Вечность в одиночестве

      Весна, наконец, закончилась, и лето вступило в свои права. Июнь не был жарким, но явно сумел согреть, так как Антонио не только не выгнал Вольфганга, но и начал к нему привязываться. С каждым днём всё привычнее было слышать возню во второй спальне, мат на немецком от очередного удара обо что-то, постоянный напев мелодий в душе, а также ворчание о том, какие все вокруг глухие по отношению к музыке.       Все, кроме Сальери. Моцарт, напросившись на вечер органной музыки в Концертхаус, понял, что мужчина был невероятно талантлив, а потому стал считать его равным себе и часто с ним советовался.       К этому хозяин квартиры тоже привык, хотя поначалу даже не подозревал, что его сосед мог так великолепно играть на скрипке. Сам Антонио не считался: он прожил почти двести семьдесят лет, а потому умел играть практически на всех существовавших инструментах, но то, что Вольфганг в совершенстве освоил и клавишные, и скрипку, и гитару за свои двадцать четыре года? Это поражало и заставляло восхищаться. А ведь это только те инструменты, о которых мужчина знал! Вполне могло быть что-то ещё. Он бы не удивился.       В общем, совместная жизнь стала гораздо легче, когда они осознали, что имели нечто общее, о чём могли говорить часами.       До тех пор, пока разъярённый Сальери не ворвался в комнату Моцарта со своим ноутбуком, готовый уничтожить парня одним только гневным взглядом. Его глаза опасно блестели красным, и стоило невероятных усилий не выпустить клыки и когти, чтобы уничтожить соседа по квартире без расспросов.       Вольфганг, до того сидевший со старой, но любимой гитарой, удивлённо посмотрел на мужчину, чувствуя, что сердце невольно забилось быстрее. Только вот было это вовсе не от страха.       Как Антонио умудрялся быть настолько прекрасным даже в гневе?       Хотелось упасть перед ним на колени и послушно вытерпеть все наказания, а потом позволить взять себя, конечно, грубо, ведь после провинности, о которой он, кстати, не догадывался, по-другому просто невозможно.       Хозяин квартиры завис, будто смог прочитать его мысли и, кажется, забыл, что именно его разозлило.       Так и было.       Эмоции Моцарта давно уже против воли появлялись в голове вампира, так как их привязанность друг к другу была взаимной, но... Но так сильно, что Сальери мог так легко прочитать его мысли? Этого раньше не было, и происходящее, поначалу казавшееся невероятным, ведь Антонио думал, что потерял способность к пониманию человеческой души, стало пугать. Проникновение в чужие мысли означало прочную связь, которая установилась между ними. Но это ведь было не так! Да, соседи начали более-менее нормально общаться, периодически помогали друг другу с работой...       Точно.       Он же пришёл сюда из-за неё! — Вольфганг Моцарт! — Это не полное моё имя, — подал голос парень, явно насмехаясь. Он давно перестал бояться Антонио, зная, что тот не причинит ему вреда. Возможно, где-то глубоко внутри ещё был страх остаться без жилья в Вене, но с каждым днём вероятность, что хозяин квартиры сможет его отпустить, уменьшалась, и композитор постепенно уничтожал этот страх, становясь всё наглее в отношении мужчины. — Я не об имени пришёл поговорить, — прошипел Сальери, забираясь на чужую кровать и ставя ноутбук так, чтобы сосед смог увидеть то, что было на экране.       Да Антонио точно в бешенстве, раз позволил себе такую вольность! Интересно, что нужно сделать, чтобы достать его ещё больше? Ведь сейчас Вольфганг на самом деле не сделал ничего. — Читай, — слово прозвучало таким холодным, стальным голосом, что Моцарт моментально подчинился, быстро пробегаясь по строчкам письма, пришедшего на чужую электронную почту. — Поздравляю! Мы будем работать вместе! — счастливо воскликнул Вольфганг, а затем попытался обнять мужчину, но тот только отмахнулся, зарычав. Парню показалось, что у Антонио удлинились клыки, и почему-то сильно захотелось подставить ему свою шею... Он будто попал под гипноз, забывая вообще всё и оказываясь словно в каком-то вакууме, вне времени и пространства.       Внезапно наваждение прошло, и рядом с ним сидел всё настолько же прекрасный, хотя и разозлённый мужчина. — Это сделал ты?! — спросил Сальери, поднявшись с кровати и забрав ноутбук. Он старался не смотреть на Моцарта, как будто боялся, что при очередном взгляде глаза в глаза случится что-то непоправимое. Это было так странно, но у Вольфганга голова всё ещё оставалась чересчур лёгкой и пустой, чтобы обратить внимание на подобное поведение мужчины. — Попросил перевести тебя к нам? Нет. Антонио, ты талантлив, почему ты не хочешь работать в Венской опере? — композитору с трудом удавалось думать. Да что это было за наваждение, что ему по-прежнему было так плохо? — Я знаю, что я талантлив. Именно поэтому мне не нужны подачки с твоей стороны. Мне хватает твоей компании дома, знаешь ли, — обычно Сальери не вёл себя так. Будучи хорошо воспитанным, он скрывал свои эмоции, либо выражал их своим видом, чтобы ни у кого не было никаких доказательств. А тут сказал. Честно сказал! Да уж, видимо, Вольфганг всё же очень плохо на него влиял. Делал более человечным. — Да помню я, что моё общество может выдержать далеко не каждый... Но я не делал этого, честное слово! Зачем? Злить тебя? Ты и так с трудом меня терпишь, хотя даже не посылаешь, когда я достаю тебя с тупыми вопросами и глупыми шутками. Неужели ты думаешь, что я способен на подачку, когда знаю, как сильно такое раздражает? Мне из-за моих способностей к музыке тоже всегда всё легко доставалось! Но я всегда хотел добиваться всего сам! Я бы не подставил так ещё и тебя. Это цена славы, Антонио, — последнее прозвучало так печально, что хозяин квартиры смягчился, так и не решившись сесть рядом или дотронуться. — Зря я разозлился. И эти слова... На самом деле поработать вместе было бы даже интересно, — задумчиво произнёс Сальери, понимая, что добровольно сейчас соглашался на ещё более частый контакт с парнем. Однако это не вызывало отторжения, наоборот, так они могли сблизиться ещё больше, а именно этого вампир и желал сильнее всего. — Как думаешь, стоит мне принять предложение?       На лице Моцарта отразилось так много эмоций, начиная с искреннего удивления и заканчивая невероятным восторгом. — Да! Пожалуйста, да! Может, я хотя бы так научусь не опаздывать... И у меня будет друг на работе! И мы будем вместе писать музыку! Разве не прекрасно?       Чужая наивность и радость заставили улыбнуться. Антонио совсем забыл о своём гневе. Всё-таки этот человек умел быть таким... Таким милым и хорошим, что, помимо желания убить, вызывал ещё и желание обнимать его так долго, как только тот позволит. — Тогда я соглашусь. Но не завидуй, если я стану популярнее тебя, — усмехнулся мужчина, уже собираясь покинуть спальню своего соседа. Вольфганг тут же поднялся на ноги и поймал его в объятия. — Даже не надейся. Мы будем делить славу лучших композиторов на двоих, — чуть ли не мурлыкнул он, ужасно довольный тем, что кто-то на самом деле не пытался избежать постоянного контакта с ним. Парень уже забыл, что такое постоянное общение, хотя и безумно нуждался в нём. Однако удержаться Моцарт не смог и напоследок всё-таки шлёпнул хозяина квартиры по ягодицам, рискуя навлечь на себя очередную волну гнева.       Однако, что удивительно, Сальери только ухмыльнулся и неожиданно даже для самого себя поцеловал своего соседа по квартире в щёку. Он, улыбаясь от того, что заставил парня зависнуть и коснуться пальцами места поцелуя, бесшумно выскользнул из комнаты и заперся у себя, несколько часов стуча по клавишам ноутбука, видимо, улаживая все вопросы с переменой места работы.       А вот Вольфганг больше не мог делать ничего. Раньше он не замечал за Антонио подобного поведения, да и шутить мужчина не особо-то любил, поэтому... Что это было? Где гнев, где напоминание о том, что нельзя распускать руки? Откуда этот поцелуй? Быть такого не может, чтобы у кого-то после такого продолжительного знакомства с невыносимым композитором возникла симпатия и, возможно, влюблённость. Да, Моцарт честно хотел этого, а потому стал водить к себе исключительно парней, всегда представляя на их месте Сальери, однако прекрасно понимал, что на длительные отношения был не способен, а переспать один раз... Нет, он просто не сможет после такого спокойно смотреть хозяину квартиры в глаза.       Было настроение ворваться в чужую спальню и потребовать объяснений, однако Вольфганг не хотел спугнуть Антонио, да и не смел даже надеяться на то, что симпатия могла быть взаимной. Если это так, пусть мужчина сам об этом скажет. А пока будет достаточно и того, что им почти не придётся расставаться друг с другом из-за того, что теперь они будут коллегами.       Соседи по квартире, коллеги и, кажется, друзья. Да это точно самые близкие отношения, которые только были у композитора! Если, конечно, не считать отношений с родителями, которые его любили и всегда во всём поддерживали, как и старшая сестра.       Однако уже утром Сальери пожалел о том, что согласился на то, чтобы перевестись. Теперь о своих приходах минута в минуту нужно было забыть, ведь Моцарт с самого завтрака достал его с вопросами о том, ездит ли он на такси или же пользуется общественным транспортом, а, может, ему вообще предоставляют машину и водителя?       Пришлось солгать, что он добирался на такси. И почему в последнее время Антонио сначала что-то делал, а уже потом — думал? Точно дурное влияние со стороны соседа... — Знаешь, правильное решение, не надо толпиться среди кучи людей... Но пробки, — Вольфганг вздохнул, с удовольствием уплетая приготовленный ему завтрак. Он привык вставать достаточно рано, однако без опозданий не обходилось, так как постоянное скопление машин, торопящихся довезти своих водителей до работы, по итогу заставляло всех часами стоять. Вот такого хозяин квартиры и боялся. Его не мучила тошнота, духота, было противно само ожидание, когда он знал, что мог добраться гораздо быстрее. И без всяких там пробок.       А ведь ещё полвека назад никому в голову не приходило, что подобное возможно. Хотя люди уже грезили космосом и путешествиями, и это вдохновляло даже самого Сальери, несмотря на то, что когда-то в молодости, когда он сам ещё был человеком, подобное казалось невозможным. Потом, конечно, что-то сломалось, и люди так и не преуспели в путешествиях по просторам вселенной, а лезть в секретные исследования и выдавать своё бессмертие не хотелось. Да, вампир мог легко отправиться куда-то на другую планету, однако понимал, что его скорее запрячут где-то и будут проводить всевозможные эксперименты, чем на самом деле согласятся доверить экспедицию, которая позволит изменить жизнь всех землян. — Ты чего? Спишь ещё? — чужой голос вырвал из размышлений и заставил вздрогнуть Антонио, который уже полностью погрузился в мысли о том, как именно над ним могли поиздеваться, пытаясь получить секрет бессмертия. Люди глупы. Они не понимали, что вечная жизнь могла обернуться пыткой. Если ты единственный, кто может жить долго, то все вокруг точно рано или поздно будут умирать. Если же бессмертны все, то никаких ресурсов не хватит, чтобы прокормить такое население. Если же бессмертие будет дозволено только избранным... Нет, откатывать прогресс обратно до рабства тоже не хотелось, пусть это и эгоистично в какой-то степени. Но вампир правда хотел поделиться бессмертием. Однако только с кем-то одним, чтобы вдвоём они видели, как меняется мир, чтобы путешествовали, чтобы учились чему-то новому, чтобы приспосабливались к новым условиям жизни, чтобы скрывались ото всех... И пока что Вольфганг не подходил. Между ними ведь по-прежнему не было таких отношений, в которых бы хотелось задержаться навсегда.       Вампиры же умели останавливать мгновение. — Я просто... Задумался, — Сальери пожал плечами. — Поделишься мыслями? — попросил Моцарт, поднимаясь и вставая у раковины, чтобы отмыть всю посуду. Хозяин квартиры смотрел на него со спины, поражаясь тому, как парень мог вот так легко собраться и приехать в Венскую оперу в длинных джинсовых шортах и яркой цветной футболке, выглядящей так, словно на неё кто-то специально пролил несколько банок с краской.       Антонио не изменял своему вкусу. Жара ему не была страшна, а потому он умудрялся даже летом появляться на работе в костюмах, правда, менял цвета на светлые. Как, например, сегодня, когда надел нежно-розовый пиджак и брюки, чтобы не шокировать чересчур сильно. Люди, живущие сейчас, в плане одежды вообще были слишком уж избалованны. Попробовали бы они походить в такую погоду в нарядах восемнадцатого века! Да точно бы изжарились. — Думаю о том, достаточно ли официально ты одет для композитора, — мягко произнёс мужчина, однако даже в этом чарующем голосе слышалась нотка презрения к подобному внешнему виду. — Вот не надо! Я одет? Одет. А то, что надето, на мою способность писать музыку никак не влияет. Всю жизнь ненавижу эти ваши костюмы, особенно когда нужно повязать галстук. Просто... Зачем? Я не спорю, выглядишь ты красиво, ухоженно, правильно и очень горячо, но, уверен, ты бы так выглядел даже в майке и шортах, как я, — Вольфганг домыл посуду и развернулся к хозяину квартиры, смотря на него с вызовом, так как вовсе не боялся проиграть в этом споре.       Сальери только хмыкнул и поднялся. Продолжать спор не было никакого желания, всё равно им друг друга не переубедить. Да и давно пора было отправляться на работу.       На такси. — Нам пора, — напомнил вампир. Композитор, не скрывая радости от того, что выиграл в споре, взял свой телефон и первым выскочил из квартиры. Антонио, вздохнув, отправился следом. И почему он до сих пор терпел этого невыносимого человека?       Точно. Не хотел быть один. И Вольфганг оказался единственным, кто оставался рядом. Да и внутри уже было что-то, что не было раздражением, а было чем-то вроде привязанности. С каждым днём надежда на то, что у них могло получиться стать достаточно близкими, чтобы разделить на двоих всю вечность, всё росла. Мог ли Сальери надеяться на это, когда Моцарт переезжал к нему? Мог, конечно, и надеялся, однако всё складывалось не так, как вампир себе представлял. Он думал, что сойдётся с кем-то, кто будет похож на обратившего его возлюбленного, а в итоге нашёл гораздо более доброго человека, легко относящегося к жизни, но такого же одинокого. — Ты сегодня слишком молчаливый, — Вольфганг уже в такси, когда они стояли на одном из светофоров, подал голос. Они оба сидели сзади, и композитор явно чувствовал себя неуверенно, так как водитель попался не особо-то разговорчивый, и даже тихая музыка не спасала от неловкой тишины. — Пытаюсь справиться с волнением. Первый рабочий день. И в Венской опере, — Антонио даже почти не лгал. Он на самом деле переживал, но не из-за смены места работы, а из-за того, что теперь на самом деле должен был проводить всё своё время с человеком. — Ты пугаешь, конечно, но твой профессионализм тебя спасает, — Моцарт положил руку на чужое колено, чем сильно удивил мужчину. Сальери напрягся, ведь, если Вольфганг продолжит приставать, Антонио просто не сможет ему ответить. Не без крови, которую при человеке вампир пить ни за что не станет. Пил, конечно, однажды, но тот случай не считался, так как композитор не видел жертвы или больничной упаковки. — Поэтому уверен, что ты быстро всем понравишься и ещё обойдёшь меня по популярности. — Мы будем делить славу на двоих. Или ты успел забыть о собственном обещании? — Вот такой настрой мне нравится больше, — улыбнулся Моцарт и, рискнув, поцеловал Сальери в щёку, так и не убрав руки с колена. — Приехали, — спокойно сказал водитель. Композиторы расплатились за поездку и зашли в здание Венской оперы.       Для Вольфганга ходить здесь стало уже привычным делом, однако он понимал, что Антонио был здесь в качестве работника в первый раз, а потому долгом парня как коллеги было показать всё и рассказать, где и что находится, а после познакомить мужчину со всеми работниками.       Это было роскошное здание и снаружи, и внутри. В фойе была выставлена часть коллекции оперы, и мимо прошла группа туристов, которых вёл экскурсовод, что-то говоривший на иностранном языке. Сальери проводил их взглядом и сам поспешил за Моцартом, который повёл своего коллегу к основной сцене.       Одна мысль о том, что здесь могли ставить что-то, что они бы придумали вдвоём, заставляла мёртвое сердце шевелиться. Антонио украдкой смотрел на Вольфганга, который рассказывал о том, откуда открывался лучший вид на сцену, и сам бежал к ней, чтобы показать, откуда из-за кулис можно было наблюдать за происходящим так, чтобы никто из зрителей не заметил. Он не забыл упомянуть и то, что сам предпочитал дирижировать оркестром.       Тут композитора позвали, и Моцарт спрыгнул со сцены, быстро возвращаясь к Сальери и хватая того за руку, чтобы потащить к незнакомцу. Он пообещал познакомить мужчину со всеми коллегами? Он так и сделает.       Поэтому уже через пару часов Антонио был знаком с каждым. Он запомнил по именам весь состав оркестра, всю балетную труппу, всех экскурсоводов, всех преподавателей кружков для детей и, конечно, директора оперы. К новому композитору отнеслись с подозрением, не зная, чего от него ждать, но вскоре расслабились, понимая, что второй головной боли, которой был Вольфганг, можно не ждать. И то, что все сразу стали относиться к мужчине приветливее, совершенно не нравилось Сальери.       Он не хотел становиться соперником Моцарта и отбирать его славу. Он вообще предпочитал садиться за орган или за рояль, чем заниматься постановкой собственной оперы. Но, кажется, выбора им оставлять не хотели. Тем удивительнее будет, когда они создадут что-то вместе. Да и на «противостоянии» можно было неплохо заработать, если скрыть тот факт, что они жили вместе.       Но это всё нужно было обсудить с Вольфгангом наедине. А пока Антонио с головой погрузился в работу, привыкая к новым коллегам, новой обстановке и своим новым обязанностям. За годы, которые он провёл, будучи вампиром, мужчина научился легко привыкать к изменениям в жизни. Он смирился с изменениями в поведении, с изменениями во внешнем виде, с изменениями в привычном образе жизни и с изменениями в языках, которые знал. Даже многочисленные переезды и путешествия стали привычными, несмотря на то, что Сальери ненавидел, что снова и снова приходилось всё начинать сначала. И если раньше можно было легко путешествовать без смены имени, то сейчас одного гипноза было недостаточно. Нужно было ещё и удалять всю информацию о себе в интернете, что стоило невероятного упорства и огромного количества нервов.       В общем, к новому месту работы Антонио привык достаточно быстро, особенно по меркам вампира. Всего за пару недель он освоился, а потому, однажды поймав Вольфганга вечером перед сном, усадил того за стол и сам сел напротив. Он волновался, не представляя, будет ли композитор согласен на такой обман, и не зная, раскроет ли кто-нибудь тот факт, что они жили вместе. Не в том смысле, в каком хотелось, но всё-таки вместе. — Что насчёт небольшой игры? У нас обоих достаточно влияния на публику, и мы возрождаем интерес к классической опере, однако мы можем заставить весь мир говорить о нас, — Сальери говорил это воодушевлённо, и Моцарту казалось, что он никогда ещё не видел коллегу таким вдохновлённым работой. Это радовало, и композитор уже желал согласиться, даже не дослушав просьбу. Но это было бы неправильно, поэтому парень продолжил слушать. — Представь, если мы будем играть роль соперников? Два лучших композитора, которые пытаются обойти друг друга, из-за чего создают шедевры. Несколько лет повоюем, потом устроим грандиозную премьеру, над которой поработаем вместе. А после... После можно устроить что-то ещё, что только больше подогреет интерес и к нам, и к нашей музыке. — Но мы и без этого достаточно знамениты, разве нет? — Вольфганг нахмурился. О мужчине, как и о нём самом, знали все, и это противостояние выглядело бессмысленным. К тому же обман могли легко раскрыть: парень не умел скрывать своих настоящих чувств, более того, он не хотел этого делать. — Да. Но нас знают по отдельности. А, если мы будем соперниками, наши имена всегда будут идти рядом, — Антонио ухмыльнулся. Он мог бы слегка надавить гипнозом и решить все проблемы, но так обходиться с человеком было бы нечестно. Поэтому вампир просто украдкой считывал чужие эмоции, ощущая волнение и неуверенность.       Внезапно Моцарт поднялся. Сальери слышал, как стучало сердце парня, и боялся, что тот откажет, из-за чего поднялся следом, готовый умолять согласиться.       Они снова стояли друг напротив друга, смотря в глаза и пытаясь понять чужую душу. — Так хочешь, чтобы мы были соперниками? — Вольфганг медленно приблизился к хозяину квартиры, не отводя взгляда в сторону. Сейчас он выглядел опасным хищником, только вот Антонио уже успел хорошо узнать человека и знал, что это было просто игрой. Вампир сам сделал несколько шагов вперёд, и они оказались слишком близко. — Или же ты так хочешь, чтобы все говорили о нас? — это Моцарт произнёс уже шёпотом, переведя взгляд на губы.       Сальери не пил кровь, но ему показалось, что он согрелся. Всё-таки мозг хорошо обманывал, когда очень хотелось почувствовать себя живым. — Догадайся, — ответил он, тоже переходя на шёпот.       Этого было достаточно, чтобы Вольфганг усмехнулся и запустил руку в волосы Антонио, распуская хвостик, после чего приблизился и осторожно коснулся своими губами чужих. Вампир ответил, обнимая парня за талию, и этот поцелуй казался самым правильным и самым нежным за все почти двести семьдесят лет существования.       Но зайти дальше он не смог бы в любом случае. Не без крови. — Поговорим об этом позже? — попросил Сальери, ненавязчиво касаясь кончиками пальцев чужой шеи. Как же хотелось склонить голову человека в сторону и попробовать его на вкус... Но нельзя. — Хорошо, — согласился Моцарт.       Он не знал, каким будет разговор. Однако был уверен в том, что уже не упустит такого шикарного во всех смыслах мужчину.