Время ещё надежду таит, умоляет Чонгука остановиться, выкинуть из головы ту самую богиню красивую, вишнёвую, ведь у него больше нет сил стоять на месте. Ноги ломаются, и оно умирает, но принц слышать ничего не желает. И сейчас Чонгук на самом деле ничего не может поделать с собой и кем-то другим. Он не способен помочь Времени и себе самому. Он болен, отравлен ядом не исцелимым, от которого противоядия нет на Земле, даже во вселенных других. Но неужели нет ничего, что может его спасти? Есть единственный способ, что смертью для принца сравнимый: взглянуть в глаза эти ясные и небу подвластные, зацепить хоть один взмах пушистых ресниц и каплю одинокой слезы на кончике острых глаз. Возможно тогда сердце отступит, насладится на долю секунды. Чонгук слышать ничего не желает, бредёт, как одинокий волк, от стаи отбившийся, и внезапно натыкается на застывшего впереди НамДжуна, прикрывающего своей спиной то, что заставило его остановиться. Почему-то в груди зашумело как в тот раз, когда перед глазами восстала та прелестная муза. Пусть это будет не то, о чём принц даже думать не хочет. Чонгук неуверенно выглядывает из-под широкого плеча и устремляет свой взгляд вперёд, застывая в оцепенение от вида небесных золотистых глаз. Не может быть он. </i>Только не эта роза, снова прорезавшаяся у него на пути.</i> Пусть ему покажется, ему, нелепому мальчишке, безрассудному и бесстыдному, что это снова щедрое добродушие Морфея, подарившего благой сон в расцвете дня. Перед глазами эта вишня спелая, с губами кровавыми и глазами ярче солнца искрящимися. Он видит проклятую Вишенку, того, кто не даёт нормально думать всё это время и стойко стоять на ногах, как и держать меч. Чонгук чувства к миру потерял, абсолютно ничего не рассмотреть вокруг, везде тьма непроглядная, только он. Ярче лучей солнечных блестит, переливается. Когда-то Чон представлял, как этот прелестный цветок смотрится в дневных солнечных лучах, как светятся его глаза красоты неописуемой, и как же блестят слёзы в отражении яркой дневной звезды. Однако желания ночные могут сбываться причём настолько красочно и ярко, что дух захватывает. Сердце Чонгука кажется погибло, остановилось и жить больше не может. Ви не даёт. Этот юноша под ноги совсем не смотрит, скачет, как воробушек счастливый, себе под нос что-то напевает. Постоянно натыкается на деревья и кусты, обходит цветы, чтобы случайно на них не наступить. Он здоровается со всеми подряд, улыбку от уха до уха тянет, пожимая широкие листья деревьев, гладит пальчиками бутончики смущённых цветов и кланяется, на ходу рассказывая про своё утро. Его неуклюжая ходьба по тропинке, усеянной выступами скользких корней, заставляет засмеяться, потому что этот ребёнок цепляется за них вечно, чуть не падая, затем извиняется так раскаянно и идёт дальше. Не один Чонгук застыл на месте, скрываясь за толстым деревом клёна, выглядя ужасно потерянно. НамДжун поворачивается к принцу с натянутой улыбкой на губах, смотрит на его заинтересованное и нервное лицо, не моргающие выпученные глаза, и прислушивается к его горячему и сбитому дыханию. Ах, как же интересно. — Ваше Высочество, это твой шанс, — НамДжун щурится, загадочным взглядом изучает друга. Он кое-что понял, разгадал загадку. — Иди, тот мальчик хоть и не достоин тебя, но этот цветок куда лучше, чем женщины в том борделе. — Ким хихикает, говорит не то, о чём думает, лишь играется. НамДжун умеет говорить, мир знает как свои пять пальцев и знает, что произойдёт дальше. — Я буду ждать тебя в той деревне к вечеру этого дня. Чонгук к нему разворачивается, а его лицо темнеть начинает, звереет от слов слуги. Его холод раздражает, а слова противные на грудь давят, будто  сломают. Ким может, а если захочет, у него во власти слабые места всех вокруг. НамДжун всегда был загадкой, поэтому ему верить — себе не доверять. Чонгук давно знал, что с этим человеком не просто иметь дело, потому что он загадки разгадывает в мгновение ока, читает всех людей, как обыкновенную раскрытую книгу. НамДжун знал всё, что от него скрыть пытались: про все ночные походы Чонгука, следил за ним каждую ночь, чтобы с Его Высочеством ничего не случилось, знал, что путь перешёл принцу некий Ви, пленил его красотой своей, той красной, от которой Чонгук сходит с ума, и что на самом деле творится в душе его господина. Там война роковая, решающая, кто будет жить: он или эта чертовка вишнёвая. Слуга знает всё то, что Его Высочество пока что сам не понял, и самому явно будет сложно разобраться. Но ему придётся, ведь красная нить на пальцах этих двоих сияет ярче, чем красные розы на солнце. Они нашли друг друга. Чонгук покинул слугу, не вымолвив ни слова, зная, что это очередной коварный план НамДжуна. Это заставило его фыркнуть и следовать за этим юношей. Ему приходилось прятаться за широкими деревьями и разросшимися кустарниками, его тень была быстрая и точная, словно ветер ночной, прозрачный и невидимый. Каждый раз, когда перед ним юноша останавливался и оглядывался на растения и цветы, он шептал что-то губами, будто утешал своих собеседников, Чонгуку приходилось неподвижно замереть, чтобы его местонахождение не было рассекречено. Этот мальчик разговаривал с ними. Его голос был нежный и утешающий, руки мягкие и тёплые. Он это делал так, будто понимал их с полуслова, все их тревоги и радости. Он безумно одарён. Но внезапно Чонгук застыл, как и Ви перед ним. Сердцебиение участилось. Руки сами сжались в кулаки от колота в груди. Чонгук что-то чувствовал, как и юноша перед ним держался за сердце и снова свои губы красные кусал. Они слишком близко друг с другом, их отделяет одно единственное дерево, что выросло, словно стена перед ними. Невозможно прикоснуться, невозможно почувствовать тепло, ведь быть ближе нельзя. Чонгук хочет посмотреть в глаза эти яркие, почувствовать аромат на языке, но он знает, ему не суждено это сделать. Принц свою ладонь на ствол крепкого дерева кладёт, его теплоту чувствует, но всё же — оно отвергает его. Ему не подвластны солнечные существа. Но то что стоит неподалёку станет его, потому что огнём горит и розами пахнет. Чонгук любит запах кровавых роз. Неожиданно Чонгук прилив теплоты чувствует, как его тело содрогнулось, а в сердце что-то взорвалось. Ви приложил руку к этому дереву, нить их связывающую соединяя. Его пушистые ресницы глаза большие прикрывают, и Чонгук рад, что он не может его увидеть. Приятная дрожь расползается по телу, Чон чувствует, как по каждой клеточки что-то новое течет, неведомое. Оно дурманит его, а сердце в конвульсиях трепещет как ума лишившееся. Душа молчит под слоем грудной клетки. Холод в артериях его заледеневших, огнём вспыхивает, горит, как самая яркая звезда, а Чонгук не замечает, как в груди что-то расти начинает, цвести. Юноша перед ним тоже самое ощущает, дрожит от холода его пронизывающего, но освежающего. Что-то холодное гасит его солнечный свет, но оно так манит, прикоснуться к себе велит. Им обоим становится хорошо. Чонгук хмурит брови, ему не понять, что прямо сейчас происходит внутри. Кажется, душа его лунная проигрывает, а так не должно быть. Он руку резко отнимает от дерева, над ними склонившегося, слышит, как за ним юноша отшатывается, обнимая себя за плечи. Тому страшно и холодно, но так приятно на сердце, что улыбка его на губах сладких светиться начинает. Странный мальчишка, и Чонгук понять никак не может, что же это за творение природы такое? Он неуловимый, добродушный и совсем правды о мире незнающий. Подобраться к нему хочется ближе, чтобы рядом его дыхание слышать, чувствовать, прикасаясь, как по венам его кровь солнечная течёт и под натиском Чонгука замерзает, останавливается. Ещё бы слёзы его увидеть, что мерцают как драгоценные и редкие камни, — их себе в ларец Чонгук заберёт. Немного оправившись, Ви будто о чём-то вспомнил, захихикал так мило, от чего у Чонгука уши завяли. Мальчишка с места сорвался, в глубь убегая. Не желает слышать этот пленительный смех, что за собой влечёт. Принц закатил глаза и, неспеша, в излюбленном темпе, последовал за удаляющейся фигурой того парня. Ви смеётся задорно, шляпу свою бамбуковую приподнимает, чтобы на солнышко посмотреть, жмурится. На цветочной поляне, что усеяна луговыми цветами и бесконечным потоком солнца, юноша смотрелся просто невероятно. На небольшом холме виднелся аккуратный дом, с небольшим порогом и открытыми на распашку окнами. На одном из подоконников стоял букет ароматного жасмина. Немного неуклюже юноша с волосами цвета пшеничного перескакивал через мокрый мостик через быстрый ручей, подскальзывался, но тут же выпрямлялся и заразительно смеялся. У Чонгука начал дёргаться глаз. Пока Его Высочество искал подходящее место, к которому он сможет поближе подобраться, дабы его никто не заметил, юноша с глазами смолистыми скрылся в дверях того красивого дома. Как только не осталось того, кто смог бы его заметить, Чонгук ближе подошёл к дому, замечая, что вокруг него бескрайний роскошный сад, что чуть ли не затмевает его собственный. Разгар сезона цветения, когда цветы и разнообразные растения начинают пылать своей красотой и запахом пьянить. Только при виде незваного гостя, цветы напряглись, сжимая свои лепестки к центу сердцевины, а деревья затрепетали на лёгком ветру в беспокойстве и страхе. К ним явилось лунное дитя, когда в их доме не было ни одного природного существа, что обладало душою лунной. Наверное, даже впервые эти скромные и маленькие, благородные и пышные цветы увидали человека, что одним своим взглядом разрушает их души, дрожать приказывает. Там,где пройдётся Чонгук, трава съёжится, там, где он заденет мантией цветок, тот завянет и на землю у его ног упадёт, где рука его невзначай пригладит, там душа навсегда омоется кровью и умрёт прямо в его руке, пеплом по ветру рассеется. На лице Чонгука ухмылка безразличная и ленивая, словно он проходится по своим владениям, ненужное с пути убирает. Он останавливается у густых кустов жасмина, прямо напротив дома, смотрит на них, как на мусор и грязь у себя под ногами. Цветы на них белые-белые, словно редкий снег смешался с зеленью, они на удивление в глаза принца смотрят, дрожат только слегка. Хм, полукровки значит. Чонгук фыркнул, в один шаг шмыгая за них, притаивается. Только они в этом саду смогут его терпеть, всё-таки близкие друзья могут найтись даже в таком чересчур солнечном месте, как это. Чонгук почти задремал, рассматривая свои руки, небольшие царапины на их кончиках. Порезы от его ненаглядных цветов. В доме наконец послышалось какое-то движение, и на улицу выбежала та роза, что заставляет его сидеть под солнцем палящим и только капюшоном прикрываться. Ненавидит эту солнечную тварь. Ви перед ним кружит, всё также на одном слоге песенку тянет и руки к небу тянет. Он говорит с природой. Глаза прикрывает, танцует в цветах солнечных, что донести до него опасность хотят, но от взгляда ужасного Чонгука неподалёку замолкают и за свои жизни боятся. Их братья и сёстры, что не смогли устоять от силы свирепой этого человека, — либо на ветру их частички с пыльцой перемешиваются, либо в эту минуту юноша всеми любимый топчет их души, в землю глубже закапывает. А они позвать не могут на помощь. Чонгук не позволяет. Чонгук контролировать всех вокруг способен, но своё сердце дрожащее — нет. Душа его лунная опять молчит, ждёт момента какого-то, когда удар смертельный сможет нанести. Чонгук подавляет сердце, но от души помощи не может дождаться. Как же эта чертовка всё-таки обольстительна. Ви ногу свою поднимает, медленно, не торопясь, руки вместе складывается у себя над головой и в позу, будто цапля, становится, с Природой о чём-то шепчась. Его глаза закрыты, а высокие скулы напряжены, будто внутри него сражения происходят, но на губах этих восхитительных всё та же сладкая улыбка. Он в балансе держится, себя и своего внутреннего мира, наверняка он запутался, ответы разыскать хочет, но пока что не понимает ничего. Мальчишка этот ещё не нашёл свой стержень великого хранителя. Юноша выгибается всем телом, руки свои тонкие сплетая, себя цветком представляя. Слишком сильно, слишком приманчиво, слишком возбуждающе. Гибкость этого тела туманит голову, Чонгук сглатывать застывший у себя в горле ком, дикостью в глазах горит. Ах, эта ведьма слишком хороша в тайных заклятиях! Он заставляет хотеть его, не знает, что будет в тысячу раз лучше всех женщин в гаремах или борделях. Его обаяние к себе привлекает, тянет, и Чонгук держаться не долго сможет. Он хоть и мальчишка ещё сам, но толк в этом знает, много в жизни повидать успел и попробовать. Этого зверёныша он хочет себе, к себе на колени, чтобы мурлыкал только для него, слёзы показывал только ему и губы свои ему на растерзание отдал. Чонгук не замечает, как душа-то оживать начинает и, кажется, затеяла что-то. Она причитала голосом слабым, чтобы подчинил это себе, кровь на кончике кинжала слизал и глаза со слезами прямо из глазниц выковал. Чтобы заклеймил всё, чтобы плечо это, которое прямо сейчас оголено так бесстыдно, красным стало от клыков его острых и рук сильных. Бедное сердце, сейчас оно хвост поджало, в глубь запряталось, когда Чонгук со своей сущностью на жизнь играют. Такой расклад Чонгуку куда более по нраву. Этот цветок потеряет свои лепестки. Ви медитацию свою своеобразную оканчивает, смущённо улыбается и чешет затылок. В цветы заглядывал его любопытный носик, в бутоны розовых роз, различая особые лица цветов, он видел в них почти человеческие черты, спрашивал у них многое. Настолько талант этого мальчика силён, что сама Природа бояться его скоро начнёт, потому что нить красная на пальце его, что с душой связана другой, заалела. Означает, та душа родственная близко совсем, возможно поэтому талант раскроет намного быстрее, чем все могут подумать. Солнце клонилось к закату, но Чонгук же Время страдать заставил, что стоит и не живёт теперь с ним. Он не заметил, как стрелка часов бежала фальшиво так, как надо, когда само Время стоит и умирает. Потому что Чонгук и не думает его заводить заново. Часами теми, что Время теперь не заведует, Чонгук наслаждался таинственной розой: то сердце отвергая, то с душой соглашаясь. НамДжун явно уже давно ждёт его там, на окраине леса, возле той самой деревни. Но Чонгук глаз попросту отвести не мог, жасмин над ним аромат свой потерял и поблек от такого количества луны, что принёс с собой этот человек. Он умирал, но помогал, из последних сил, впиваясь корнями в землю лунным светом пропитанным, скрывал этого юношу, который на свою музу красную смотрел, на сердце рану рождая. Цветы лепестки свои терять начинают, к юноше у дерева летят, чтобы он спас их, но принц убивает их раньше, чем они могут всё доложить этому парню. Ви сидел облокотившись о дерево яблони, между его пальцев кисть была старая, но любимая, краска красная по бумаге течёт, а тушь плясала на желтоватом полотне. Его осанка была идеальная, кисть в руке очень подходила ему, а линии, которые он проводил были плавные и искусные. Если бы не его растрёпанные волосы, местами заштопанная одежда и весьма неопрятный вид, его можно было счесть за молодого господина из благородной семьи. Его воспитание было весьма отменное, несмотря на то, что он был наверняка из крестьянской семьи. У этого мальчика могло быть довольно благополучное будущее, если бы не его статус и зависимость от хозяина. Вокруг этого мальчика лежало парочка книг с литературными произведениями, также цветы окружили его, протягивая свои длинные листики и головки, чтобы заглянуть на творения их друга. Его серьёзное лицо, брови, сведённые к переносице, и внимательные глаза показывают его с другой стороны. Губы покраснели от напряжённых покусываний и юркий язычок, показывающийся всё время из-под полных губ, делали его куда более соблазнительней. Такой новый вид этого юноши, заставляет сжаться в приятной неге, распространяющейся по всему телу. Чонгук уходить не желает, если бы мог, он бы на всю жизнь прирос к этому месту и любовался этой чудесной картиной веками. Однако если он пожелает остаться, то его явно начнёт искать весь дворец, и тогда точно вся эта прелюдия не подлежит никаким восстановлениям. Ноги отказываются не просто идти, даже подняться сил нет, а глаза не хотят отлипать от молодого лица. Но неожиданно, когда Чонгук собрался с духом и наплевал на небольшой скулеж своего сердца, решил незаметно исчезнуть, как дверь в доме отворяется, и от туда выходит мужчина, высокий и свежий, совсем маленькие морщины у его глаз старили его, а одежда его не бедная и не богатая прекрасно сидела на хорошем теле. Он вальяжной походкой подходит к русоволосому, на его губах улыбка ласковая и в глазах солнце уходящее отражается, его настоящую сущность показывает. Полукровка солнечная, что умна и не покорима. Его взгляд изучающий, он лишь слегка голову в сторону поворачивает, руки в рукава прячет. Видит то, что Тэхён не заметил, цветы им самим высаженные, теперь корчатся в бесшумной и ужасной боли. В саду его луна пробралась, ах, так забавно.  Мужчина ухмыляется, проходя мимо кустов розовых, касается своими пальцами бутонов не больших, их воспоминание себе передаёт. Очень интересно, что чужак на его территории ещё не дорос до уровня возможного. Он останавливается возле Тэхёна, его по волосам треплет, на его взаимную ласку лишь улыбается счастливо: — Тэхен-а, твои навыки улучшаются с каждым днём, как внутренние, так и внешние. Ты уже можешь ясно видеть всё то, что окружает тебя вокруг, но тебе просто ещё не хватает внимательности. Он поднимает с земли полотно, над которым Тэхён старался в течении дня, рассматривает, после чего разрывает его и сминает, выкидывая на поток тёплого ветра. Не то, что должен увидеть Тэхён. — Я буду стараться, — у Тэхёна губы дрожат, он смотрит, как его старания уносятся, кружась в бешеном танце, прощаясь с ним. Боль окутывает его сердце. — Я буду надеяться, — ДонХён на кусты жасмина смотрит, слышит как душит раскаяние Тэхёна, и слеза его печальная всё-таки не может удержаться. Да, цветы прямо сейчас умирают от лунной души, что чувствами переполнена. Она сильная, но не такая, как тэхёновская. Его мальчик сразится с этой алчной душой, когда время придёт. У Чонгука шуметь в голове начинает, а отголосок имени этого звучит повсюду. Тэхён, Тэхён, Тэхён, — так значит звать эту чертовку. Душа снова свой свет потушила, а сердце пир устроило, празднуя что-то, то, что Чонгук никогда не поймёт. У него мизинец болеть начинает, и он догадаться наверное сможет. Они нитью сплетены*, души у них одна на двоих, а роза красная в них цветёт и пахнет только для них. Чонгук помнит ту старинную книгу, помнит, как в детстве прочитать её сумел и вынес несколько ужасных вещей: «В наших сердцах растёт заветный цветок, он любовь рождает, жизнь нашу. Но берегись, пепел от сгоревшего цветка погубит вас, души пленит и сердца рядом отравит. Берегись «Цветение сакуры» оно любит кровь, оно ненавидит людей. Если нить красная разорвётся на ваших путях, найдите способ её соединить. Иначе соулмейты умрут». (*Красная нить судьбы (кит. трад. 紅線, упр. 红线, пиньинь hóng xiàn, палл. хун сянь; яп. 運命の赤い糸 уммэй, но акай ито) — распространённое в Китае и восточной Азии поверье о связи двух людей. Согласно этому поверью, у связанных между собой людей на щиколотках появляется невидимая красная нить, связывающая их вместе. Владеющий этой нитью старик Юэлао (кит. 月老) управляет свадьбами и брачными узами. Для этой нити не являются преградой обстоятельства, время или расстояния. По прошествии времени эта нить начинает сокращаться до тех пор, пока двое не встретятся. Древнекитайский миф о красной нити судьбы гласит, что боги привязали к каждому человеку к щиколотке красную нить и прикрепили её к телу тех, с кем мы должны соприкоснуться. Нить может растягиваться или сжиматься, но не рвётся. В Японии также есть предание о красной нити, но в японской версии нить связывает не щиколотки, а мизинцы людей). Только не это… Склоняться к этому он не желает, но красная нить, цветок, рождающийся, и имя это сладкое говорят: они нашли души друг друга, соулмейтов теперь не разорвать.

To be continued…